Тело Кремера распласталось под кроватью Бенжамена, а Тянь, которого отбр
осило в коридор, сполз по стенке и так и остался сидеть, упершись ступнями
в пол и согнув ноги в коленях, в позе медитирующего тайского жителя полей.
Присмотрелись.
Пульс...
Все кончено.
«Ангелы засыпают, как только опустятся на землю», Ц повторил Жереми, ког
да белая простыня сложила крылья над старым Тянем. И он заплакал бы, если б
ы в этот самый момент Малыш не закричал:
Ц Смотрите! Бенжамен заговорил!
Все поглядели на Малоссена. Естественно, Малоссен молчал, верный себе, ра
стянувшись с завидным безразличием под закрывшей его своим телом Жюли.
Ц Нет, там! Жюли, смотри!
Жюли подняла наконец голову и увидела то, что все пытались разглядеть та
м, куда указывал Малыш. Там, за зарослями прозрачных лиан, где она только ч
то лежала, подрагивал сигнал электроэнцефалографа, как пробивающиеся с
квозь чащу солнечные лучи. Мозг Бенжамена мощными толчками прокладывал
себе путь к свету.
Ц Господи Боже, Ц произнес кто-то.
Ц Это, наверное, короткое замыкание!
Бертольд в три шага пересек палату и склонился над машиной, ворча, что неч
его, дескать, укладываться сверху на больного, к которому подключены так
ие сложные аппараты. Проверили, нажали, где надо, на кнопки, повернули, где
надо, переключатели... ничего не поделаешь: Бенжамен по-прежнему заполняе
т собой экран.
Ц Что он говорит? Ц спросил Жереми.
И так как никто ему не отвечал, он повторил:
Ц Что он говорит?
Бертольд в это время постукивал по машине, сначала ладонью, потом и всем к
улаком, наблюдая за этими признаками церебральной регенерации с таким с
кептическим выражением лица, какого не встретишь и у эксперта из папской
курии, осматривающего свежие стигматы.
Ц Вы что, язык проглотили? Что он говорит?
Жереми обращался прямо к Марти.
Марти только что встретился взглядом с Терезой. Тереза это Тереза. Никак
ого удивления.
Ц Ну же? Ц настаивал Жереми.
Бертольд уже тряс машину двумя руками.
Ц Ну семейка...
Воскресший Бенжамен был явно не в духе. Экран уже почернел от злости.
Ц Черт, ну что же он хочет сказать, этот экран, Ц скулил Жереми, Ц вы нам т
ак и не объясните, да? Бенжамен поправился? Это значит, что он поправился? Ч
то уже можно снять весь этот трубопровод и забрать Бенжамена домой... Докт
ор Марти, я с вами говорю! Вы можете нам сказать, Бенжамен поправился, да ил
и нет? Кто-нибудь на этом свете, хоть самый последний знахарь, может ответ
ить «да» или «нет»?
Голос Жереми достиг таких высот, что достал Марти, витающего в облаках бе
змолвного удивления. Марти посмотрел на мальчика взглядом, который сраз
у привел того в чувство, и спросил:
Ц Жереми, тебе помочь или предпочитаешь сам успокоиться?
И, обращаясь ко всем, сказал:
Ц Выйдите все.
Потом, смягчившись, добавил:
Ц Пожалуйста.
И с видом гурмана, предвкушающего лакомство, произнес:
Ц Оставьте меня наедине с доктором Бертольдом...
IX
Я Ц ОН
«Лазарь! Иди вон!» И весь мир по
днимается из могилы...
49
Ц Графин пуст, а я хочу пить! Здесь, что же, нет даже какого-нибудь несчаст
ного лаборанта, чтобы воды принести?
Лаборанта не было, зато полдюжины студентов бросились на штурм кафедры п
рофессора Бертольда, преодолевая первые ступени своей будущей карьеры
и вырывая друг у друга злосчастный сосуд.
Ц Доктор! Ц заорал в свой микрофон один из журналистов.
Ц Профессор! Ц резко поправил его Бертольд. Ц Попрошу не упрощать!
Ц Профессор, как долго длилась операция?
Ц Другой бы на моем месте провозился до самой вашей пенсии, мой мальчик,
но хирургия Ц это дело, в котором нужно управляться быстрее, чем вам это п
ока удается.
По случаю большого ежегодного съезда, устраиваемого медиками в память о
докторе Биша
Ксавье Биша (1771Ц 1802) Ц французский анатом и физиолог.
