( Нар? Вэй шень ме? Где? Зачем?)
Ц Она не захотела мне сказать ни где, ни зачем.
( Мадэ! Черт!)
Ц Она также не захотела, чтобы я ее проводил.
(...)
Ц Она суетилась, как блоха на сковородке. Заверила меня, что ничем не рис
кует; самое большее, что ее огорчало, это два инспектора, приставленные дл
я ее же охраны, которые могли увязаться за ней. «Но я от них уйду, Лусса, ты м
еня знаешь!» У нее сверкали глаза, как в прежние времена подполья.
( Хоу лай! Дальше!)
Ц Я тебе уже рассказывал, как она отличилась во время Сопротивления?
( Хоу лай! Хоу лай! )
Ц Подпольные бумажные фабрики, подпольные печатни, подпольные сети рас
пространения, книжные магазины, книги, газеты Ц она выпускала все, что за
прещали фрицы.
(...)
Ц Двадцать пятого августа сорок четвертого, в день освобождения Парижа
, сам Шарль сказал ей: «Мадам, вы гордость французского издательского дел
а»...
(...)
Ц И знаешь, что она ответила?
(...)
Ц Она спросила: «Что вы сейчас читаете?»
(...)
Ц ...
(...)
Ц ...
(...)
Ц Скажу тебе одну вещь: Изабель... Изабель это дух времени, превратившийс
я в книги... волшебное превращение... философский камень...
(...)
Ц Это и называется: издатель, дурачок, настоящий издатель! Изабель Ц это
Издатель с большой буквы.
Ц Поэтому-то я и не хочу, чтобы твоя Жюли ее доставала.
( БУШИ ЖЮЛИ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ! Как еще тебе это вдолбить, Лусса! Это не Ж
юли! Это высокий блондин, бывший заключенный Сент-Ивера, это настоящий Ж.
Л. В., КЭКАОДЭ Ж. Л. В., ЧТОБ ТЕБЯ!.. Съехавший бумагомаратель, сплошн
яком заполнявший свои листы, не оставляя живого места, сумасшедший убийц
а, который хочет все свалить на Жюли! Чего ты торчишь здесь, вспоминая былы
е времена? Зови полицию, Лусса: Цзинь ча цзюй! ПОЛИЦИЮ!)
VII
КОРОЛЕВА И СОЛОВЕЙ
Королеве и убийца Ц нипочем.
42
Казалось, все тучи Веркора собрались над крышей фермы. Черное небо в черн
оте ночи. Но гроза разразилась раньше, чем они успели столкнуться друг с д
ругом: голос Королевы разверз небеса. Маленький пальчик Королевы гневно
рубит воздух, тыча в рукопись, которую она только что швырнула на стол, под
нос Кремеру.
Ц Это ваша автобиография, здесь речь идет о вас, Кремер, а не о к
ом-нибудь из ваших обычных персонажей, существующих только на бумаге! Ва
м придется доставить мне такое удовольствие и переписать все это в перво
м лице единственного числа. Вы здесь не за тем, чтобы писать от имени Ж. Л. В.!
Ц Я никогда не писал от первого лица.
Ц И что с того? Волков бояться...
Ц Я не сумею.
Ц Что еще за «я не сумею»? Вам и уметь ничего не надо, есть машины, которые
прекрасно это сделают за вас, заменяешь он на я , ввод
ишь в память, нажимаешь на кнопку, и дело в шляпе. Только не говорите мне, чт
о вы тупее машины, Кремер, всему есть предел!
Вспышки монаршего гнева долетают и до Жюли. Голос у Королевы визгливый, с
крипучий. Она именно такая, какой ее описывал Бенжамен. Королева не боитс
я ничего. Запершись в комнате своего отца-губернатора, Жюли следит за каж
дым словом этой женщины, которая там, внизу, на кухне, так мастерски справл
яется с настоящим убийцей.
Ц И потом, для чего эти героические нотки в описании ваших преступлений,
Кремер? Вы так гордитесь тем, что всадили пулю в бедного Готье?
Слова доносятся до Жюли, поднимаясь по печной трубе, которая обогревала
комнаты губернатора в зимнее время.
Ц Кремер, зачем вы убили Готье?
Кремер молчит. Слышно только, как скрипит лес под порывами ветра.
Ц Если верить тому, что я только что прочитала, ваш персонаж прекрасно зн
ает, почему он убил Готье. Эдакий крестоносец идет войной на заевшихся св
олочей издателей Ц такой тип героя вы себе избрали? И вы называете это ис
поведью? Крестоносцы остались в легендах, Кремер, сейчас это обыкновенны
е убийцы. И вы Ц один из них. Так почему вы убили Готье?
