Вы
согласитесь, что она тем более приблизится к цели, чем ближе станет к
партии конституционалистов-демократов. Наконец, она совершенно слилась с
ними. Что же, стачки прекратились бы от этого? Прекратились бы кровавые
восстания солдат и матросов? Захват земель? Нет, все это происходило бы, но
только гораздо более стихийно и хаотично, чем теперь.
У революции есть свои органические запросы и неотвратимые потребности, своя
внутренняя логика. Тактика крайних партий учитывается объективным ходом
революции лишь постольку, поскольку она вносит возможно большее единство,
планомерность, сознательность в стихийно развивающуюся борьбу народных
масс, в эти непрерывные "революции", вне которых нет и не может быть
революции. И именно исходя из этих соображений, социал-демократия
сознательно строит свою тактику в направлении объективного развития
революционного процесса.
Конечно, можно упрекать ее за то, что она приспособляет свою тактику к
революционной стихии. Но тогда уж заодно нужно обвинять ученого агронома,
который приспособляется к свойствам климата и почвы. Одно из двух: либо
отступиться от массы, предоставив ее собственной судьбе и педагогике
пулеметов, либо приспособлять свою тактику к стихийному развитию массы.
К.-д. сами очень хорошо сознают свое полное бессилие руководить жизнью
революционного народа посредством своих общих нравственных и юридических
теорем, но считают себя в праве набрасываться на социал-демократию за то,
что она этого не делает. А она, если б и хотела, так же мало имела бы
успеха в этом, как и они сами.
Если б социал-демократическая интеллигенция устранилась, если б устранились
многие тысячи сознательных социал-демократов-рабочих, поле заняли бы
социалисты-революционеры. Если б не было с.-р. (например, если бы они
вместе с с.-д. перешли в лагерь к.-д.), тогда из рядов интеллигенции
выделились бы другие революционные группы, которые, во взаимодействии с
верхним слоем пролетариата и в противодействии с либеральной буржуазией,
формулировали бы объективные запросы борьбы рабочих масс. Если русская
социал-демократия, несмотря на гарантии интернационального опыта, выполняет
эту работу, на взгляд "Полярной Звезды", плохо, то другие сделали бы ее еще
хуже. "Революции" все равно происходили бы, только с большей смутой в умах
масс и их "вождей". Реакция все равно развивала бы тактику наступлений и
отступлений. И либеральные мудрецы все равно были бы недовольны
революциями. Революции и реакциями Реакции. Мы имели бы 48 год!
Нападки "Полярной Звезды", как и либералов вообще, на тактику
социал-демократии, если их развить и углубить, представляют собою не что
иное, как замаскированные нападки на нецелесообразную структуру
современного общества: на нищету народных масс, на остроту их социальных
интересов, на хищнический эгоизм господствующих классов, на
неопреодолимость классовых страстей - словом, на суровую логику истории.
Не крайние партии создали классовые противоречия, но классовые противоречия
создали крайние партии.
Лассаль когда-то сказал прусским либеральным идеалистам, что, если б он
создавал мир, он поставил бы право выше силы, - но, к сожалению, ему не
пришлось создавать этот мир.
Там, где виновата объективная жестокость истории, либерализм видит только
субъективные ошибки мысли. "Главнейшая ошибка, повторенная нами вслед за
деятелями всех почти революций, - пишет г. Штильман в "Полярной Звезде", -
заключается в том, что, едва успев нанести общему врагу первый сильный
удар, мы сейчас же о нем позабыли и подняли жестокую междоусобную ссору" (N
7, 501).
"Мы сделали ту же ошибку, в какой повинны деятели всех почти (почему почти?
именно всех. Л. Т.) революций". Кто эти "мы"? Очевидно, автор представляет
себе при этом литераторов "Начала" и "Полярной Звезды", или, в лучшем
случае, сотню - другую деятелей земского съезда и Совета Рабочих Депутатов.
