противопоставить силу народа
силе монарха. А такое противопоставление и есть революция. Имея пред собою
борющийся за свое существование абсолютизм, демократия, если она верит в
свою программу, может быть только революционной демократией. Кто ясно
понимает эту простую и непререкаемую мысль, тот без труда сорвет с кого
следует фальшивые эполеты демократизма, которыми - чем дальше, тем больше -
украшают себя многие развращенные до мозга костей либеральные оппортунисты.
Всякая сделка между абсолютизмом и оппозицией может совершиться только за
счет демократии. Иначе сделка не будет иметь смысла для абсолютизма. С
решительной, верной себе демократией ему остается только бороться до конца.
Но если так, то и демократии не остается ничего иного.
Это значит, что демократия, поворачивающаяся к революции спиной или
поддерживающая иллюзии мирного обновления России, ослабляет свои
собственные силы, подкапывается под свое собственное будущее. Такая
демократия есть внутреннее противоречие. Антиреволюционная демократия не
есть демократия.
"Освобождение", которое стоит в эти дни под знаком демократизма, уверяет,
что, "благодаря решительности и мужеству земцев, путь мирного
конституционного преобразования еще не закрыт для правительства. Стать
твердо и решительно на этот путь будет актом элементарной государственной
мудрости"*50. (N 60, стр. 183.)
Редактор-издатель газеты "Сын Отечества" патетически восклицает: "Как сын
своего века, я не разделяю суеверий прежних веков и глубоко верю в то, что
новый храм богу свободы, истины и права будет заложен у нас без
искупительных жертв...
"Я глубоко верю, что... не сегодня - завтра мы услышим мирный удар молота
по первому камню, и сотни трудолюбивых каменщиков, созванных в Петроград,
соберутся сюда для постройки новых храмин".
Так мыслят многие наивные "сыны отечества", искренно мнящие себя
демократами. Революция для них - "суеверие прежних веков". В белых фартуках
и в благочестивом настроении приступают они к созиданию храма так
называемому богу свободы, истины и права. Они "верят". Они верят в
возможность обойтись без искупительных жертв и сохранить незапятнанными
свои белые фартуки. Они верят "в возможность мирного перехода к
плодотворной работе, потому что и в высшие сферы должно, наконец,
проникнуть сознание неизбежности коренных перемен". ("Сын Отечества", N 9.)
Они "верят", эти мягкотелые "демократы" Петрограда, и они патетически
излагают свою веру, доколе просветленный их пропагандой представитель
"высших сфер" не прекратит их идеалистического жужжания. Но и после того
они свято хранят свое единственное политическое достояние - веру в
просветление начальства... "Путь мирного конституционного преобразования, -
уверяет "Освобождение", - еще не закрыт для правительства. Стать твердо и
решительно на этот путь будет актом элементарной государственной мудрости".
Г. Струве доказывает абсолютизму, что для него, для абсолютизма,
конституционная реформа является делом политической выгоды. Какое
заключение следует сделать из этих слов? Одно из двух:
Либо "мирное конституционное преобразование", о котором говорит г. Струве,
заставит абсолютизм поступиться лишь частью своих прерогатив и упрочить
свои позиции, превратив либеральные верхи в опору полуконституционного
трона. Политически выгодным для правительства было бы лишь такое мирное
преобразование, которое прикрыло бы обнаженный абсолютизм, страдающий от
собственной обнаженности, декорациями "правового порядка", превратило бы
его в Scheinkonstituti n lismus, в призрачный конституционализм, более
опасный для демократического развития, чем сам абсолютизм. Такая сделка -
почву для которой создает бесхарактерное поведение земств - была бы
действительно в интересах абсолютизма. Но такого рода "мирное
преобразование" совершилось бы исключительно путем предательства
политических интересов народа и, значит, дела демократии. Этого ли исхода
ищет "демократ" Струве? Не этого?
