Но в одном клубе они произносились с бескорыстным восторгом, а в другом — с тысячей оговорок. В одном клубе восхваляли каждый армянский камень, имя каждого знаменитого армянина произносили с благоговением, в другом — подчеркивали недостатки Армении. Реальные недостатки, реальные достоинства? Сие ему было неведомо. Его раздражала и хвала, и хула. Зачем объясняться ежедневно в любви родной матери? А с другой стороны, как можно обсуждать мать — красивая, некрасивая, богатая, бедная? В одном клубе он задал вопрос, касающийся посетителей второго клуба. «У нас с ним нет связи,— ответили ему.— Разве это армяне?» Примерно то же сказали ему во втором клубе о первом. Во время одной беседы он не сдержался: «Удивляюсь, все вы, если вам верить, любите Армению. Отчего же ненавидите друг друга?» В ответ усмехнулись. Те же слова произнес в другом клубе — и опять усмешки в ответ,- Да и среди людей одного клуба не переводились пересуды, кривотолки, сплетни. Каждый, с кем бы он ни знакомился, с себя речь начинал и собой завершал, словно ему одному известны пути спасения своего народа... Надоело Тиграну все это, наскучило — устал...
Завсегдатаи почетного стола — тузы колонии, большей частью очень богатые люди,— в основном малограмотны, английского толком не знают, среди них Тиграну удалось встретить только двух-трех интеллигентных людей.
Несколько раз Тигран пытался повести беседу о мировых проблемах, об искусстве, о заботах Англии. Однако отзвука ни в ком не нашел. Никто не читает книг, не ходит в театр, знакомы лишь с музеем мадам Тюссо и лондонским зоопарком. Зато великолепно знают адреса всех кабаре, часы их работы, популярных танцовщиц... И с горечью понял
Тигран, что вне родины нацию не сохранишь. Тут все варятся в собственном соку, это побег от естественной жизни страны. Армянская церковь, клуб — это консервные банки, в которых как-то пытаются сохранить копченый дух нации. Накопив деньги, чем-то должны эти люди заполнить пустоту повседневности. Вот и приходят в клуб, устраивают застолья, посещают церковь. Приверженность ко всему армянскому стала казаться Тиграну игрой, развлечением, хобби, кукольным театром, приперчиванием безвкусной пищи безделья, а не зовом крови, не духовной потребностью. Вывод Тиграна был горьким, максималистским. Патриотизм показался ему спортивным соревнованием: кто более патриотичен? А слово «Армения» порой представлялось предметом старинной мебели, вынесенным на аукцион... Где же она, настоящая, реальная Армения? Увы, этого-то как раз Тигран и не знал. Однажды ему позвонили, сказали, что из Армении приехал писатель, назвали фамилию, имя, добавили, что на родине он знаменитость. А для Тиграна имя-фамилия знаменитости были пустым звуком — откуда ему было знать армянского писателя? Идти Тиграну не хотелось, однако заставил себя, пошел на встречу. Ждал от писателя медоточивых речей в адрес диаспоры и возвеличивания до небес своей страны. Ничего подобного. Писатель начал так: «Что я буду говорить о достижениях Армении — они вам известны. Сообщу только одну новость, которая, возможно, до вас еще не дошла: строители ереванского метро получили приглашение от Сирии спроектировать и построить метро в Дамаске. Сейчас ведутся проектные работы. Что-то есть в этом волнующее, верно? Семьдесят лет назад наши деды, спасаясь от гибели, нашли пристанище в Сирии. В песках Тер-Зора тысячи и тысячи армян остались лежать навеки. А теперь их потомки будут строить в столице Сирии метро...— Зал восторженно зааплодировал, но .писатель тут же остудил его пыл: — Должен вам сказать, что Армения отнюдь не рай и в ближайшую тысячу лет нет надежды, что станет раем.— При этих словах он повернулся к сидевшему рядом епископу, главе армянской епархии в Англии: ;— Пусть простит меня святой отец, но думаю, что и на небе нет рая,— зал засмеялся, епископ взглянул со строгой укоризной,— где уж там быть ему на земле. И откуда, собственно говоря, взяться раю? Армения — нормальная страна со своими светом и тенью, с совершёнными и еще не совершёнными или не завершенными делами, со своими большими и мелкими ошибками». Потом заговорил о незавершенных делах, ошибках, деликатно коснулся уязвимых особенностей национального характерам откровенным юмором заговорил о спюрке: «Тут кого ни встретишь, он либо бывший господин председатель, либо нынешний, либо готовится им стать. Что — простые армяне в спюрке перевелись?» Все засмеялись, даже господа председатели — прошлые, настоящие и будущие.
