Нет, однако, ничего опаснее,
как в погоне за логической законченностью устранять из действительности
такие элементы, которые уже сегодня нарушают схему, а завтра могут сов-
сем опрокинуть ее. В своем анализе мы больше всего остерегаемся произво-
дить насилия над динамической общественной формацией, которая не имела
прецедентов и не знает аналогии. Научная, как и политическая задача не в
том, чтоб дать законченное определение незаконченному процессу, а в том,
чтоб следить за всеми его этапами, выделять его прогрессивные и реакци-
онные тенденции, вскрывать их взаимодействие, предвидеть возможные вари-
анты развития и находить в этом предвидении опору для действия.
Глава 10: СССР В ЗЕРКАЛЕ НОВОЙ КОНСТИТУЦИИ
Работа "по способностям" и личная собственность.
11 июня 1936 года ЦИК'ом одобрен проект новой советской конституции,
которая, по заявлению Сталина, ежедневно повторяемому всей прессой, бу-
дет "самой демократической в мире". Правда, порядок, в котором конститу-
ция вырабатывалась, способен вызвать сомнения. Ни в печати, ни на собра-
ниях о великой реформе не было и речи. Между тем уже 1-го марта 1936 г.
Сталин заявил американскому интервьюеру Рой Говарду: "мы примем нашу но-
вую конституцию, должно быть, в конце этого года". Таким образом Сталин
совершенно точно знал, когда именно будет принята конституция, о которой
народ в тот момент еще ничего не знал. Нельзя не сделать вывода, что
"самая демократическая в мире конституция" вырабатывалась и проводилась
не вполне демократическим образом. Правда, в июне проект поставлен был
на "обсуждение" народов СССР. Тщетно было бы, однако, искать на протяже-
нии шестой части земного шара такого коммуниста, который осмелился бы
критиковать дело рук Центрального Комитета, или такого беспартийного,
который отверг бы предложение правящей партии. Обсуждение сводится к по-
сылке благодарственных резолюций Сталину за "счастливую жизнь". Содержа-
ние и стиль этих приветствий успели прочно выработаться уже при старой
конституции.
Первый раздел, озаглавленный "Общественное устройство", заканчивается
такими словами: "В СССР осуществляется принцип социализма: от каждого по
его способностям, каждому - по его труду". Эта внутренне несостоя-
тельная, чтоб не сказать, бессмысленная формула, перешедшая, как это ни
невероятно, из речей и статей в тщательно обдуманный текст основного го-
сударственного закона, свидетельствует не только о полном упадке теоре-
тического уровня законодателей, но и о той лжи, которая проникает новую
конституцию, как зеркало правящего слоя. Разгадать возникновение нового
"принципа" не трудно. Для характеристики коммунистического общества
Маркс пользовался знаменитой формулой: "от каждого - по способностям,
каждому - по потребностям". Обе части этой формулы неотделимы одна от
другой. "От каждого по способностям", в коммунистическом, а не капита-
листическом понимании, означает: труд перестал уже быть повинностью, а
остался индивидуальной потребностью; общество не нуждается больше ни в
каком принуждении; уклоняться от труда могут только больные и ненор-
мальные особы. Работая "по способностям", т.е. в зависимости от своих
физических и психических сил, без всякого насилия над собою, члены ком-
муны будут, благодаря высокой технике, достаточно заполнять склады об-
щества, чтоб оно могло щедро наделять всех и каждого "по потребностям",
без унизительного контроля. Двучленная, но нераздельная формула комму-
низма предполагает, таким образом, изобилие, равенство, всесторонний
расцвет личности и ее высокую культурную дисциплину.
