На могиле ее он начертает эпитафию: "здесь покоится
теория социализма в отдельной стране".
"Друзья" СССР
Впервые могущественное правительство орошает за-границей не правую,
благомыслящую, а левую и крайне-левую печать. Симпатии народных масс к
величайшей революции очень искусно канализируются и отводятся на мельни-
цу советской бюрократии. "Сочувствующая" западная печать незаметно теря-
ет право публиковать что-либо, что может огорчить правящий слой СССР.
Книги, неугодные Кремлю, злостно замалчиваются. Крикливые и бездарные
апологии выходят на многих языках. Мы избегали на протяжении этой работы
цитировать специфические произведения официальных "друзей", предпочитая
грубые оригиналы стилизованным иностранным пересказам. Однако, литерату-
ра "друзей", совместно с литературой Коминтерна, наиболее ее плоской и
вульгарной частью, представляет в кубо-метрах внушительную величину и
играет в политике не последнюю роль. Нельзя не посвятить ей в заключение
несколько страниц.
Сейчас великим вкладом в сокровищницу мысли объявлена книга Веббов
"Советский коммунизм". Вместо того, чтоб рассказать, что достигнуто, и в
какую сторону достигнутое развивается, авторы на протяжении 1.200 стра-
ниц излагают, что задумано, намечено в канцеляриях или постановлено в
законах. Их вывод гласит: когда замыслы, планы и законы будут выполнены,
тогда в СССР осуществится коммунизм. Таково содержание удручающей книги,
пересказывающей отчеты московских канцелярий и юбилейные статьи московс-
кой прессы.
Дружба к советской бюрократии не есть дружба к пролетарской револю-
ции, наоборот, скорее страховка от нее. Веббы готовы, правда, признать,
что коммунистическая система распространится когда-нибудь и в остальном
мире. "Но как, когда, где, с какими видоизменениями, при посредстве ли
насильственной революции, или путем мирного проникновения, или даже пу-
тем сознательного подражания, на эти вопросы мы не можем ответить".
("But how, when, where, with what modifications, and whether through
violent revolution or by peaceful penetration, or even by conscious
imitation, are questions we cannot answer"). Этот дипломатический отказ
от ответа, а на самом деле недвусмысленный ответ, в высшей степени ха-
рактерен для "друзей" и определяет действительную цену их дружбы. Если б
все так отвечали на вопрос о революции, например, до 1917 года, когда
отвечать было неизмеримо труднее, на свете не было бы советского госу-
дарства, и британским "друзьям" пришлось бы расходовать запасы своей
дружбы на другие объекты.
Веббы говорят, как о чем то само собою разумеющемся, о тщете надежд
на европейские революции в близком будущем и почерпают в этом утеши-
тельное доказательство правильности теории социализма в одной стране. С
авторитетом людей, для которых Октябрьский переворот явился полной и
притом неприятной неожиданностью, они поучают нас необходимости строить
социалистическое общество в границах СССР, за отсутствием других перс-
пектив. Трудно удержаться от неучтивого движения плечами! На самом деле
спор с Веббами у нас может идти не о том, нужно ли строить в СССР заводы
и применять в колхозах минеральные удобрения, а о том, нужно ли и как
именно готовить революцию в Великобритании. Но на этот счет ученые соци-
ологи отвечают: "не знаем". Самый вопрос они, конечно, считают противо-
речащим "науке".
Ленин со страстной неприязнью относился к консервативным буржуа, во-
ображающим себя социалистами, в частности, к британским фабианцам. По
именному указателю, приложенному к его сочинениям, не трудно убедиться,
что его отношение к Веббам на протяжении всей его деятельности остается
неизменным в своей свирепой враждебности. В 1907 г. он впервые пишет о
Веббах, как о "тупых хвалителях английского мещанства", которые "стара-
ются представить чартизм, революционную эпоху английского рабочего дви-
жении, простым ребячеством". Между тем без чартизма не было бы Парижской
коммуны; без обоих не было бы Октябрьской революции. Веббы нашли в СССР
только административный механизм и бюрократические планы: ни чартизма,
ни Коммуны, ни Октябрьского переворота они не нашли. Революция остается
для них и сегодня чужим и враждебным делом, если не "простым ребячест-
вом".
