/
Отныне либеральному генерал-майору Кузьмину-Караваеву*116, прежде чем
высказаться за цензовое избирательное право, придется полчаса потратить на
расшаркивания перед великим принципом всеобщего голосования. Отныне
доблестные тверские Аяксы*117, Петрункевич и Родичев, принуждены будут
первородную подозрительность собственника к массе прикрывать аргументами о
технических якобы преимуществах двустепенного голосования. "Русские
Ведомости", в течение десятилетий бывшие свалочным местом тоски по земскому
цензу 64 года, - отныне и они исторгнут из своей груди вздох надежды на
установление "справедливого" принципа всеобщей подачи голосов. И мы имеем
все основания думать, что если бы кто-нибудь дал себе труд раскрыть
"Вестник Европы"*118, то смельчак убедился бы, что и в этом коричневом
гробике покоятся симпатии к suffrage universel.
Такова судьба многих политических идей, которые кажутся долгое время
утопическими. Пришел час, когда из маленьких фактов сложился большой факт
революции, и фантастические идеи шутя посрамляют мудрость мудрых. То ли мы
еще увидим, господа!.. Но вернемся к февральским и мартовским резолюциям.
Екатеринославское юридическое общество в своей телеграмме, посланной совету
министров 1 марта, констатирует, что страна находится "в процессе глубокого
возбуждения всех ее общественных сил"; нужны немедленные реформы;
законодательная палата должна быть построена на началах всеобщей, тайной и
прямой подачи голосов; выборам должно предшествовать установление личной
неприкосновенности, а также свободы слова и собраний, дабы зрелые
общественные силы могли благотворно влиять на народ, подготовляя население
к спокойному восприятию грядущих великих преобразований. Телеграмма
требует, чтобы в особое совещание при министерстве внутренних дел были
призваны и представители населения.
Сумское сельско-хозяйственное общество в своем постановлении от 6 марта
исходит из необходимости "умиротворить страну и остановить уже начавшееся
движение крестьян", а в качестве средства указывает на созыв народных
представителей, свободно избранных путем всеобщего, равного, прямого и
тайного голосования; кроме того общество ходатайствует, чтобы в особое
совещание были приглашены представители от земских собраний, городских дум
и ученых учреждений. Того же требует и нежинское сельско-хозяйственное
общество.
28 февраля петербургское собрание помощников присяжных поверенных, обсудив
указ и рескрипт 18 февраля, признало необходимым: 1) чтобы задача особого
совещания была ограничена выработкой закона о созыве Учредительного
Собрания на началах равного, прямого и тайного голосования, 2) чтобы к
участию в работах совещания были привлечены представители от всего
населения России без различия национальностей и вероисповеданий. Собрание,
к сожалению, не указало, на каких началах должны быть привлечены в комиссию
Булыгина представители всего населения: на началах всеобщего голосования?
Но тогда почему бы им не образовать Учредительного Собрания, вместо того,
чтобы заседать в министерской канцелярии!
Это затруднение вполне оценили петербургские присяжные поверенные. Вот
почему они в заседании 9 марта, приняв в общем ту же резолюцию, что и их
помощники, ограничились по второму пункту требованием, чтобы к "трудам"
особого совещания был привлечен, наряду с представителями других
общественных групп и учреждений, также и выборный представитель присяжной
адвокатуры.
К постановлению петербургской адвокатуры присоединяется московская (13
марта), одесская, саратовская, киевская (17 марта). Но московская не
ограничивается этим. Она намечает демократические основы конституции и
ставит вопросы о милиции и о войне. Вообще по широте постановки вопросов
московская резолюция оставляет позади себя все остальные. В то время, как
одесская адвокатура еще путается в сетях архаической фразеологии земских
адресов и лукаво мудрствует на тему, что "стоящая между царем и народом
бюрократия не только не исполняет, но извращает повеления, исходящие от
верховной власти", московское собрание (13 марта) говорит: "народным
представителям принадлежит право законодательной власти", что же касается
исполнительной власти, то она "вверяется кабинету министров, ответственному
перед народными представителями". Последовавшее вскоре затем официальное
разъяснение упрекало московских адвокатов в том, что они предлагали совету
министров принять программу демократической республики. Некоторые газеты
уверяли даже, будто московские адвокаты потребовали
"социал-демократической" республики: не знаем, не знаем, из резолюции этого
что-то не видно.