Советское государство во всех этих отношениях гораздо ближе к отста-
лому капитализму, чем к коммунизму. Оно не может еще и думать оделять
каждого "по потребностям". Но именно поэтому оно не может позволять сво-
им гражданам работать "по способностям". Оно видит себя вынужденным сох-
ранять в силе систему сдельной платы, принцип которой можно выразить
так: "выжать из каждого, как можно, больше и дать ему в обмен, как мож-
но, меньше". Разумеется, никто в СССР не работает выше своих "способнос-
тей" в абсолютном смысле слова, т.е. выше своего физического и психоло-
гического потенциала; но этого нет и при капитализме: самые зверские,
как и самые изощренные методы эксплуатации упираются в пределы, постав-
ленные природой. Ведь и мул под бичем погонщика работает "по способнос-
тям", из чего не вытекает, что бич есть социалистический принцип для му-
лов. Наемный труд не перестает и при советском режиме нести на себе уни-
зительное клеймо рабства. Оплата "по труду", - на самом деле оплата в
интересах "умственного" труда за счет физического, особенно неквалифици-
рованного, - является источником несправедливостей, угнетения и принуж-
дения для большинства, привилегий и "веселой жизни" - для меньшинства.
Вместо того, чтобы открыто признать, что в СССР господствуют еще бур-
жуазные нормы труда и распределения, авторы конституции перерезали це-
лостный коммунистический принцип пополам, отложили вторую половину на
неопределенное будущее, объявили первую половину уже осуществленной, ме-
ханически присоединили к ней капиталистическую норму сдельщины, назвали
все вместе "принципом социализма" и на этой фальши воздвигли здание
конституции!
Наибольшее практическое значение в экономической сфере получит несом-
ненно статья 10, которая, в отличие от большинства других статей, доста-
точно ясна и имеет задачей обеспечить от посягательств самой бюрократии
личную собственность граждан на предметы домашнего хозяйства, потребле-
ния, удобства и обихода. За вычетом "домашнего хозяйства" собственность
такого рода, очищенная от облипающей ее психологии жадности и зависти,
не только сохранится при коммунизме, но получит при нем небывалое разви-
тие. Дозволительно, правда, сомневаться, чтоб человек высокой культуры
захотел обременять себя мусором роскоши. Но он не откажется ни от одного
из завоеваний комфорта. В обеспечении жизненных удобств для всех и сос-
тоит ближайшая задача коммунизма. В Советском Союзе вопрос о личной
собственности стоит, однако, пока еще не в коммунистическом, а в мелко-
буржуазном аспекте. Личная собственность крестьян и не-"знатного" го-
родского люда составляет объект возмутительного произвола со стороны бю-
рократии, которая, на низших звеньях, именно такими способами обеспечи-
вает нередко свой собственный относительный комфорт. Рост благосостояния
страны позволяет ныне отказаться от захватов личного имущества и даже
побуждает ограждать его накопление, как стимул к повышению производи-
тельности труда. Вместе с тем, и это немаловажно, охранение законом из-
бы, коровы и домашнего скарба крестьянина, рабочего или служащего лега-
лизует особняк бюрократа, его дачу, его автомобиль и все прочие "предме-
ты личного потребления и удобства", которые он присвоил себе на основе
социалистического принципа: "от каждого - по способностям, каждому - по
труду". Автомобиль бюрократа новый основной закон оградит, во всяком
случае, прочнее, чем телегу крестьянина.
Советы и демократия.
В области политической отличием новой конституции от старой является
возвращение от советской системы выборов, по классовым и производствен-
ным группировкам, к системе буржуазной демократии, базирующейся на так
называемом "всеобщем, равном и прямом" голосовании атомизированного на-
селения. Дело идет, короче говоря, о юридической ликвидации диктатуры
пролетариата. Где нет капиталистов, там нет и пролетариата, разъясняют
творцы новой конституции, а следовательно и самое государство из проле-
тарского становится народным. Это рассуждение, при всей своей внешней
соблазнительности, либо запоздало на 19 лет, либо забегает на многие го-
ды вперед. Экспроприировав капиталистов, пролетариат действительно прис-
тупил к своей собственной ликвидации, как класса. Но от ликвидации в
принципе до действительного растворения в обществе остается тем более
длительный путь, чем дольше новому государству приходится выполнять чер-
ную работу капитализма. Советский пролетариат все еще существует, как
класс, глубоко отличный от крестьянства, технической интеллигенции и бю-
рократии; более того, как единственный класс, до конца заинтересованный
в победе социализма. Между тем новая конституция хочет растворить его
политически в "нации", задолго до того, как он растворился анатомически
в обществе.
