А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Ц И что?
Ц Он вошел к Бенжамену. Малыш весь сжался.
Ц Он вошел в палату, Тереза, слышишь? Бертольд вошел в палату Бенжамена!


***

Ц «Бенжамен умрет в своей постели в возрасте девяноста трех лет!»
Это ты говорила, дура несчастная, помнишь? «Бенжамен умрет в св
оей постели в возрасте девяноста трех лет...» Ври больше! И Бертольд р
ядом с ним: как тебе? Почему вы с Кларой не разрешили мне спать в его палате,
остаться в больнице и охранять его? Почему, Тереза? Отвечай, черт тебя дери
! Ну, как же, наша Тереза все знает! Наша Тереза всегда права! Тереза у нас бо
г! Скажешь, нет? Нет? Так вот, Тереза, я достану этого гада, я выпущу ему кровь,
всю до капли, одного братца отключили, другого посадят, ты вытащила счаст
ливый билетик, а Клара нащелкает классные фотки! Обе вы дуры, да, все вы дур
аки, а когда все это кончится, я подпалю издательство «Тальон», я уйду из д
ома, и мы с Жюли все взорвем. Одна Жюли и осталась, вот почему Бенжамен ее лю
бил! А вы, что вы делаете, пока она мстит за него, вашего дорогого брата, а? Вы
отдаете его в руки этому Бертольду! Вот что вы делаете! Вы живете себе поти
хоньку, а его оставили Бертольду. Мамочка Клара с этим своим как курица с я
йцом, и Тереза в своих идиотских звездах... это они тебе сказали, что Бенжам
ен умрет в возрасте девяноста трех лет! Что может быть глупее, ч
ем звезды, на этом свете? Конечно, это наша Тереза! Глупее, чем все звезды вм
есте взятые! Это единственное, что они пишут на небосклоне, твои звезды: Те
реза Ц дура! Они так рады найти кого-нибудь, кто был бы еще глупее их, они и
скали тебя миллионы световых лет! И вот наконец они ее отрыли, на планете З
емля, которая кишит дураками, которая воняет больше других, последняя из
планет, где плодятся всякие Терезы, Бертольды и Шаботты! Тебе повезло, Тер
еза, что ты моя сестра, а то Шаботт, Бертольд или ты Ц я не стал бы разбирать
ся! Слышишь? Слышишь или нет? Я что, все это звездам говорю? Ну-ка, спроси у ни
х по-своему, что собирается делать твой брат. Спроси у них, что у меня в голо
ве и что Ц в кармане. И, раз уж ты здесь, спроси заодно, долго ли ему осталос
ь, Бертольду, это могло бы ему пригодиться, чтобы успел привести в порядок
все свои мелкие делишки...


***

Все это говорилось им (Жереми) по дороге в больницу, в машине Тяня с орущей
сиреной. В кармане у него при этом лежал резак с коротким трехгранным лез
вием (они решили к возвращению Бенжамена прибраться в своей квартире Ц
бывшей молочной лавке, но дальше обычных предварительных перебранок де
ло пока не сдвинулось). Все это говорилось в залитых светом коридорах, вед
ущих в палату Бенжамена, и если бы они не знали, где она, эта палата, находит
ся, они отыскали бы ее с закрытыми глазами.
И вот они перед его дверью.
После такой спешки они удивились собственной медлительности. И собстве
нному молчанию.
Они стояли перед дверью. За ней была правда. А это всегда останавливает.
Двойное тело Тяня и Верден загораживало дверь от Жереми.
Ц Открывай, дядюшка Тянь.
Это прозвучало как-то неубедительно. Тогда Тереза, до сих пор не проронив
шая ни слова, сказала:
Ц Дядюшка Тянь, открывайте.