Но в таком случае, говоря об "акте элементарной государственной мудрости",
г. Струве просто-напросто надеется вовлечь абсолютизм в невыгодную сделку.
Он пытается "заговорить" врага. Убедить самодержавие, что его ждет
обновление и возрождение после демократической купели. Уверить
правительство, что нет ничего выгоднее, как покончить с собой во славу
демократии. Убедить волка, что с его стороны актом элементарной
зоологической мудрости будет дарование Habeas corpus act'a жалобно мычащим
демократическим телятам. Какая глубокая политика! Какой гениальный
стратегический план!
Либо предать дело демократии ради мнимо-конституционной сделки, либо
обманными речами завлечь абсолютизм на путь демократии.
Тщетные, жалкие, смешные, ничтожные планы! Рабья политика!
Но ничего более достойного наша quasi-демократия не сможет предложить,
доколе она будет цепляться за призрак мирного конституционного
преобразования, доколе к революции она будет относиться, как к суеверию
прежних веков...
Если она не пойдет дальше, дальнейшее революционное развитие отбросит ее
назад: оно заставит ее отказаться от демократических суеверий и, в хвосте
земских либералов, вступить на путь мирного конституционного предательства
элементарнейших народных интересов.
"Московские Ведомости" резко и отчетливо ставят вопрос, когда пишут, что "в
составе населения России нет политической партии, достаточно сильной, чтобы
принудить правительство к опасным для ее (читай: его) целости и могущества
политическим реформам". Реакционная газета берет вопрос, как он есть, т.-е.
как вопрос силы. Точно так же должна взять этот вопрос и печать
демократическая. Пора перестать видеть в абсолютизме политического
собеседника, которого можно просветить, убедить, или, на худой конец,
заговорить, umlugen, залгать. Абсолютизм нельзя убедить, его можно
победить. Но для этого нужна не сила логики, а логика силы. Демократия
должна накоплять силу, т.-е. мобилизовать революционные ряды. А эту работу
можно выполнять, разрушая либеральные суеверия на счет мирных путей
конституционного развития и отрадных перспектив правительственного
просветления.
"Актом элементарной государственной мудрости" для каждого демократа должно
явиться признание, что выражать надежду на демократическую инициативу со
стороны абсолютизма, знающего только один интерес: самосохранение - значит
поддерживать веру в будущее абсолютизма, значит создавать вокруг него
атмосферу нерешительного выжидания, значит упрочать его позиции, значит
предавать дело свободы.
Ясно это сказать значит, вместе с тем, сказать и другое: не соглашение, не
сделка, а торжественное провозглашение народной воли, т.-е. революция.
Российская демократия может быть только революционной, иначе она не будет
демократией.
Она может быть только революционной, так как в нашем обществе и государстве
нет таких официальных организаций, от которых будущая демократическая
Россия могла бы повести свою родословную. У нас, с одной стороны, имеется
монархия, опирающаяся на колоссальный разветвленный бюрократический
аппарат, с другой стороны, так называемые органы общественного
самоуправления: земства и думы. Либералы и строят будущую Россию, исходя из
этих двух исторических учреждений. Конституционная Россия должна, на их
взгляд, возникнуть, как легальный продукт легального соглашения легальных
контрагентов: абсолютизма и думско-земских представителей. Их тактика есть
тактика компромисса. Они хотят перенести в новую или, вернее, обновленную
Россию две легальные традиции русской истории: монархию и земство.
Демократия лишена возможности опираться на национальные традиции.
Демократическая Россия не может быть простым детищем высочайшего
соизволения. Но она не может опереться и на земства, так как земства
построены не на демократическом принципе, а на начале сословного и
имущественного ценза. Демократия, если она не лжет своим именем, если она
действительно является партией народного верховенства, не может ни на
минуту признать за земством право говорить именем России. Всякую попытку со
стороны земств и дум вступить с абсолютизмом в соглашение от имени народа
демократия должна клеймить, как узурпацию народного суверенитета, как
политическое самозванство.