И в их междоусобной ссоре (!) - "главнейшая ошибка" революции! Г. Штильман
своим детским языком дает выражение тем обычным представлениям о ходе и
исходе революции, какие свойственны людям его лагеря. Не классовые
противоречия, которые обостряются с каждым шагом революции, не объективные
отношения, которым деятели дают лишь более или менее несовершенную
формулировку, а субъективные ошибки этих деятелей, т.-е. собственно господ
литераторов и господ депутатов, решают судьбы революций. И тот факт, что
"главнейшая ошибка" повторялась в каждой революции, имевшей место в
классовом обществе, - а иных революций не бывает! - нисколько не мешает
идеалистам исправлять, посредством нравоучений, эту ошибку исторической
природы общества.
Но пусть виноваты деятели. Какого же именно лагеря? Автор, открывший
"главнейшую ошибку", дает ответ и на этот вопрос. Наша "буржуазия", - пишет
он (почему буржуазия в кавычках - неизвестно. Л. Т.) - уже политически
дифференцировалась. "И пролетариату следует, конечно, примкнуть к наиболее
левым ее элементам", он "не имеет никаких оснований расходиться даже с
"буржуазными" элементами конституционно-демократической и других
"несоциалистических"* партий" (N 7, стр. 502).
/* Что означают эти кавычки, совсем уж нельзя понять. То ли, что в сущности
все "мы" - социалисты, но что автор лишь условно, в угоду предрассудкам
социал-демократии, готов назвать несоциалистической партию гг.
Петрункевичей, Родичевых, Струве и пр. и пр.? Так что ли, господин хороший?
За всеми этими кавычками сквозит какое-то циничное кокетничанье: вот, мол,
хоть я и буржуазный либерал и отлично сознаю это, а все же говорю о себе в
третьем лице, кому-то подмигиваю и шучу над этим: что, взяли?/
Пролетариат не должен расходиться с конституционно-демократической
буржуазией, он должен к ней примкнуть. Вот средство против главнейшей
ошибки.
Но почему же не наоборот? Не лучше ли буржуазной демократии примкнуть к
пролетариату, раз что она открыла секрет главнейшей ошибки? Г. Штильман
может быть уверен: от тех элементов буржуазии, которые "не расходятся" с
пролетариатом, он никогда не отделяется; да и невозможно от них отделиться.
Но г. Штильману кажется, что "расходится" с ним пролетариат, что "ссору"
затевают публицисты покойного "Начала", что "главнейшую ошибку" совершает
социал-демократия. Откуда такая односторонность?
Дело в том, что политическую ограниченность своего класса буржуазные
политики всегда и везде считают таким же естественным законом, как
тяготение, тогда как общественная природа антагонистического класса кажется
им случайностью, предрассудком, ошибкой вождей. Поэтому свою ограниченную
политическую программу они считают нормальной человеческой программой,
делают ее мерилом и требуют, чтобы деятели противного лагеря подчиняли
интересы своего класса этому "естественному" мерилу.
Вниманию пролетариата предъявляются многие тактики: и зубатовская, и
треповская, и либеральная, и социал-демократическая... Но рабочий класс
одни приемы и методы отбрасывает, другими пользуется временно, третьи
переделывает, приспособляя их к своей природе, четвертых ассимилирует
целиком. Рабочий класс это не глина, из которой можно лепить, что угодно.
Когда в петербургских массах, в результате длительного периода накопления
политических страстей и мыслей, назрела потребность выступление, они
заставили служить себе зубатовскую организацию и подчинили своим целям
невежественного священника, ставленника полиции, вдохнув в него на день
революционный энтузиазм. Девятого января петербургский пролетариат впервые
выносит на улицу свою массовую силу. В нем пробуждается с этого времени
страстное стремление политически реализовать свою силу, а для этого - дать
ей не случайную, а постоянную целесообразную организацию. Отсюда - вовсе не
из чьих-то анархических заблуждений - громадная масса стачек.
Социал-демократия лишь вносит в них организационное единство и пользуется
ими, как ареной агитации. Революционные эпохи тем и замечательны, что даже
крайние партии едва поспевают приспособлять свою тактику к стихийным
движениям народных масс. Развитие своих сил и организационных связей
приводит пролетариат, с одной стороны, ко всеобщей октябрьской стачке, с
другой - к колоссальной самоорганизации пролетариата в форме Рабочих
Советов. Тот этап, когда случайный священник мог оказаться вождем, оставлен
далеко позади. Если б социал-демократия попыталась заняться прекращением
рабочих "революций", она немедленно была бы отброшена от массы и обречена
на ничтожество. Ведь пробовали же гапоновцы во главе с Гапоном
противопоставить себя Совету Рабочих Депутатов...