В полемике с оппортунистами Ленин не стеснялся, как известно, салон-
ными соображениями. Но его бранные эпитеты ("лакеи буржуазии", "предате-
ли", "лакейские души" и пр.) выражали в течение ряда лет тщательно взве-
шенную оценку Веббов, как проповедников фабианства, т.е. традиционной
респектабельности и преклонения пред существующим. О каком-либо переломе
во взглядах Веббов за последние годы не может быть и речи. Те самые лю-
ди, которые во время войны поддерживали свою буржуазию и принимали позже
из рук короля звание лорда Пасфильда, ни от чего не отказываясь, ни в
чем не изменяя себе, примкнули к коммунизму в отдельной и притом чужой
стране. Сидней Вебб был министром колоний, т.е. старшим тюремщиком бри-
танского империализма, как раз в тот период своей жизни, когда он сбли-
зился с советской бюрократией, получал из ее канцелярии материалы и на
основании их работал над своей двухтомной компиляцией.
Еще в 1923 г. Веббы не видели большой разницы между большевизмом и
царизмом (см. напр., "The Decay of Capitalist Civilisation", 1923). Зато
ныне они полностью признали "демократию" сталинского режима. Не надо ис-
кать здесь противоречия. Фабианцы возмущались, когднапр., "The Decay of
Capitalist Civilisation", 1923). Зато ныне они полностью признали "де-
мократию" сталинского режима. Не надо искать здесь противоречия. Фабиан-
цы возмущались, когда революционный пролетариат отнимал свободу действий
у "образованного" общества, но считают в порядке вещей, когда бюрократия
отнимает свободу действий у пролетариата. Не в этом ли состояла всегда
функция лейбористской рабочей бюрократии? Веббы клянутся, например, что
критика в СССР совершенно свободна. Чувство юмора не свойственно этим
людям. Они совершенно серьезно
Наивность? Ни Энгельс, ни Ленин не считали Сиднея Вебба наивным. Ско-
рее - респектабельность. Ведь дело идет об установленном режиме и гос-
теприимных хозяевах. Веббы крайне неодобрительно относятся к марк-
систской критике существующего. Они считают себя призванными охранять
наследство Октябрьской революции от левой оппозиции. Отметим для полно-
ты, что лейбористское правительство, в которое входил Лорд Пасфильд
(Сидней Вебб), отказало в свое время автору этой работы в визе на въезд
в Великобританию. Таким образом Сидней Вебб, который как раз в те дни
работал над своей книгой об СССР, теоретически защищает от подрывной ра-
боты Советский Союз, а практически - Империю Его Величества. К чести
его, он в обоих случаях остается верен себе.
Для многих мелких буржуа, не владеющих ни пером, ни кистью, офици-
ально зарегистрированная "дружба" с СССР есть как бы свидетельство выс-
ших духовных интересов. Участие во франк-масонских ложах или в паци-
фистских клубах имеет много общего с участием в обществе "друзей СССР",
ибо позволяет одновременно вести два существования: одно - будничное, в
кругу повседневных интересов, другое - праздничное, возвышающее душу.
Время от времени "друзья" посещают Москву. Они отмечают в своей памяти
тракторы, ясли, пионеров, парады, парашютисток, словом, все, кроме новой
аристократии. Лучшие из них закрывают на нее глаза из чувства вражды к
капиталистической реакции. Андре Жид откровенно признает это: "Глупость
и бесчестность атак против СССР привели к тому, что ныне мы с некоторым
упрямством защищаем его". Но глупость и бесчестность врагов не есть оп-
равдание собственной слепоты. Рабочие массы нуждаются, во всяком случае,
в зрячих друзьях.
Повальные симпатии буржуазных радикалов и социалистических буржуа к
правящему слою СССР имеют немаловажные причины. В кругу профессиональных
политиков, несмотря на все различие программ, неизменно преобладают
друзья уже осуществленного или легко осуществимого "прогресса". Рефор-
мистов на свете неизмеримо больше, чем революционеров. Приспособляющихся
больше, чем непримиримых. Только в исключительные исторические периоды,
когда массы приходят в движение, революционеры выходят из изолированнос-
ти, а реформисты становятся похожи на рыб, выброшенных на берег.
