Как бы для того, чтоб запечат-
леть измену издевательством, те самые доводы, какие приводились раньше в
пользу безусловной свободы разводов и абортов - "освобождение женщины",
"защита прав личности", "охрана материнства", - повторяются ныне в
пользу их ограничения или полного запрета.
Отступление не только принимает формы отвратительного ханжества, но и
по существу заходит неизмеримо дальше, чем того требует железная необхо-
димость хозяйства. К объективным причинам, вызывающим возврат к таким
буржуазным нормам, как выплата алиментов, присоединяется социальный ин-
терес правящего слоя в углублении буржуазного права. Самым повелительным
мотивом нынешнего культа семьи является, несомненно, потребность бюрок-
ратии в устойчивой иерархии отношений и в дисциплинировании молодежи
посредством 40 миллионов опорных пунктов авторитета и власти.
Когда жива была еще надежда сосредоточить воспитание новых поколений
в руках государства, власть не только не заботилась о поддержании авто-
ритета "старших", в частности отца с матерью, но наоборот, стремилась,
как можно больше отделить детей от семьи, чтоб оградить их тем от тради-
ций косного быта. Еще совсем недавно, в течение первой пятилетки, школа
и комсомол широко пользовались детьми для разоблачения, устыжения, вооб-
ще "перевоспитания" пьянствующего отца или религиозной матери; с каким
успехом - вопрос особый. Во всяком случае этот метод означал потрясение
родительского авторитета в самых его основах. Ныне и в этой немаловажной
области произошел крутой поворот: наряду с седьмой пятая заповедь пол-
ностью восстановлена в правах, правда, еще без ссылки на бога; но и
французская школа обходится без этого атрибута, что не мешает ей с успе-
хом насаждать консерватизм и рутину.
Забота об авторитете старших повела уже, впрочем, к изменению полити-
ки в отношении религии. Отрицание бога, его помощников и его чудес явля-
лось наиболее острым клином из всех, какие революционная власть вгоняла
между детьми и отцами. Обгоняя рост культуры, серьезной пропаганды и на-
учного воспитания, борьба с церковью, под руководством людей типа Ярос-
лавского, вырождалась нередко в бутафорию и в озорство. Ныне штурм не-
бес, как и штурм семьи, приостановлен. Озабоченная репутацией своей со-
лидности бюрократия приказала молодым безбожникам сдать боевые доспехи и
засесть за книжки. По отношению к религии устанавливается постепенно ре-
жим иронического нейтралитета. Но это только первый этап. Не трудно было
бы предсказать второй и третий, еслиб ход событий зависел только от пре-
держащих властей.
Лицемерие господствующих воззрений всегда и везде развивается, как
квадрат или куб социальных противоречий: таков, примерно, исторический
закон идеологий в переводе на язык математики. Социализм, если он вообще
заслуживает этого имени, означает человеческие отношения без корысти,
дружбу - без зависти и интриги, любовь - без низменного расчета. Офици-
альная доктрина тем повелительнее объявляет эти идеальные нормы уже осу-
ществленными, чем громче действительность протестует против таких ут-
верждений. "На основе действительного равенства мужчины и женщины - го-
ворит, например, новая программа комсомола, принятая в апреле 1936 г., -
создается новая семья, о процветании которой заботится советское госу-
дарство". Официальный коментарий дополняет программу: "Наша молодежь при
выборе друга жизни - жены или мужа, знает только один мотив, одно побуж-
дение - любовь. Буржуазный брак по расчету, из-за денег не существует
для нашего подрастающего поколения" ("Правда", 4 апр. 1936 г.). Пос-
кольку речь идет о рядовых рабочем или работнице, это более или менее
верно. Но "брак по расчету" сравнительно мало свойствен и рабочим капи-
талистических стран. Совсем иначе обстоит дело в средних и верхних сло-
ях. Новые социальные группировки автоматически подчиняют себе область
личных отношений. Пороки, которые власть и деньги создают вокруг половых
отношений, так пышно расцветают в рядах советской бюрократии, как если б
она и в этом отношении поставила себе целью перегнать буржуазию Запада.