По вопросу о милиции московская резолюция постановляет: а) просить
городские думы и земства учредить вооруженную милицию и принять все меры
для охраны граждан и б) признать, что полиция должна быть передана в
ведение городов и земств.
Мысль, что путь в Учредительное Собрание пролегает через канцелярию
министерства внутренних дел, разделяется не всеми. В то время, как одни
требуют допущения в особое совещание представителей населения, не указывая,
впрочем, как это сделать, а другие ходатайствуют об этой привилегии лишь
для "зрелых общественных сил", более радикальные элементы приходят к тому
убеждению, что оппозиции нечего делать за правительственными кулисами, и в
пояснение своей мысли цитируют первый псалом царя Давида: "Блажен муж, иже
не иде на совет нечестивых".
Предварительный съезд журналистов 3 - 4 марта, исходя из того, что
булыгинская комиссия ни в каком случае и ни при каких комбинациях не может
заменить собою (sic!) Учредительного Собрания (к этому можно было бы
прибавить: точно так же, как участок ни при каких комбинациях не может
заменить собою комитет общественного спасения), пришел к выводу, что
"организованные общественные силы должны предъявить к ней единственное
требование" - о созыве Учредительного Собрания на соответственных началах.
Ввиду этого, съезд считает нежелательным стремление общественных учреждений
к участию в работах комиссии Булыгина и рекомендует им в случае, если бы
они были приглашены, ограничиться повторением принципиальных требований.
Для того, чтоб обеспечить такое, а не иное участие общественных (т.-е., в
сущности, земских и думских) представителей в комиссии, съезд рекомендовал
собирать возможно большее количество подписей граждан под заявлениями,
которые должны быть поданы земским и городским учреждениям.
Таким образом, съезд журналистов пришел к заключению, что задача оппозиции
состоит в давлении на правительство извне, и, далее, признал необходимым
мобилизацию граждан, правда, в крайне неактивной форме, для давления извне
на земство и думы, как на официальное "представительство" населения. Эта,
хотя и совершенно зачаточная тактика, все же выше ходатайств перед советом
министров об учреждении земской экспертизы при конституционной канцелярии.
Точку зрения мартовского съезда журналистов комментировало "Право" в том
смысле, что смешение бюрократических элементов с общественными не может не
перенести на общество хотя бы часть ответственности за те результаты, какие
окажутся от работ совещания. Для того, чтобы производить давление на
власть, оппозиции нет надобности входить в состав комиссии и "уничтожать
средостение". Общество может производить свою работу и отдельно, и чем
больше оно объединится "в своих положительных идеалах", тем грандиознее
будут проявления его работ и тем реальнее должен быть результат.
Разумеется, в оригинале ("Право", N 10) эти соображения сдобрены
соответственной дозой дипломатических двусмысленностей и дьявольски-хитрых
подмигиваний в сторону власти. Но уж на этом взыскивать не приходится.
Еще дальше в направлении "непримиримости" идет резолюция общества
вспоможения окончившим высшие женские курсы. Она заявляет категорически,
что выработка новых политических форм не может быть выполнена средствами
отживающей правительственной системы. Высочайший рескрипт 18 февраля, -
поясняет резолюция, - удерживая во всей полноте "незыблемость основных
законов империи", не вносит в положение вещей никаких существенных
изменений. Едва ли, однако, не самое значительное число заявлений просто
игнорирует "конституционную" работу бюрократии, ограничиваясь, в лучшем
случае, как, напр., записка 256 петербургских деятелей по народному
образованию, ссылкой на то, что существующие органы власти не в состоянии
провести требуемые жизнью изменения, а потому самой насущной потребностью
настоящего момента является созыв Учредительного Собрания (от 12 марта).
К несчастью, эта точка зрения имеет свою ахиллесову пяту: она вовсе не
задается вопросом о том, кем и как будет, в конце концов, созвано
Учредительное Собрание?
Мы вовсе не хотим этим сказать, что точка зрения съезда журналистов
качественно выше. Нет! Но она дает исчерпывающий ответ в тех ограниченных
рамках, в каких она ставит вопрос. Недостаток приведенных нами более
радикальных решений не в том, что они слишком радикальны, а в том, что они
недостаточно радикальны. Они останавливаются на пол-пути. Сейчас станет
ясно, что мы хотим этим сказать.