В среде нынешней советской бюрократии нет никого, кто до апреля 1917
года, и даже значительно позже, не считал бы идею диктатуры пролетариата
в России фантастичной (тогда эта "фантастика" называлась... троцкизмом).
Иностранные "друзья" старшего поколения в течение десятков лет считали
реальными политиками русских меньшевиков, стоявших за "народный фронт" с
либералами и отвергавших идею диктатуры, как явное безумие. Другое дело
- признать диктатуру, когда она уже осуществлена и даже бюрократически
изгажена: эта задача "друзьям" как раз по плечу. Теперь они не только
отдают должное советскому государству, но и охраняют его от врагов, не
столько, правда, от тех, которые тянут к прошлому, сколько от тех, кото-
рые подготовляют будущее. Если "друзья" оказываются активными патриота-
ми, как французские, бельгийские, английские и иные реформисты, им удоб-
но прикрывать свой союз с буржуазией заботами об обороне СССР. Если они,
наоборот, стали пораженцами поневоле, как немецкие и австрийские соци-
ал-патриоты вчерашнего дня, они надеются, что союз Франции с СССР помо-
жет им справиться с Гитлером или Шушнигом. Леон Блюм, который был врагом
большевизма в его героическую эпоху и открывал страницы "Попюлер" для
прямой травли против Октябрьской революции, теперь не напечатает ни од-
ной строки, разоблачающей подлинные преступления советской бюрократии.
Как библейскому Моисею, жаждавшему лицезреть Иегову, дано было покло-
ниться лишь задней части божественной анатомии, так господа реформисты,
идолопоклонники совершившегося факта, способны познать и признать в ре-
волюции лишь ее мясистое бюрократическое a posteriori.
Нынешние коммунистические "вожди" принадлежат, в сущности, к тому же
типу. После долгой серии обезьяньих ужимок и прыжков, они открыли вдруг
великие преимущества оппортунизма и ухватились за него со свежестью не-
вежества, которое их всегда отличало. Уже одно их рабское и не всегда
бескорыстное преклонение перед кремлевской верхушкой делает их абсолютно
неспособными на революционную инициативу. Они отвечают на критические
доводы не иначе, как рычаньем и лаем; зато под хлыстом хозяина они виля-
ют хвостом. Эта малопривлекательная публика, которая в час опасности
рассыплется во все стороны, считает нас отъявленными "контр-революционе-
рами". Что поделать? История, несмотря на свой суровый характер, не мо-
жет обойтись без фарсов.
Более честные или зрячие из "друзей" признают, по крайней мере, с
глазу на глаз, пятна на советском солнце, но, подменяя диалектический
анализ фаталистическим, утешают себя тем, что "некоторое" бюрократичес-
кое перерождение явилось, при данных условиях, исторической неизбеж-
ностью. Пусть так! Но и отпор этому перерождению не свалился с неба. У
необходимости оказываются два конца: реакционный и прогрессивный. Исто-
рия учит, что лица и партии, которые тянут за разные концы необходимос-
ти, оказываются в конце концов по противоположные стороны баррикады.
Последний довод "друзей": за критику советского режима хватаются ре-
акционеры. Совершенно бесспорно! Они попытаются, надо думать, извлечь
для себя выгоду и из этой книги. Когда же бывало иначе? Еще "Коммунисти-
ческий Манифест" упоминал презрительно о том, как феодальная реакция пы-
талась использовать против либерализма стрелы социалистической критики.
Это не помешало, однако, революционному социализму идти своей дорогой.
Не помешает и нам. Пресса Коминтерна доходит, правда, до утверждения,
что наша критика подготовляет... военную интервенцию против Советов. Это
надо, очевидно понимать в том смысле, что капиталистические прави-
тельства, узнав из наших работ о перерождении советской бюрократии, не-
медленно снарядят карательную экспедицию для отомщения за попранные
принципы Октября. Полемисты Коминтерна вооружены не рапирой, а оглоблей
или другими еще менее поворотливыми инструментами. На самом деле марк-
систская критика, называющая вещи своими именами, может лишь укрепить
консервативный кредит советской дипломатии в глазах буржуазии. Другое
дело - рабочий класс и его искренние сторонники в рядах интеллигенции.