, Научно-исследовательский центр неврологии «Питье-Сальпетриер»
отмечал небывалое достижение профессора Бертольда, четыре пересадки з
а одну операцию: почки Ц поджелудочная железа Ц сердце Ц легкие Ц пац
иенту, уже несколько месяцев находившемуся в коме; результаты говорят са
ми за себя: ни малейшего намека на отторжение тканей, так что уже через как
ие-нибудь десять дней больной обрел все функции нормального жизнеспосо
бного организма, вернулся домой и даже приступил к своим профессиональн
ым обязанностям. Настоящее воскрешение!
Ц Благодаря техническим средствам и многофункциональному подходу, Ц
громогласно чеканил профессор Бертольд, Ц я смог оперировать восемь ча
сов кряду при постоянном переливании крови, чтобы избежать проблем септ
ического плана, и я ни секунды не колебался, приступая к лапаротомии груд
ной клетки, что открыло мне широкий доступ к внутренним органам!
Ц У вас были ассистенты? Ц спросила восхищенная журналистка, которой с
трудом удавалось справиться сразу и с микрофоном, и с блокнотом, и с каран
дашом, и с переполнявшим ее энтузиазмом.
Ц Помощники ни к чему в операциях такого класса, Ц отрезал профессор Бе
ртольд, Ц пара рук Ц подавать инструменты Ц вот и все, хирургия в этом о
чень похожа на высокую моду, мадемуазель!
Ц Каков был порядок пересадки?
Ц Я начал с области сердца и легких, но пришлось параллельно отвлекатьс
я на другую пересадку, потому что с поджелудочной железой необходимо раз
делаться не позднее, чем через пять часов после вскрытия.
Ц То есть закончили вы почками?
Ц Да, почки остались на десерт, чего легче!.. Да и все прочее обычно не вызы
вает больших затруднений... для меня, по крайней мере... я предусмотрел, чтоб
ы большая часть анастомозов держалась автоматическими пинцетами... нужн
о идти в ногу со временем.
Ц Как вы объясните небывалый случай отсутствия отторжения донорских о
рганов у вашего пациента?
Ц Для этого у меня есть особый секрет.
***
Кажется, все уже было сказано о том замечательном состоянии, в котором пр
ебывает выздоравливающий: тело ощущает новизну жизни, как свежесть чист
ого постельного белья, знакомое чувство вновь обретенного себя самого, с
каждым днем все более привыкаешь к себе. Но в то же время из-за этого внутр
еннего обновления относишься к себе с особой осторожностью, следуя букв
е инструкции из боязни сломать мудреный механизм... О первая ложка картоф
ельного пюре, первый крохотный кусочек ветчины... О первые неуверенные ша
ги заново вступающего в эту жизнь... О воздух Бельвиля, внезапно наполнивш
ий легкие до краев, так что, кажется, взлетел бы, не будь этого груза оживше
го тела... О мягкое пристанище постели, зовущей еще сильно ослабленное тел
о... И эти улыбки, сопровождающие вас повсюду... это трепетное отношение Ц к
ак будто держат в руках хрупкий фарфор... полумрак, оберегающий сон... продо
лжительный сон выздоравливающего... О утреннее солнце!
Кажется, все уже сказано о выздоровлении.
Но вот воскрешение...
Бертольд воскресил меня, это верно. После угроз Марти, конечно, но все же о
н вернул меня к жизни. Отбирая и вырезая куски из тела Кремера, пересажива
я и пришивая их мне, Бертольд спас меня. Из убийцы и убитого он смастерил о
дно целое... Кто-то хотел сказать что-то насчет воскрешения? Прежде всего, с
амые истые среди верующих убеждают себя, что верят в него, на самом деле не
веря. Все они, Клары, Жереми, видели бы вы, как они смотрели на меня, когда мо
и глаза открылись! Даже Тереза! Я бы не дал руку на отсечение, но, кажется, и
во взгляде Терезы стремительно пронеслась неуловимая птица удивления,
когда я впервые стал на ноги. Они смотрели на меня совершенно новыми глаз
ами... Как будто это они воскресли, а не я! О, Лазарь, старый приятель из Вифан
ии, не это ли новость из новостей? Возвращая нас к жизни, они воскреша
ют саму жизнь! Это Марфа и Мария, созданные вторично для тебя нашим п
рекрасным ходоком по водам! Более того, вся Иудея воскресла для тебя, тебя
одного, Иудея, призванная жить! «Лазарь! Иди вон!» И весь мир поднимается и
з могилы, знакомый, но обновленный, Ц в этом настоящее чудо! А вот и те, ког
о ты уж не думал увидеть, словно только что вылупившиеся, но с налетом вечн
ости: Жюли, Клара, Тереза, Джулиус, Жереми и Малыш, Лауна, Верден, Хадуш, Амар
и Ясмина... что за приятное журчание имен... Лусса, Калиньяк, Забо, Марти и Анн
елиз... о соцветие имен воскресших... и эти воскресшие повторяют твое имя: Бе
нжамен! Бенжамен! Как будто пытаются ущипнуть себя, чтобы убедиться, что и
вправду живы...