Конституционалисты "Полярной Звезды", когда они последовательны, говорят в
сущности следующее: в пределах тех интересов, которые мы отстаиваем и
дальше которых не можем и не хотим итти, мы не способны руководить
"революциями". Но, к несчастью, вне этих революций сейчас нет ни
политической жизни, ни путей к массам. Остановить революцию мы не можем,
как не может и реакция, в распоряжении которой имеются Малюты-Дубасовы и
флигель-Мины. Но мы надеемся, что в конце концов революция искалечит
реакцию, а реакция искалечит революцию; тогда уставший и ослабевший народ
разочаруется в революции, а в конец истощившаяся реакция захочет нашей
поддержки. И вот тогда придет наше время.
Какая-то газета сообщала, отнюдь не в осуждение, что г. Набоков*278 во
время ноябрьской стачки уехал за границу, заявив своим друзьям: "Революция
вступает в свои права, и к.-демократу теперь нечего делать". Это поистине
превосходно! Конечно, может быть, это газетная выдумка, но это все равно.
Если г. Набоков этого не говорил, он должен был это сказать. На съезде
конституционалистов-демократов г. Милюков сказал: "Мы - партия
по-преимуществу конституционная" (т.-е. парламентская). А это значит, что
пока парламента нет, а есть революционная борьба за парламент, к.-демократы
обречены на бездействие. То же самое говорит и Кауфман*279. Он очень зорко
рекомендует своей партии "познать себя" и не только отмежеваться от крайних
партий, но и отказаться от конкуренции с ними в массах, пока "революции" не
потерпят окончательного краха, т.-е., другими словами, пока массы не будут
раздавлены. Только пройдя через эту школу, народ придет к к.-демократам. А
пока - будем заниматься самоопределением, в форме нападок на крайние
партии, и этим способом подготовлять себя к господству на поле их
деятельности, когда революция покроет это поле своими костями. Таким
образом, как бы себя не убаюкивали к.-д. надеждами на прекрасное будущее
(судьбы германского и австрийского либерализма должны сильно укреплять эти
надежды!), фактически их отмежевыванье от крайних партий, по крайней мере,
на весь революционный период, есть отмежевывание от народных масс. Партия,
которая так начинает, не может иметь будущего.
Отвлекаясь от объективной политической ценности этой тактики, мы скажем:
каково должно быть нравственное самочувствие той идейной интеллигенции,
которая обречена на роль брюзжащего зрителя при историческом крещении
нации, при суровых столкновениях народа с его врагами, при его первых
шагах, исполненных анонимного героизма, великого упорства и великих жертв!
Трижды лучше не родиться, чем принадлежать к партии, которая готовится к
своему влиянию посредством отречения от собственного народа, переживающего
революционную страду.
Такое настоящее постыдно! У них не может быть будущего!

Совет Рабочих Депутатов

Декабрьская работа реакции смела с поля зрения "общества" крайние партии и
таким путем превратила конституционную демократию в корифея оппозиции.
Либеральная печать вообще, а "Полярная Звезда" в особенности, использовала
свое положение лидера не столько для атаки на абсолютизм, сколько для
сурового осуждения тактики революционных организаций. Центром обвинений
явился Совет Рабочих Депутатов. Но чем энергичнее и решительнее эти
обвинения, тем чаще они противоречат друг другу.
Г. Струве обвиняет Совет в том, что тот командовал рабочими и считал себя
"хозяином петербургского рабочего народа" и писал "приказы по
пролетариату". И в то же время он обвиняет его в том, что "содержание своих
приказов он черпал не в своем собственном понимании (!?) того, что нужно и
возможно для "подданных"*, а в меняющихся настроениях этих подданных,
возвращая эти настроения в виде кратких электризующих лозунгов". (N 1, стр.