Здесь наша работа может действительно породить сомнения и вызвать недо-
верие - не к революции, а к ее узурпаторам. Но именно эту цель мы себе и
ставим. Двигателем прогресса является правда, а не ложь.
*1 Mutatis mutandis (латинский язык) - изменяя то, что надлежит изме-
нить (когда делается сравнение).
*2 "Смысл становится глупостью, доброта идет во вред" (нем.), Иоганн
Вольфганг фон Гете (1749-1832), "Фауст", часть 1.
*3 Латинский: противоречивое определение.
*4 Французский: "L'Etat, c'est moi!" Обычно приписывается королю
Франции Лу и XIV (1638-1715).
Л. Троцкий. Перманентная революция.
СОДЕРЖАНИЕ
Введение
I. Вынужденный характер настоящей работы и ее цель
II. Перманентная революция не "скачек" пролетариата, а перестройка нации
под руководством пролетариата
III. Три элемента "демократической диктатуры": классы, задачи и
политическая механика
IV. Как выглядела теория перманентной революции на практике?
V. Осуществилась ли у нас "демократическая диктатура" и когда именно?
VI. О перепрыгивании через исторические ступени
VII. Что означает теперь лозунг демократической диктатуры для Востока?
VIII. От марксизма к пацифизму
Эпилог
Что же такое перманентная революция (основные положения)
ВВЕДЕНИЕ
Настоящая книжка посвящена вопросу, тесно связанному с историей трех
русских революций, но не только с нею. Этот вопрос за последние годы играл
огромную роль во внутренней борьбе коммунистической партии Советского
Союза, был затем перенесен на Коммунистический Интернационал, сыграл
решающую роль в развитии китайской революции и определил целый ряд
первостепенной важности решений по вопросам, связанным с революционной
борьбой стран Востока. Дело идет о так называемой теории "перманентной
революции", которая по учению эпигонов ленинизма (Зиновьева, Сталина,
Бухарина и др.) составляет первородный грех "троцкизма".
Вопрос о перманентной революции был, после большого перерыва, и на первый
взгляд, совершенно неожиданно поднят в 1924 году. Политических оснований
для этого не было: дело шло о давно отошедших в прошлое разногласиях. Но
психологические основания были большие. Открывшая против меня борьбу группа
так называемых "старых большевиков" противопоставляла мне прежде всего это
свое звание. Но большим затруднением на ее пути был 1917 год. Как ни важна
была предшествующая история идейной борьбы и подготовки, однако, не только
в отношении партии в целом, но и в отношении отдельных лиц, вся
предшествующая подготовка нашла свою высшую и безапелляционную проверку в
октябрьском перевороте. Ни один из эпигонов этой проверки не выдержал. Все
они, без исключения, в момент февральской революции 1917 г. заняли
вульгарную позицию демократической левой. Ни один из них не выдвинул
лозунга борьбы пролетариата за власть. Все они считали курс на
социалистическую революцию абсурдом или, еще хуже, "троцкизмом". В таком
духе они вели партию до приезда Ленина из-за границы и до появления его
знаменитых тезисов 4-го апреля. После этого Каменев, уже в прямой борьбе с
Лениным, пытается открыто сформировать демократическое крыло в большевизме.
Позже к нему присоединяется приехавший с Лениным Зиновьев. Сталин, жестоко
скомпрометированный своей социал-патриотической позицией, отходит к
сторонке. Он дает партии забыть о своих жалких статьях и речах в решающие
недели марта и постепенно передвигается на точку зрения Ленина. Отсюда сам
собою возникал вопрос: что же каждому из этих руководящих "старых
большевиков" дал ленинизм, если ни один из них не оказался способен
самостоятельно применить теоретический и практический опыт партии в
наиболее важный и ответственный исторический момент? Надо было во что бы то
ни стало отвести этот вопрос, подменив его другим. С этой целью решено было
в центр обстрела поставить теорию перманентной революции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
теория социализма в отдельной стране".