Этот писатель показался Тиграну живым, естественным человеком. Он и над собой подшучивал, а в конце сказал, то ли всерьез, то ли с горьковатой улыбкой: «У вас столько союзов, объединений — что же нет между вами единения? С кем ни поговоришь, Армению любит, отчего же друг друга, мягко выражаясь, не слишком любите?..»
Это было не в бровь, а в глаз — писатель будто угадал собственные мысли Тиграна. Потом на писателя обрушился поток вопросов. Он воспринял их очень естественно, только раза два отрезал: «На этот вопрос отвечать не могу, я всего лишь писатель». И еще один раз, когда вопрос был задан совершенно дурацкий, писатель с нескрываемой насмешкой посмотрел на пожилого человека, задавшего его, и сказал: «Ответить я вам могу, но не хочу. Если бы вопрос этот задал англичанин, я бы пустился в объяснения, но армянин спрашивает такое о родине... В моем ответе наверняка прозвучат обидные слова, а вы мне в отцы годитесь».
Тигран Ваганян был потрясен: в этом писателе была уверенность, был стержень, держался он удивительно раскованно. Может быть, это и есть настоящая Армения?..
У Тиграна возникло желание подойти к писателю, обменяться с ним парой слов с глазу на глаз, может быть, пригласить к себе... Но писателем уже завладели дамы, барышни, он, видимо, рассказывал что-то смешное, они хохотали... А немного погодя писателя куда-то повели, рядом шли прошлый, настоящий и будущий председатели. Куда же они его повели?
Тигран вернулся домой, но мысли, сомнения не давали ему покоя. Заперся в своем кабинете и написал писателю длинное странное письмо. Ни разу еще и ни перед кем он так не обнажал свою душу... Отнес письмо в отель «Вавилон», где поселился писатель, отдал дежурному администратору, попросил срочно передать. Шли дни — никакого ответа. Даже телефонного звонка не последовало. А ведь писатель хотя бы из вежливости мог позвонить, сказать: письмо ваше получил, но, к сожалению... Может быть, искренность этого писателя тоже игра, только уже в другом, незнакомом театре?
И про себя решил: да, Тигран Ваганян, отец твой был тысячу раз прав — твое армянское происхождение всего лишь биологическая случайность, по рождению ты эфиоп, ныне и уже давно ты гражданин Великобритании, английский архитектор, глава английской семьи. Все эти клубы, застолья, бессмысленные пересуды, церковь, где молитву «Отче наш» многие могут прочесть по-армянски лишь в том случае, если она записана латинскими буквами, к тебе не имеют никакого отношения. К чему тебе этот консервированный патриотизм? Уймись, сказал себе Тигран. Армения — страна, существующая исключительно для ее жителей, а для тебя это — всего лишь далекий уголок земного шара, в чем-то, безусловно, любопытный. Будут лишние деньги и время, съездишь, посмотришь эту самую Армению. Но это после. Пока что для тебя на этой усталой планете есть места поинтереснее.
Внутреннее решение показалось Тиграну Ваганяну обоснованным даже в мелочах, и он как будто успокоился, считая, что порвал со всем армянским. Он больше не откликался на письменные приглашения, а на редкие телефонные звонки отвечал с английской сдержанностью: «Извините, я занят... Нет, вряд ли у меня найдется свободное время». Письменных приглашений получал он теперь все меньше, а приглашения по телефону прекратились вообще. Успокоился?.. Да, разумеется. Только нет-нет да ощутит внутри какую-то странную пустоту... Тогда шел к армянской церкви, но порога не переступал ----вдруг встретится
кто-нибудь знакомый. Прохаживался вокруг, стоял под окнами, особенно если в церкви звучал патараг. Несколько минут жадно ловил исходившие из церкви звуки, потом, испуганно озираясь, отходил — шел в какой-нибудь бар выпить виски. В эти моменты Тигран походил на преступника, которого разыскивает полиция.