В полном противоречии с только что приведенным утверждением "Правды",
"брак по расчету", как признает в часы случайной или вынужденной откро-
венности сама советская печать, возродился ныне полностью. Квалификация,
заработок, должность, количество ромбов на военном мундире приобретают
все большее значение, ибо с этим связаны вопросы о туфлях, о шубе, о
квартире, о ванной, и предел всех мечтаний - об автомобиле. Одна лишь
борьба за комнату в Москве соединяет и разводит ежегодно не малое число
пар. Исключительное значение получил вопрос о родне: полезно иметь тес-
тем военного командира или влиятельного коммуниста, тещей - сестру са-
новника. Нужно ли этому удивляться? Может ли быть иначе?
Одну из очень драматических глав в большой советской книге составит
повесть о разладе и распаде тех советских семей, где муж, в качестве
партийца, профессионалиста, военного командира или администратора, рос,
развивался и вырабатывал новые вкусы к жизни, а подавленная семьей жена
оставалась на старом уровне. Путь двух поколений советской бюрократии
усеян трагедиями отставших и отвергнутых жен. То же явление наблюдается
ныне в новом поколении. Больше всего грубости и жестокости можно встре-
тить, пожалуй, именно на верхах бюрократии, где очень высокий процент
составляют малокультурные выскочки, считающие, что им все позволено. Ар-
хивы и мемуары раскроют когда-нибудь прямые уголовные преступления в от-
ношении жен и вообще женщин со стороны недосягаемых для судебной власти
проповедников семейной морали и принудительных "радостей материнства".
Нет, советская женщина еще не свободна. Полное равноправие дало до
сих пор несравненно большие выгоды женщинам верхних слоев, представи-
тельницам бюрократического, технического, педагогического, вообще
умственного труда, чем работницам и особенно - крестьянкам. Пока общест-
во не способно взять на себя материальные заботы о семье, женщина-мать
может с успехом выполнять общественную функцию лишь при том условии, ес-
ли к услугам ее имеется белая рабыня: няня, прислуга, кухарка и пр. Из
40 миллионов семейств, составляющих население Советского Союза, 5%, а
может быть и 10%, прямо или косвенно строят свой "очаг" на труде домаш-
них рабынь и рабов. Точное число советских прислуг имело бы не меньшее
значение для социалистической оценки положения женщин в СССР, чем все
советское законодательство, как бы прогрессивно оно ни было. Но именно
поэтому статистика скрывает прислуг под именем работниц или "прочих".
Положение матери семейства, почтенной коммунистки, у которой есть ку-
харка, телефон для заказов в магазинах, автомобиль для разъездов и пр.,
имеет мало общего с положением работницы, которая вынуждена бегать по
лавкам, сама готовить обед и пешком приводить детей из детского сада,
если он вообще существует. Никакие социалистические этикетки не скроют
этого социального контраста, который не меньше, чем контраст между бур-
жуазной дамой и пролетаркой в любой стране Запада.
Действительно социалистическая семья, с которой общество снимет пов-
седневную обузу невыносимых и унизительных забот, не будет нуждаться ни
в какой регламентации, и самое понятие законодательства об абортах или
разводе будет для нее звучать не многим лучше, чем воспоминанья о домах
терпимости или человеческих жертвоприношениях. Октябрьское законода-
тельство сделало смелый шаг в сторону такой семьи. Экономическая и
культурная отсталость вызвала жестокую реакцию. Термидорианское законо-
дательство отступает к буржуазным образцам, прикрывая отступление
фальшивыми речами о святости "новой" семьи. Социалистическая несостоя-
тельность и в этом вопросе прикрывается ханжеской респектабельностью.