Табельный револьвер отца у Жюли под подушкой.
Ц Потому что вы подозревали, что он участвовал в афере Шаботта?
Ц Нет.
Ц Нет?
Ц Нет, это уже не имело значения.
Ц Как это не имело значения? Вы убили его не за то, что подозревали в краже
ваших книг?
Ц Нет. Как и Шаботта.
Голос у Кремера как у ученика, которого застали врасплох: отговорки... молч
ание... и потом вдруг истеричный приступ откровенности. Небеса разверзли
сь. Внезапные ливневые потоки. С самой высоты.
Ц Так, Кремер, слушайте внимательно: я так далеко ехала, валюсь с ног от ус
талости; теперь выбирайте: либо вы напрягаете извилины и пишете мне черн
ым по белому настоящую причину убийств, либо я собираю свои дряхлые кост
очки и возвращаюсь в Париж. Прямо сейчас! В грозу!
Ц Я хотел...
(Но, как говорил Бенжамен, Королева Забо умела улестить клиента.)
Ц Александр, давайте начистоту, вы замечательный романист. Если однажд
ы завистники станут говорить обратное, не убивайте их; пусть себе смеютс
я над вашими стереотипами, предоставьте им это жалкое удовольствие, а са
ми продолжайте спокойно работать. Вы из тех романистов, которые приводят
этот мир в порядок, почти как убирают помещение. Только реализм не для вас
, вот и все. Хорошо убранная комната, вот что предлагают ваши романы невзыс
кательной фантазии читателя. И это как раз то, что ему нужно, вашему читате
лю, если принять во внимание успех, которым вы пользуетесь.
Голос Королевы становится все тише. Сейчас это небо, светлеющее после гр
озы, шепот последних струй. И в этом Бенжамен был прав: голос Королевы иног
да напоминает голос Ясмины. Королева могла бы искупать Кремера, намылить
его с ног до головы, завернуть в мягкое полотенце. Королеве и убийца Ц ни
почем.
Ц Так случилось, что обстоятельства вытащили вас из вашей комнаты, Алек
сандр. Мы теперь в открытом пространстве. Нужно набраться смелости, посм
отреть вокруг и сказать мне, почему вы убили Шаботта. И Готье.
И этот убийца, высокий, бледный, немного чопорный Ц сколько ему может быт
ь лет? Ц наконец говорит:
Ц Я хотел отомстить за Сент-Ивера.
Королева на это осторожно, но убедительно:
Ц Отомстить за Сент-Ивера? Но ведь это вы его убили, Александр...
Молчание.
Потом он говорит:
Ц Все не так просто.
43
Он начал писать шестнадцать лет назад, после тех трех смертей Ц Каролин
ы и близнецов. Ничего, что касалось бы лично его. Он Ц персонаж,
естественным образом появившийся из-под его пера, этот бессменный герой
всемирного финансового вестерна Ц был полной противоположностью его
самого: совершенно чуждый ему, незнакомый, весь из секретов, ждущих своег
о исследователя, идеальный сосед по камере.
Александр был приговорен пожизненно.
И писал он с какой-то сконцентрированной рассеянностью, так обычно стач
ивают карандаш, марая телефонный блокнот: постепенно перестаешь слушат
ь, что тебе там говорят в трубку, все более увлекаясь тем, что вырисовывает
ся на бумаге. Именно так писал Александр, укрывшись за частоколом своего
убористого почерка, за стеной прилежно вычерчиваемых грифельных штрих
ов.
Сент-Ивера пленило такое старание.
Эти постоянно растущие стопки исписанных страниц.
Сент-Ивер перевел его к себе в Шампрон.
Здесь ли, в другом месте... Александр продолжал писать.
Честно говоря, все эти golden boys появились не на пустом месте, они Ц н
е плод его воображения, они из детства: вундеркинды Ц любимая тема Креме
ра-старшего. Чудо-дети... Кремер-старший всегда с особым пристрастием смо
трел на чужих детей. Завидовал их успехам... «Сыну Лермитье не было и тридц
ати, когда он взял в свои руки угольную промышленность всей Франции». Ц «
Мюллер посылает своего младшего в Гарвард. Ему только что семнадцать исп
олнилось: неплохо, да?» Ц «Вы помните юного Метресье? Так вот, он сейчас в м
ировой классификации входит в первую десятку производителей дрожжей... А
ему всего двадцать три!» Ни один ужин не обходился без того, чтобы Кремер-
старший не представил всеобщему вниманию целый отряд образцовых детей.