В Эдинбург он наезжал часто, и однажды шотландские коллеги спросили его: «Ты был в армянском ресторане?» В его честь они решили дать прощальный ужин и обсуждали между собой, куда пойти. Тигран удивился — армянский ресторан в Эдинбурге?.. Ему ответили, что это здесь, пожалуй, самое приятное место, но жаль, заранее надо заказывать столик. Сказали также, что хозяин ресторана будущий архитектор, зовут его Петрос, учится в университете, только что возвратился из какой-то страны Ближнего Востока.
Эта информация вызвала в Тигране интерес, и неожиданно для себя он предложил отправиться в этот ресторан — если хозяин узнает, что среди гостей есть армянин, он уж найдет, куда усадить. Шотландцы недоверчиво переглянулись, но решили попытать счастья.
Еще из окна машины увидел Тигран армянское название ресторана, которое буква за буквой сумел одолеть и понять: «Ма-лень-кая Ар-ме-ния».
Однако перед запертой дверью толпилось много народу. Шотландцы переглянулись: поедем назад? «Нет, выйдем из машины,— предложил Тигран;- Можете ли вы этого Петроса вызвать сюда?» Один из шотландцев, извинившись перед толпой, подошел к швейцару, и немного погодя раздался, нет, не вопрос, а выкрик радости — радости человека, истосковавшегося по другому человеку: «Кто тут армянин? Где мой соотечественник?»
Тигран в замешательстве вышел вперед, толпа расступилась, и они с Петросом оказались лицом клицу: Тигран настороженный и неуверенный, а Петрос взволнованный, порывистый. И сразу обнялись. Вернее, Петрос его обнял, и Тигран почувствовал себя рыбой в сети, стиснутый его крепкими руками. ,
«Этот господин,— обратился Петрос к собравшимся,— мой соотечественник. Впервые в мою «Армению» входит армянин». Привел их в зал, подошел к одному из столов. «Извините,— сказал,— завтра вы мои гости, а сегодня я впервые...» Сидевшие за столом заулыбались и с готовностью поднялись — это была молодежь: парни, девушки. «Может быть, это неудобно?» — спросил Тигран Петроса. Тот улыбнулся: «Ничего, это мои постоянные клиенты, я завтра угощу их за свой счет».
Пока официантка убирала со стола и ставила чистые приборы, Тигран рассматривал зал — на стенах ковры, видимо армянские, на коврах цветные фотографии, виды Армении, подобные тем, что в альбоме деда Ширака. Вдоль стен — обломки камней. В центре зала — хачкар.
Тигран знал, что такое хачкар,— подошел и провел ладонью по каменному кружеву.«Так вы, значит, были знакомы с Петросом?» Тигран оглянулся, вопрос был задан его шотландским коллегой Аленом Дэвисом. «Да нет,
что вы...»—«Мне показалось... Вы так обнялись... Удивительный вы народ».С потолка свисали связки лука, чеснока, сухие тыквы, пучки бессмертников...
И тут появился Петрос: «Это все из Армении. Тебе нравится?..»В полумгле зала раздавалась мягкая печальная музыка. Мелодия была Тиграну не знакома, но голос певицы несказанным трепетом наполнил его сердце. Показалось, это мать поет в соседней комнате — для себя, для отца... «Я уже месяца три не ездил в Армению, с вином задержка...» — «Ты вино из Армении привозишь?» — «А откуда же еще может быть вино в «Маленькой Армении»?..»
Не успели сесть за стол, появилась официантка с полным подносом: армянские закуски, лаваш (где его, интересно, пекут?), вино в глиняных кувшинах. А немного погодя в зал вошел Петрос, в руках — бесчисленные шампуры с нанизанными на них кусками горячего шашлыка. «Здесь нет меню,— объяснил шотландский коллега.— Петрос сам решает, что ты будешь есть. Надеемся, что сегодня... особенно в твою честь... И цена одна — три фунта стерлингов: хочешь — все съешь, хочешь — выпей чашечку кофе». Ну и Петрос... Видимо, эта атмосфера как раз и нравится холодным, но всем умеренным шотландцам.