Есть искренние наблюдатели, которых, особенно в вопросе о детях, пот-
рясает противоречие между высокими принципами и неприглядной действи-
тельностью. Один такой факт, как свирепые уголовные кары против беспри-
зорных детей, способен внушить мысль, что социалистическое законода-
тельство в защиту женщины и ребенка - не что иное, как сплошное лицеме-
рие. Есть противоположный род наблюдателей, которых подкупает широта и
великодушие замысла, облеченного в форму законов и административных ор-
ганов; при виде бьющихся в нужде матерей, проституток и беспризорных эти
оптимисты говорят себе, что дальнейший рост материального богатства на-
полнит постепенно социалистические законы плотью и кровью. Не легко ре-
шить, какой из двух подходов ошибочнее и вреднее. Не видеть широты и
смелости социального плана, значительности первых этапов его выполнения
и открывающихся великих возможностей могут только люди, пораженные исто-
рической слепотой. Но нельзя, с другой стороны, не возмущаться пассив-
ным, по существу индифферентным оптимизмом тех, которые закрывают глаза
на рост социальных противоречий и утешают себя видами на будущее, ключ
от которого они почтительно предлагают оставить в руках бюрократии. Как
будто равенство прав женщины и мужчины не превратилось уже в равенство
их бесправия перед бюрократией! И как будто в какой-нибудь вещей книге
твердо обещано, что советская бюрократия не может принести новый гнет,
вместо освобождения.
Как мужчина порабощал женщину; как эксплуататор подчинял себе их обо-
их; как трудящиеся пробовали ценою крови освободиться от рабства и
только сменили одни цепи на другие, - обо всем этом история может расс-
казать многое; в сущности она не рассказывает ничего другого. Но как
действительно освободить ребенка, женщину, человека, на этот счет гото-
вых положительных примеров еще нет. Весь прошлый исторический опыт,
насквозь отрицательный, требует от трудящихся прежде всего непримиримого
недоверия к привилегированным и бесконтрольным опекунам!
Борьба с молодежью.
Всякая революционная партия прежде всего находит опору в молодом по-
колении восходящего класса. Политическое одряхление выражается в утрате
способности привлекать под свое знамя молодежь. Повально сходящие со
сцены партии буржуазной демократии вынуждены уступать молодежь либо ре-
волюции, либо фашизму. Большевизм в подполье всегда был партией молодых
рабочих. Меньшевики опирались на более солидную и квалифицированную вер-
хушку рабочего класса, весьма кичились этим и глядели на большевиков
сверху вниз. Дальнейшие события немилосердно обнаружили им их ошибку: в
решающий момент молодежь потянула за собой более зрелые слои и даже ста-
риков.
Революционный переворот дал грандиозный исторический толчок новым со-
ветским поколениям, одним ударом оторвав их от консервативных форм быта
и раскрыв им ту великую тайну, - первую из тайн диалектики, - что на
земле нет ничего неизменного, и что общество делается из пластических
материалов. Как глупа теория неизменных рассовых типов в свете событий
нашей эпохи! Советский Союз представляет грандиозный тигель, в котором
переплавляется характер десятков народностей. Мистика "славянской души"
отходит, как шлак.
Но толчок, который получили молодые поколения еще не нашел себе выхо-
да в соответственной исторической работе. Правда, молодежь очень дея-
тельна в области хозяйства. В СССР числится 7 миллионов рабочих в воз-
расте до 23 лет: 3.140 тысяч - в промышленности, 700 т. - на железных
дорогах, 700 т. - на стройках. На новых заводах-гигантах молодые рабочие
составляют около половины общего числа. В колхозах числится ныне 1.200
т. одних лишь комсомольцев. Сотни тысяч членов комсомола мобилизованы за
последние годы на стройки, на лесозаготовки, на угольные шахты, на золо-
тую промышленность, для работ в Арктике, на Сахалине, или на Амуре, где
строится новый город Комсомольск. Новое поколение поставляет ударников,
отличников, стахановцев, мастеров, низовых администраторов. Молодежь
учится, и значительная часть учится прилежно. Не менее, если не более
она деятельна в области спорта, в самых его дерзких формах, как парашю-
тизм, или воинственных - как стрелковое дело. Предприимчивые и отважные
уходят во всякого рода опасные экспедиции.