"Друзья" СССР
Впервые могущественное правительство орошает за-границей не правую,
благомыслящую, а левую и крайне-левую печать. Симпатии народных масс к
величайшей революции очень искусно канализируются и отводятся на мельни-
цу советской бюрократии. "Сочувствующая" западная печать незаметно теря-
ет право публиковать что-либо, что может огорчить правящий слой СССР.
Книги, неугодные Кремлю, злостно замалчиваются. Крикливые и бездарные
апологии выходят на многих языках. Мы избегали на протяжении этой работы
цитировать специфические произведения официальных "друзей", предпочитая
грубые оригиналы стилизованным иностранным пересказам. Однако, литерату-
ра "друзей", совместно с литературой Коминтерна, наиболее ее плоской и
вульгарной частью, представляет в кубо-метрах внушительную величину и
играет в политике не последнюю роль. Нельзя не посвятить ей в заключение
несколько страниц.
Сейчас великим вкладом в сокровищницу мысли объявлена книга Веббов
"Советский коммунизм". Вместо того, чтоб рассказать, что достигнуто, и в
какую сторону достигнутое развивается, авторы на протяжении 1.200 стра-
ниц излагают, что задумано, намечено в канцеляриях или постановлено в
законах. Их вывод гласит: когда замыслы, планы и законы будут выполнены,
тогда в СССР осуществится коммунизм. Таково содержание удручающей книги,
пересказывающей отчеты московских канцелярий и юбилейные статьи московс-
кой прессы.
Дружба к советской бюрократии не есть дружба к пролетарской револю-
ции, наоборот, скорее страховка от нее. Веббы готовы, правда, признать,
что коммунистическая система распространится когда-нибудь и в остальном
мире. "Но как, когда, где, с какими видоизменениями, при посредстве ли
насильственной революции, или путем мирного проникновения, или даже пу-
тем сознательного подражания, на эти вопросы мы не можем ответить".
("But how, when, where, with what modifications, and whether through
violent revolution or by peaceful penetration, or even by conscious
imitation, are questions we cannot answer"). Этот дипломатический отказ
от ответа, а на самом деле недвусмысленный ответ, в высшей степени ха-
рактерен для "друзей" и определяет действительную цену их дружбы. Если б
все так отвечали на вопрос о революции, например, до 1917 года, когда
отвечать было неизмеримо труднее, на свете не было бы советского госу-
дарства, и британским "друзьям" пришлось бы расходовать запасы своей
дружбы на другие объекты.
Веббы говорят, как о чем то само собою разумеющемся, о тщете надежд
на европейские революции в близком будущем и почерпают в этом утеши-
тельное доказательство правильности теории социализма в одной стране. С
авторитетом людей, для которых Октябрьский переворот явился полной и
притом неприятной неожиданностью, они поучают нас необходимости строить
социалистическое общество в границах СССР, за отсутствием других перс-
пектив. Трудно удержаться от неучтивого движения плечами! На самом деле
спор с Веббами у нас может идти не о том, нужно ли строить в СССР заводы
и применять в колхозах минеральные удобрения, а о том, нужно ли и как
именно готовить революцию в Великобритании. Но на этот счет ученые соци-
ологи отвечают: "не знаем". Самый вопрос они, конечно, считают противо-
речащим "науке".
Ленин со страстной неприязнью относился к консервативным буржуа, во-
ображающим себя социалистами, в частности, к британским фабианцам. По
именному указателю, приложенному к его сочинениям, не трудно убедиться,
что его отношение к Веббам на протяжении всей его деятельности остается
неизменным в своей свирепой враждебности. В 1907 г. он впервые пишет о
Веббах, как о "тупых хвалителях английского мещанства", которые "стара-
ются представить чартизм, революционную эпоху английского рабочего дви-
жении, простым ребячеством". Между тем без чартизма не было бы Парижской
коммуны; без обоих не было бы Октябрьской революции. Веббы нашли в СССР
только административный механизм и бюрократические планы: ни чартизма,
ни Коммуны, ни Октябрьского переворота они не нашли. Революция остается
для них и сегодня чужим и враждебным делом, если не "простым ребячест-
вом".