Бесконечные тирады сравнений за столом, перед близнецами, корпящими над
своим аттестатом о среднем специальном юридическом, и Александром, брос
ившим все, уйдя с третьего курса. Кремер-старший и в этом находил свое уте
шение: «Да это ни о чем не говорит; младший Перрен в школе был дуб дубом, и ни
чего, выкрутился как-то. Эти его шарикоподшипники расходятся только так,
он уже в Японии с ними обосновался...»
Александр писал.
Александр переводил под копирку узоры с ковра-самолета своего папаши. Э
то были даже не воспоминания. Скорее неясные отзвуки прошлого, которыми
питалось воображение, методично и без малейшего намека на иронию. Алекса
ндр разумно использовал этот источник. Он не восставал против сложившег
ося порядка вещей, он описывал вещи в той последовательности, в какой они
ему представлялись. Это четкое членение мира, в котором его герою все уда
валось, успокаивало и самого Александра. Если он зачеркивал фразу Ц а за
черкивал он ее всегда по линейке, Ц то делал это часто не для того, чтобы и
зменить ее содержание, но чтобы улучшить каллиграфию. Страницы складыва
лись в стопки, которые вечером он долго выравнивал, пока те не принимали б
езупречную форму параллелепипедов.
Александр был одним из пионеров эксперимента Сент-Ивера.
Ц Без вас, Ц говорил ему Сент-Ивер, Ц Шампрон не состоялся бы.
Ц Вы можете считать себя одним из создателей вашей тюрьмы.
А это уже было замечание Шаботта, председателя кабинета с подпрыгивающе
й походкой, живым умом и уверенными суждениями, чей визит помог положите
льно решить вопрос о выделении средств, необходимых для функционирован
ия Шампронской тюрьмы.
Александр писал.
В своей камере, имевшей круглую форму, он попросил заделать окно и остави
ть сквозное отверстие в потолке, отчего она стала похожа на колодец с выл
оженными книгами стенами.
Шестнадцать лет счастья.
До того самого утра, когда невеста Сент-Ивера, совсем юная, наивно положил
а на стол Александра один из романов Ж. Л. В.
Прошло недели две, прежде чем Кремер удосужился раскрыть книжку. Если бы
не бракосочетание Сент-Ивера, которое должно было состояться на следующ
ий день, он, верно, вообще бы к ней не притронулся. Александр не читал роман
ов. Александр не читал ничего, кроме материала для своих собственных соч
инений. Книги серии «Что я знаю?», энциклопедии Ц вот пища для его фантази
и.
Он не узнал себя в первых строках этого Ж. Л. В. Он не признал свой труд. Его в
вели в заблуждение четкость печатного шрифта, стройные абзацы, белизна п
олей, скользкий глянец обложки Ц материальность книги. Название, «После
дний поцелуй на Уолл-стрит», тоже ничего ему не говорило. (Сам он писал, не з
аботясь о том, что из этого выйдет, и никогда не озаглавливал своих произв
едений. Внутреннее равновесие целого регулировало объем, а скрытая идея
, сплачивающая повествование, вполне заменяла название. Так, не успев зак
ончить один роман, он переходил к началу следующего.) Итак, он читал, не узн
авая себя, к тому же он никогда не перечитывал написанное им. Имена действ
ующих лиц и некоторых мест, где происходило действие, были изменены. Текс
т разделили на главы, не заботясь о ритме повествования.
В конце концов он догадался.
Это был Александр Кремер в каком-то нелепом обличии.
Нельзя сказать, что он онемел от удивления или зашелся в ярости.
В ту ночь, когда он вышел из своей камеры, чтобы отправиться к Сент-Иверу, у
него в мыслях не было ничего, кроме списка вопросов. Весьма определенных.
Удовлетворить свое любопытство, всего-то. Именно ли Сент-Ивер украл у нег
о этот роман? И только ли этот? И почему? Неужели можно заработать, издавая
подобные глупости? Александр вовсе не был недоумком, на его взгляд, эти де
тские истории стоили не больше, чем надписи на стенах начальной школы. Ег
о тихое тюремное счастье, выраженное в мечтах, ничего больше. Ни на мгнове
ние он не представлял себя романистом в заточении. Скорее Ц вышивальщиц
ей, постоянно повторяющей один и тот же узор. В этом есть своя прелесть. И э
того ему было достаточно, как и всем остальным, содержавшимся у Сент-Ивер
а. Все: художники, скульпторы, музыканты Ц жили в том же безвременном прос
транстве, что и Александр. У них даже был один югослав, некий Стожилкович,
который, взявшись переводить Вергилия на сербскохорватский, хотел прос
ить, чтобы ему удвоили срок заключения. На что Сент-Ивер отвечал смеясь: «
Не беспокойтесь, Стожил, после вашего освобождения мы оставим вас почетн
ым членом».