***

Нет, Бенжамен был на месте. Лежал неподвижно под стрекотание своих машин.
Вернее, то, что заменяло теперь Бенжамена. Но, во всяком случае, это был Бен
жамен. Все проводки на месте. Может быть, более неподвижный в этом неверно
м свете, посреди уснувшей больницы, в центре города, который как-то внезап
но смолк. Сам собой вставал вопрос: а что они тут забыли, эти четверо, блужд
ающие, как лунатики, когда вся планета спит? Тянь, Жереми и Верден затаили
дыхание. Только Тереза положила руку на грудь Бенжамену Ц дышит, поднял
а ему веки Ц те же глаза, та же радужная оболочка, та же пустота, смерила пу
льс своими холодными пальцами Ц та же частота, посмотрела на приборы не
доверчивым взглядом, совершенно не разбирающимся в технике, зато мгнове
нно обнаруживающим обман, и еще как! Машины не врали. Они продолжали подде
рживать скрытую жизнь Бенжамена, обеспечивая ему все удобства, какие пре
доставил в его распоряжение прогресс конца века. Они ели за него, дышали з
а него, выбрасывали отработанное. Бенжамен отдыхал. Техника работала. Ко
нец века жил вместо Бенжамена. Ему и в самом деле был нужен отдых, ему, кото
рый уже так долго тянет лямку на этом свете. Он заслужил этот отдых. Так ду
мала Тереза.
Ц Пойдемте, Ц сказала она.

32

Как это «пойдемте»?
Неужели такое возможно? Миллиарды клеток, не тронутых параличом, кричат,
что есть сил, а существа, ближе которых не найти, собираются уходить, не сл
ыша их! Все тело Ц сплошной призыв, а они стоят вокруг и не слышат! А какая н
адежда вспыхнула в нем, когда они вдруг вошли! Как будто они получили радо
стную весть! Какой им устроили прием! «Это Жереми, это Тереза, это Тянь, а эт
о Верден!» Клетки осязания выполняют свою роль часовых кожного покрова к
ак нельзя лучше, передавая информацию дальше, отчитывая жировые клетки:
«Ну же, шевелитесь, передавайте непосредственно соседям, не отправляйте
через мозг, он нас предал!» И все тело, предупрежденное о местной передаче
, все клеточки, поставленные в известность о присутствии родных, все ядра
хором кричат от первого лица: «Спасите меня! Увезите меня! Не оставляйте м
еня в когтях Бертольда! Вы не знаете, на что способен этот тип!»
Но Тереза ощупывает, проверяет пульс, думает...
И говорит:
Ц Пойдемте.


VI
СМЕРТЬ Ц ПРОЦЕСС ПРЯМОЛИНЕЙНЫЙ

Где я мог это прочитать?

33

Комиссар Аннелиз не поверил ни своим ушам, когда ему сообщили результаты
экспертизы, ни своим глазам, когда из лаборатории принесли вещественное
доказательство. Нет, конечно, дивизионный комиссар Аннелиз не умер на ме
сте от удивления. Он просто прочистил уши и надел очки, чтобы его глаза Ц
глаза ищейки Ц лучше видели. Однако, даже находясь здесь, в маленькой без
упречно чистой хирургической коробочке, на его кожаной папке, это доказа
тельство не могло не удивить. Да, удивительно, но с профессиональной точк
и зрения все же допустимо. Они все ошиблись, и он Ц в первую очередь, вот и в
се. Самообман.
Ц Элизабет, будьте так любезны, приготовьте мне хороший кофе.
Непростительная небрежность, и это после стольких лет работы... Решитель
но, ничто нас не учит. Легким нажатием педали дивизионный комиссар Аннел
из убавил яркость лампы с реостатом.
Ц И попросите, пожалуйста, инспектора Ван Тяня зайти ко мне, без младенца
, если можно.