Политическая мысль широких общественных кругов не развивается чисто
логически, изнутри себя, по системе учебников государственного права. Она
толкается вперед, назад, в сторону тем материальным процессом общественного
развития, который она обслуживает. Конечно, политическая мысль, как и
всякая иная, имеет свою логику. Но движущей силой политики отнюдь не
является формальный силлогизм. Наоборот. Политическое мышление любой
общественной группы, как и всякая вообще форма социальной идеологии,
чрезвычайно косно. Оно по доброй воле никогда не гоняется за стройностью,
систематичностью и законченностью. Во всяком случае, оно ради них не ударит
палец о палец. При первом удобном случае оно без сожаления откажется от
выводов из признанных им посылок, если только его не толкает вперед
неудовлетворенный голос командующего им классового интереса или настойчивое
внешнее давление какой-нибудь общественной силы. Это общее соображение
прекрасно подкрепляется приведенными выше фактами из развития политической
идеологии у русской интеллигенции за несколько месяцев последнего года.
Непорядки русской жизни ни для кого не были секретом и до последнего
оппозиционного подъема. Но нужна была русско-японская война, колоссальное
практическое испытание кровью и железом всех сторон государственного
распорядка, чтобы двинуть общественное сознание от будничного брюзжания
против частных неустройств к обобщенному отрицанию целого режима.
Нужно было адское сопротивление бюрократии, готовой отстаивать свои позиции
до конца, чтобы требование государственной реформы рассталось с идеей
определенного "соучастия" народных представителей, наряду с всевластной
бюрократией, и подошло к идее борьбы за обладание государственной властью.
Нужно было потрясающее январское выступление пролетариата, т.-е. самой
активной части того народа, именем которого оперировала оппозиционная
мысль, чтобы эта последняя, во-первых, сделала попытку поставить вопрос
права на очную ставку с вопросом силы и, во-вторых, связала народное
представительство с лозунгом всеобщего избирательного права.
И каждый раз после того, как новый политический факт вынуждал политическую
мысль интеллигентской демократии сделать новый шаг, от которого она вчера
еще отказывалась, несмотря на отдельные настойчивые голоса, ей сейчас же
казалось, что этот шаг она делает самопроизвольно, как простой логический
вывод из старых посылок; более того, ей представлялось, что с этим выводом
она родилась. Не отдавая себе отчета в механизме, управляющем ее движением,
она тем самым сохраняет за собой право удовлетворяться своей
ограниченностью до нового поучительного толчка.
Если, отвлекшись от состава либерально-демократической оппозиции и сложных
внутренних трений, мы возьмем ее лишь в развитии и росте тех лозунгов,
которые чем дальше, тем больше господствуют в ее рядах, мы натолкнемся на
несколько характерных этапов в развитии оппозиционной мысли. Первое
"героическое" усилие, которое она должна была произвести, было направлено
на то, чтобы связать все частные виды зла, насилия, произвола и нестроения
с одним общим лозунгом и, по крылатому слову одного журналиста, от
требования реформ перейти к требованию реформы. Требование реформы
закрепляется общественным сознанием, как требование участия свободно
избранных представителей народа в законодательной работе и в контроле над
исполнительной властью.
Достигши этого этапа, политическая мысль упирается в два вопроса:
во-первых, на каких началах должно быть организовано участие народных
представителей в государственной власти и, во-вторых, какими путями это
может быть осуществлено.
Боевой лозунг Учредительного Собрания, созванного на основе всеобщего,
равного, прямого и тайного избирательного права, сменяет бесформенную идею
народного представительства и является в сознании общества как бы
исчерпывающим ответом на эти оба вопроса.
Переход от идеи народного представительства к лозунгу всенародного
Учредительного Собрания сопровождается, по необходимости, глубокой
переоценкой значения и объема власти самого представительства. Идея участия
народа в осуществлении законодательной власти сменяется идеей перехода
государственной власти в руки народа. Но как только идея всенародного
Учредительного Собрания получает для оппозиции значение реального
определения того единственного пути, на котором только и мыслимо
культурно-политическое возрождение страны, общественная мысль становится
лицом к лицу с вопросом о необходимых предварительных гарантиях созыва
народных представителей. Она их формулирует в виде требований свободы
слова, печати, союзов, собраний, неприкосновенности личности и жилища и
всеобщей амнистии по делам политическим и религиозным.