Но если не абсолютизм и не дворянское земство, то кто же? Народ! Но народ
не имеет никаких легальных форм для выражения своей суверенной воли.
Создать их он может только революционным путем. Апелляция к Всенародному
Учредительному Собранию есть разрыв со всей официальной традицией русской
истории. Вызывая на историческую сцену суверенный народ, демократия
врезывается в легальную русскую историю клином революции.
У нас нет демократических традиций, их нужно создать. Сделать это способна
только революция. Партия демократии не может не быть партией революции. Эта
идея должна проникнуть во всеобщее сознание, она должна наполнять нашу
политическую атмосферу, самое слово демократия должно быть пропитано
содержанием революции, так чтоб при одном прикосновении оно жестоко
обжигало пальцы либеральных оппортунистов, которые стараются уверить своих
друзей и врагов, что они стали демократами с тех пор, как назвались этим
именем.
* * *
"Мирное" сотрудничество с земством или революционное сотрудничество с
массой? Этот вопрос демократия должна решить для себя, - мы ее заставим
решить этот вопрос, так как будем его ставить пред нею не только в общей
форме, не только в литературе, но самым конкретным образом, в каждом живом
политическом действии.
Конечно, демократия хочет союза с массой и тянется к ней. Но она боится
порвать со своими влиятельными союзниками и мечтает о том, не сможет ли она
сделаться связующим звеном между земством и массой.
В замечательно поучительной статье "Нашей Жизни" выдвигается та мысль, что
для "безболезненного" осуществления демократической реформы "необходимо
интеллигенции сейчас же, не теряя дорогого времени, притти в тесное
соприкосновение с широкими народными массами, войти с ними в непрерывное
общение". Статья не отрицает, что часть интеллигенции и раньше стремилась к
этому, - но она делала это, "исключительно напирая на классовые
противоречия, существующие между народными массами и теми слоями общества,
из которых до сих пор выходит и долго еще будет выходить большая часть
русской интеллигенции"*... Теперь нужна другая работа. Нужно в человеке из
"народа", прежде всего в крестьянине, пробудить "свободного гражданина,
сознающего свои права и бесстрашно их отстаивающего". Для этой работы
"нужно сотрудничество демократической интеллигенции с выборными
представителями земства"! Другими словами: так называемая демократическая
интеллигенция должна пробуждать свободных граждан не только без
"исключительного напирания" на классовые противоречия внутри оппозиции, но
и в "дружном сотрудничестве" с земской оппозицией. Это значит, что
интеллигенция не только лишает себя возможности смело и решительно ставить
вопросы аграрной реформы, - но и отказывает себе в праве революционно и
демократически ставить конституционную проблему. Эта
внутренне-противоречивая задача: пробуждать массы, тащась в хвосте у
земцев, - не может создать для демократа достойной политической роли. В
своей агитации демократия будет неизбежно лгать - не той смелой, на
половину бессознательной ложью якобинской демагогии, которая в своем
революционном самозабвении находит долю своего прощения, - а той скаредной
либеральной ложью, которая опасливо озирается раскосыми глазами, обходит
острые вопросы, как будто боится наступить на гвозди, говорит шепелявой
скользящей речью, потому что всякое "да" и всякое "нет" как огнем обжигает
ее уклончивый язык. Образцом ее будет лишь освобожденская прокламация о
войне и конституции, которую мы в свое время разбирали в "Искре"*51.
Прокламация эта написана для массы, старается говорить языком, понятным
массе, и взывает к интересам массы.
/* "Наша Жизнь", N 28./
И что же говорят в ней освобожденцы народу? Они говорят ему, что война
никому не нужна, что царь не хотел ее, что царь миролюбив. Они это
доподлинно знают. Они говорят далее, что царя соблазнили дурные советники,
не осведомляющие своего государя об истинных нуждах народа, ибо "иные из
вельмож ведут государственные дела не по совести, а по корысти для своего
кармана и для почестей, а иные из вельмож - глупы". Чтобы помочь делу,
нужно созвать народных представителей. Царь от них будет узнавать правду,
"как это было изредка в старину, когда русские цари жили в Москве".