***

Оказалось, нельзя. Когда инспектор Ван Тянь сел напротив своего начальни
ка, взгляд Верден впился в дивизионного комиссара.
Пауза.
Пока инспектор Ван Тянь не сообразил повернуть ребенка лицом к бронзово
му Наполеону.
Ц Спасибо.
Снова пауза. Но на этот раз Ц из тех, после которых следует главный вопрос
.
Ц Скажите, Тянь, почему вы пошли в полицию?
«Чтобы получить аттестат об образовании и потому что дело было после вой
ны», Ц ответил бы Ван Тянь, если бы шефу в самом деле нужен был его ответ. Н
о дивизионный комиссар продолжал свой монолог. Он полностью ушел внутрь
себя. Тяню такое было знакомо.
Ц А знаете, почему я стал полицейским?
«Такие вопросы обычно задают себе либо очень молодые в начале карьеры, л
ибо совсем старики, Ц отметил про себя инспектор Ван Тянь, Ц либо Аннел
из Ц каждый раз, как ему забьется камешек в ботинок».
Ц Я пошел в полицию, чтобы избежать сюрпризов, Тянь, из страха перед неиз
вестностью.
«Совсем как Клара со своими фотографиями», Ц подумал вдруг инспектор В
ан Тянь. И раз уж он все равно был здесь, инспектор Ван Тянь, чтобы не терять
зря время, он тоже решил предаться внутреннему монологу. Аттестат об обр
азовании, да, и это тоже, конечно; но он пошел в полицию еще и для того, чтобы,
облачившись в форму полицейского, занять тем самым свою нишу в обществе,
чтобы верхом на своем мотоцикле пометить границы своей территории. Он, В
ан Тянь, в юности страдал от некой неопределенности: наполовину белый, на
половину желтокожий, бакбосский шалопай, один из тысяч, Хо Ши Мин с голосо
м Габена. Луиза, его мать-парижанка, торговала вином, Тянь из Монкая, его от
ец-вьетнамец, и того лучше Ц травкой. И вот он подался в полицию. А под форм
ой с тех пор Ц сердце, более расположенное к форме шестиугольника
Франция своими оче
ртаниями напоминает шестиугольник.
.
Ц Я с таким же успехом мог бы оказаться за микроскопом, гоняясь за вируса
ми будущего, мой дорогой Тянь, к тому же начинал я именно с этого, с исследо
ваний в области медицины.
Что до инспектора Ван Тяня, то он начинал с продажи газет на улицах Ц сама
я первая его работа, продавец сюрпризов, ни больше ни меньше: «„Вечерка”! К
ому „Вечерку”? Рамадье исключает коммунистов из правительства!», «„Экип
”! Победная „Экип”! Робик выигрывает первые послевоенные гонки!», «Читай
те „Комба”: Независимость Индии!», «„Фигаро”, свежий выпуск! Самолет Лекл
ерка разбился в Алжире!»
Маленький желтокожий человечек, разбрасывающий пестрое конфетти миров
ых новостей...
Ц Но есть кое-что похуже неизвестности, Тянь... это уверенность!
Комиссар Аннелиз преспокойно продолжал говорить сам с собой, в зеленом с
вете своей лампы. Тянь воспользовался этим, чтобы подумать немного о Мал
оссене.
После того как в Бенжамена стреляли, не могло быть и речи, чтобы прочесть д
етям еще хоть строчку из Ж. Л. В. Дома все в полной растерянности. Что делать
, когда наступает вечер? Детям явно не хватало этих сказок на ночь. Тогда-т
о Клара и предложила: «А что, если вы нам расскажете о своей жизни, дядюшка