11). Мы не знаем, каким путем мог командовать СРД, - организация, созданная
самими рабочими выборным путем и не располагающая никакими механизмом
репрессии. Революционная организация, имея против себя весь полицейский
аппарат и военную силу, могла развить столь широкую деятельность (лишь
ничтожная доля ее была видна либеральному обществу!), только опираясь на
добровольную и сознательную дисциплину самих масс. - Что касается второго,
прямо-противоположного обвинения, будто Совет, вместо того, чтобы
"командовать" массами, сообразно "собственному пониманию", только возвращал
рабочим их "меняющиеся" настроения в виде электризующих формул, то это
обвинение г. регистратора земской мысли верно в том общем смысле, что Совет
формулировал и обобщал логически вытекавшие друг из друга запросы борьбы
рабочих на фабриках и на улице. В чем же другом и может состоять
руководство?
/* Приказы по пролетариату... подданные... Мы не останавливаемся в тексте
над этими приемами, которые не приобретают, конечно, лучшего запаха только
оттого, что перенесены в либеральную газету с заборной литературы г.
Дедюлина*280 о терроризировании рабочих "кучкой так называемых депутатов".
- Г. Струве говорит о кратких электризующих формулах. Это показывает, что
г. Струве не только не читал, но даже не видал их. Все резолюции Совета,
кроме двух или трех, были очень длинны, так как снабжались подробной
мотивировкой в целях направления и объединения агитации./
Когда буржуазные политики, которые, разумеется, не посещали ни заводских
митингов, ни районных собраний, чтобы там разоблачать ошибки
социал-демократии, читают "электризующие" формулы Совета, по которым они
пытаются установить его шатания и отступления, то они совершенно не отдают
себе отчета в совершающемся за этими формулами живом и непрерывном процессе
роста массы, который во многих случаях столько же питался отступлениями,
сколько и наступлениями, и в цепи которого те и другие составляли
необходимые звенья.
Сколько, например, глубоких критических соображений высказано в либеральной
литературе по поводу попытки введения восьмичасового рабочего дня
революционным путем. Сколько проницательных замечаний относительно
наивности, проявленной Советом Рабочих Депутатов. Но каков на самом деле
был смысл кампании за восьмичасовой рабочий день?
Рабочая масса, страшно выросшая и возмужавшая, естественно, стремилась
увеличить свои завоевания. Вовлеченная в водоворот новых громадных вопросов
и интересов, захваченная газетами, листками, ораторами, она хотела во что
бы то ни стало создать для себя физическую возможность пользоваться всеми
завоеванными ею свободами. Отсюда это могучее стремление ограничить
фабричную каторгу восемью часами. Если б Совет даже думал, что русская
промышленность не выдержит восьмичасового дня, и начал бы на этом основании
просто кричать рабочим: назад! - они бы не подчинились ему, стачки
вспыхнули бы разрозненно, завод вовлекался бы в борьбу за заводом, и
неуспех привел бы к временной деморализации. СРД поступил иначе.
Руководящие элементы его вовсе не рассчитывали на непосредственный и полный
практический успех кампании, но они считались с могучим
революционно-культурным стремлением, как с фактом, и решились претворить
его во внушительную демонстрацию в пользу восьмичасового рабочего дня.
Практический успех "самовольного" прекращения работы после 8 часов труда
состоял в том, что на некоторых заводах было достигнуто путем соглашения
сокращение рабочего дня. Моральный результат, гораздо более серьезный, был
двойной. Во-первых, идея восьмичасового рабочего дня получила такую
колоссальную и незыблемую популярность в самых отсталых рабочих слоях,
какой не дали бы десять лет трудолюбивой пропаганды. Во-вторых, упершись в
организованное сопротивление капитала, за которым стояла "братская" рука
графа, грозившая локаутом, рабочая масса впервые стала лицом к лицу с
восьмичасовым рабочим днем, как с вопросом государственным. На всех
собраниях и митингах - на многих против стихийного настроения рабочих -
была проведена резолюция "отступления", в которой выяснялась невозможность
проведения восьмичасового рабочего дня в одном Петербурге, - и из этого
делалось два вывода:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166