Правда, после некоторых колебаний реформаторы решили по прежнему име-
новать государство советским. Но это лишь грубая политическая подстанов-
ка, продиктованная теми же соображениями, в силу которых империя Наполе-
она продолжала именоваться республикой. Советы, по самой сути своей,
суть органы классового государства и не могут быть ничем иным. Демокра-
тически выбранные органы местного самоуправления суть муниципалитеты,
думы, земства, все, что угодно, но не советы. Общегосударственное зако-
нодательное учреждение на основе демократической формулы есть запоздалый
парламент (вернее, - его карикатура), но ни в каком случае не верховный
орган советов. Пытаясь прикрыться историческим авторитетом советской
системы, реформаторы лишь показали, что то принципиально новое направле-
ние, какое они дают государственной жизни, не смеет еще выступать под
собственным именем.
Само по себе уравнение политических прав рабочих и крестьян может и
не нарушить социальной природы государства, если влияние пролетариата на
деревню достаточно обеспечено общим состоянием хозяйства и культуры. В
эту сторону должно несомненно вести развитие социализма. Но если проле-
тариат, оставаясь меньшинством народа, действительно перестает нуждаться
в политических преимуществах для обеспеченья социалистического курса об-
щественной жизни, значит самая потребность в государственном принуждении
сходит на нет, уступая место культурной дисциплине. Отмене избирательно-
го неравенства должно было бы в таком случае предшествовать явное и оче-
видное ослабление принудительных функций государства. Об этом, однако,
нет и речи, ни в новой конституции, ни, что важнее, в жизни.
Правда, новая хартия "гарантирует" гражданам так называемые "свободы"
- слова, печати, собраний, уличных шествий. Но каждая из этих гарантий
имеет форму тяжелого намордника или ручных и ножных кандалов. Свобода
печати означает сохранение свирепой предварительной цензуры, цепи кото-
рой сходятся в секретариате никем не избранного ЦК. Свобода византийских
похвал "гарантирована", конечно, полностью. Зато многочисленные статьи,
речи и письма Ленина, кончая его "Завещанием", и при новой конституции
останутся под запретом, только потому что гладят против шерсти нынешних
вождей. Что же говорить в таком случае о других авторах? Грубое и неве-
жественное командование над наукой, литературой и искусством сохраняется
целиком. "Свобода собраний" будет и впредь означать обязанность извест-
ных групп населения являться на собрания, созываемые властью, для выне-
сения заранее составленных решений. При новой конституции, как и при
старой, сотни иностранных коммунистов, доверившихся советскому "праву
убежища", останутся в тюрьмах и концентрационных лагерях за преступления
против догмата непогрешимости. В отношении "свобод" все остается по ста-
рому: советская печать даже не пытается сеять на этот счет иллюзии. Нао-
борот, главной целью конституционной реформы провозглашается "дальнейшее
укрепление диктатуры". Чьей диктатуры и над кем?
Как мы уже слышали, почву для политического равенства подготовило уп-
разднение классовых противоречий. Дело идет не о классовой, а о "народ-
ной" диктатуре. Но когда носителем диктатуры становится освободившийся
от классовых противоположностей народ, это не может означать ничего дру-
гого, как растворение диктатуры в социалистическом обществе, и прежде
всего - ликвидацию бюрократии. Так учит марксистская доктрина. Может
быть она ошиблась? Но сами авторы конституции ссылаются, хотя и очень
осторожно, на написанную Лениным программу партии. Вот что там на самом
деле сказано: "...лишение политических прав и какие бы то ни было огра-
ничения свободы необходимы исключительно в качестве временных мер... По
мере того, как будет исчезать объективная возможность эксплуатации чело-
века человеком, будет исчезать и необходимость в этих временных ме-
рах...". Отказ от "лишения политических прав" нерасторжимо связывается,
таким образом, с отменой "каких бы то ни было ограничений свободы".
