Настоящая репетиция Сталинграда Ц как иначе назват
ь эти бои на одном месте, когда груды человеческого гнилья стоят, вцепивш
ись мертвой хваткой друг в друга, борясь за каждый дюйм сточной канавы, ям
ы с отходами, за место у входа на перерабатывающий завод, за последние мет
ры рельсов, по которым катятся тележки с мусором?
В этой довоенной войне были свои армии, своя стратегия, свои генералы, сво
я разведка, свое интендантство, своя руководящая идея. И свои одиночки.
Лысый был из таких.
Лысый был поляком, которого вытолкали вон из-за волнений в шахте. Лысый, о
тец Изабель. Безработный поляк, решивший никогда больше не спускаться об
ратно. В той бездне работы Лысый оставил свою густую шевелюру, может быть
самую красивую во всей Польше, и ходил теперь с совершенно голым черепом.
Он носил только светлое из-за появившейся за годы работы неприязни к чер
ному цвету. Он один знал про себя, что вышел из чумазых угольщиков. Остальн
ые принимали его за разорившегося польского князька из тех аристократо
в, что пришли к нам с Востока, чтобы отобрать хлеб у наших таксистов. Но Лыс
ый не хотел быть таксистом... Такси Ц это та же шахта, только по горизонтал
и. Нет, Лысый жил содержимым чужих бумажников. Он не просил, он брал. Оглуша
л, обирал, тратил и снова отправлялся на охоту. Он знал, что так не может про
должаться вечно. Он чистил карманы в ожидании, что ему подвернется идея п
олучше. Он верил в свою «идею» так же слепо, как заядлый игрок в свое счаст
ливое число. В конце концов, почему бы нет, ведь даже его жена нашла себе за
нятие. Лысый и его жена, что называется, не сошлись характерами. Она задела
лась «абортмахершей», то есть помогала душам скорее добраться до места н
азначения, это и была ее «идея». И так как Лысый считал себя католиком, им п
ришлось развестись. Он оставил ей трех мальчиков, а себе забрал дочку. Иза
бель огорчала своего отца. Она так мало ела, как будто отказывалась от жиз
ни: в день три раза по ничего. Нужно было тратиться, испробовать все, самые
изысканные блюда. Лысый выбрасывал икру в помойное ведро и уходил на нов
ый промысел. Он думал еще, что Изабель мало ест потому, что много читает. Ка
ждый раз, как он выходил за новым кошельком, он обещал себе положить этому
конец. Но по дороге обратно сдавался: приходил в очередной раз с любимыми
журналами малышки. Он обожал смотреть, как огромная голова Изабель, стол
ь похожая на его собственную, склоняется над «Модой и работой», «Шикарно
й женщиной», «Формой и цветами», «Силуэтами», «Вог»... Может, Изабель стане
т кутюрье, новой Клод Сен-Сир или Жанной Бланшо? В любом случае, для этого т
оже надо было есть. Даже эти худющие модели что-то едят. Но Изабель пачкам
и поглощала журналы Ц бумагу, если быть точным... Особенно романы с продол
жением. Цепляясь один за другой, они бесконечными рядами разворачивалис
ь в голове Изабель. Она вырезала их, сшивала, и получались книжки. В возрас
те от пяти до десяти лет Изабель читала все, что попадалось ей на глаза, не
разбирая. А ее тарелка по-прежнему оставалась нетронутой.
Лысый нашел свою «идею» однажды ночью, когда он предпринял очередную выл
азку в предместье Сент-Оноре
Один из самых фешенебельных кварталов Пари
жа.
. Он шел следом за каким-то толстяком в твидовом пальто; тому было лет
шестьдесят, но возраст не лишил его беспечности. Лысый уже держал кулак н
аготове. Но вдруг, в аллеях Тюильри, конкуренты перехватили его дичь. Две т
ени, выделившиеся из мрака. Наперекор здравому смыслу этот, в твидовом па
льто, не захотел добровольно расстаться со своим бумажником. Пришлось бр
ать силой. Разбили в кровь лицо, ногами запинали по почкам. Задохнувшись о
т боли, «твидовый» не мог даже вскрикнуть. Лысый решил, что это несерьезно
е отношение к работе, и вмешался. Особых усилий не потребовалось: стоило е
му только пальцем ткнуть Ц и они повалились друг на друга. Молокососы, чт
о с них взять, в пустых горшках и то весу больше. Потом он помог толстяку по
дняться. Кровь била из него фонтаном. Лысый прикладывал платок, пытаясь о
становить кровотечение, но того заботило лишь одно:
Ц Мой Лоти, Лоти...
Он харкал кровью, но на языке у него было одно:
Ц Мой Лоти...