В полемике с оппортунистами Ленин не стеснялся, как известно, салон-
ными соображениями. Но его бранные эпитеты ("лакеи буржуазии", "предате-
ли", "лакейские души" и пр.) выражали в течение ряда лет тщательно взве-
шенную оценку Веббов, как проповедников фабианства, т.е. традиционной
респектабельности и преклонения пред существующим. О каком-либо переломе
во взглядах Веббов за последние годы не может быть и речи. Те самые лю-
ди, которые во время войны поддерживали свою буржуазию и принимали позже
из рук короля звание лорда Пасфильда, ни от чего не отказываясь, ни в
чем не изменяя себе, примкнули к коммунизму в отдельной и притом чужой
стране. Сидней Вебб был министром колоний, т.е. старшим тюремщиком бри-
танского империализма, как раз в тот период своей жизни, когда он сбли-
зился с советской бюрократией, получал из ее канцелярии материалы и на
основании их работал над своей двухтомной компиляцией.
Еще в 1923 г. Веббы не видели большой разницы между большевизмом и
царизмом (см. напр., "The Decay of Capitalist Civilisation", 1923). Зато
ныне они полностью признали "демократию" сталинского режима. Не надо ис-
кать здесь противоречия. Фабианцы возмущались, когднапр., "The Decay of
Capitalist Civilisation", 1923). Зато ныне они полностью признали "де-
мократию" сталинского режима. Не надо искать здесь противоречия. Фабиан-
цы возмущались, когда революционный пролетариат отнимал свободу действий
у "образованного" общества, но считают в порядке вещей, когда бюрократия
отнимает свободу действий у пролетариата. Не в этом ли состояла всегда
функция лейбористской рабочей бюрократии? Веббы клянутся, например, что
критика в СССР совершенно свободна. Чувство юмора не свойственно этим
людям. Они совершенно серьезно
Наивность? Ни Энгельс, ни Ленин не считали Сиднея Вебба наивным. Ско-
рее - респектабельность. Ведь дело идет об установленном режиме и гос-
теприимных хозяевах. Веббы крайне неодобрительно относятся к марк-
систской критике существующего. Они считают себя призванными охранять
наследство Октябрьской революции от левой оппозиции. Отметим для полно-
ты, что лейбористское правительство, в которое входил Лорд Пасфильд
(Сидней Вебб), отказало в свое время автору этой работы в визе на въезд
в Великобританию. Таким образом Сидней Вебб, который как раз в те дни
работал над своей книгой об СССР, теоретически защищает от подрывной ра-
боты Советский Союз, а практически - Империю Его Величества. К чести
его, он в обоих случаях остается верен себе.
Для многих мелких буржуа, не владеющих ни пером, ни кистью, офици-
ально зарегистрированная "дружба" с СССР есть как бы свидетельство выс-
ших духовных интересов. Участие во франк-масонских ложах или в паци-
фистских клубах имеет много общего с участием в обществе "друзей СССР",
ибо позволяет одновременно вести два существования: одно - будничное, в
кругу повседневных интересов, другое - праздничное, возвышающее душу.
Время от времени "друзья" посещают Москву. Они отмечают в своей памяти
тракторы, ясли, пионеров, парады, парашютисток, словом, все, кроме новой
аристократии. Лучшие из них закрывают на нее глаза из чувства вражды к
капиталистической реакции. Андре Жид откровенно признает это: "Глупость
и бесчестность атак против СССР привели к тому, что ныне мы с некоторым
упрямством защищаем его". Но глупость и бесчестность врагов не есть оп-
равдание собственной слепоты. Рабочие массы нуждаются, во всяком случае,
в зрячих друзьях.
Повальные симпатии буржуазных радикалов и социалистических буржуа к
правящему слою СССР имеют немаловажные причины. В кругу профессиональных
политиков, несмотря на все различие программ, неизменно преобладают
друзья уже осуществленного или легко осуществимого "прогресса". Рефор-
мистов на свете неизмеримо больше, чем революционеров. Приспособляющихся
больше, чем непримиримых. Только в исключительные исторические периоды,
когда массы приходят в движение, революционеры выходят из изолированнос-
ти, а реформисты становятся похожи на рыб, выброшенных на берег.