Вступление в социалистическое общество характеризуется не тем только,
что крестьяне уравниваются с рабочими, и что возвращаются политические
права нескольким процентам граждан буржуазного происхождения, а прежде
всего тем, что устанавливается действительная свобода для всех 100% на-
селения. С упразднением классов отмирает не только бюрократия, не только
диктатура, но и самое государство. Пусть, однако, кто-нибудь попробует
заикнуться на этот счет: ГПУ найдет в новой конституции достаточную опо-
ру, чтоб отправить бесрассудного в один из многочисленных концентрацион-
ных лагерей. Классы уничтожены, от советов сохраняется лишь имя, но бю-
рократия остается. Равенство прав рабочих и крестьян означает фактически
равенство их бесправия перед бюрократией.
Не менее знаменательно введение тайного голосования. Если принять на
веру, что политическое равенство отвечает достигнутому социальному ра-
венству, то загадочным представляется вопрос: почему же в таком случае
голосование должно отныне ограждаться тайной? Кого собственно боится на-
селение социалистической страны и от чьих покушений требуется защищать
его? Старая советская конституция видела в открытой подаче голосов, как
и в ограничениях избирательного права, орудие революционного класса про-
тив буржуазных и мелкобуржуазных врагов. Нельзя допустить, что ныне тай-
ное голосование вводится для удобств контр-революционного меньшинства.
Дело идет, очевидно, о защите прав народа. Кого же боится социалистичес-
кий народ, не так давно сбросивший царя, дворян и буржуазию? Сикофанты
даже не задумываются над этим вопросом. Между тем в нем одном больше со-
держания, чем во всех писаниях Барбюсов, Луи Фишеров, Дюранти, Веббов и
им подобных.
В капиталистическом обществе тайна голосования должна защищать
эксплоатируемых от террора эксплуататоров. Если буржуазия пошла в конце
концов, на такую реформу, конечно, под давлением масс, то только потому,
что сама она оказалась заинтересованной в том, чтоб хоть отчасти огра-
дить свое государство от той деморализации, какую она же насаждала. Но в
социалистическом обществе не может быть, казалось бы, террора эксплуата-
торов. От кого же приходится защищать советских граждан? Ответ ясен: от
бюрократии. Сталин довольно откровенно признал это. На вопрос: почему
нужны тайные выборы? он ответил буквально: "А потому что мы хотим дать
советским людям полную свободу голосовать за тех, кого они хотят изб-
рать". Так человечество узнало из авторитетного источника, что сегодня
"советские люди" не могут еще голосовать за тех, кого они хотят избрать.
Было бы, однако, поспешно заключать отсюда, будто новая конституция
действительно принесет им завтра эту возможность. Но сейчас нас занимает
другая сторона вопроса. Кто собственно эти "мы", которые могут дать и не
дать народу свободу голосования? Это все та же бюрократия, от имени ко-
торой говорит и действует Сталин. Его разоблачение относится к правящей
партии так же точно, как и к государству, ибо сам Сталин занимает долж-
ность генерального секретаря при помощи такой системы, которая не позво-
ляет членам правящей партии избирать тех, кого они хотят. Слова: "мы хо-
тим дать советским людям" свободу голосования неизмеримо важнее старой и
новой конституции, вместе взятых, ибо эта неосторожная фраза есть под-
линная конституция СССР, как она сложилась не на бумаге, а в борьбе жи-
вых сил.
Демократия и партия.