Нет, тот, кто шел в ту ночь к Сент-Иверу, не был убийцей.
***
Ц Тем более непонятно, почему вы убили Сент-Ивера, Ц продолжала Короле
ва, не замечая стихии, бушевавшей за стенами дома. Ц Вы направляетесь в е
го кабинет, даже не думая об убийстве; по дороге вас как будто подменяют, и
это уже какой-то Рэмбо стучит в дверь Сент-Ивера. Можно подумать, это
он, персонаж ваших книг, пришел заявить о своих правах. Я ни на се
кунду не могу этого представить, Александр. Так что же произошло на
самом деле?
***
Что произошло? Как обычно, Александр вошел без стука. В руках у него была к
нига. Сент-Ивер в черных брюках и белой рубашке примерял перед зеркалом с
вадебный костюм. Он покачал головой. Он был худ и привык носить одежду сво
бодного покроя Ц старый добрый твидовый пиджак, вельветовые брюки. В эт
ом смокинге он был не похож сам на себя. Задумчивый пингвин, посаженный на
льдину свадебного торта. Когда он обернулся и увидел книгу в руках у Крем
ера, он переменился в лице. Принарядившийся мошенник, пойманный с поличн
ым, вот кого он сейчас напоминал.
Ц Что вы здесь делаете, Кремер?
Поведение, слова, бледность Ц все это совершенно не походило на Сент-Иве
ра. Он стал похож скорее на напуганного до смерти обычного директора тюр
ьмы, которого посреди ночи, в самом деле, припер к стенке в его собственном
кабинете один из заключенных, вооруженный к тому же. И Кремер вдруг понял
, что все это время он и был всего лишь обыкновенным заключенным. И здесь е
го обирали точно так же, как и раньше. И произошло именно то, что случилось
той ночью, когда он застал Каролину и близнецов в своей постели. Ножка лам
пы, которая прошлась по затылку Сент-Ивера, убила его на месте.
Потом Кремер его разделал.
Методично.
Чтобы придать вид коллективного преступления.
И полиция поверила.
На следующий день во дворе тюрьмы Кремер оплакивал смерть Сент-Ивера вм
есте с остальными. Неделями он ходил на допросы следствия, не давшего ник
аких результатов. Потом жизнь вошла в свое русло. Новое начальство. Устан
овки прежние. В тюремном укладе ничего не изменилось.
Александр вновь принялся за работу. Вернулся к своему чистописанию, к св
оим листам бумаги, исписанным сверху донизу, с обеих сторон (он никогда их
не нумеровал). На этот раз он решил рассказать свою жизнь. Последовательн
ость событий существования человека, которому, казалось, на роду написан
о быть постоянно обкрадываемым. Начиная со смерти братьев и до убийства
Сент-Ивера, не считая принесенной в жертву Каролины, он просто очищая это
т мир от воров. Он решил написать свою исповедь (но Королева была права, «и
споведь» Ц неподходящее слово, потому что он писал ее с откровенностью
третьего лица).
Он начал с описания операции.
Это хирургическое зверство явилось началом и одновременно концом всем
у.
До самого дня операции Александр был веселым ребенком, прекрасным товар
ищем близнецов в их играх, но иногда у него случались приступы удушья, одн
овременно жестокие и сладостные, когда недостаточный приток воздуха в л
егкие заставлял его махать руками, как будто он тонул, опьяняя его и позво
ляя, однако, видеть все и вся так ясно что он охотно провел бы всю жизнь, взб
ивая руками воздух, как чумная мельница, только бы не лишаться этого виде
ния. Кремер-старший и светила хирургии рассудили иначе. Однажды, когда оч
ередной приступ смеха вылился в припадок удушья маленького Александра
срочно привезли в клинику; там сделали несколько снимков, которые четко
показали присутствие в грудной клетке ребенка инородного тела. Комок пл
оти, который вытащили из него хирурги, оказался мертвым эмбрионом его бр
ата-близнеца, свернувшегося вокруг его сердца. Подобные примеры антропо
фагии на эмбриональном уровне не представляли собой ничего исключител
ьного, но наглядность данного случая вызвала восторг у студентов и практ
икантов, собравшихся в тот момент в палате мальчика:
Ц Обычное дело, Ц раздался чей-то голос, Ц съел своего братика, проказн
ик.
Когда колбу с эмбрионом выносили из палаты, Александр будто бы заметил в
ней оскал одного зуба как последнее напоминание о потерянном смехе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32