Его мучила другая боль:
Ц Оригинальное издание, понимаете...
Лысый, конечно, ничего не понимал. «Твидовый» потерял свои очки. Он рухнул
на тротуар. Вот чудак, что за радость дрязгаться в луже собственной крови?
Тот шарил вокруг, как слепой.
Ц На рисовой бумаге...
Шахтер с юных лет, перешедший потом на ночные облавы, Лысый видел в темнот
е, как кошка. Он без труда нашел то, что искали. Небольшая книжка валялась в
нескольких шагах.
Ц О! Месье... если бы вы знали...
Он судорожно прижимал к сердцу свое сокровище.
Ц Вот, возьмите, прошу вас, пожалуйста...
Он открыл бумажник и протягивал Лысому целое состояние. Лысый раздумыва
л. Для грабителя это были нечестные деньги. Но тот засунул ему пачку в карм
ан.
Когда Лысый рассказал о своем приключении Изабель, девчушка наконец улы
бнулась, что редко с ней случалось:
Ц Это был библиофил.
Ц Библиофил? Ц переспросил Лысый.
Ц Да, тот, кто предпочитает книги литературе, Ц объяснила она.
До Лысого все еще не дошло.
Ц Для таких людей важна только бумага, переплет, Ц продолжала Изабель.
Ц Даже если внутри ничего не написано?
Ц Даже если там написана какая-нибудь ерунда. Они расставляют свои томи
ки подальше от солнечных лучей, они даже не разрезают страницы, они берут
их в руки, только надев тонкие перчатки, они их не читают, они на них с
мотрят.
И тут с ней случился припадок дикого смеха, раньше Лысый принимал этот ее
смех за приступы астмы, спровоцированные угольной пылью шахтерского по
селка. Но нет, этот вырывавшийся из легких поток воздуха был смехом Изабе
ль. Лысый никогда не мог понять, над чем она смеется. На этот раз малышка по
яснила:
Ц Мне только что пришла идея, очень, как бы это сказать, в духе предместья
Сент-Оноре.
Лысый ждал.
Ц Забавно было бы самим делать редкие книги с переплетами из тканей Гер
меса, Жанны Лафори, Ворта, О'Россена...
Она принялась икать, выкрикивая имена известных модельеров.
Ц Верх шика, правда?
Идея дочери понравилась отцу. Девчонка была права. Лысый наконец понял, в
чем тут фокус: эстеты никогда даже не открывают книги. Что бы та
м ни случилось, высокая мода будет подниматься все выше, кулинарное иску
сство все так же будет ублажать желудки аристократии, любители музыки вс
егда сумеют настроить свои скрипки, и даже в худшем из катаклизмов плане
тарного масштаба всегда найдется такой чудак в твидовом пальто, готовый
лечь костьми за оригинальное издание.
Лысый отправился по модельерам. Те и в самом деле нашли идею «шикарной». Л
ысый собрал их обрезки. Изабель в это время рылась на помойках, отбирая ма
терию, выбрасывая шерсть и синтетику и оставляя лен, хлопок, холст и марлю
. Лысый умаслил лучших печатников, и вскоре известнейшие печатни выпусти
ли Барреса в обложке от Баленсиаги, Поля Бурже в гермесовском переплете,
Жана Ануя в наряде от Шанель или какое-нибудь «Острие меча» юного де Голл
я в одеянии тончайшего шелка от Борта. Всего пару-тройку номерных экземп
ляров каждого названия, но по такой цене, которая позволила доверху напо
лнить тарелки Изабель.
Лысому следовало бы на этом остановиться. Его «идея» оказалась более хри
стианской, чем занятие его жены, костюмы его стали отныне белизны безупр
ечной, и его девочка ела теперь досыта, найдя наконец то, что было ей по вку
су.
Увы, Лысый был захватчиком по натуре. Сделав себе состояние на производс
тве редкой книги, он захотел стать папой римским над библиофилами, богом
переплетов, которые делают книги бессмертными. Обрезков модных домов ем
у показалось мало. Ему понадобилось тряпье со всей столицы, он захотел мо
нополии. С другой стороны, Лысый был примерным польским католиком. Он не ж
елал иметь дела со всякими евреями из Сантье или Марэ
Кварталы Парижа, где традиц
ионно, со Средневековья, селятся евреи.
