Зато обратное утверждение: без всеобщего избирательного права нет
демократии - безусловно верно.
Посмотрим же, как земский съезд отнесся к этому кардинальному
демократическому требованию. Перечитываем пункт за пунктом все резолюции
съезда - и нигде не находим упоминания о всеобщем избирательном праве. Это
решает для нас вопрос. Мы заключаем: программа земцев не говорит о всеобщем
избирательном праве, значит, земская оппозиция не хочет всеобщего
избирательного права.
Политическое недоверие есть наше право, а вся прошлая история либеральной
оппозиции превращает это право в нашу обязанность!
Земские либералы заинтересованы в своем влиянии, в своей политической
репутации. Они заинтересованы в том, чтобы обезопасить себя от критики и
разоблачений социал-демократии. Они знают, что социал-демократия выдвинула
требование всеобщего избирательного права и что она зорко и недоверчиво
следит за тем, как относятся к этому требованию все другие оппозиционные
партии.
Вот почему земские либералы, еслиб они стояли за всеобщее избирательное
право, должны были бы в собственных политических интересах жирным шрифтом
напечатать его в своей программе. Они этого не сделали. Значит, они не
хотят всеобщего избирательного права.
Один из участников съезда черниговский "радикал" г. Хижняков*33, гласный
черниговского земства, доказывал на собрании киевского
литературно-артистического общества*34, что резолюции земского съезда не
противоречат требованию всеобщего избирательного права. Г. Хижняков
рассуждал схоластически. Он забывал или не знал, что кроме формальной
логики есть еще логика политическая, для которой умолчание иногда
равносильно отрицанию. И это лучше всего подтвердил вскоре сам г. Хижняков,
когда подписал резолюцию черниговского земства, требующую созыва не
представителей народа, а представителей земств и дум. Дальше этого не шел в
своих стремлениях и съезд. Неопределенностью формулировки он лишь прикрывал
умеренность и узость своих требований.
Впрочем в резолюциях съезда есть пункт, который дает повод утверждать, что
земцы не только не отвергли всеобщего избирательного права, но и
положительно высказались за него. 7 пункт говорит: "Личные гражданские и
политические права всех граждан России должны быть равны".
Политические права - ведь это права на участие в политической жизни страны,
т.-е. прежде всего избирательные права. Земский съезд решил, что эти права
должны быть равны.
Не прав ли в таком случае другой "радикал", Водовозов*35, который на
упомянутом уже собрании литературно-артистического общества следующим
образом возразил социал-демократу, обвинявшему земцев за их умолчание о
всеобщем голосовании: "Я безусловно протестую против речи недовольного
оратора. Пункт седьмой говорит о равенстве личных общественных и
политических прав. Если бы вы были более знакомы с государственной наукой,
- говорил г. Водовозов, - вы увидели бы, что формула эта разумеет всеобщее,
равное, прямое и тайное избирательное право"!
Г. Водовозов, бесспорно, очень близко знаком с государственной наукой. Но
он делает из своих знаний крайне дурное употребление: он вводит своих
слушателей в обман.
Бесспорно, равенство политических прав, если брать его всерьез, означает,
что избирательные права граждан должны быть равны. Но столь же бесспорно,
что пункт 7 ограничивает это равенство только гражданами, не распространяя
его на гражданок. Или же г. Водовозов скажет, что земцы имеют в виду и
женщин? Нет, он этого не скажет. Таким образом, пункт 7 не означает
всеобщего избирательного права.
Но он не означает также прямого избирательного права. Избирательные права
граждан могут быть равны, но конституция может предоставить им выбирать
выборщиков второй степени, с тем, чтобы те выбирали, в свою очередь,
выборщиков третьей степени, а уж эти последние - "народных представителей".
Эта система убийственна для народа, потому что господствующим классам легче
повлиять на небольшой круг отцеженных выборщиков, чем на народные массы*.
/* Недаром говорят, что г. Витте*36, ожидающий своей "очереди",
подготовляет проект конституции с двухстепенными выборами./
Далее, равенство избирательных прав само по себе ровно ничего не говорит о
тайном голосовании. А между тем эта техническая сторона дела имеет
громадное значение для всех зависимых, подначальных,
экономически-угнетенных слоев народа. И особенно в России с ее вековыми
навыками произвола и рабства. При наших варварских традициях система
открытого голосования может надолго свести к нулю значение всеобщего
избирательного права!
Мы сказали, что из пункта 7 логически вытекает лишь равное избирательное
право для мужчин. Но земцы поторопились показать, что, наперекор указаниям
государственной науки г. Водовозова, они не связывают себя даже и этим
обязательством. Равенство политических прав относится, конечно, не только к
будущему парламенту, но и к земствам и думам. А между тем п. 9 требует
лишь, "чтобы земское представительство было организовано не на сословных
началах и чтобы к участию в земском и городском самоуправлении были
привлечены по возможности (sic!) все наличные силы местного населения".
Таким образом, равенство политических прав будет применяться только "по
возможности". Определенно земцы высказываются лишь против сословного ценза,
но они допускают полную "возможность" ценза имущественного. И уж во всяком
случае нет никакого сомнения в том, что за чертой политического равноправия
окажутся все, кто не отвечает тому или иному цензу оседлости, а этот ценз
по всему характеру своему направлен против пролетариата.