Обещание предоставить советским людям свободу голосовать "за тех, ко-
го они хотят избрать", представляет собою скорее художественный образ,
чем политическую формулу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
как в погоне за логической законченностью устранять из действительности
такие элементы, которые уже сегодня нарушают схему, а завтра могут сов-
сем опрокинуть ее. В своем анализе мы больше всего остерегаемся произво-
дить насилия над динамической общественной формацией, которая не имела
прецедентов и не знает аналогии. Научная, как и политическая задача не в
том, чтоб дать законченное определение незаконченному процессу, а в том,
чтоб следить за всеми его этапами, выделять его прогрессивные и реакци-
онные тенденции, вскрывать их взаимодействие, предвидеть возможные вари-
анты развития и находить в этом предвидении опору для действия.
Глава 10: СССР В ЗЕРКАЛЕ НОВОЙ КОНСТИТУЦИИ
Работа "по способностям" и личная собственность.
11 июня 1936 года ЦИК'ом одобрен проект новой советской конституции,
которая, по заявлению Сталина, ежедневно повторяемому всей прессой, бу-
дет "самой демократической в мире". Правда, порядок, в котором конститу-
ция вырабатывалась, способен вызвать сомнения. Ни в печати, ни на собра-
ниях о великой реформе не было и речи. Между тем уже 1-го марта 1936 г.
Сталин заявил американскому интервьюеру Рой Говарду: "мы примем нашу но-
вую конституцию, должно быть, в конце этого года". Таким образом Сталин
совершенно точно знал, когда именно будет принята конституция, о которой
народ в тот момент еще ничего не знал. Нельзя не сделать вывода, что
"самая демократическая в мире конституция" вырабатывалась и проводилась
не вполне демократическим образом. Правда, в июне проект поставлен был
на "обсуждение" народов СССР. Тщетно было бы, однако, искать на протяже-
нии шестой части земного шара такого коммуниста, который осмелился бы
критиковать дело рук Центрального Комитета, или такого беспартийного,
который отверг бы предложение правящей партии. Обсуждение сводится к по-
сылке благодарственных резолюций Сталину за "счастливую жизнь". Содержа-
ние и стиль этих приветствий успели прочно выработаться уже при старой
конституции.
Первый раздел, озаглавленный "Общественное устройство", заканчивается
такими словами: "В СССР осуществляется принцип социализма: от каждого по
его способностям, каждому - по его труду". Эта внутренне несостоя-
тельная, чтоб не сказать, бессмысленная формула, перешедшая, как это ни
невероятно, из речей и статей в тщательно обдуманный текст основного го-
сударственного закона, свидетельствует не только о полном упадке теоре-
тического уровня законодателей, но и о той лжи, которая проникает новую
конституцию, как зеркало правящего слоя. Разгадать возникновение нового
"принципа" не трудно. Для характеристики коммунистического общества
Маркс пользовался знаменитой формулой: "от каждого - по способностям,
каждому - по потребностям". Обе части этой формулы неотделимы одна от
другой. "От каждого по способностям", в коммунистическом, а не капита-
листическом понимании, означает: труд перестал уже быть повинностью, а
остался индивидуальной потребностью; общество не нуждается больше ни в
каком принуждении; уклоняться от труда могут только больные и ненор-
мальные особы. Работая "по способностям", т.е. в зависимости от своих
физических и психических сил, без всякого насилия над собою, члены ком-
муны будут, благодаря высокой технике, достаточно заполнять склады об-
щества, чтоб оно могло щедро наделять всех и каждого "по потребностям",
без унизительного контроля. Двучленная, но нераздельная формула комму-
низма предполагает, таким образом, изобилие, равенство, всесторонний
расцвет личности и ее высокую культурную дисциплину.