Управлять делами будут все сообща - государь, министры и собрание народных
представителей.
Так строят свободную Россию демократы-"освобожденцы". Они берут под свою
защиту царя и вместе с ним и монархию. В своей конституции они отводят царю
красный угол. Они созывают собрание народных представителей не для
выражения суверенной воли народа, а в помощь монарху. Партия
"Освобождения", еще не побежденная в борьбе с монархией, еще не
приступившая к этой борьбе, на глазах всего русского народа становится на
колени пред носителем власти божьей милостью.
Таков ее либерализм!
Вокруг трона, за которым признается неприкосновенное право исторической
традиции, должны расположиться народные представители. Но какой народ они
будут представлять? Народ земств и дум? - за которыми ведь тоже
неприкосновенное право исторической традиции... Будет ли представлен народ
"без традиций", народ без сословных, имущественных и образовательных
привилегий? Прокламация не дает на этот вопрос ответа. Она помнит, что
задача "освобожденцев" не только пробуждать гражданина в человеке из
народа, но и оставаться в добром согласии с привилегированными гражданами
из земств. Обращаясь к народу с пропагандой конституции, "освобожденцы" ни
словом не упоминают о всеобщем избирательном праве.
Таков их демократизм!
Они не смеют сказать: долой корону! - потому что у них нет отваги
противопоставить принцип - принципу, республику - монархии. Еще до борьбы
за новую Россию, они протягивают руки для соглашения с коронованным
представителем старой России. Они опираются на пример
сословно-совещательных Земских Соборов в прошлом, вместо того, чтобы
взывать к торжественному провозглашению народной воли в будущем. Словом:
они апеллируют к антиреволюционной традиции русской истории, вместо того,
чтобы создать историческую традицию русской революции.
Такова их политическая отвага!
Итак, русское конституционное правительство составят: "государь
(неизвестно, для чего нужный), министры (неизвестно, пред кем
ответственные) и собрание народных представителей (неизвестно, какой
"народ" представляющих).
Стоит организовать на этих началах государственную власть, и тогда - здесь
начинается центральное место "освобожденского" vademecum'a*52 - и тогда все
вопросы разрешатся сами собою, все невзгоды и беды русского народа снимет,
как рукой. В тех странах, где народу удавалось добиться конституции, он, по
словам прокламации, "везде устраивал себе правые суды, уравнивал подати и
облегчал налоги, уничтожал взяточничество, открывал для детей своих училища
и быстро богател... И еслиб и русский народ, - так пишут "освобожденцы", -
потребовал себе (как?) и добился от царя (как?) конституции (какой?), то и
он избавился бы от оскудения, разорения и всяких притеснений точно так же,
как избавились от него и другие народы... Когда будет в России конституция,
то народ через своих представителей, наверное, отменит паспорты, заведет
хорошие суды и управление, упразднит самовластных чиновников, в роде
земских начальников, и в местных делах будет управляться своими свободно
выбранными людьми, заведет множество школ, так что всякий сможет получить
высшее образование, освободится от всякой тесноты, наказаний розгами (после
получения "высшего образования"?) и заживет в довольстве. Словом, при
конституции, то-есть при управлении страною царя (а без царя?) вместе с
собранием народных представителей, народ будет свободен и добьется
настоящей, хорошей жизни".
Так пишут "демократы", осуждающие "исключительное напирание на классовые
противоречия"!