Политическое сознание уясняет себе, что свобода выборов означает не только
свободу опускания избирательного бюллетеня в деревянный ящик, но целую
серию публичных прав, обеспечивающих свободу агитации. Только при условии
признания за населением этих необходимых прав, гласит "заявление граждан в
херсонское губернское земское собрание", могут и должны быть созваны
представители народа. А резолюция "многочисленного собрания представителей
нижегородского общества и граждан" (sic!) формулирует это требование, как
ультиматум: "без изложенных гарантий и условий, - говорит она, -
общественные учреждения и группы должны отстраниться от участия в выборах
представителей будущего законодательного собрания". Таким образом, уже на
другой день после издания рескрипта выдвигается бойкот, если не как
тактика, то как угроза.
В итоге сложных коллизий, ошибок, разочарований, политических поучений
сверху и снизу демократическая интеллигенция создала такую правовую
конституцию: необходимо реорганизовать государственный строй на
демократических началах; сделать это может и должен сам народ в лице
полномочного Учредительного Собрания; избрать своих представителей в
Учредительное Собрание народ сможет лишь при наличности необходимых
гарантий и свобод.
Все это совершенно верно. Но кто установит и закрепит в соответственных
учреждениях гарантии и свободы? Кто созовет подлинное, неподтасованное
всенародное Учредительное Собрание?
В "Проекте основного закона Российской империи"* мы находим следующее
крайне поучительное заявление:
/* См. в приложении к книге "Конституционное государство", изд. "Права". С
этим проектом мы еще встретимся дальше./
"Единственным правильным путем к осуществлению программы, начертанной в
изложенном проекте, мы считаем созыв Учредительного Собрания, свободно
избранного всенародным, прямым, равным и тайным голосованием, для выработки
и приведения в действие основного государственного закона. Только в таком
случае закон этот будет исходить из соответствующего его значению источника
- из воли народа".
"Мы оставляем открытым вопрос о том, при каких условиях совершится переход
к новому строю и каким образом будет выработан и санкционирован порядок
избрания в Учредительное Собрание. Все это зависит от временного сочетания
обстоятельств и не поддается юридическим определениям".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
Отныне либеральному генерал-майору Кузьмину-Караваеву*116, прежде чем
высказаться за цензовое избирательное право, придется полчаса потратить на
расшаркивания перед великим принципом всеобщего голосования. Отныне
доблестные тверские Аяксы*117, Петрункевич и Родичев, принуждены будут
первородную подозрительность собственника к массе прикрывать аргументами о
технических якобы преимуществах двустепенного голосования. "Русские
Ведомости", в течение десятилетий бывшие свалочным местом тоски по земскому
цензу 64 года, - отныне и они исторгнут из своей груди вздох надежды на
установление "справедливого" принципа всеобщей подачи голосов. И мы имеем
все основания думать, что если бы кто-нибудь дал себе труд раскрыть
"Вестник Европы"*118, то смельчак убедился бы, что и в этом коричневом
гробике покоятся симпатии к suffrage universel.
Такова судьба многих политических идей, которые кажутся долгое время
утопическими. Пришел час, когда из маленьких фактов сложился большой факт
революции, и фантастические идеи шутя посрамляют мудрость мудрых. То ли мы
еще увидим, господа!.. Но вернемся к февральским и мартовским резолюциям.
Екатеринославское юридическое общество в своей телеграмме, посланной совету
министров 1 марта, констатирует, что страна находится "в процессе глубокого
возбуждения всех ее общественных сил"; нужны немедленные реформы;
законодательная палата должна быть построена на началах всеобщей, тайной и
прямой подачи голосов; выборам должно предшествовать установление личной
неприкосновенности, а также свободы слова и собраний, дабы зрелые
общественные силы могли благотворно влиять на народ, подготовляя население
к спокойному восприятию грядущих великих преобразований. Телеграмма
требует, чтобы в особое совещание при министерстве внутренних дел были
призваны и представители населения.
Сумское сельско-хозяйственное общество в своем постановлении от 6 марта
исходит из необходимости "умиротворить страну и остановить уже начавшееся
движение крестьян", а в качестве средства указывает на созыв народных
представителей, свободно избранных путем всеобщего, равного, прямого и
тайного голосования; кроме того общество ходатайствует, чтобы в особое
совещание были приглашены представители от земских собраний, городских дум
и ученых учреждений. Того же требует и нежинское сельско-хозяйственное
общество.