"Лучшая часть нашей молодежи, - говорил недавно известный полярный
исследователь Шмидт, - стремится работать там, где ее ждут трудности".
Так оно несомненно и есть. Но во всех областях пореволюционные поколения
еще остаются под опекой. Что делать и как делать, им указывают сверху.
Политика, как высшая форма командования, остается целиком в руках так
называемой "старой гвардии". И при всех горячих, нередко льстивых речах
по адресу молодежи, старики зорко охраняют свою монополию.
Не мысля развития социалистического общества без отмирания госу-
дарства, т.е. без замены всякого рода полицейщины самоуправлением
культурных производителей и потребителей, Энгельс возлагал завершение
этой задачи на молодое поколение, "которое вырастет в новых, свободных
общественных условиях и окажется в состоянии совершенно выкинуть вон
весь этот хлам государственности". Ленин прибавляет от себя: "всякой го-
сударственности, в том числе и демократически-республиканской"... Так
примерно располагалась в сознании Энгельса и Ленина перспектива построе-
ния социалистического общества: поколение, завоевавшее власть, "старая
гвардия", начинает работу ликвидации государства; ближайшее поколение
завершает ее.
Как же обстоит в действительности? 43% населения СССР родились после
Октябрьского переворота. Если возрастной границей взять 23 года, то ока-
жется, что свыше 50%, советского человечества не достигают этой границы.
Большая половина населения страны не знает, следовательно, по личным
воспоминаниям, никакого другого режима, кроме советского. Но как раз эти
новые поколения формируются не в "свободных общественных условиях", как
мыслил Энгельс, а под невыносимым и все возрастающим гнетом правящего
слоя, того самого, который, согласно официальной фикции, совершил вели-
кий переворот. На заводе, в колхозе, в казарме, в университете, в школе,
даже в детском саду, если не в яслях, главными доблестями человека
объявляются: личная верность вождю и безусловное послушание. Многие пе-
дагогические афоризмы и прописи последнего времени могли бы казаться
списанными у Геббельса, если б сам он не списал их в значительной мере у
сотрудников Сталина.
Школа и общественная жизнь учащихся насквозь проникнуты формализмом и
лицемерием. Дети научились проводить бесчисленные удушливо скучные соб-
рания, с неизбежным почетным президиумом, со славословием в честь доро-
гих вождей и заранее размеченными благоправными прениями, в которых, со-
вершенно как и у взрослых, говорится одно, а думается другое. Самые не-
винные кружки школьников, пытающихся создать оазисы в пустыне казенщины,
вызывают свирепые репрессии. Через свою агентуру ГПУ вносит ужасающий
разврат доносов и предательств в так называемую "социалистическую" шко-
лу. Более вдумчивые педагоги и детские писатели, несмотря на принуди-
тельный оптимизм, не могут подчас скрыть своего ужаса пред лицом этого
мертвящего школьную среду духа принуждения, фальши и скуки.
Не имея в своем прошлом опыта классовой борьбы и революции, новые по-
коления могли бы созреть для самостоятельного участия в общественной
жизни страны только в условиях советской демократии, только при созна-
тельной переработке опыта прошлого и уроков настоящего. Самостоятельный
характер, как и самостоятельная мысль не могут развернуться без критики.
Между тем в элементарной возможности обмениваться мыслями, ошибаться,
проверять и исправлять ошибки, свои и чужие, советской молодежи начисто
отказано. Все вопросы, в том числе и ее собственные, решаются за нее. Ей
предоставляется только выполнять и петь славу. На каждое слово критики
бюрократия отвечает тем, что выворачивает шейные позвонки. Все выдающее-
ся и непокорное в рядах молодежи систематически уничтожается, подавляет-
ся или физически истребляется. Этим и объясняется тот факт, что миллионы
и миллионы комсомола не выдвинули ни одной крупной фигуры.