Тянь?» О моей жизни? Он остолбенел. Как будто ему только что сообщили, что о
н, оказывается, жил. «Хорошая мысль», Ц бросила Тереза. «Да, твои расследо
вания и все такое...» Ц обрадовался Жереми, залезая под одеяло. «И еще, как т
ы был маленьким!..» Они натягивали свои пижамы. Моя жизнь? Они усадили его н
а обычное место рассказчика. Они ждали, когда он начнет жить пе
ред ними.
Ц Да, Ц продолжал свой монолог Аннелиз, Ц именно наша уверенность пре
подносит нам самые неприятные сюрпризы!
И правда, согласился Ван Тянь, без уверенности не было бы и сюрпризов. Моя
жизнь? Он растерялся, как если бы Тереза предложила ему предсказать буду
щее. «Ваша первая любовь...» Ц мечтательно прошептала Клара. «Да, расскажи
нам про твою первую любовь, дядюшка Тянь!» Ц «Пер-ву-ю-лю-бовь! Пер-ву-ю-лю
-бовь!» Это уже стало походить на демонстрацию. У Тяня не было первой любв
и, у него была только Жанина, всегда. Первое же его юношеское похождение за
кончилось в объятиях Жанины-Великанши, которая как раз торговала любовь
ю в одном из тулонских притонов. Жанина раз и навсегда, до самой смерти Жан
ины, словно он приобрел монопольные права на ее любовь. Скольких вдовцов
он оставил в Тулоне, уводя оттуда Жанину! Все матросы стоявших на рейде ко
раблей. Но разве можно рассказывать такое детям? Он все еще мучился этим в
опросом, уже на протяжении двух часов рассказывая им историю Жанины...
Ц Пропащее дело, Тянь...
Аннелиз возвращался к реальности. Еще мгновение, его лампа вспыхнет ярки
м светом, и инспектор Ван Тянь узнает наконец, зачем его вызвали.
Итак, Тянь рассказал детям про то, как он увез Жанину из борделя. Ужас! Хуже,
чем если бы он выкрал ее из монастыря. Целая свора кузенов-корсиканцев се
ла ей на хвост. Когда кузина присваивала их карманные деньги, они терпели (
дело обычное), но когда она выбрала себе в любовники желтокожего, они вста
ли на дыбы (дело принципа). Дальше Ц больше. Семейная вендетта, гонки с пре
следованием по всей Франции. Взбесившиеся стволы, готовые превратить их
любовь в дуршлаг. Это для Жервезы, малышки Жанины, Тянь смастерил кожаный
конверт, в котором он теперь таскал повсюду Верден. Во время стычек Тянь с
ажал Жервезу к себе за спину, загораживая ее своим телом. Пули свистели ми
мо ушей Жервезы. Тянь был единственным человеком на свете, который научи
лся стрелять из любви. Находчивый малый Ц что есть, то есть. Жанина-Велик
анша тоже неплохо справлялась. Пара-тройка кузенов сложили буйные голов
ы под ее пулями. «И ты еще говоришь, что тебе нечего рассказать о себе!» Ц «
Тише, Жереми, пусть дядюшка Тянь продолжает».
Ц Какой, по-вашему, самый большой недостаток полицейского, Тянь?
Ц Быть полицейским, господин комиссар.
Ц Нет, старина, это сомнение!
Дивизионный комиссар Аннелиз наконец выплыл на поверхность. Он поднял к
свету надменное лицо, окруженное ореолом просветленной ярости.
Ц Скажите, Тянь, во что конкретно вы стреляли в тот день на улице Сент-Оно
ре?