. Но именно там были ткани. И кожа для переплетов. Лысый нанял целую ар
мию тряпичников, которую он бросил на еврейские помойки. Его войско верн
улось побитым, с пустыми руками. Лысого это озадачило. Кто-то осмелился по
йти против него. Это случилось впервые. Он вооружил своих ребят крюками с
отравленным острием. Двое не вернулись, остальные были так напуганы, что
не могли ничего толком объяснить. Нет, они не знали, что произошло, нет, они
ничего не видели. Как будто на них вдруг опустилась кромешная тьма, и они р
азбились вдребезги об эту черную стену ночи. Их ряды смешались под натис
ком бачков с привидениями. Нет уж, ноги их больше не будет в этих еврейских
кварталах. И армия Лысого рассеялась, несмотря на обещание легкой нажив
ы, несмотря даже на его кулаки. Лысого из-за всего этого начали посещать н
астоящие кошмары. Изабель слышала, как он кричал во сне: «Ночь евреев!» Его
ужас эхом разносился по предместью Сент-Оноре: «НОЧЬ ЕВРЕЕВ!» Ему вдруг в
спомнились страшилки из его польского детства, от которых он и вовсе сон
потерял. Бабушка-полячка опять приходила укачивать его в колыбели. Деду
шка-поляк читал вместе с ним молитвы. Бабушка-полячка принималась за сво
и истории. Она рассказывала об одном штетеле на берегу Вислы, где еврейск
ие жрецы в белых париках в ночь на пятницу резали маленьких мальчиков. «И
мольбы этих мучеников, Ц продолжала бабушка-полячка, Ц разносятся по р
еке, от Гданьска до Варшавы, до ледяных ветров Балтики, чтобы смущать души
маленьких спящих христиан. Спи спокойно, мое сердечко». Лысый вскакивал
на кровати, пробудившись от кошмара: эти сволочи были страшнее, чем его со
бственная жена! Они не отправляли ангелочков прямо на небо, они их резали
живьем.
Наконец настал момент, когда Лысый вообще решил не ложиться. Он надел сво
й альпака, белизны безупречной, как покров Богородицы, белый галстук, вде
л белый цветок в петлицу, взял за руку Изабель и отправился на погром. Ему
нужна была малышка, чтобы по запаху выбрать ткани, в остальном он полагал
ся на свою удачу, свои кулаки и свой тягач «Латиль» с тремя кузовами и двой
ным приводом.
Изабель за версту чуяла лучшие обрезки. Лысый поднимал мусорные баки и в
ытряхивал их содержимое в кузов. Лишь на пятом бачке он почувствовал опа
сность. И тем не менее на этой улице Понт-о-Шу не было ни души. «Но, Ц как го
ворила бабушка, Ц евреи до такой степени верят в привидения, что сами ста
новятся невидимыми. Они повсюду Ц и нигде». Лысый ударил кулаком в том на
правлении, откуда, как ему казалось, исходила опасность. Кулак и в самом де
ле воткнулся в чье-то лицо, и Лысый услышал звук падения тела довольно дал
еко от того места, где он стоял. Он даже не поинтересовался, кто это был, выв
алил бачок в кузов и безмятежно продолжил свой путь.
***
Ц Это был мой старший брат. Этот чертов антисемит убил моего брата.
Через полвека Лусса, негр с Казаманса, все еще сокрушался по этому поводу
у постели Малоссена.
Ц Я понимаю, тебе сейчас не до сопереживаний, но, видишь ли, для меня это ко
е-что значит.
Малоссен лежал пластом.
Ц Один удар кулаком Ц и лицо моего брата расплющено, как муха на буфете.
Вполне вероятно, что Малоссен все слышит.
Ц Но именно в ту ночь я впервые повстречался с Изабель.
Голос Луссы смягчился.
Ц Часто, пока мои братья развлекались, я прятался где-нибудь. Я забиралс
я в спокойный уголок, где поуютнее, поближе к фонарю, и доставал из кармана
книжку.
***
Когда в ту ночь над его бачком склонилось огромное лицо, Лусса сначала по
думал, что произошло лунное затмение. Или что у него отобрали его фонарь. Н
о тут он услышал голос:
Ц Что ты читаешь?
Это был глухой хриплый голос маленькой девочки, страдающей астмой. Лусса
ответил:
Ц Достоевского. «Бесы».
Рука с ладонью невероятных размеров вторглась к нему в укрытие.
Ц Дай посмотреть.
Лусса попытался защищаться:
Ц Ты ничего не поймешь.
Ц Ну же! Я верну.
Сразу две просьбы в одном восклицании: отдать книжку и сделать это быстр
о. Изабель была самой первой женщиной, которой Лусса уступил. И единствен
ной, которая никогда не давала ему повода об этом пожалеть.
Ц Только не двигайся.
Она накрыла этот бачок валявшимся поблизости листом картона, отрицател
ьно покачала головой приближавшемуся Лысому и перешла к следующему.
***
Когда братья Луссы принесли старшего домой, они не смогли объяснить отцу
, что произошло, точно так же, как в свое время тряпичники Лысому.