Бросаясь в технику, науку, литературу, спорт или шахматы молодежь как
бы завоевывает себе шпоры для будущих больших дел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
леть измену издевательством, те самые доводы, какие приводились раньше в
пользу безусловной свободы разводов и абортов - "освобождение женщины",
"защита прав личности", "охрана материнства", - повторяются ныне в
пользу их ограничения или полного запрета.
Отступление не только принимает формы отвратительного ханжества, но и
по существу заходит неизмеримо дальше, чем того требует железная необхо-
димость хозяйства. К объективным причинам, вызывающим возврат к таким
буржуазным нормам, как выплата алиментов, присоединяется социальный ин-
терес правящего слоя в углублении буржуазного права. Самым повелительным
мотивом нынешнего культа семьи является, несомненно, потребность бюрок-
ратии в устойчивой иерархии отношений и в дисциплинировании молодежи
посредством 40 миллионов опорных пунктов авторитета и власти.
Когда жива была еще надежда сосредоточить воспитание новых поколений
в руках государства, власть не только не заботилась о поддержании авто-
ритета "старших", в частности отца с матерью, но наоборот, стремилась,
как можно больше отделить детей от семьи, чтоб оградить их тем от тради-
ций косного быта. Еще совсем недавно, в течение первой пятилетки, школа
и комсомол широко пользовались детьми для разоблачения, устыжения, вооб-
ще "перевоспитания" пьянствующего отца или религиозной матери; с каким
успехом - вопрос особый. Во всяком случае этот метод означал потрясение
родительского авторитета в самых его основах. Ныне и в этой немаловажной
области произошел крутой поворот: наряду с седьмой пятая заповедь пол-
ностью восстановлена в правах, правда, еще без ссылки на бога; но и
французская школа обходится без этого атрибута, что не мешает ей с успе-
хом насаждать консерватизм и рутину.
Забота об авторитете старших повела уже, впрочем, к изменению полити-
ки в отношении религии. Отрицание бога, его помощников и его чудес явля-
лось наиболее острым клином из всех, какие революционная власть вгоняла
между детьми и отцами. Обгоняя рост культуры, серьезной пропаганды и на-
учного воспитания, борьба с церковью, под руководством людей типа Ярос-
лавского, вырождалась нередко в бутафорию и в озорство. Ныне штурм не-
бес, как и штурм семьи, приостановлен. Озабоченная репутацией своей со-
лидности бюрократия приказала молодым безбожникам сдать боевые доспехи и
засесть за книжки. По отношению к религии устанавливается постепенно ре-
жим иронического нейтралитета. Но это только первый этап. Не трудно было
бы предсказать второй и третий, еслиб ход событий зависел только от пре-
держащих властей.
Лицемерие господствующих воззрений всегда и везде развивается, как
квадрат или куб социальных противоречий: таков, примерно, исторический
закон идеологий в переводе на язык математики. Социализм, если он вообще
заслуживает этого имени, означает человеческие отношения без корысти,
дружбу - без зависти и интриги, любовь - без низменного расчета. Офици-
альная доктрина тем повелительнее объявляет эти идеальные нормы уже осу-
ществленными, чем громче действительность протестует против таких ут-
верждений. "На основе действительного равенства мужчины и женщины - го-
ворит, например, новая программа комсомола, принятая в апреле 1936 г., -
создается новая семья, о процветании которой заботится советское госу-
дарство". Официальный коментарий дополняет программу: "Наша молодежь при
выборе друга жизни - жены или мужа, знает только один мотив, одно побуж-
дение - любовь. Буржуазный брак по расчету, из-за денег не существует
для нашего подрастающего поколения" ("Правда", 4 апр. 1936 г.). Пос-
кольку речь идет о рядовых рабочем или работнице, это более или менее
верно. Но "брак по расчету" сравнительно мало свойствен и рабочим капи-
талистических стран. Совсем иначе обстоит дело в средних и верхних сло-
ях. Новые социальные группировки автоматически подчиняют себе область
личных отношений. Пороки, которые власть и деньги создают вокруг половых
отношений, так пышно расцветают в рядах советской бюрократии, как если б
она и в этом отношении поставила себе целью перегнать буржуазию Запада.