Советское государство во всех этих отношениях гораздо ближе к отста-
лому капитализму, чем к коммунизму. Оно не может еще и думать оделять
каждого "по потребностям". Но именно поэтому оно не может позволять сво-
им гражданам работать "по способностям". Оно видит себя вынужденным сох-
ранять в силе систему сдельной платы, принцип которой можно выразить
так: "выжать из каждого, как можно, больше и дать ему в обмен, как мож-
но, меньше". Разумеется, никто в СССР не работает выше своих "способнос-
тей" в абсолютном смысле слова, т.е. выше своего физического и психоло-
гического потенциала; но этого нет и при капитализме: самые зверские,
как и самые изощренные методы эксплуатации упираются в пределы, постав-
ленные природой. Ведь и мул под бичем погонщика работает "по способнос-
тям", из чего не вытекает, что бич есть социалистический принцип для му-
лов. Наемный труд не перестает и при советском режиме нести на себе уни-
зительное клеймо рабства. Оплата "по труду", - на самом деле оплата в
интересах "умственного" труда за счет физического, особенно неквалифици-
рованного, - является источником несправедливостей, угнетения и принуж-
дения для большинства, привилегий и "веселой жизни" - для меньшинства.
Вместо того, чтобы открыто признать, что в СССР господствуют еще бур-
жуазные нормы труда и распределения, авторы конституции перерезали це-
лостный коммунистический принцип пополам, отложили вторую половину на
неопределенное будущее, объявили первую половину уже осуществленной, ме-
ханически присоединили к ней капиталистическую норму сдельщины, назвали
все вместе "принципом социализма" и на этой фальши воздвигли здание
конституции!
Наибольшее практическое значение в экономической сфере получит несом-
ненно статья 10, которая, в отличие от большинства других статей, доста-
точно ясна и имеет задачей обеспечить от посягательств самой бюрократии
личную собственность граждан на предметы домашнего хозяйства, потребле-
ния, удобства и обихода. За вычетом "домашнего хозяйства" собственность
такого рода, очищенная от облипающей ее психологии жадности и зависти,
не только сохранится при коммунизме, но получит при нем небывалое разви-
тие. Дозволительно, правда, сомневаться, чтоб человек высокой культуры
захотел обременять себя мусором роскоши. Но он не откажется ни от одного
из завоеваний комфорта. В обеспечении жизненных удобств для всех и сос-
тоит ближайшая задача коммунизма. В Советском Союзе вопрос о личной
собственности стоит, однако, пока еще не в коммунистическом, а в мелко-
буржуазном аспекте. Личная собственность крестьян и не-"знатного" го-
родского люда составляет объект возмутительного произвола со стороны бю-
рократии, которая, на низших звеньях, именно такими способами обеспечи-
вает нередко свой собственный относительный комфорт. Рост благосостояния
страны позволяет ныне отказаться от захватов личного имущества и даже
побуждает ограждать его накопление, как стимул к повышению производи-
тельности труда. Вместе с тем, и это немаловажно, охранение законом из-
бы, коровы и домашнего скарба крестьянина, рабочего или служащего лега-
лизует особняк бюрократа, его дачу, его автомобиль и все прочие "предме-
ты личного потребления и удобства", которые он присвоил себе на основе
социалистического принципа: "от каждого - по способностям, каждому - по
труду". Автомобиль бюрократа новый основной закон оградит, во всяком
случае, прочнее, чем телегу крестьянина.
Советы и демократия.
В области политической отличием новой конституции от старой является
возвращение от советской системы выборов, по классовым и производствен-
ным группировкам, к системе буржуазной демократии, базирующейся на так
называемом "всеобщем, равном и прямом" голосовании атомизированного на-
селения. Дело идет, короче говоря, о юридической ликвидации диктатуры
пролетариата. Где нет капиталистов, там нет и пролетариата, разъясняют
творцы новой конституции, а следовательно и самое государство из проле-
тарского становится народным. Это рассуждение, при всей своей внешней
соблазнительности, либо запоздало на 19 лет, либо забегает на многие го-
ды вперед. Экспроприировав капиталистов, пролетариат действительно прис-
тупил к своей собственной ликвидации, как класса. Но от ликвидации в
принципе до действительного растворения в обществе остается тем более
длительный путь, чем дольше новому государству приходится выполнять чер-
ную работу капитализма. Советский пролетариат все еще существует, как
класс, глубоко отличный от крестьянства, технической интеллигенции и бю-
рократии; более того, как единственный класс, до конца заинтересованный
в победе социализма. Между тем новая конституция хочет растворить его
политически в "нации", задолго до того, как он растворился анатомически
в обществе.