Конституционное ограничение царской власти не только спасет от розги и
нагайки, но и обеспечит от бедности, лишений, экономического гнета и даст
возможность "быстро богатеть", - вот мысль, которую они хотят внушить
народу. Присоединить к царю Земский Собор*53, - и нет вопросов нищеты,
гнета, безработицы, проституции и невежества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
силе монарха. А такое противопоставление и есть революция. Имея пред собою
борющийся за свое существование абсолютизм, демократия, если она верит в
свою программу, может быть только революционной демократией. Кто ясно
понимает эту простую и непререкаемую мысль, тот без труда сорвет с кого
следует фальшивые эполеты демократизма, которыми - чем дальше, тем больше -
украшают себя многие развращенные до мозга костей либеральные оппортунисты.
Всякая сделка между абсолютизмом и оппозицией может совершиться только за
счет демократии. Иначе сделка не будет иметь смысла для абсолютизма. С
решительной, верной себе демократией ему остается только бороться до конца.
Но если так, то и демократии не остается ничего иного.
Это значит, что демократия, поворачивающаяся к революции спиной или
поддерживающая иллюзии мирного обновления России, ослабляет свои
собственные силы, подкапывается под свое собственное будущее. Такая
демократия есть внутреннее противоречие. Антиреволюционная демократия не
есть демократия.
"Освобождение", которое стоит в эти дни под знаком демократизма, уверяет,
что, "благодаря решительности и мужеству земцев, путь мирного
конституционного преобразования еще не закрыт для правительства. Стать
твердо и решительно на этот путь будет актом элементарной государственной
мудрости"*50. (N 60, стр. 183.)
Редактор-издатель газеты "Сын Отечества" патетически восклицает: "Как сын
своего века, я не разделяю суеверий прежних веков и глубоко верю в то, что
новый храм богу свободы, истины и права будет заложен у нас без
искупительных жертв...
"Я глубоко верю, что... не сегодня - завтра мы услышим мирный удар молота
по первому камню, и сотни трудолюбивых каменщиков, созванных в Петроград,
соберутся сюда для постройки новых храмин".
Так мыслят многие наивные "сыны отечества", искренно мнящие себя
демократами. Революция для них - "суеверие прежних веков". В белых фартуках
и в благочестивом настроении приступают они к созиданию храма так
называемому богу свободы, истины и права. Они "верят". Они верят в
возможность обойтись без искупительных жертв и сохранить незапятнанными
свои белые фартуки. Они верят "в возможность мирного перехода к
плодотворной работе, потому что и в высшие сферы должно, наконец,
проникнуть сознание неизбежности коренных перемен". ("Сын Отечества", N 9.)
Они "верят", эти мягкотелые "демократы" Петрограда, и они патетически
излагают свою веру, доколе просветленный их пропагандой представитель
"высших сфер" не прекратит их идеалистического жужжания. Но и после того
они свято хранят свое единственное политическое достояние - веру в
просветление начальства... "Путь мирного конституционного преобразования, -
уверяет "Освобождение", - еще не закрыт для правительства. Стать твердо и
решительно на этот путь будет актом элементарной государственной мудрости".
Г. Струве доказывает абсолютизму, что для него, для абсолютизма,
конституционная реформа является делом политической выгоды. Какое
заключение следует сделать из этих слов? Одно из двух:
Либо "мирное конституционное преобразование", о котором говорит г. Струве,
заставит абсолютизм поступиться лишь частью своих прерогатив и упрочить
свои позиции, превратив либеральные верхи в опору полуконституционного
трона. Политически выгодным для правительства было бы лишь такое мирное
преобразование, которое прикрыло бы обнаженный абсолютизм, страдающий от
собственной обнаженности, декорациями "правового порядка", превратило бы
его в Scheinkonstituti n lismus, в призрачный конституционализм, более
опасный для демократического развития, чем сам абсолютизм. Такая сделка -
почву для которой создает бесхарактерное поведение земств - была бы
действительно в интересах абсолютизма. Но такого рода "мирное
преобразование" совершилось бы исключительно путем предательства
политических интересов народа и, значит, дела демократии. Этого ли исхода
ищет "демократ" Струве? Не этого?