Петрос был в меховой папахе, на боку кинжал. «Я поздно родился,— он засмеялся, кивнул на свой кинжал.— Роль фидаи только в ресторане исполнять приходится». Тигран вспомнил, что на ресторанной вывеске портрет Петроса, опять-таки в наряде фидаи. Смешно и трогательно. Провели тут удивительную ночь. Петрос спел по-армянски какую-то песню, потом предложил спеть вместе. Тигран только с грустью пожал плечами. Потом на столе появились новые кувшины с вином, новые закуски, новые шампуры с шашлыком. Вдруг Тигран заметил, что шотландцы перестали есть и вина себе больше не наливают, хотя их бокалы пусты,— только переглядываются украдкой.
Тигран поднялся, нашел Петроса у дверей кухни: «Что ты делаешь, Петрос? Может быть, у них нет столько денег...» Петрос громко рассмеялся: «Денег? Да что я, с них деньги, что ли, брать буду?» — «Ну, так скажи им».— «Пусть немножко помучаются...» Петрос, Петрос... Двери в кухню были распахнуты, а вся дальняя стена была зеркальной, точнее, там стояло огромное наклонное зеркало. Тигран засмеялся: «Ты раскрываешь все свои тайны».
Вместе с Петросом подошел он к столу. Шашлык стыл, бокалы у коллег были пусты. Петрос незаметно подмигнул Тиграну, тихонько засмеялся и сам разлил вино по бокалам. «Выпьем,— сказал он,— за мою радость. А вы гости моего соплеменника, стало быть, и мои гости...» Шотландцы оживились, и весь стол ожил. Потом Петрос опять пел. Тигран уже захмелел, стал подпевать... Вот так и познакомился с Петросом.
Телеграмма, пришедшая из Еревана и отыскавшая Тиграна в Эдинбурге, лежала на столе, он еще раз пробежал ее глазами. Может быть, позвонить Петросу? Посмотрел на часы —уже час ночи? В его «Армении» они гуляли два дня назад. А сейчас, среди ночи, у Тиграна не было никакой потребности есть, но рука, будто обладая автономией,
сама набрала номер «Маленькой Армении». «Жду»,— только и сказал Петрос.
«Маленькая Армения», как всегда, была битком набита людьми, однако швейцар-шотландец встретил Тиграна у дверей и провел в зал.
— Что будешь пить? — спросил Петрос.
— Виски.
— А может, вино? Я вчера получил. Из Армении.
— Виски.
— А есть что будешь?
— Кофе. Кофе может быть армянским?
— Ты чем-то озабочен, маэстро?
Тигран рассказал о телеграмме, о письме деда Ширака, полученном несколько лет назад,— теперь вот отмечают день рождения его жены.
— Ты должен ехать, Тигран,— сразу решил Петрос.— Армянский стол — университет, парламент, состязание мудрецов... С ума сойти можно. Мне уже надоели эти молчаливые едоки. А юбилярша почти что твоя бабушка, она обрадуется.
И опять Тиграна поразил интерьер со звучащей в полумгле армянской музыкой — у стен обломки камней, привезенные из Армении, на стенах армянские ковры и виды Армении, с потолка свисают связки лука, чеснока, сушеные тыквы, и все это из Армении.
— Мне вполне хватит и твоей «Маленькой Армении», Петрос. Петрос весело рассмеялся:
— Ты пока подумай, маэстро, я на несколько минут отлучусь на кухню.
Встал и быстрым деловитым шагом ушел.
— Ну, решил? — опять вырос перед ним Петрос с несколькими сразу, как у фокусника, тарелками в руках.— Фасоль из Армении. Прислали вместе с вином. Попробуй-ка.
— Осталось всего несколько дней. Ты только представь: Эдинбург — Москва, потом Москва — Ереван. Билет на самолет, гостиница...
— Я все организую. Завтра во второй половине дня у тебя в кармане будет билет Эдинбург — Москва — Ереван. Я позвоню в Ереван, чтобы тебя там встретили. Ты знаешь их номер телефона?
— Номер телефона? Да, Джордж написал. Но мне еще нужно подумать.
— Ты думай, а я пошел поднимать народ на танцы.
Петрос встал посреди зала, несколько раз энергично хлопнул в ладоши, требуя внимания, и заговорил. В этот момент зажглись все светильники, и «Армению» стало лучше видно.