Правда, после некоторых колебаний реформаторы решили по прежнему име-
новать государство советским. Но это лишь грубая политическая подстанов-
ка, продиктованная теми же соображениями, в силу которых империя Наполе-
она продолжала именоваться республикой. Советы, по самой сути своей,
суть органы классового государства и не могут быть ничем иным. Демокра-
тически выбранные органы местного самоуправления суть муниципалитеты,
думы, земства, все, что угодно, но не советы. Общегосударственное зако-
нодательное учреждение на основе демократической формулы есть запоздалый
парламент (вернее, - его карикатура), но ни в каком случае не верховный
орган советов. Пытаясь прикрыться историческим авторитетом советской
системы, реформаторы лишь показали, что то принципиально новое направле-
ние, какое они дают государственной жизни, не смеет еще выступать под
собственным именем.
Само по себе уравнение политических прав рабочих и крестьян может и
не нарушить социальной природы государства, если влияние пролетариата на
деревню достаточно обеспечено общим состоянием хозяйства и культуры. В
эту сторону должно несомненно вести развитие социализма. Но если проле-
тариат, оставаясь меньшинством народа, действительно перестает нуждаться
в политических преимуществах для обеспеченья социалистического курса об-
щественной жизни, значит самая потребность в государственном принуждении
сходит на нет, уступая место культурной дисциплине. Отмене избирательно-
го неравенства должно было бы в таком случае предшествовать явное и оче-
видное ослабление принудительных функций государства. Об этом, однако,
нет и речи, ни в новой конституции, ни, что важнее, в жизни.
Правда, новая хартия "гарантирует" гражданам так называемые "свободы"
- слова, печати, собраний, уличных шествий. Но каждая из этих гарантий
имеет форму тяжелого намордника или ручных и ножных кандалов. Свобода
печати означает сохранение свирепой предварительной цензуры, цепи кото-
рой сходятся в секретариате никем не избранного ЦК. Свобода византийских
похвал "гарантирована", конечно, полностью. Зато многочисленные статьи,
речи и письма Ленина, кончая его "Завещанием", и при новой конституции
останутся под запретом, только потому что гладят против шерсти нынешних
вождей. Что же говорить в таком случае о других авторах? Грубое и неве-
жественное командование над наукой, литературой и искусством сохраняется
целиком. "Свобода собраний" будет и впредь означать обязанность извест-
ных групп населения являться на собрания, созываемые властью, для выне-
сения заранее составленных решений. При новой конституции, как и при
старой, сотни иностранных коммунистов, доверившихся советскому "праву
убежища", останутся в тюрьмах и концентрационных лагерях за преступления
против догмата непогрешимости. В отношении "свобод" все остается по ста-
рому: советская печать даже не пытается сеять на этот счет иллюзии. Нао-
борот, главной целью конституционной реформы провозглашается "дальнейшее
укрепление диктатуры". Чьей диктатуры и над кем?
Как мы уже слышали, почву для политического равенства подготовило уп-
разднение классовых противоречий. Дело идет не о классовой, а о "народ-
ной" диктатуре. Но когда носителем диктатуры становится освободившийся
от классовых противоположностей народ, это не может означать ничего дру-
гого, как растворение диктатуры в социалистическом обществе, и прежде
всего - ликвидацию бюрократии. Так учит марксистская доктрина. Может
быть она ошиблась? Но сами авторы конституции ссылаются, хотя и очень
осторожно, на написанную Лениным программу партии. Вот что там на самом
деле сказано: "...лишение политических прав и какие бы то ни было огра-
ничения свободы необходимы исключительно в качестве временных мер... По
мере того, как будет исчезать объективная возможность эксплуатации чело-
века человеком, будет исчезать и необходимость в этих временных ме-
рах...". Отказ от "лишения политических прав" нерасторжимо связывается,
таким образом, с отменой "каких бы то ни было ограничений свободы".