Но в таком случае, говоря об "акте элементарной государственной мудрости",
г. Струве просто-напросто надеется вовлечь абсолютизм в невыгодную сделку.
Он пытается "заговорить" врага. Убедить самодержавие, что его ждет
обновление и возрождение после демократической купели. Уверить
правительство, что нет ничего выгоднее, как покончить с собой во славу
демократии. Убедить волка, что с его стороны актом элементарной
зоологической мудрости будет дарование Habeas corpus act'a жалобно мычащим
демократическим телятам. Какая глубокая политика! Какой гениальный
стратегический план!
Либо предать дело демократии ради мнимо-конституционной сделки, либо
обманными речами завлечь абсолютизм на путь демократии.
Тщетные, жалкие, смешные, ничтожные планы! Рабья политика!
Но ничего более достойного наша quasi-демократия не сможет предложить,
доколе она будет цепляться за призрак мирного конституционного
преобразования, доколе к революции она будет относиться, как к суеверию
прежних веков...
Если она не пойдет дальше, дальнейшее революционное развитие отбросит ее
назад: оно заставит ее отказаться от демократических суеверий и, в хвосте
земских либералов, вступить на путь мирного конституционного предательства
элементарнейших народных интересов.
"Московские Ведомости" резко и отчетливо ставят вопрос, когда пишут, что "в
составе населения России нет политической партии, достаточно сильной, чтобы
принудить правительство к опасным для ее (читай: его) целости и могущества
политическим реформам". Реакционная газета берет вопрос, как он есть, т.-е.
как вопрос силы. Точно так же должна взять этот вопрос и печать
демократическая. Пора перестать видеть в абсолютизме политического
собеседника, которого можно просветить, убедить, или, на худой конец,
заговорить, umlugen, залгать. Абсолютизм нельзя убедить, его можно
победить. Но для этого нужна не сила логики, а логика силы. Демократия
должна накоплять силу, т.-е. мобилизовать революционные ряды. А эту работу
можно выполнять, разрушая либеральные суеверия на счет мирных путей
конституционного развития и отрадных перспектив правительственного
просветления.
"Актом элементарной государственной мудрости" для каждого демократа должно
явиться признание, что выражать надежду на демократическую инициативу со
стороны абсолютизма, знающего только один интерес: самосохранение - значит
поддерживать веру в будущее абсолютизма, значит создавать вокруг него
атмосферу нерешительного выжидания, значит упрочать его позиции, значит
предавать дело свободы.
Ясно это сказать значит, вместе с тем, сказать и другое: не соглашение, не
сделка, а торжественное провозглашение народной воли, т.-е. революция.
Российская демократия может быть только революционной, иначе она не будет
демократией.
Она может быть только революционной, так как в нашем обществе и государстве
нет таких официальных организаций, от которых будущая демократическая
Россия могла бы повести свою родословную. У нас, с одной стороны, имеется
монархия, опирающаяся на колоссальный разветвленный бюрократический
аппарат, с другой стороны, так называемые органы общественного
самоуправления: земства и думы. Либералы и строят будущую Россию, исходя из
этих двух исторических учреждений. Конституционная Россия должна, на их
взгляд, возникнуть, как легальный продукт легального соглашения легальных
контрагентов: абсолютизма и думско-земских представителей. Их тактика есть
тактика компромисса. Они хотят перенести в новую или, вернее, обновленную
Россию две легальные традиции русской истории: монархию и земство.
Демократия лишена возможности опираться на национальные традиции.
Демократическая Россия не может быть простым детищем высочайшего
соизволения. Но она не может опереться и на земства, так как земства
построены не на демократическом принципе, а на начале сословного и
имущественного ценза. Демократия, если она не лжет своим именем, если она
действительно является партией народного верховенства, не может ни на
минуту признать за земством право говорить именем России. Всякую попытку со
стороны земств и дум вступить с абсолютизмом в соглашение от имени народа
демократия должна клеймить, как узурпацию народного суверенитета, как
политическое самозванство.