В среде нынешней советской бюрократии нет никого, кто до апреля 1917
года, и даже значительно позже, не считал бы идею диктатуры пролетариата
в России фантастичной (тогда эта "фантастика" называлась... троцкизмом).
Иностранные "друзья" старшего поколения в течение десятков лет считали
реальными политиками русских меньшевиков, стоявших за "народный фронт" с
либералами и отвергавших идею диктатуры, как явное безумие. Другое дело
- признать диктатуру, когда она уже осуществлена и даже бюрократически
изгажена: эта задача "друзьям" как раз по плечу. Теперь они не только
отдают должное советскому государству, но и охраняют его от врагов, не
столько, правда, от тех, которые тянут к прошлому, сколько от тех, кото-
рые подготовляют будущее. Если "друзья" оказываются активными патриота-
ми, как французские, бельгийские, английские и иные реформисты, им удоб-
но прикрывать свой союз с буржуазией заботами об обороне СССР. Если они,
наоборот, стали пораженцами поневоле, как немецкие и австрийские соци-
ал-патриоты вчерашнего дня, они надеются, что союз Франции с СССР помо-
жет им справиться с Гитлером или Шушнигом. Леон Блюм, который был врагом
большевизма в его героическую эпоху и открывал страницы "Попюлер" для
прямой травли против Октябрьской революции, теперь не напечатает ни од-
ной строки, разоблачающей подлинные преступления советской бюрократии.
Как библейскому Моисею, жаждавшему лицезреть Иегову, дано было покло-
ниться лишь задней части божественной анатомии, так господа реформисты,
идолопоклонники совершившегося факта, способны познать и признать в ре-
волюции лишь ее мясистое бюрократическое a posteriori.
Нынешние коммунистические "вожди" принадлежат, в сущности, к тому же
типу. После долгой серии обезьяньих ужимок и прыжков, они открыли вдруг
великие преимущества оппортунизма и ухватились за него со свежестью не-
вежества, которое их всегда отличало. Уже одно их рабское и не всегда
бескорыстное преклонение перед кремлевской верхушкой делает их абсолютно
неспособными на революционную инициативу. Они отвечают на критические
доводы не иначе, как рычаньем и лаем; зато под хлыстом хозяина они виля-
ют хвостом. Эта малопривлекательная публика, которая в час опасности
рассыплется во все стороны, считает нас отъявленными "контр-революционе-
рами". Что поделать? История, несмотря на свой суровый характер, не мо-
жет обойтись без фарсов.
Более честные или зрячие из "друзей" признают, по крайней мере, с
глазу на глаз, пятна на советском солнце, но, подменяя диалектический
анализ фаталистическим, утешают себя тем, что "некоторое" бюрократичес-
кое перерождение явилось, при данных условиях, исторической неизбеж-
ностью. Пусть так! Но и отпор этому перерождению не свалился с неба. У
необходимости оказываются два конца: реакционный и прогрессивный. Исто-
рия учит, что лица и партии, которые тянут за разные концы необходимос-
ти, оказываются в конце концов по противоположные стороны баррикады.
Последний довод "друзей": за критику советского режима хватаются ре-
акционеры. Совершенно бесспорно! Они попытаются, надо думать, извлечь
для себя выгоду и из этой книги. Когда же бывало иначе? Еще "Коммунисти-
ческий Манифест" упоминал презрительно о том, как феодальная реакция пы-
талась использовать против либерализма стрелы социалистической критики.
Это не помешало, однако, революционному социализму идти своей дорогой.
Не помешает и нам. Пресса Коминтерна доходит, правда, до утверждения,
что наша критика подготовляет... военную интервенцию против Советов. Это
надо, очевидно понимать в том смысле, что капиталистические прави-
тельства, узнав из наших работ о перерождении советской бюрократии, не-
медленно снарядят карательную экспедицию для отомщения за попранные
принципы Октября. Полемисты Коминтерна вооружены не рапирой, а оглоблей
или другими еще менее поворотливыми инструментами. На самом деле марк-
систская критика, называющая вещи своими именами, может лишь укрепить
консервативный кредит советской дипломатии в глазах буржуазии. Другое
дело - рабочий класс и его искренние сторонники в рядах интеллигенции.