28 февраля петербургское собрание помощников присяжных поверенных, обсудив
указ и рескрипт 18 февраля, признало необходимым: 1) чтобы задача особого
совещания была ограничена выработкой закона о созыве Учредительного
Собрания на началах равного, прямого и тайного голосования, 2) чтобы к
участию в работах совещания были привлечены представители от всего
населения России без различия национальностей и вероисповеданий. Собрание,
к сожалению, не указало, на каких началах должны быть привлечены в комиссию
Булыгина представители всего населения: на началах всеобщего голосования?
Но тогда почему бы им не образовать Учредительного Собрания, вместо того,
чтобы заседать в министерской канцелярии!
Это затруднение вполне оценили петербургские присяжные поверенные. Вот
почему они в заседании 9 марта, приняв в общем ту же резолюцию, что и их
помощники, ограничились по второму пункту требованием, чтобы к "трудам"
особого совещания был привлечен, наряду с представителями других
общественных групп и учреждений, также и выборный представитель присяжной
адвокатуры.
К постановлению петербургской адвокатуры присоединяется московская (13
марта), одесская, саратовская, киевская (17 марта). Но московская не
ограничивается этим. Она намечает демократические основы конституции и
ставит вопросы о милиции и о войне. Вообще по широте постановки вопросов
московская резолюция оставляет позади себя все остальные. В то время, как
одесская адвокатура еще путается в сетях архаической фразеологии земских
адресов и лукаво мудрствует на тему, что "стоящая между царем и народом
бюрократия не только не исполняет, но извращает повеления, исходящие от
верховной власти", московское собрание (13 марта) говорит: "народным
представителям принадлежит право законодательной власти", что же касается
исполнительной власти, то она "вверяется кабинету министров, ответственному
перед народными представителями". Последовавшее вскоре затем официальное
разъяснение упрекало московских адвокатов в том, что они предлагали совету
министров принять программу демократической республики. Некоторые газеты
уверяли даже, будто московские адвокаты потребовали
"социал-демократической" республики: не знаем, не знаем, из резолюции этого
что-то не видно.
По вопросу о милиции московская резолюция постановляет: а) просить
городские думы и земства учредить вооруженную милицию и принять все меры
для охраны граждан и б) признать, что полиция должна быть передана в
ведение городов и земств.
Мысль, что путь в Учредительное Собрание пролегает через канцелярию
министерства внутренних дел, разделяется не всеми. В то время, как одни
требуют допущения в особое совещание представителей населения, не указывая,
впрочем, как это сделать, а другие ходатайствуют об этой привилегии лишь
для "зрелых общественных сил", более радикальные элементы приходят к тому
убеждению, что оппозиции нечего делать за правительственными кулисами, и в
пояснение своей мысли цитируют первый псалом царя Давида: "Блажен муж, иже
не иде на совет нечестивых".
Предварительный съезд журналистов 3 - 4 марта, исходя из того, что
булыгинская комиссия ни в каком случае и ни при каких комбинациях не может
заменить собою (sic!) Учредительного Собрания (к этому можно было бы
прибавить: точно так же, как участок ни при каких комбинациях не может
заменить собою комитет общественного спасения), пришел к выводу, что
"организованные общественные силы должны предъявить к ней единственное
требование" - о созыве Учредительного Собрания на соответственных началах.
Ввиду этого, съезд считает нежелательным стремление общественных учреждений
к участию в работах комиссии Булыгина и рекомендует им в случае, если бы
они были приглашены, ограничиться повторением принципиальных требований.
Для того, чтоб обеспечить такое, а не иное участие общественных (т.-е., в
сущности, земских и думских) представителей в комиссии, съезд рекомендовал
собирать возможно большее количество подписей граждан под заявлениями,
которые должны быть поданы земским и городским учреждениям.
Таким образом, съезд журналистов пришел к заключению, что задача оппозиции
состоит в давлении на правительство извне, и, далее, признал необходимым
мобилизацию граждан, правда, в крайне неактивной форме, для давления извне
на земство и думы, как на официальное "представительство" населения. Эта,
хотя и совершенно зачаточная тактика, все же выше ходатайств перед советом
министров об учреждении земской экспертизы при конституционной канцелярии.