Но если не абсолютизм и не дворянское земство, то кто же? Народ! Но народ
не имеет никаких легальных форм для выражения своей суверенной воли.
Создать их он может только революционным путем. Апелляция к Всенародному
Учредительному Собранию есть разрыв со всей официальной традицией русской
истории. Вызывая на историческую сцену суверенный народ, демократия
врезывается в легальную русскую историю клином революции.
У нас нет демократических традиций, их нужно создать. Сделать это способна
только революция. Партия демократии не может не быть партией революции. Эта
идея должна проникнуть во всеобщее сознание, она должна наполнять нашу
политическую атмосферу, самое слово демократия должно быть пропитано
содержанием революции, так чтоб при одном прикосновении оно жестоко
обжигало пальцы либеральных оппортунистов, которые стараются уверить своих
друзей и врагов, что они стали демократами с тех пор, как назвались этим
именем.
* * *
"Мирное" сотрудничество с земством или революционное сотрудничество с
массой? Этот вопрос демократия должна решить для себя, - мы ее заставим
решить этот вопрос, так как будем его ставить пред нею не только в общей
форме, не только в литературе, но самым конкретным образом, в каждом живом
политическом действии.
Конечно, демократия хочет союза с массой и тянется к ней. Но она боится
порвать со своими влиятельными союзниками и мечтает о том, не сможет ли она
сделаться связующим звеном между земством и массой.
В замечательно поучительной статье "Нашей Жизни" выдвигается та мысль, что
для "безболезненного" осуществления демократической реформы "необходимо
интеллигенции сейчас же, не теряя дорогого времени, притти в тесное
соприкосновение с широкими народными массами, войти с ними в непрерывное
общение". Статья не отрицает, что часть интеллигенции и раньше стремилась к
этому, - но она делала это, "исключительно напирая на классовые
противоречия, существующие между народными массами и теми слоями общества,
из которых до сих пор выходит и долго еще будет выходить большая часть
русской интеллигенции"*... Теперь нужна другая работа. Нужно в человеке из
"народа", прежде всего в крестьянине, пробудить "свободного гражданина,
сознающего свои права и бесстрашно их отстаивающего". Для этой работы
"нужно сотрудничество демократической интеллигенции с выборными
представителями земства"! Другими словами: так называемая демократическая
интеллигенция должна пробуждать свободных граждан не только без
"исключительного напирания" на классовые противоречия внутри оппозиции, но
и в "дружном сотрудничестве" с земской оппозицией. Это значит, что
интеллигенция не только лишает себя возможности смело и решительно ставить
вопросы аграрной реформы, - но и отказывает себе в праве революционно и
демократически ставить конституционную проблему. Эта
внутренне-противоречивая задача: пробуждать массы, тащась в хвосте у
земцев, - не может создать для демократа достойной политической роли. В
своей агитации демократия будет неизбежно лгать - не той смелой, на
половину бессознательной ложью якобинской демагогии, которая в своем
революционном самозабвении находит долю своего прощения, - а той скаредной
либеральной ложью, которая опасливо озирается раскосыми глазами, обходит
острые вопросы, как будто боится наступить на гвозди, говорит шепелявой
скользящей речью, потому что всякое "да" и всякое "нет" как огнем обжигает
ее уклончивый язык. Образцом ее будет лишь освобожденская прокламация о
войне и конституции, которую мы в свое время разбирали в "Искре"*51.
Прокламация эта написана для массы, старается говорить языком, понятным
массе, и взывает к интересам массы.
/* "Наша Жизнь", N 28./
И что же говорят в ней освобожденцы народу? Они говорят ему, что война
никому не нужна, что царь не хотел ее, что царь миролюбив. Они это
доподлинно знают. Они говорят далее, что царя соблазнили дурные советники,
не осведомляющие своего государя об истинных нуждах народа, ибо "иные из
вельмож ведут государственные дела не по совести, а по корысти для своего
кармана и для почестей, а иные из вельмож - глупы". Чтобы помочь делу,
нужно созвать народных представителей. Царь от них будет узнавать правду,
"как это было изредка в старину, когда русские цари жили в Москве".