Ц На нас напал призрак.
Ц Он был весь белый, на тракторе.
Ц Призраки не ездят на тракторах, Ц сказал отец. Ц Темнота вы суеверна
я.
Ц Как хочешь, но мы туда больше не пойдем, Ц ответили сыновья.
Лысый сначала и не подозревал, кому он объявил войну. Он вышел победителе
м из этой еврейской ночи, вот и все. На следующую ночь он опять собирался п
ойти туда. Но когда он вернулся из этого второго похода, его собственные п
омойки были охвачены пламенем. Огонь разжег великан-африканец, с шевелю
рой настолько густой, насколько сам он был лыс, настолько же черный, наско
лько он был белым. Соплеменники также почитали его за предводителя, княз
я Казаманса, Зигиншорского
Зигиншор Ц город в Сенегале на реке Казама
нс.
короля, который также пришел отнять у нас наши такси, будучи всего-н
авсего мажордомом у какого-то торговца арахисом, которому он свернул ше
ю однажды, когда тот очередной раз назвал его гигантским бабуином. Князь
Казаманса презирал такси. Он заправлял помойками Марэ, которых едва хват
ало, чтобы прокормить своих, на Лысого он не рассчитывал.
***
Ц Короче, я избавлю тебя от подробностей, дурачок, но эти двое не могли од
нажды не встретиться. Все было готово для этого легендарного поединка. И
злосчастная дуэль состоялась в ночь полнолуния. На этом кончилось мое де
тство. Их нашли мертвыми, обоих, в лучших традициях мусорщиков: повсюду вы
рванные крючьями куски плоти.
Дыхание Малоссена было до того искусственным, что он казался не более жи
вым, чем те двое.
Ц А что же Изабель, спросишь ты меня?
Это и в самом деле был вопрос, который задал бы Малоссен.
Ц Так вот, пока шла эта битва гигантов, Изабель отыскала меня в моем люби
мом бачке. Она прочитала Достоевского и возвращала мне его, как и обещала.
«Ну что, поняла хоть что-нибудь?» Ц спросил я. «Нет». Ц «Вот видишь...» Ц «Н
ет, но не потому, что книга слишком сложная». Ц «Ах так!» Ц «Нет, здесь дру
гое». (Хочу напомнить тебе, дурачок, что за две улицы оттуда наши отцы рвал
и друг друга в клочья.) Ц «Что же?» Ц «Ставрогин», Ц ответила Изабель. У н
ее была такая же голова, как сейчас. Невозможно было определить ее возрас
т. «Ставрогин?» Ц «Да, Ставрогин, главный герой, он что-то скрывает, он не г
оворит всей правды, от этого все так запутано». Ц «Как тебя зовут?» Ц «Из
абель». Ц «Меня Ц Лусса». Ц «Лусса?» Ц «Лусса с Казаманса». (До нас доно
сился хрип дерущихся великанов, наших отцов, звон металлических крючьев
.) Ц «Слушай, Лусса, нужно будет встретиться, когда все это закончится». Ц
«Да, хорошо бы». Ц «Нужно, чтобы люди всегда встречались». Только по этим
словам можно было догадаться, что перед тобой маленькая девочка. Но если
хорошенько подумать, то такие слова, как «всегда» и «никогда», до сих пор у
нее в обиходе.
После похорон нас обоих поместили в приют. То есть в разные, конечно, но мы
стойко держались. Мы встречались так часто, как только было возможно. Сте
ны возводятся для того, чтобы их преодолевали.
А теперь слушай внимательно, дурачок. 9 июня 1931 года мы вместе, Изабель и я, хо
дили во Дворец колоний. Колонии Ц это, если хочешь, часть моей истории. Ит
ак, мы встречаемся во Дворце колоний и тут же натыкаемся на первый в нашей
жизни книжный автобус. Две с половиной тысячи томов на тележке с мотором
в десять лошадиных сил. Культура на колесах. Чтобы «Три мушкетера» добра
лись и до Казаманса... Ты представляешь, как мы обрадовались!
Мы катались по всему городу в компании таких же шалопаев, рассматривая к
нижки.
Запомни эту дату, 9 июня 1931 года, это настоящий день рождения Изабель. Она от
рыла где-то на полках совсем маленькую книжку и сказала мне: «Смотри». Это
была «Исповедь Ставрогина», заключительная часть Достоевских «Бесов»,
в издании «Плона», если не ошибаюсь. Изабель стала читать этот отрывок та
к, как если бы это было личное письмо. И практически сразу же расплакалась
. О, эти печали заумных девчонок! Ты думаешь: «Как это трогательно, когда ма
лышка проливает слезы над романом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
ь эти бои на одном месте, когда груды человеческого гнилья стоят, вцепивш
ись мертвой хваткой друг в друга, борясь за каждый дюйм сточной канавы, ям
ы с отходами, за место у входа на перерабатывающий завод, за последние мет
ры рельсов, по которым катятся тележки с мусором?