Точку зрения мартовского съезда журналистов комментировало "Право" в том
смысле, что смешение бюрократических элементов с общественными не может не
перенести на общество хотя бы часть ответственности за те результаты, какие
окажутся от работ совещания. Для того, чтобы производить давление на
власть, оппозиции нет надобности входить в состав комиссии и "уничтожать
средостение". Общество может производить свою работу и отдельно, и чем
больше оно объединится "в своих положительных идеалах", тем грандиознее
будут проявления его работ и тем реальнее должен быть результат.
Разумеется, в оригинале ("Право", N 10) эти соображения сдобрены
соответственной дозой дипломатических двусмысленностей и дьявольски-хитрых
подмигиваний в сторону власти. Но уж на этом взыскивать не приходится.
Еще дальше в направлении "непримиримости" идет резолюция общества
вспоможения окончившим высшие женские курсы. Она заявляет категорически,
что выработка новых политических форм не может быть выполнена средствами
отживающей правительственной системы. Высочайший рескрипт 18 февраля, -
поясняет резолюция, - удерживая во всей полноте "незыблемость основных
законов империи", не вносит в положение вещей никаких существенных
изменений. Едва ли, однако, не самое значительное число заявлений просто
игнорирует "конституционную" работу бюрократии, ограничиваясь, в лучшем
случае, как, напр., записка 256 петербургских деятелей по народному
образованию, ссылкой на то, что существующие органы власти не в состоянии
провести требуемые жизнью изменения, а потому самой насущной потребностью
настоящего момента является созыв Учредительного Собрания (от 12 марта).
К несчастью, эта точка зрения имеет свою ахиллесову пяту: она вовсе не
задается вопросом о том, кем и как будет, в конце концов, созвано
Учредительное Собрание?
Мы вовсе не хотим этим сказать, что точка зрения съезда журналистов
качественно выше. Нет! Но она дает исчерпывающий ответ в тех ограниченных
рамках, в каких она ставит вопрос. Недостаток приведенных нами более
радикальных решений не в том, что они слишком радикальны, а в том, что они
недостаточно радикальны. Они останавливаются на пол-пути. Сейчас станет
ясно, что мы хотим этим сказать.
Политическая мысль широких общественных кругов не развивается чисто
логически, изнутри себя, по системе учебников государственного права. Она
толкается вперед, назад, в сторону тем материальным процессом общественного
развития, который она обслуживает. Конечно, политическая мысль, как и
всякая иная, имеет свою логику. Но движущей силой политики отнюдь не
является формальный силлогизм. Наоборот. Политическое мышление любой
общественной группы, как и всякая вообще форма социальной идеологии,
чрезвычайно косно. Оно по доброй воле никогда не гоняется за стройностью,
систематичностью и законченностью. Во всяком случае, оно ради них не ударит
палец о палец. При первом удобном случае оно без сожаления откажется от
выводов из признанных им посылок, если только его не толкает вперед
неудовлетворенный голос командующего им классового интереса или настойчивое
внешнее давление какой-нибудь общественной силы. Это общее соображение
прекрасно подкрепляется приведенными выше фактами из развития политической
идеологии у русской интеллигенции за несколько месяцев последнего года.
Непорядки русской жизни ни для кого не были секретом и до последнего
оппозиционного подъема. Но нужна была русско-японская война, колоссальное
практическое испытание кровью и железом всех сторон государственного
распорядка, чтобы двинуть общественное сознание от будничного брюзжания
против частных неустройств к обобщенному отрицанию целого режима.
Нужно было адское сопротивление бюрократии, готовой отстаивать свои позиции
до конца, чтобы требование государственной реформы рассталось с идеей
определенного "соучастия" народных представителей, наряду с всевластной
бюрократией, и подошло к идее борьбы за обладание государственной властью.
Нужно было потрясающее январское выступление пролетариата, т.-е. самой
активной части того народа, именем которого оперировала оппозиционная
мысль, чтобы эта последняя, во-первых, сделала попытку поставить вопрос
права на очную ставку с вопросом силы и, во-вторых, связала народное
представительство с лозунгом всеобщего избирательного права.