— Господа, леди и джентльмены, многие из вас являются моими постоянными посетителями, но есть и новые гости, и я от души их приветствую. Наш вечер мы, как обычно, закончим армянским танцем «кочари». Танцуют все! Сейчас покажу, как надо танцевать. Но прежде — несколько слов о моей родине — Армении...
Тигран Ваганян слушал Петроса вместе с другими. То серьезно, то шутливо он минуты за три расправился с историей Армении, потом
показал, как танцуют «кочари». Все энергично зааплодировали ему, а потом с улыбками, со смехом поднялись.
Петрос достал из кармана большой цветной носовой платок и встал во главу цепочки танцоров. Смотреть на них было и смех и грех — сбивались с ритма, толкались, выбивались из ряда и все же танцевали, и было это почти «кочари».
— Тигран! Ты тоже иди! — выкрикнул Петрос по-армянски.
Но Тигран Ваганян хмуро покачал головой. В душе у него царила сумятица, сталкивались друг с другом взаимоисключающие мысли, только что найденное точное решение оказывалось неверным, а другого не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Завсегдатаи почетного стола — тузы колонии, большей частью очень богатые люди,— в основном малограмотны, английского толком не знают, среди них Тиграну удалось встретить только двух-трех интеллигентных людей.
Несколько раз Тигран пытался повести беседу о мировых проблемах, об искусстве, о заботах Англии. Однако отзвука ни в ком не нашел. Никто не читает книг, не ходит в театр, знакомы лишь с музеем мадам Тюссо и лондонским зоопарком. Зато великолепно знают адреса всех кабаре, часы их работы, популярных танцовщиц... И с горечью понял
Тигран, что вне родины нацию не сохранишь. Тут все варятся в собственном соку, это побег от естественной жизни страны. Армянская церковь, клуб — это консервные банки, в которых как-то пытаются сохранить копченый дух нации. Накопив деньги, чем-то должны эти люди заполнить пустоту повседневности. Вот и приходят в клуб, устраивают застолья, посещают церковь. Приверженность ко всему армянскому стала казаться Тиграну игрой, развлечением, хобби, кукольным театром, приперчиванием безвкусной пищи безделья, а не зовом крови, не духовной потребностью. Вывод Тиграна был горьким, максималистским. Патриотизм показался ему спортивным соревнованием: кто более патриотичен? А слово «Армения» порой представлялось предметом старинной мебели, вынесенным на аукцион... Где же она, настоящая, реальная Армения? Увы, этого-то как раз Тигран и не знал. Однажды ему позвонили, сказали, что из Армении приехал писатель, назвали фамилию, имя, добавили, что на родине он знаменитость. А для Тиграна имя-фамилия знаменитости были пустым звуком — откуда ему было знать армянского писателя? Идти Тиграну не хотелось, однако заставил себя, пошел на встречу. Ждал от писателя медоточивых речей в адрес диаспоры и возвеличивания до небес своей страны. Ничего подобного. Писатель начал так: «Что я буду говорить о достижениях Армении — они вам известны. Сообщу только одну новость, которая, возможно, до вас еще не дошла: строители ереванского метро получили приглашение от Сирии спроектировать и построить метро в Дамаске. Сейчас ведутся проектные работы. Что-то есть в этом волнующее, верно? Семьдесят лет назад наши деды, спасаясь от гибели, нашли пристанище в Сирии. В песках Тер-Зора тысячи и тысячи армян остались лежать навеки. А теперь их потомки будут строить в столице Сирии метро...— Зал восторженно зааплодировал, но .писатель тут же остудил его пыл: — Должен вам сказать, что Армения отнюдь не рай и в ближайшую тысячу лет нет надежды, что станет раем.— При этих словах он повернулся к сидевшему рядом епископу, главе армянской епархии в Англии: ;— Пусть простит меня святой отец, но думаю, что и на небе нет рая,— зал засмеялся, епископ взглянул со строгой укоризной,— где уж там быть ему на земле. И откуда, собственно говоря, взяться раю? Армения — нормальная страна со своими светом и тенью, с совершёнными и еще не совершёнными или не завершенными делами, со своими большими и мелкими ошибками». Потом заговорил о незавершенных делах, ошибках, деликатно коснулся уязвимых особенностей национального характерам откровенным юмором заговорил о спюрке: «Тут кого ни встретишь, он либо бывший господин председатель, либо нынешний, либо готовится им стать. Что — простые армяне в спюрке перевелись?» Все засмеялись, даже господа председатели — прошлые, настоящие и будущие.