В полном противоречии с только что приведенным утверждением "Правды",
"брак по расчету", как признает в часы случайной или вынужденной откро-
венности сама советская печать, возродился ныне полностью. Квалификация,
заработок, должность, количество ромбов на военном мундире приобретают
все большее значение, ибо с этим связаны вопросы о туфлях, о шубе, о
квартире, о ванной, и предел всех мечтаний - об автомобиле. Одна лишь
борьба за комнату в Москве соединяет и разводит ежегодно не малое число
пар. Исключительное значение получил вопрос о родне: полезно иметь тес-
тем военного командира или влиятельного коммуниста, тещей - сестру са-
новника. Нужно ли этому удивляться? Может ли быть иначе?
Одну из очень драматических глав в большой советской книге составит
повесть о разладе и распаде тех советских семей, где муж, в качестве
партийца, профессионалиста, военного командира или администратора, рос,
развивался и вырабатывал новые вкусы к жизни, а подавленная семьей жена
оставалась на старом уровне. Путь двух поколений советской бюрократии
усеян трагедиями отставших и отвергнутых жен. То же явление наблюдается
ныне в новом поколении. Больше всего грубости и жестокости можно встре-
тить, пожалуй, именно на верхах бюрократии, где очень высокий процент
составляют малокультурные выскочки, считающие, что им все позволено. Ар-
хивы и мемуары раскроют когда-нибудь прямые уголовные преступления в от-
ношении жен и вообще женщин со стороны недосягаемых для судебной власти
проповедников семейной морали и принудительных "радостей материнства".
Нет, советская женщина еще не свободна. Полное равноправие дало до
сих пор несравненно большие выгоды женщинам верхних слоев, представи-
тельницам бюрократического, технического, педагогического, вообще
умственного труда, чем работницам и особенно - крестьянкам. Пока общест-
во не способно взять на себя материальные заботы о семье, женщина-мать
может с успехом выполнять общественную функцию лишь при том условии, ес-
ли к услугам ее имеется белая рабыня: няня, прислуга, кухарка и пр. Из
40 миллионов семейств, составляющих население Советского Союза, 5%, а
может быть и 10%, прямо или косвенно строят свой "очаг" на труде домаш-
них рабынь и рабов. Точное число советских прислуг имело бы не меньшее
значение для социалистической оценки положения женщин в СССР, чем все
советское законодательство, как бы прогрессивно оно ни было. Но именно
поэтому статистика скрывает прислуг под именем работниц или "прочих".
Положение матери семейства, почтенной коммунистки, у которой есть ку-
харка, телефон для заказов в магазинах, автомобиль для разъездов и пр.,
имеет мало общего с положением работницы, которая вынуждена бегать по
лавкам, сама готовить обед и пешком приводить детей из детского сада,
если он вообще существует. Никакие социалистические этикетки не скроют
этого социального контраста, который не меньше, чем контраст между бур-
жуазной дамой и пролетаркой в любой стране Запада.
Действительно социалистическая семья, с которой общество снимет пов-
седневную обузу невыносимых и унизительных забот, не будет нуждаться ни
в какой регламентации, и самое понятие законодательства об абортах или
разводе будет для нее звучать не многим лучше, чем воспоминанья о домах
терпимости или человеческих жертвоприношениях. Октябрьское законода-
тельство сделало смелый шаг в сторону такой семьи. Экономическая и
культурная отсталость вызвала жестокую реакцию. Термидорианское законо-
дательство отступает к буржуазным образцам, прикрывая отступление
фальшивыми речами о святости "новой" семьи. Социалистическая несостоя-
тельность и в этом вопросе прикрывается ханжеской респектабельностью.