И каждый раз после того, как новый политический факт вынуждал политическую
мысль интеллигентской демократии сделать новый шаг, от которого она вчера
еще отказывалась, несмотря на отдельные настойчивые голоса, ей сейчас же
казалось, что этот шаг она делает самопроизвольно, как простой логический
вывод из старых посылок; более того, ей представлялось, что с этим выводом
она родилась. Не отдавая себе отчета в механизме, управляющем ее движением,
она тем самым сохраняет за собой право удовлетворяться своей
ограниченностью до нового поучительного толчка.
Если, отвлекшись от состава либерально-демократической оппозиции и сложных
внутренних трений, мы возьмем ее лишь в развитии и росте тех лозунгов,
которые чем дальше, тем больше господствуют в ее рядах, мы натолкнемся на
несколько характерных этапов в развитии оппозиционной мысли. Первое
"героическое" усилие, которое она должна была произвести, было направлено
на то, чтобы связать все частные виды зла, насилия, произвола и нестроения
с одним общим лозунгом и, по крылатому слову одного журналиста, от
требования реформ перейти к требованию реформы. Требование реформы
закрепляется общественным сознанием, как требование участия свободно
избранных представителей народа в законодательной работе и в контроле над
исполнительной властью.
Достигши этого этапа, политическая мысль упирается в два вопроса:
во-первых, на каких началах должно быть организовано участие народных
представителей в государственной власти и, во-вторых, какими путями это
может быть осуществлено.
Боевой лозунг Учредительного Собрания, созванного на основе всеобщего,
равного, прямого и тайного избирательного права, сменяет бесформенную идею
народного представительства и является в сознании общества как бы
исчерпывающим ответом на эти оба вопроса.
Переход от идеи народного представительства к лозунгу всенародного
Учредительного Собрания сопровождается, по необходимости, глубокой
переоценкой значения и объема власти самого представительства. Идея участия
народа в осуществлении законодательной власти сменяется идеей перехода
государственной власти в руки народа. Но как только идея всенародного
Учредительного Собрания получает для оппозиции значение реального
определения того единственного пути, на котором только и мыслимо
культурно-политическое возрождение страны, общественная мысль становится
лицом к лицу с вопросом о необходимых предварительных гарантиях созыва
народных представителей. Она их формулирует в виде требований свободы
слова, печати, союзов, собраний, неприкосновенности личности и жилища и
всеобщей амнистии по делам политическим и религиозным.
Политическое сознание уясняет себе, что свобода выборов означает не только
свободу опускания избирательного бюллетеня в деревянный ящик, но целую
серию публичных прав, обеспечивающих свободу агитации. Только при условии
признания за населением этих необходимых прав, гласит "заявление граждан в
херсонское губернское земское собрание", могут и должны быть созваны
представители народа. А резолюция "многочисленного собрания представителей
нижегородского общества и граждан" (sic!) формулирует это требование, как
ультиматум: "без изложенных гарантий и условий, - говорит она, -
общественные учреждения и группы должны отстраниться от участия в выборах
представителей будущего законодательного собрания". Таким образом, уже на
другой день после издания рескрипта выдвигается бойкот, если не как
тактика, то как угроза.
В итоге сложных коллизий, ошибок, разочарований, политических поучений
сверху и снизу демократическая интеллигенция создала такую правовую
конституцию: необходимо реорганизовать государственный строй на
демократических началах; сделать это может и должен сам народ в лице
полномочного Учредительного Собрания; избрать своих представителей в
Учредительное Собрание народ сможет лишь при наличности необходимых
гарантий и свобод.
Все это совершенно верно. Но кто установит и закрепит в соответственных
учреждениях гарантии и свободы? Кто созовет подлинное, неподтасованное
всенародное Учредительное Собрание?
В "Проекте основного закона Российской империи"* мы находим следующее
крайне поучительное заявление:
/* См. в приложении к книге "Конституционное государство", изд. "Права". С
этим проектом мы еще встретимся дальше./
"Единственным правильным путем к осуществлению программы, начертанной в
изложенном проекте, мы считаем созыв Учредительного Собрания, свободно
избранного всенародным, прямым, равным и тайным голосованием, для выработки
и приведения в действие основного государственного закона. Только в таком
случае закон этот будет исходить из соответствующего его значению источника
- из воли народа".
"Мы оставляем открытым вопрос о том, при каких условиях совершится переход
к новому строю и каким образом будет выработан и санкционирован порядок
избрания в Учредительное Собрание. Все это зависит от временного сочетания
обстоятельств и не поддается юридическим определениям".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166