Этот писатель показался Тиграну живым, естественным человеком. Он и над собой подшучивал, а в конце сказал, то ли всерьез, то ли с горьковатой улыбкой: «У вас столько союзов, объединений — что же нет между вами единения? С кем ни поговоришь, Армению любит, отчего же друг друга, мягко выражаясь, не слишком любите?..»
Это было не в бровь, а в глаз — писатель будто угадал собственные мысли Тиграна. Потом на писателя обрушился поток вопросов. Он воспринял их очень естественно, только раза два отрезал: «На этот вопрос отвечать не могу, я всего лишь писатель». И еще один раз, когда вопрос был задан совершенно дурацкий, писатель с нескрываемой насмешкой посмотрел на пожилого человека, задавшего его, и сказал: «Ответить я вам могу, но не хочу. Если бы вопрос этот задал англичанин, я бы пустился в объяснения, но армянин спрашивает такое о родине... В моем ответе наверняка прозвучат обидные слова, а вы мне в отцы годитесь».
Тигран Ваганян был потрясен: в этом писателе была уверенность, был стержень, держался он удивительно раскованно. Может быть, это и есть настоящая Армения?..
У Тиграна возникло желание подойти к писателю, обменяться с ним парой слов с глазу на глаз, может быть, пригласить к себе... Но писателем уже завладели дамы, барышни, он, видимо, рассказывал что-то смешное, они хохотали... А немного погодя писателя куда-то повели, рядом шли прошлый, настоящий и будущий председатели. Куда же они его повели?
Тигран вернулся домой, но мысли, сомнения не давали ему покоя. Заперся в своем кабинете и написал писателю длинное странное письмо. Ни разу еще и ни перед кем он так не обнажал свою душу... Отнес письмо в отель «Вавилон», где поселился писатель, отдал дежурному администратору, попросил срочно передать. Шли дни — никакого ответа. Даже телефонного звонка не последовало. А ведь писатель хотя бы из вежливости мог позвонить, сказать: письмо ваше получил, но, к сожалению... Может быть, искренность этого писателя тоже игра, только уже в другом, незнакомом театре?
И про себя решил: да, Тигран Ваганян, отец твой был тысячу раз прав — твое армянское происхождение всего лишь биологическая случайность, по рождению ты эфиоп, ныне и уже давно ты гражданин Великобритании, английский архитектор, глава английской семьи. Все эти клубы, застолья, бессмысленные пересуды, церковь, где молитву «Отче наш» многие могут прочесть по-армянски лишь в том случае, если она записана латинскими буквами, к тебе не имеют никакого отношения. К чему тебе этот консервированный патриотизм? Уймись, сказал себе Тигран. Армения — страна, существующая исключительно для ее жителей, а для тебя это — всего лишь далекий уголок земного шара, в чем-то, безусловно, любопытный. Будут лишние деньги и время, съездишь, посмотришь эту самую Армению. Но это после. Пока что для тебя на этой усталой планете есть места поинтереснее.
Внутреннее решение показалось Тиграну Ваганяну обоснованным даже в мелочах, и он как будто успокоился, считая, что порвал со всем армянским. Он больше не откликался на письменные приглашения, а на редкие телефонные звонки отвечал с английской сдержанностью: «Извините, я занят... Нет, вряд ли у меня найдется свободное время». Письменных приглашений получал он теперь все меньше, а приглашения по телефону прекратились вообще. Успокоился?.. Да, разумеется. Только нет-нет да ощутит внутри какую-то странную пустоту... Тогда шел к армянской церкви, но порога не переступал ----вдруг встретится
кто-нибудь знакомый. Прохаживался вокруг, стоял под окнами, особенно если в церкви звучал патараг. Несколько минут жадно ловил исходившие из церкви звуки, потом, испуганно озираясь, отходил — шел в какой-нибудь бар выпить виски. В эти моменты Тигран походил на преступника, которого разыскивает полиция.