Есть искренние наблюдатели, которых, особенно в вопросе о детях, пот-
рясает противоречие между высокими принципами и неприглядной действи-
тельностью. Один такой факт, как свирепые уголовные кары против беспри-
зорных детей, способен внушить мысль, что социалистическое законода-
тельство в защиту женщины и ребенка - не что иное, как сплошное лицеме-
рие. Есть противоположный род наблюдателей, которых подкупает широта и
великодушие замысла, облеченного в форму законов и административных ор-
ганов; при виде бьющихся в нужде матерей, проституток и беспризорных эти
оптимисты говорят себе, что дальнейший рост материального богатства на-
полнит постепенно социалистические законы плотью и кровью. Не легко ре-
шить, какой из двух подходов ошибочнее и вреднее. Не видеть широты и
смелости социального плана, значительности первых этапов его выполнения
и открывающихся великих возможностей могут только люди, пораженные исто-
рической слепотой. Но нельзя, с другой стороны, не возмущаться пассив-
ным, по существу индифферентным оптимизмом тех, которые закрывают глаза
на рост социальных противоречий и утешают себя видами на будущее, ключ
от которого они почтительно предлагают оставить в руках бюрократии. Как
будто равенство прав женщины и мужчины не превратилось уже в равенство
их бесправия перед бюрократией! И как будто в какой-нибудь вещей книге
твердо обещано, что советская бюрократия не может принести новый гнет,
вместо освобождения.
Как мужчина порабощал женщину; как эксплуататор подчинял себе их обо-
их; как трудящиеся пробовали ценою крови освободиться от рабства и
только сменили одни цепи на другие, - обо всем этом история может расс-
казать многое; в сущности она не рассказывает ничего другого. Но как
действительно освободить ребенка, женщину, человека, на этот счет гото-
вых положительных примеров еще нет. Весь прошлый исторический опыт,
насквозь отрицательный, требует от трудящихся прежде всего непримиримого
недоверия к привилегированным и бесконтрольным опекунам!
Борьба с молодежью.
Всякая революционная партия прежде всего находит опору в молодом по-
колении восходящего класса. Политическое одряхление выражается в утрате
способности привлекать под свое знамя молодежь. Повально сходящие со
сцены партии буржуазной демократии вынуждены уступать молодежь либо ре-
волюции, либо фашизму. Большевизм в подполье всегда был партией молодых
рабочих. Меньшевики опирались на более солидную и квалифицированную вер-
хушку рабочего класса, весьма кичились этим и глядели на большевиков
сверху вниз. Дальнейшие события немилосердно обнаружили им их ошибку: в
решающий момент молодежь потянула за собой более зрелые слои и даже ста-
риков.
Революционный переворот дал грандиозный исторический толчок новым со-
ветским поколениям, одним ударом оторвав их от консервативных форм быта
и раскрыв им ту великую тайну, - первую из тайн диалектики, - что на
земле нет ничего неизменного, и что общество делается из пластических
материалов. Как глупа теория неизменных рассовых типов в свете событий
нашей эпохи! Советский Союз представляет грандиозный тигель, в котором
переплавляется характер десятков народностей. Мистика "славянской души"
отходит, как шлак.
Но толчок, который получили молодые поколения еще не нашел себе выхо-
да в соответственной исторической работе. Правда, молодежь очень дея-
тельна в области хозяйства. В СССР числится 7 миллионов рабочих в воз-
расте до 23 лет: 3.140 тысяч - в промышленности, 700 т. - на железных
дорогах, 700 т. - на стройках. На новых заводах-гигантах молодые рабочие
составляют около половины общего числа. В колхозах числится ныне 1.200
т. одних лишь комсомольцев. Сотни тысяч членов комсомола мобилизованы за
последние годы на стройки, на лесозаготовки, на угольные шахты, на золо-
тую промышленность, для работ в Арктике, на Сахалине, или на Амуре, где
строится новый город Комсомольск. Новое поколение поставляет ударников,
отличников, стахановцев, мастеров, низовых администраторов. Молодежь
учится, и значительная часть учится прилежно. Не менее, если не более
она деятельна в области спорта, в самых его дерзких формах, как парашю-
тизм, или воинственных - как стрелковое дело. Предприимчивые и отважные
уходят во всякого рода опасные экспедиции.