Итак, вопреки заверениям "демократов" из оппортунизма и "демократов" из
политического лицемерия, п. 7 не означает на деле ни всеобщего, ни прямого,
ни равного, ни тайного права голоса. Другими словами, он ничего не
означает. Это политический фальшфейер, который должен обмануть простаков и
послужить орудием обмана в руках оппортунистических развратителей
политического сознания.
Но если бы даже равенство политических прав было так богато значением, как
хочет думать государственная наука г. Водовозова, оставалось бы еще
спросить: вкладывали ли сами земцы в эти слова то содержание, которое
вкладывает "наука"? Конечно, нет. Если бы у них действительно была
демократическая мысль, они бы сумели ее выразить в ясной политической
форме. Недаром же, надеемся, один из секретарей земского съезда, тамбовский
радикал Брюхатов*37, комментирует в демократической "Нашей Жизни"*38 7
пункт в том смысле, что "народ получит всю полноту прав гражданских и
необходимых (sic!) политических"*. Кто компетентен делить политические
права на необходимые и не необходимые, об этом радикальный земец и
демократическая газета хранят сосредоточенное молчание...
/* "Наша Жизнь", N 2./
Тот, кто действительно выдвигает демократические требования, всегда
рассчитывает на массу и к ней апеллирует.
А масса не знает дедукций и софизмов государственного права. Она требует,
чтобы с ней говорили ясно, чтобы вещи называли своими именами, чтобы ее
интересы ограждались точно формулированными гарантиями, а не оставлялись на
усмотрение услужливых истолкователей.
И мы считаем своей политической обязанностью развивать в массе недоверие к
тому, ставшему второй природой нашего либерализма, эзоповскому языку, за
которым укрывается не только политическая "неблагонадежность", но и
политическая недобросовестность!..

II. Самодержавие царя или самодержавие народа?

Каков же будет тот государственный строй, участие в котором народа
либеральная оппозиция считает нужным лишь "по возможности"? Земские
резолюции не только не говорят о республике - одно лишь сопоставление
земской оппозиции с требованием республики дико звучит для уха! - они не
только не говорят об уничтожении или ограничении самодержавия, они не
произносят в своем манифесте даже слова "конституция".
Правда, они говорят о "правильном участии народного представительства в
осуществлении законодательной власти, в установлении государственной
росписи доходов и расходов и в контроле за законностью действий
администрации", - следовательно, они имеют в виду конституцию. Они только
избегают ее имени. Стоит ли в таком случае над этим останавливаться?
Мы думаем, что стоит. Европейская либеральная пресса, которая одинаково
ненавидит русскую революцию и симпатизирует русскому земскому либерализму,
с восторгом останавливается пред этим полным такта умолчанием земской
декларации: либералы сумели выразить, чего они хотят, избегнув в то же
время слов, которые могли бы создать для Святополка невозможность принятия
земских решений.
В этом - совершенно верное объяснение, почему земская программа молчит не
только о республике, которой земцы не хотят, но и о "конституции", которой
они хотят. Формулируя свои требования, земцы имели в виду исключительно
правительство, с которым они должны вступить в соглашение, а не народную
массу, к которой они могли бы апеллировать.
Они вырабатывали пункты торгово-политического компромисса, а не директивы
политической агитации.
Они ни на минуту не сходили со своей антиреволюционной позиции, - и это
ясно выступает не только из того, что они говорят, но и из того, о чем они
умалчивают.
В то время как реакционная печать твердит изо дня в день о преданности
народа самодержавию и - в лице "Московских Ведомостей" - неустанно
повторяет, что "истинный" русский народ не только не требует конституции,
но даже и не знает этого заморского слова, земские либералы не осмеливаются
произнести это слово, чтоб довести его до сведения народа. За этим страхом
перед словом скрывается страх перед делом: борьбой, массой, революцией.
Повторяем. Кто хочет, чтоб его поняла масса, чтоб она была с ним, тот
должен прежде всего свои требования выражать ясно и точно, всему давать
надлежащее имя, конституцию называть конституцией, республику -
республикой, всеобщее избирательное право - всеобщим избирательным правом.
Русский либерализм вообще и земский в частности никогда не порывал и теперь
не порывает с монархией.
Наоборот, он стремится доказать, что именно в нем, либерализме,
единственное спасение монархии.
"Жизненные интересы Престола и народа, - пишет в "Праве" кн. С.
Трубецкой*39, - требуют, чтобы бюрократическая организация не узурпировала
полновластия, чтобы она перестала быть фактически бесконтрольной и
безответственной... А это, в свою очередь, возможно лишь при помощи
организации, стоящей вне бюрократии, при помощи действительного приближения
народа к Престолу - живому средоточию власти"*40...*.
/* "Право", N 44./
Земский съезд не только не отрекся от монархического принципа, но положил в
основу всех своих резолюций формулированную кн. Трубецким "идею" престола,
как "живого средоточия власти".