***
Та же ошеломляющая атмосфера воскрешения царит в издательстве «Тальон
», в большом кабинете Калиньяка; через две недели после моей выписки из бо
льницы, после этих замечательных дней периода восстановления, здесь реш
или устроить праздник по поводу моего возвращения. Шампанское рекой, пов
сюду дружеские лица, взгляды всех присутствующих, обращенные к мигающем
у прямоугольнику телеэкрана, там, в простенке между двумя окнами, к Берто
льду Ц неуемному вояке с волшебным мечом в руках, Ц ему одному посвящен
целый выпуск часовых «Новостей». Бертольд жестикулирует так, словно реч
ь идет о президентской кампании, Бертольд старается ответить сразу на вс
е вопросы, Бертольд жадно хлещет пьянящий напиток славы прямо из бочки.
Вопрос . С какими трудностями приходится сталкиваться наибол
ее часто в подобного рода операциях?
Бертольд . Предрассудки собратьев по профессии, навязчивость
родных пациента, упрямство доноров, изношенность материала, с которым пр
иходится работать, обособленность медперсонала, и, наконец, злобная зави
сть одного коллеги, не достигшего моего уровня, имен мы, естественно, не на
зываем. Но хирургия Ц это служение, которое требует полной отдачи от сво
его избранника!
Ц Вот хрен... Ц бурчит Жереми, проглатывая остальные ругательства.
Ц «Служение избранных», смело сказано, Ц иронизирует Королева Забо, ка
к всегда, внимательная к словам.
Марти с пенящимся бокалом в руке сдержанно улыбается:
Ц Как вам удается делать окружающих такими счастливыми, Бенжамен?
Вопрос . Профессор, не могли бы вы рассказать что-нибудь о лично
сти донора?
Бертольд . Заключенный лет сорока, но состояние организма прек
расное, отличное питание, почки как у младенца, никаких признаков малокр
овия, не говоря уже об артериосклерозе... и ведь находятся такие, кто готов
хулить продовольственное обеспечение в наших тюрьмах!
И так целый час кряду, в течение всего выпуска. Пока телекамеры повествую
т всему миру о подвигах профессора Бертольда Ц рядом с которым и Бог Оте
ц сошел бы, кажется, за провинциального костоправа, Ц я беру под руку док
тора Марти:
Ц Могу я задать вам один вопрос, доктор?
И, не дожидаясь разрешения, продолжаю:
Ц По поводу отторжения... Почему мой организм беспрекословно принял под
арки Кремера?
Марти призадумался на минуту, наблюдая, как Малыш потчует Превосходного
Джулиуса шампанским.
Ц Вас интересует научная точка зрения?
Ц Только не очень сложно, чтобы я мог сделать вид, что понял.
Джулиус громко фыркает Ц пузырьки шампанского ударили ему в нос.
Ц Вы с Кремером гистосовместимы.
Ц То есть?..
Джулиус осторожно макает язык, дегустирует.
Ц Это значит, что тканевые антигены Кремера идентичны вашим.
Ц Такое часто встречается?
Ц Никогда, если только речь не идет о близнецах, о настоящих.
Ц И вас это не удивило?
Джулиус одобрил угощение. Одним махом вылакал все до дна, и Малыш бросилс
я за второй порцией.
Ц От вас, да и от всего вашего семейства, Ц отвечает наконец допрашивае
мый, Ц можно ждать чего угодно, удивляться Ц только зря время терять. См
отрите-ка, что это с вашей собакой... От шампанского, должно быть?
Ц Последствия его эпилептического припадка, шею немного скривило и пер
едние лапы... А мой мозг, доктор, чем объяснить это внезапное оживление?
Ц Посмотрим, посмотрим, Ц сказал Марти, подходя к нашему новоявленному
собачьему дегустатору вин. Ц Джулиус, дай лапу, пожалуйста.
Сраженный такой обходительностью, Джулиус охотно подает врачу свою кри
вую лапу Ц энергичное приветствие фалангиста.
Ц И в самом деле, Ц бормочет доктор, вставая на колени рядом с собакой,
Ц а теперь сядь, прошу тебя.
И Джулиус шлепается на свой увесистый зад, а две передние лапы, сведенные
судорогой, взлетают соответственно к ушам Марти.
Ц Так, Ц говорит доктор, ощупывая пса.
Ц Так... так...