Управлять делами будут все сообща - государь, министры и собрание народных
представителей.
Так строят свободную Россию демократы-"освобожденцы". Они берут под свою
защиту царя и вместе с ним и монархию. В своей конституции они отводят царю
красный угол. Они созывают собрание народных представителей не для
выражения суверенной воли народа, а в помощь монарху. Партия
"Освобождения", еще не побежденная в борьбе с монархией, еще не
приступившая к этой борьбе, на глазах всего русского народа становится на
колени пред носителем власти божьей милостью.
Таков ее либерализм!
Вокруг трона, за которым признается неприкосновенное право исторической
традиции, должны расположиться народные представители. Но какой народ они
будут представлять? Народ земств и дум? - за которыми ведь тоже
неприкосновенное право исторической традиции... Будет ли представлен народ
"без традиций", народ без сословных, имущественных и образовательных
привилегий? Прокламация не дает на этот вопрос ответа. Она помнит, что
задача "освобожденцев" не только пробуждать гражданина в человеке из
народа, но и оставаться в добром согласии с привилегированными гражданами
из земств. Обращаясь к народу с пропагандой конституции, "освобожденцы" ни
словом не упоминают о всеобщем избирательном праве.
Таков их демократизм!
Они не смеют сказать: долой корону! - потому что у них нет отваги
противопоставить принцип - принципу, республику - монархии. Еще до борьбы
за новую Россию, они протягивают руки для соглашения с коронованным
представителем старой России. Они опираются на пример
сословно-совещательных Земских Соборов в прошлом, вместо того, чтобы
взывать к торжественному провозглашению народной воли в будущем. Словом:
они апеллируют к антиреволюционной традиции русской истории, вместо того,
чтобы создать историческую традицию русской революции.
Такова их политическая отвага!
Итак, русское конституционное правительство составят: "государь
(неизвестно, для чего нужный), министры (неизвестно, пред кем
ответственные) и собрание народных представителей (неизвестно, какой
"народ" представляющих).
Стоит организовать на этих началах государственную власть, и тогда - здесь
начинается центральное место "освобожденского" vademecum'a*52 - и тогда все
вопросы разрешатся сами собою, все невзгоды и беды русского народа снимет,
как рукой. В тех странах, где народу удавалось добиться конституции, он, по
словам прокламации, "везде устраивал себе правые суды, уравнивал подати и
облегчал налоги, уничтожал взяточничество, открывал для детей своих училища
и быстро богател... И еслиб и русский народ, - так пишут "освобожденцы", -
потребовал себе (как?) и добился от царя (как?) конституции (какой?), то и
он избавился бы от оскудения, разорения и всяких притеснений точно так же,
как избавились от него и другие народы... Когда будет в России конституция,
то народ через своих представителей, наверное, отменит паспорты, заведет
хорошие суды и управление, упразднит самовластных чиновников, в роде
земских начальников, и в местных делах будет управляться своими свободно
выбранными людьми, заведет множество школ, так что всякий сможет получить
высшее образование, освободится от всякой тесноты, наказаний розгами (после
получения "высшего образования"?) и заживет в довольстве. Словом, при
конституции, то-есть при управлении страною царя (а без царя?) вместе с
собранием народных представителей, народ будет свободен и добьется
настоящей, хорошей жизни".
Так пишут "демократы", осуждающие "исключительное напирание на классовые
противоречия"!
Конституционное ограничение царской власти не только спасет от розги и
нагайки, но и обеспечит от бедности, лишений, экономического гнета и даст
возможность "быстро богатеть", - вот мысль, которую они хотят внушить
народу. Присоединить к царю Земский Собор*53, - и нет вопросов нищеты,
гнета, безработицы, проституции и невежества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166