Народное представительство выдвигается съездом не как единственное средство
взять народу свои дела в свои собственные руки, но как средство объединить
Верховную Власть с населением, в настоящее время разобщенные друг от друга
бюрократическим строем (пп. 3, 4 и 10). Не самодержавие народа
противопоставляется самодержавию царя, а народное представительство -
царской бюрократии. "Живым средоточием власти" является не народ, а
престол.

III. За кем учредительная власть?

Эта жалкая точка зрения, стремящаяся примирить царское самодержавие с
народным верховенством, выразилась в совершенно предательском ответе на
вопрос: кто и как осуществит то государственное преобразование, которое с
такой зловещей для народа неопределенностью охарактеризовано в резолюциях
земского съезда?
В последнем 11 пункте своих решений Совещание (так называет себя земский
съезд) выражает "надежду, что Верховная Власть призовет свободно избранных
представителей народа, дабы при содействии их вывести наше отечество на
новый путь государственного развития в духе установления начал права и
взаимодействия государственной власти и народа". На такой путь оппозиция
хочет поставить дело государственного обновления России. Верховная власть
должна призвать себе в помощь представителей народа. Резолюция и здесь, в
этом решающем пункте, не говорит, какого народа. А между тем мы еще не
забыли, что в "Программе русских конституционалистов"*41, которую
"Освобождение"*42 объявило своей программой*, в роли таких представителей
народа фигурируют депутаты от земств и дум, "по существу своему
представляющих нижний этаж будущего конституционного здания"... "По
необходимости, - говорит "Программа", - приходится следовать историческим
прецедентам и отдать эту подготовительную работу в руки представителей
существующих учреждений общественного самоуправления... Такой путь вернее и
лучше, чем тот "скачок в неизвестное", который представляла бы всякая
попытка выборов ad hoc для данного случая, под неизбежным в таких случаях
правительственным давлением и при трудно-определимом настроении непривычных
к политической жизни общественных слоев". ("Освобождение", N 1.)
/* "Освобождение", N 1./
Но допустим далее, что представители этого квалифицированного "народа"
собрались, - и начинается конституционное учредительство. Кому принадлежит
решающий голос в этой работе: Престолу, "живому средоточию власти", или
народным представителям? Этот вопрос решает все.
Резолюция Совещания говорит, что выводить наше отечество на новый путь
будет Верховная Власть при содействии призванных ею представителей народа.
Таким образом, учредительную власть земское Совещание вручает не кому
иному, как короне. Самая идея Всенародного Учредительного Собрания*43, как
верховной инстанции, здесь совершенно устранена. В установлении "начал
права" корона пользуется "содействием" народных представителей, - если же
она вступает с ними в конфликт, она обходится без их содействия, она их
отсылает через те же ворота, через которые она их призвала.
Именно такую, а не иную организацию учредительной власти, именно этот, а не
какой-либо другой путь учредительных работ указывает резолюция земского
Совещания. На этот счет не нужно себе создавать какие бы то ни было
иллюзии. А ведь такое решение вопроса заранее ставит всю судьбу русской
конституции в зависимость от усмотрения короны!
В период учредительных работ, как и во всякий другой период, может быть
только одна "Верховная Власть", - она может принадлежать либо короне, либо
Собранию. Либо корона, работающая при содействии Собрания, либо Собрание,
работающее при противодействии короны. Либо суверенитет народа, либо
суверенитет монарха.
Можно, разумеется, попытаться истолковать одиннадцатый пункт резолюции
земского Совещания в том смысле, что корона и собрание представителей, как
две независимые друг от друга и потому равноправные силы, вступают в
конституционное соглашение. Это будет наиболее благоприятное для земских
резолюций допущение. Но что тогда окажется? Корона и собрание независимы
друг от друга. Каждая из сторон вправе ответить "да" или "нет" на
предложения другой стороны. Но это значит, что две вступающие в переговоры
стороны могут не притти ни к какому соглашению.
Кому же будет принадлежать в таком случае решающий голос? Где взять
третейского судью? Предположение двух равноправных сторон привело нас к
абсурду: нам понадобился на случай конфликта между короной и народом - а
такой конфликт неизбежен - третейский судья. Но жизнь никогда не
останавливается в затруднении пред юридическим тупиком. Она всегда находит
выход.
Таким выходом и явится, в конце концов, революционное провозглашение
народного верховенства. Только народ может явиться третейским судьей в
своей собственной тяжбе с короной. Только Всенародное Учредительное
Собрание, не только независимое от короны, но и обладающее всей полнотой
власти, держащее в своих руках ключи и отмычки всех прав и привилегий,
имеющее право безапелляционного решения по всем вопросам, не исключая из их
круга и судеб русской монархии, только такое суверенное Учредительное
Собрание сможет беспрепятственно творить новое демократическое право.
Вот почему честная и последовательная демократия должна неустанно и
непримиримо апеллировать - не только через преступную голову монархии, но и
через ограниченные головы призванных ею "для содействия" представителей
квалифицированного народа - должна неустанно и непримиримо апеллировать к
самодержавной воле народа, выраженной в Учредительном Собрании путем
всенародного, равного для всех, прямого и тайного голосования.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166