В этой довоенной войне были свои армии, своя стратегия, свои генералы, сво
я разведка, свое интендантство, своя руководящая идея. И свои одиночки.
Лысый был из таких.
Лысый был поляком, которого вытолкали вон из-за волнений в шахте. Лысый, о
тец Изабель. Безработный поляк, решивший никогда больше не спускаться об
ратно. В той бездне работы Лысый оставил свою густую шевелюру, может быть
самую красивую во всей Польше, и ходил теперь с совершенно голым черепом.
Он носил только светлое из-за появившейся за годы работы неприязни к чер
ному цвету. Он один знал про себя, что вышел из чумазых угольщиков. Остальн
ые принимали его за разорившегося польского князька из тех аристократо
в, что пришли к нам с Востока, чтобы отобрать хлеб у наших таксистов. Но Лыс
ый не хотел быть таксистом... Такси Ц это та же шахта, только по горизонтал
и. Нет, Лысый жил содержимым чужих бумажников. Он не просил, он брал. Оглуша
л, обирал, тратил и снова отправлялся на охоту. Он знал, что так не может про
должаться вечно. Он чистил карманы в ожидании, что ему подвернется идея п
олучше. Он верил в свою «идею» так же слепо, как заядлый игрок в свое счаст
ливое число. В конце концов, почему бы нет, ведь даже его жена нашла себе за
нятие. Лысый и его жена, что называется, не сошлись характерами. Она задела
лась «абортмахершей», то есть помогала душам скорее добраться до места н
азначения, это и была ее «идея». И так как Лысый считал себя католиком, им п
ришлось развестись. Он оставил ей трех мальчиков, а себе забрал дочку. Иза
бель огорчала своего отца. Она так мало ела, как будто отказывалась от жиз
ни: в день три раза по ничего. Нужно было тратиться, испробовать все, самые
изысканные блюда. Лысый выбрасывал икру в помойное ведро и уходил на нов
ый промысел. Он думал еще, что Изабель мало ест потому, что много читает. Ка
ждый раз, как он выходил за новым кошельком, он обещал себе положить этому
конец. Но по дороге обратно сдавался: приходил в очередной раз с любимыми
журналами малышки. Он обожал смотреть, как огромная голова Изабель, стол
ь похожая на его собственную, склоняется над «Модой и работой», «Шикарно
й женщиной», «Формой и цветами», «Силуэтами», «Вог»... Может, Изабель стане
т кутюрье, новой Клод Сен-Сир или Жанной Бланшо? В любом случае, для этого т
оже надо было есть. Даже эти худющие модели что-то едят. Но Изабель пачкам
и поглощала журналы Ц бумагу, если быть точным... Особенно романы с продол
жением. Цепляясь один за другой, они бесконечными рядами разворачивалис
ь в голове Изабель. Она вырезала их, сшивала, и получались книжки. В возрас
те от пяти до десяти лет Изабель читала все, что попадалось ей на глаза, не
разбирая. А ее тарелка по-прежнему оставалась нетронутой.
Лысый нашел свою «идею» однажды ночью, когда он предпринял очередную выл
азку в предместье Сент-Оноре
Один из самых фешенебельных кварталов Пари
жа.
. Он шел следом за каким-то толстяком в твидовом пальто; тому было лет
шестьдесят, но возраст не лишил его беспечности. Лысый уже держал кулак н
аготове. Но вдруг, в аллеях Тюильри, конкуренты перехватили его дичь. Две т
ени, выделившиеся из мрака. Наперекор здравому смыслу этот, в твидовом па
льто, не захотел добровольно расстаться со своим бумажником. Пришлось бр
ать силой. Разбили в кровь лицо, ногами запинали по почкам. Задохнувшись о
т боли, «твидовый» не мог даже вскрикнуть. Лысый решил, что это несерьезно
е отношение к работе, и вмешался. Особых усилий не потребовалось: стоило е
му только пальцем ткнуть Ц и они повалились друг на друга. Молокососы, чт
о с них взять, в пустых горшках и то весу больше. Потом он помог толстяку по
дняться. Кровь била из него фонтаном. Лысый прикладывал платок, пытаясь о
становить кровотечение, но того заботило лишь одно:
Ц Мой Лоти, Лоти...
Он харкал кровью, но на языке у него было одно:
Ц Мой Лоти...