"Лучшая часть нашей молодежи, - говорил недавно известный полярный
исследователь Шмидт, - стремится работать там, где ее ждут трудности".
Так оно несомненно и есть. Но во всех областях пореволюционные поколения
еще остаются под опекой. Что делать и как делать, им указывают сверху.
Политика, как высшая форма командования, остается целиком в руках так
называемой "старой гвардии". И при всех горячих, нередко льстивых речах
по адресу молодежи, старики зорко охраняют свою монополию.
Не мысля развития социалистического общества без отмирания госу-
дарства, т.е. без замены всякого рода полицейщины самоуправлением
культурных производителей и потребителей, Энгельс возлагал завершение
этой задачи на молодое поколение, "которое вырастет в новых, свободных
общественных условиях и окажется в состоянии совершенно выкинуть вон
весь этот хлам государственности". Ленин прибавляет от себя: "всякой го-
сударственности, в том числе и демократически-республиканской"... Так
примерно располагалась в сознании Энгельса и Ленина перспектива построе-
ния социалистического общества: поколение, завоевавшее власть, "старая
гвардия", начинает работу ликвидации государства; ближайшее поколение
завершает ее.
Как же обстоит в действительности? 43% населения СССР родились после
Октябрьского переворота. Если возрастной границей взять 23 года, то ока-
жется, что свыше 50%, советского человечества не достигают этой границы.
Большая половина населения страны не знает, следовательно, по личным
воспоминаниям, никакого другого режима, кроме советского. Но как раз эти
новые поколения формируются не в "свободных общественных условиях", как
мыслил Энгельс, а под невыносимым и все возрастающим гнетом правящего
слоя, того самого, который, согласно официальной фикции, совершил вели-
кий переворот. На заводе, в колхозе, в казарме, в университете, в школе,
даже в детском саду, если не в яслях, главными доблестями человека
объявляются: личная верность вождю и безусловное послушание. Многие пе-
дагогические афоризмы и прописи последнего времени могли бы казаться
списанными у Геббельса, если б сам он не списал их в значительной мере у
сотрудников Сталина.
Школа и общественная жизнь учащихся насквозь проникнуты формализмом и
лицемерием. Дети научились проводить бесчисленные удушливо скучные соб-
рания, с неизбежным почетным президиумом, со славословием в честь доро-
гих вождей и заранее размеченными благоправными прениями, в которых, со-
вершенно как и у взрослых, говорится одно, а думается другое. Самые не-
винные кружки школьников, пытающихся создать оазисы в пустыне казенщины,
вызывают свирепые репрессии. Через свою агентуру ГПУ вносит ужасающий
разврат доносов и предательств в так называемую "социалистическую" шко-
лу. Более вдумчивые педагоги и детские писатели, несмотря на принуди-
тельный оптимизм, не могут подчас скрыть своего ужаса пред лицом этого
мертвящего школьную среду духа принуждения, фальши и скуки.
Не имея в своем прошлом опыта классовой борьбы и революции, новые по-
коления могли бы созреть для самостоятельного участия в общественной
жизни страны только в условиях советской демократии, только при созна-
тельной переработке опыта прошлого и уроков настоящего. Самостоятельный
характер, как и самостоятельная мысль не могут развернуться без критики.
Между тем в элементарной возможности обмениваться мыслями, ошибаться,
проверять и исправлять ошибки, свои и чужие, советской молодежи начисто
отказано. Все вопросы, в том числе и ее собственные, решаются за нее. Ей
предоставляется только выполнять и петь славу. На каждое слово критики
бюрократия отвечает тем, что выворачивает шейные позвонки. Все выдающее-
ся и непокорное в рядах молодежи систематически уничтожается, подавляет-
ся или физически истребляется. Этим и объясняется тот факт, что миллионы
и миллионы комсомола не выдвинули ни одной крупной фигуры.
Бросаясь в технику, науку, литературу, спорт или шахматы молодежь как
бы завоевывает себе шпоры для будущих больших дел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166