Ц Ветеринар сказал, что уже ничего не поделаешь, Ц вмешивается Жереми,
который внимательно следит за всеми словами и движениями Марти. Марти Ц
его герой, его полубог, невольно повлиявший на его недавнее решение стат
ь врачом («Когда я вырасту, я буду лечить, как Марти! Ц Правда, Жереми, хоче
шь быть врачом? Ц Конечно, чтобы опускать всяких Бертольдов!»).
Ц Ну что ж, покажем Джулиуса этому знатоку, новой телезвезде, прекрасный
специалист, он ни в чем мне не отказывает.
«Прекрасный специалист» все еще красуется на экране, только теперь, отст
аивая высшую справедливость, он изрыгает свое недовольство, возмущенны
й неблагодарностью спасенного им, «который должен был бы находиться в эт
от момент рядом со мной и воздать медицине честь, которую она заслуживае
т!».
Это участь богов, Бертольд, все они рогоносцы: их создания сваливают куда
подальше, это неизбежно...
Ц Насчет вашего мозга... Ц тихо с задумчивым видом произносит Марти, Ц п
ринимая в расчет комплекс современных знаний по этому аспекту...
Быстрый взгляд по сторонам и наконец:
Ц Лучше спросите об этом Терезу.
50
Подобное предложение заставляет меня глубоко задуматься, и лишь голоса
Луссы и Калиньяка выводят меня из этого состояния.
Ц Кое-кто ждет тебя в твоем кабинете, Ц говорит один.
Ц Кто это?
Ц Тот, кто обычно ждет тебя в твоем кабинете, Ц шутит другой, Ц некто вы
дающийся и нетерпеливый.
Одно из последствий воскрешения: приходится возвращаться к своей работ
е.
Так что следует подумать, прежде чем...
***
Ц Господин Малоссен, здравствуйте!
Я его сначала не узнал. Странное ощущение: я уже видел этого человека, да, я
уже видел его костюм, только вот не помню, чтобы я видел его в этом костюме,
нет. Ни его пузатый кожаный портфель, набитый до отказа. Голову даю на отсе
чение.
Ц Голову, верно, ломаете, а? Ц так и сказал, почти раздавив мне пальцы сво
им энергичным рукопожатием.
Великан, весь красный от напряжения, высоченный детина, принарядился, го
ворит какими-то загадками, веселый:
Ц Небось и не думали, что можно так измениться! Не отпирайтесь, это у вас н
а лице написано.
Я уклоняюсь от дружеских объятий и поспешно усаживаюсь за свой стол. В ук
рытие! Прячься!
Со временем становишься мудрее Ц смерть тому доказательство.
Ц А теперь вы меня узнаете?
Одним шагом он перемахивает через разделяющий нас ковер, нависает всей с
воей огромной массой над столом, хватается за подлокотники моего кресла
и ставит нас прямо перед собой, на стол, меня и мое кресло, и в самом деле выз
ывая у меня проблеск воспоминания: мой сумасшедший великан! Черт побери,
мой отчаявшийся громила! Тот, что разнес мою каморку! Только теперь он доб
родушный, как людоед, раздувшийся, как дирижабль, под толстой кожей уже и н
е угадаешь, где проходит кость. Резиновый великан хохочет так, что, того и
гляди, книжки нашей Королевы разлетятся во все стороны. Но куда пропала е
го хищная волосатость? Откуда в нем эта доброжелательность? И почему его
костюм, безупречный, как совесть сутенера, кажется мне таким знакомым?
Ц Я пришел сказать вам две вещи, господин Малоссен.
Смех на этом оборвался.
Ц Две вещи.
Что наглядно показывают два огромных пальца, разгибаемых у меня перед но
сом.
Ц Первое...
Он открывает портфель, достает оттуда рукопись, которую я ему дал, и броса
ет ее мне на колени.
Ц Прочитал я вашу вещицу: безнадежно, старик, бросайте вы это и чем скоре
е, тем лучше, иначе вас ждет жестокое разочарование.
(Браво! Как, однако, легко он справляется с моей работой.)
Ц Второе...
Он положил руки мне на плечи, посмотрел мне прямо в глаза, сделал небольшу
ю паузу и продолжал:
Ц Вы слышали о деле Ж. Л. В., господин Малоссен?
(Что он хочет этим сказать?..)
Ц Немного.
Ц Этого мало. Меня оно очень заинтересовало. Читали вы хоть один роман Ж.
Л. В.?
(«Читали» это не то слово, честно признаться...)
Ц Нет, конечно? Я тоже, до событий этих последних дней... Пошловато для таки
х утонченных умов, как наши: не так ли?
Он замолчал.
Замолчал, чтобы дать мне понять, что сейчас будет главное. Можно прервать
любую речь, но только не такое молчание.
Ц Мы дети, господин Малоссен, вы и я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32