Его мучила другая боль:
Ц Оригинальное издание, понимаете...
Лысый, конечно, ничего не понимал. «Твидовый» потерял свои очки. Он рухнул
на тротуар. Вот чудак, что за радость дрязгаться в луже собственной крови?
Тот шарил вокруг, как слепой.
Ц На рисовой бумаге...
Шахтер с юных лет, перешедший потом на ночные облавы, Лысый видел в темнот
е, как кошка. Он без труда нашел то, что искали. Небольшая книжка валялась в
нескольких шагах.
Ц О! Месье... если бы вы знали...
Он судорожно прижимал к сердцу свое сокровище.
Ц Вот, возьмите, прошу вас, пожалуйста...
Он открыл бумажник и протягивал Лысому целое состояние. Лысый раздумыва
л. Для грабителя это были нечестные деньги. Но тот засунул ему пачку в карм
ан.
Когда Лысый рассказал о своем приключении Изабель, девчушка наконец улы
бнулась, что редко с ней случалось:
Ц Это был библиофил.
Ц Библиофил? Ц переспросил Лысый.
Ц Да, тот, кто предпочитает книги литературе, Ц объяснила она.
До Лысого все еще не дошло.
Ц Для таких людей важна только бумага, переплет, Ц продолжала Изабель.
Ц Даже если внутри ничего не написано?
Ц Даже если там написана какая-нибудь ерунда. Они расставляют свои томи
ки подальше от солнечных лучей, они даже не разрезают страницы, они берут
их в руки, только надев тонкие перчатки, они их не читают, они на них с
мотрят.
И тут с ней случился припадок дикого смеха, раньше Лысый принимал этот ее
смех за приступы астмы, спровоцированные угольной пылью шахтерского по
селка. Но нет, этот вырывавшийся из легких поток воздуха был смехом Изабе
ль. Лысый никогда не мог понять, над чем она смеется. На этот раз малышка по
яснила:
Ц Мне только что пришла идея, очень, как бы это сказать, в духе предместья
Сент-Оноре.
Лысый ждал.
Ц Забавно было бы самим делать редкие книги с переплетами из тканей Гер
меса, Жанны Лафори, Ворта, О'Россена...
Она принялась икать, выкрикивая имена известных модельеров.
Ц Верх шика, правда?
Идея дочери понравилась отцу. Девчонка была права. Лысый наконец понял, в
чем тут фокус: эстеты никогда даже не открывают книги. Что бы та
м ни случилось, высокая мода будет подниматься все выше, кулинарное иску
сство все так же будет ублажать желудки аристократии, любители музыки вс
егда сумеют настроить свои скрипки, и даже в худшем из катаклизмов плане
тарного масштаба всегда найдется такой чудак в твидовом пальто, готовый
лечь костьми за оригинальное издание.
Лысый отправился по модельерам. Те и в самом деле нашли идею «шикарной». Л
ысый собрал их обрезки. Изабель в это время рылась на помойках, отбирая ма
терию, выбрасывая шерсть и синтетику и оставляя лен, хлопок, холст и марлю
. Лысый умаслил лучших печатников, и вскоре известнейшие печатни выпусти
ли Барреса в обложке от Баленсиаги, Поля Бурже в гермесовском переплете,
Жана Ануя в наряде от Шанель или какое-нибудь «Острие меча» юного де Голл
я в одеянии тончайшего шелка от Борта. Всего пару-тройку номерных экземп
ляров каждого названия, но по такой цене, которая позволила доверху напо
лнить тарелки Изабель.
Лысому следовало бы на этом остановиться. Его «идея» оказалась более хри
стианской, чем занятие его жены, костюмы его стали отныне белизны безупр
ечной, и его девочка ела теперь досыта, найдя наконец то, что было ей по вку
су.
Увы, Лысый был захватчиком по натуре. Сделав себе состояние на производс
тве редкой книги, он захотел стать папой римским над библиофилами, богом
переплетов, которые делают книги бессмертными. Обрезков модных домов ем
у показалось мало. Ему понадобилось тряпье со всей столицы, он захотел мо
нополии. С другой стороны, Лысый был примерным польским католиком. Он не ж
елал иметь дела со всякими евреями из Сантье или Марэ
Кварталы Парижа, где традиц
ионно, со Средневековья, селятся евреи.