Вступление в социалистическое общество характеризуется не тем только,
что крестьяне уравниваются с рабочими, и что возвращаются политические
права нескольким процентам граждан буржуазного происхождения, а прежде
всего тем, что устанавливается действительная свобода для всех 100% на-
селения. С упразднением классов отмирает не только бюрократия, не только
диктатура, но и самое государство. Пусть, однако, кто-нибудь попробует
заикнуться на этот счет: ГПУ найдет в новой конституции достаточную опо-
ру, чтоб отправить бесрассудного в один из многочисленных концентрацион-
ных лагерей. Классы уничтожены, от советов сохраняется лишь имя, но бю-
рократия остается. Равенство прав рабочих и крестьян означает фактически
равенство их бесправия перед бюрократией.
Не менее знаменательно введение тайного голосования. Если принять на
веру, что политическое равенство отвечает достигнутому социальному ра-
венству, то загадочным представляется вопрос: почему же в таком случае
голосование должно отныне ограждаться тайной? Кого собственно боится на-
селение социалистической страны и от чьих покушений требуется защищать
его? Старая советская конституция видела в открытой подаче голосов, как
и в ограничениях избирательного права, орудие революционного класса про-
тив буржуазных и мелкобуржуазных врагов. Нельзя допустить, что ныне тай-
ное голосование вводится для удобств контр-революционного меньшинства.
Дело идет, очевидно, о защите прав народа. Кого же боится социалистичес-
кий народ, не так давно сбросивший царя, дворян и буржуазию? Сикофанты
даже не задумываются над этим вопросом. Между тем в нем одном больше со-
держания, чем во всех писаниях Барбюсов, Луи Фишеров, Дюранти, Веббов и
им подобных.
В капиталистическом обществе тайна голосования должна защищать
эксплоатируемых от террора эксплуататоров. Если буржуазия пошла в конце
концов, на такую реформу, конечно, под давлением масс, то только потому,
что сама она оказалась заинтересованной в том, чтоб хоть отчасти огра-
дить свое государство от той деморализации, какую она же насаждала. Но в
социалистическом обществе не может быть, казалось бы, террора эксплуата-
торов. От кого же приходится защищать советских граждан? Ответ ясен: от
бюрократии. Сталин довольно откровенно признал это. На вопрос: почему
нужны тайные выборы? он ответил буквально: "А потому что мы хотим дать
советским людям полную свободу голосовать за тех, кого они хотят изб-
рать". Так человечество узнало из авторитетного источника, что сегодня
"советские люди" не могут еще голосовать за тех, кого они хотят избрать.
Было бы, однако, поспешно заключать отсюда, будто новая конституция
действительно принесет им завтра эту возможность. Но сейчас нас занимает
другая сторона вопроса. Кто собственно эти "мы", которые могут дать и не
дать народу свободу голосования? Это все та же бюрократия, от имени ко-
торой говорит и действует Сталин. Его разоблачение относится к правящей
партии так же точно, как и к государству, ибо сам Сталин занимает долж-
ность генерального секретаря при помощи такой системы, которая не позво-
ляет членам правящей партии избирать тех, кого они хотят. Слова: "мы хо-
тим дать советским людям" свободу голосования неизмеримо важнее старой и
новой конституции, вместе взятых, ибо эта неосторожная фраза есть под-
линная конституция СССР, как она сложилась не на бумаге, а в борьбе жи-
вых сил.
Демократия и партия.
Обещание предоставить советским людям свободу голосовать "за тех, ко-
го они хотят избрать", представляет собою скорее художественный образ,
чем политическую формулу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166