***

Аннелиз . Скажите, Тянь, во что конкретно вы стреляли в тот день н
а улице Сент-Оноре?
Ван Тянь . В Жюли Коррансон.
Аннелиз . Я не спрашиваю, в кого, я спрашиваю, во что?
Ван Тянь . В отблеск лупы прицела, в прическу, в руку, державшую с
твол.
Аннелиз . Но главным образом, во что?
Ван Тянь . Не знаю, в руку, кажется.
Аннелиз . В руку? А почему не в голову?
Ван Тянь . ...
Аннелиз . А я скажу вам, Тянь, потому что вы не хотели убивать Кор
рансон.
Ван Тянь . Не думаю. В любом случае, с такого расстояния...
Аннелиз . Для такого снайпера, как вы, расстояния не существует,
вы нам это доказывали уже не раз.
Ван Тянь . ...
Аннелиз . ...
Ван Тянь . ...
Аннелиз . Главное, специально или нет, но вы выстрелили раньше д
ругих, чтобы устранить Коррансон без особого ущерба для нее.
Ван Тянь . Мне кажется, все было несколько иначе.
Аннелиз . Какого цвета у нее были волосы?
Ван Тянь . Кажется, рыжие.
Аннелиз . Огненно-рыжие или только слегка?
Ван Тянь . Огненно-рыжие.
Аннелиз . Каштановые, Тянь... Каштановый парик. Так что ваши «каже
тся»...
Ван Тянь . ...
Аннелиз . Поймите меня правильно, я ни в коем случае не ставлю по
д сомнение вашу честность, мы прекрасно знаем друг друга, и я не позволил б
ы себе подобного рода фантазий. Предположим, вы решили устранить Корранс
он, желая тем самым избавить ее от дальнейших неприятностей, это было бы к
ак раз в вашей манере. Предположим. Вам почему-то хотелось уберечь ее. Мож
ет быть, потому, что она Ц женщина Малоссена...
Ван Тянь . ...
Аннелиз . ...
Ван Тянь . ...
Аннелиз . Это чувство делает вам честь, Тянь...
Ван Тянь . ...
Аннелиз . А мы из-за него провалились к чертям.
Ван Тянь . Что?
Аннелиз . Посмотрите-ка сюда.


***

Это был простой медицинский стерилизатор, металлический блеск которог
о напомнил Тяню пенициллин, эту жгучую жидкость, которую всаживали в яго
дицы туберкулезникам пятидесятых, вместо того чтобы спокойно отправит
ь их с остатками легких дышать свежим воздухом. Тянь вдруг на мгновение у
видел свою мать Луизу на пару с Жаниной, его женой: одна прижала его к земл
е, а другая готовилась вонзить в его слипшийся от страха зад шприц с пениц
иллином. И это две его самые любимые женщины! «Тяньчик, дорогой, теперь уже
не ездят в санаторий, прививки делают на месте». Кстати, может быть, сегод
ня он расскажет детям о своем туберкулезе, о том, как он боялся уколов...
Ц Успокойтесь, Тянь, я не собираюсь делать вам укол. Откройте же футляр.
Тяню не открыть: стерилизатор выскальзывает из его пальцев.
Ц Дайте сюда
Дивизионный комиссар Аннелиз без труда открывает его и протягивает Тян
ю, как будто сигару предлагает. Только вместо сигар в пожелтевшей вате ле
жат два пальца. Два отрезанных пальца. Какие-то совершенно ненастоящие, н
о они здесь, никуда не денешься. Два пальца. Раньше они, должно быть, были ро
зовыми, но теперь Ц тускло-желтые.
Ц Ваш трофей, Тянь.
Два пальца, держащиеся на одном шматке мяса, с оборванной полукругом кож
ей у основания. Вернее, то, что когда-то было пальцами. Но откуда инспектор
у Ван Тяню знать, зачем дивизионный комиссар Аннелиз показывает ему вот
так, запросто, эти несчастные два пальца, которые он отхватил у Жюли?
Ц Потому что это пальцы не Коррансон, Тянь.
(Как так?)
Ц Это пальцы мужской руки.
(Тогда это, должно быть, был пианист... очень аккуратные...)
Ц Это случайно обнаружил один стажер-медэксперт. Мы были настолько уве
рены, что имеем дело с Коррансон, что даже не обратили внимания на эти паль
цы. Неплохо, да? Для наших-то лет...
И добавил, как будто обязательно было поставить все точки над «i»:
Ц То есть из того окна сверху по нам стрелял мужчина.
И еще, как будто шляпки гвоздей просили молотка:
Ц И это его вы оставили в живых.
И последним ударом:
Ц Убийцу.

34

В подобных обстоятельствах Жюли мало чем отличалась от всего остальног
о человечества. Те же инстинкты, те же рефлексы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32