. Но именно там были ткани. И кожа для переплетов. Лысый нанял целую ар
мию тряпичников, которую он бросил на еврейские помойки. Его войско верн
улось побитым, с пустыми руками. Лысого это озадачило. Кто-то осмелился по
йти против него. Это случилось впервые. Он вооружил своих ребят крюками с
отравленным острием. Двое не вернулись, остальные были так напуганы, что
не могли ничего толком объяснить. Нет, они не знали, что произошло, нет, они
ничего не видели. Как будто на них вдруг опустилась кромешная тьма, и они р
азбились вдребезги об эту черную стену ночи. Их ряды смешались под натис
ком бачков с привидениями. Нет уж, ноги их больше не будет в этих еврейских
кварталах. И армия Лысого рассеялась, несмотря на обещание легкой нажив
ы, несмотря даже на его кулаки. Лысого из-за всего этого начали посещать н
астоящие кошмары. Изабель слышала, как он кричал во сне: «Ночь евреев!» Его
ужас эхом разносился по предместью Сент-Оноре: «НОЧЬ ЕВРЕЕВ!» Ему вдруг в
спомнились страшилки из его польского детства, от которых он и вовсе сон
потерял. Бабушка-полячка опять приходила укачивать его в колыбели. Деду
шка-поляк читал вместе с ним молитвы. Бабушка-полячка принималась за сво
и истории. Она рассказывала об одном штетеле на берегу Вислы, где еврейск
ие жрецы в белых париках в ночь на пятницу резали маленьких мальчиков. «И
мольбы этих мучеников, Ц продолжала бабушка-полячка, Ц разносятся по р
еке, от Гданьска до Варшавы, до ледяных ветров Балтики, чтобы смущать души
маленьких спящих христиан. Спи спокойно, мое сердечко». Лысый вскакивал
на кровати, пробудившись от кошмара: эти сволочи были страшнее, чем его со
бственная жена! Они не отправляли ангелочков прямо на небо, они их резали
живьем.
Наконец настал момент, когда Лысый вообще решил не ложиться. Он надел сво
й альпака, белизны безупречной, как покров Богородицы, белый галстук, вде
л белый цветок в петлицу, взял за руку Изабель и отправился на погром. Ему
нужна была малышка, чтобы по запаху выбрать ткани, в остальном он полагал
ся на свою удачу, свои кулаки и свой тягач «Латиль» с тремя кузовами и двой
ным приводом.
Изабель за версту чуяла лучшие обрезки. Лысый поднимал мусорные баки и в
ытряхивал их содержимое в кузов. Лишь на пятом бачке он почувствовал опа
сность. И тем не менее на этой улице Понт-о-Шу не было ни души. «Но, Ц как го
ворила бабушка, Ц евреи до такой степени верят в привидения, что сами ста
новятся невидимыми. Они повсюду Ц и нигде». Лысый ударил кулаком в том на
правлении, откуда, как ему казалось, исходила опасность. Кулак и в самом де
ле воткнулся в чье-то лицо, и Лысый услышал звук падения тела довольно дал
еко от того места, где он стоял. Он даже не поинтересовался, кто это был, выв
алил бачок в кузов и безмятежно продолжил свой путь.
***
Ц Это был мой старший брат. Этот чертов антисемит убил моего брата.
Через полвека Лусса, негр с Казаманса, все еще сокрушался по этому поводу
у постели Малоссена.
Ц Я понимаю, тебе сейчас не до сопереживаний, но, видишь ли, для меня это ко
е-что значит.
Малоссен лежал пластом.
Ц Один удар кулаком Ц и лицо моего брата расплющено, как муха на буфете.
Вполне вероятно, что Малоссен все слышит.
Ц Но именно в ту ночь я впервые повстречался с Изабель.
Голос Луссы смягчился.
Ц Часто, пока мои братья развлекались, я прятался где-нибудь. Я забиралс
я в спокойный уголок, где поуютнее, поближе к фонарю, и доставал из кармана
книжку.
***
Когда в ту ночь над его бачком склонилось огромное лицо, Лусса сначала по
думал, что произошло лунное затмение. Или что у него отобрали его фонарь. Н
о тут он услышал голос:
Ц Что ты читаешь?
Это был глухой хриплый голос маленькой девочки, страдающей астмой. Лусса
ответил:
Ц Достоевского. «Бесы».
Рука с ладонью невероятных размеров вторглась к нему в укрытие.
Ц Дай посмотреть.
Лусса попытался защищаться:
Ц Ты ничего не поймешь.
Ц Ну же! Я верну.
Сразу две просьбы в одном восклицании: отдать книжку и сделать это быстр
о. Изабель была самой первой женщиной, которой Лусса уступил. И единствен
ной, которая никогда не давала ему повода об этом пожалеть.
Ц Только не двигайся.
Она накрыла этот бачок валявшимся поблизости листом картона, отрицател
ьно покачала головой приближавшемуся Лысому и перешла к следующему.
***
Когда братья Луссы принесли старшего домой, они не смогли объяснить отцу
, что произошло, точно так же, как в свое время тряпичники Лысому.