Здесь наша работа может действительно породить сомнения и вызвать недо-
верие - не к революции, а к ее узурпаторам. Но именно эту цель мы себе и
ставим. Двигателем прогресса является правда, а не ложь.
*1 Mutatis mutandis (латинский язык) - изменяя то, что надлежит изме-
нить (когда делается сравнение).
*2 "Смысл становится глупостью, доброта идет во вред" (нем.), Иоганн
Вольфганг фон Гете (1749-1832), "Фауст", часть 1.
*3 Латинский: противоречивое определение.
*4 Французский: "L'Etat, c'est moi!" Обычно приписывается королю
Франции Лу и XIV (1638-1715).
Л. Троцкий. Перманентная революция.
СОДЕРЖАНИЕ
Введение
I. Вынужденный характер настоящей работы и ее цель
II. Перманентная революция не "скачек" пролетариата, а перестройка нации
под руководством пролетариата
III. Три элемента "демократической диктатуры": классы, задачи и
политическая механика
IV. Как выглядела теория перманентной революции на практике?
V. Осуществилась ли у нас "демократическая диктатура" и когда именно?
VI. О перепрыгивании через исторические ступени
VII. Что означает теперь лозунг демократической диктатуры для Востока?
VIII. От марксизма к пацифизму
Эпилог
Что же такое перманентная революция (основные положения)
ВВЕДЕНИЕ
Настоящая книжка посвящена вопросу, тесно связанному с историей трех
русских революций, но не только с нею. Этот вопрос за последние годы играл
огромную роль во внутренней борьбе коммунистической партии Советского
Союза, был затем перенесен на Коммунистический Интернационал, сыграл
решающую роль в развитии китайской революции и определил целый ряд
первостепенной важности решений по вопросам, связанным с революционной
борьбой стран Востока. Дело идет о так называемой теории "перманентной
революции", которая по учению эпигонов ленинизма (Зиновьева, Сталина,
Бухарина и др.) составляет первородный грех "троцкизма".
Вопрос о перманентной революции был, после большого перерыва, и на первый
взгляд, совершенно неожиданно поднят в 1924 году. Политических оснований
для этого не было: дело шло о давно отошедших в прошлое разногласиях. Но
психологические основания были большие. Открывшая против меня борьбу группа
так называемых "старых большевиков" противопоставляла мне прежде всего это
свое звание. Но большим затруднением на ее пути был 1917 год. Как ни важна
была предшествующая история идейной борьбы и подготовки, однако, не только
в отношении партии в целом, но и в отношении отдельных лиц, вся
предшествующая подготовка нашла свою высшую и безапелляционную проверку в
октябрьском перевороте. Ни один из эпигонов этой проверки не выдержал. Все
они, без исключения, в момент февральской революции 1917 г. заняли
вульгарную позицию демократической левой. Ни один из них не выдвинул
лозунга борьбы пролетариата за власть. Все они считали курс на
социалистическую революцию абсурдом или, еще хуже, "троцкизмом". В таком
духе они вели партию до приезда Ленина из-за границы и до появления его
знаменитых тезисов 4-го апреля. После этого Каменев, уже в прямой борьбе с
Лениным, пытается открыто сформировать демократическое крыло в большевизме.
Позже к нему присоединяется приехавший с Лениным Зиновьев. Сталин, жестоко
скомпрометированный своей социал-патриотической позицией, отходит к
сторонке. Он дает партии забыть о своих жалких статьях и речах в решающие
недели марта и постепенно передвигается на точку зрения Ленина. Отсюда сам
собою возникал вопрос: что же каждому из этих руководящих "старых
большевиков" дал ленинизм, если ни один из них не оказался способен
самостоятельно применить теоретический и практический опыт партии в
наиболее важный и ответственный исторический момент? Надо было во что бы то
ни стало отвести этот вопрос, подменив его другим. С этой целью решено было
в центр обстрела поставить теорию перманентной революции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166