Ц На нас напал призрак.
Ц Он был весь белый, на тракторе.
Ц Призраки не ездят на тракторах, Ц сказал отец. Ц Темнота вы суеверна
я.
Ц Как хочешь, но мы туда больше не пойдем, Ц ответили сыновья.
Лысый сначала и не подозревал, кому он объявил войну. Он вышел победителе
м из этой еврейской ночи, вот и все. На следующую ночь он опять собирался п
ойти туда. Но когда он вернулся из этого второго похода, его собственные п
омойки были охвачены пламенем. Огонь разжег великан-африканец, с шевелю
рой настолько густой, насколько сам он был лыс, настолько же черный, наско
лько он был белым. Соплеменники также почитали его за предводителя, княз
я Казаманса, Зигиншорского
Зигиншор Ц город в Сенегале на реке Казама
нс.
короля, который также пришел отнять у нас наши такси, будучи всего-н
авсего мажордомом у какого-то торговца арахисом, которому он свернул ше
ю однажды, когда тот очередной раз назвал его гигантским бабуином. Князь
Казаманса презирал такси. Он заправлял помойками Марэ, которых едва хват
ало, чтобы прокормить своих, на Лысого он не рассчитывал.
***
Ц Короче, я избавлю тебя от подробностей, дурачок, но эти двое не могли од
нажды не встретиться. Все было готово для этого легендарного поединка. И
злосчастная дуэль состоялась в ночь полнолуния. На этом кончилось мое де
тство. Их нашли мертвыми, обоих, в лучших традициях мусорщиков: повсюду вы
рванные крючьями куски плоти.
Дыхание Малоссена было до того искусственным, что он казался не более жи
вым, чем те двое.
Ц А что же Изабель, спросишь ты меня?
Это и в самом деле был вопрос, который задал бы Малоссен.
Ц Так вот, пока шла эта битва гигантов, Изабель отыскала меня в моем люби
мом бачке. Она прочитала Достоевского и возвращала мне его, как и обещала.
«Ну что, поняла хоть что-нибудь?» Ц спросил я. «Нет». Ц «Вот видишь...» Ц «Н
ет, но не потому, что книга слишком сложная». Ц «Ах так!» Ц «Нет, здесь дру
гое». (Хочу напомнить тебе, дурачок, что за две улицы оттуда наши отцы рвал
и друг друга в клочья.) Ц «Что же?» Ц «Ставрогин», Ц ответила Изабель. У н
ее была такая же голова, как сейчас. Невозможно было определить ее возрас
т. «Ставрогин?» Ц «Да, Ставрогин, главный герой, он что-то скрывает, он не г
оворит всей правды, от этого все так запутано». Ц «Как тебя зовут?» Ц «Из
абель». Ц «Меня Ц Лусса». Ц «Лусса?» Ц «Лусса с Казаманса». (До нас доно
сился хрип дерущихся великанов, наших отцов, звон металлических крючьев
.) Ц «Слушай, Лусса, нужно будет встретиться, когда все это закончится». Ц
«Да, хорошо бы». Ц «Нужно, чтобы люди всегда встречались». Только по этим
словам можно было догадаться, что перед тобой маленькая девочка. Но если
хорошенько подумать, то такие слова, как «всегда» и «никогда», до сих пор у
нее в обиходе.
После похорон нас обоих поместили в приют. То есть в разные, конечно, но мы
стойко держались. Мы встречались так часто, как только было возможно. Сте
ны возводятся для того, чтобы их преодолевали.
А теперь слушай внимательно, дурачок. 9 июня 1931 года мы вместе, Изабель и я, хо
дили во Дворец колоний. Колонии Ц это, если хочешь, часть моей истории. Ит
ак, мы встречаемся во Дворце колоний и тут же натыкаемся на первый в нашей
жизни книжный автобус. Две с половиной тысячи томов на тележке с мотором
в десять лошадиных сил. Культура на колесах. Чтобы «Три мушкетера» добра
лись и до Казаманса... Ты представляешь, как мы обрадовались!
Мы катались по всему городу в компании таких же шалопаев, рассматривая к
нижки.
Запомни эту дату, 9 июня 1931 года, это настоящий день рождения Изабель. Она от
рыла где-то на полках совсем маленькую книжку и сказала мне: «Смотри». Это
была «Исповедь Ставрогина», заключительная часть Достоевских «Бесов»,
в издании «Плона», если не ошибаюсь. Изабель стала читать этот отрывок та
к, как если бы это было личное письмо. И практически сразу же расплакалась
. О, эти печали заумных девчонок! Ты думаешь: «Как это трогательно, когда ма
лышка проливает слезы над романом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32