В Эдинбург он наезжал часто, и однажды шотландские коллеги спросили его: «Ты был в армянском ресторане?» В его честь они решили дать прощальный ужин и обсуждали между собой, куда пойти. Тигран удивился — армянский ресторан в Эдинбурге?.. Ему ответили, что это здесь, пожалуй, самое приятное место, но жаль, заранее надо заказывать столик. Сказали также, что хозяин ресторана будущий архитектор, зовут его Петрос, учится в университете, только что возвратился из какой-то страны Ближнего Востока.
Эта информация вызвала в Тигране интерес, и неожиданно для себя он предложил отправиться в этот ресторан — если хозяин узнает, что среди гостей есть армянин, он уж найдет, куда усадить. Шотландцы недоверчиво переглянулись, но решили попытать счастья.
Еще из окна машины увидел Тигран армянское название ресторана, которое буква за буквой сумел одолеть и понять: «Ма-лень-кая Ар-ме-ния».
Однако перед запертой дверью толпилось много народу. Шотландцы переглянулись: поедем назад? «Нет, выйдем из машины,— предложил Тигран;- Можете ли вы этого Петроса вызвать сюда?» Один из шотландцев, извинившись перед толпой, подошел к швейцару, и немного погодя раздался, нет, не вопрос, а выкрик радости — радости человека, истосковавшегося по другому человеку: «Кто тут армянин? Где мой соотечественник?»
Тигран в замешательстве вышел вперед, толпа расступилась, и они с Петросом оказались лицом клицу: Тигран настороженный и неуверенный, а Петрос взволнованный, порывистый. И сразу обнялись. Вернее, Петрос его обнял, и Тигран почувствовал себя рыбой в сети, стиснутый его крепкими руками. ,
«Этот господин,— обратился Петрос к собравшимся,— мой соотечественник. Впервые в мою «Армению» входит армянин». Привел их в зал, подошел к одному из столов. «Извините,— сказал,— завтра вы мои гости, а сегодня я впервые...» Сидевшие за столом заулыбались и с готовностью поднялись — это была молодежь: парни, девушки. «Может быть, это неудобно?» — спросил Тигран Петроса. Тот улыбнулся: «Ничего, это мои постоянные клиенты, я завтра угощу их за свой счет».
Пока официантка убирала со стола и ставила чистые приборы, Тигран рассматривал зал — на стенах ковры, видимо армянские, на коврах цветные фотографии, виды Армении, подобные тем, что в альбоме деда Ширака. Вдоль стен — обломки камней. В центре зала — хачкар.
Тигран знал, что такое хачкар,— подошел и провел ладонью по каменному кружеву.«Так вы, значит, были знакомы с Петросом?» Тигран оглянулся, вопрос был задан его шотландским коллегой Аленом Дэвисом. «Да нет,
что вы...»—«Мне показалось... Вы так обнялись... Удивительный вы народ».С потолка свисали связки лука, чеснока, сухие тыквы, пучки бессмертников...
И тут появился Петрос: «Это все из Армении. Тебе нравится?..»В полумгле зала раздавалась мягкая печальная музыка. Мелодия была Тиграну не знакома, но голос певицы несказанным трепетом наполнил его сердце. Показалось, это мать поет в соседней комнате — для себя, для отца... «Я уже месяца три не ездил в Армению, с вином задержка...» — «Ты вино из Армении привозишь?» — «А откуда же еще может быть вино в «Маленькой Армении»?..»
Не успели сесть за стол, появилась официантка с полным подносом: армянские закуски, лаваш (где его, интересно, пекут?), вино в глиняных кувшинах. А немного погодя в зал вошел Петрос, в руках — бесчисленные шампуры с нанизанными на них кусками горячего шашлыка. «Здесь нет меню,— объяснил шотландский коллега.— Петрос сам решает, что ты будешь есть. Надеемся, что сегодня... особенно в твою честь... И цена одна — три фунта стерлингов: хочешь — все съешь, хочешь — выпей чашечку кофе». Ну и Петрос... Видимо, эта атмосфера как раз и нравится холодным, но всем умеренным шотландцам.
Петрос был в меховой папахе, на боку кинжал. «Я поздно родился,— он засмеялся, кивнул на свой кинжал.— Роль фидаи только в ресторане исполнять приходится». Тигран вспомнил, что на ресторанной вывеске портрет Петроса, опять-таки в наряде фидаи. Смешно и трогательно. Провели тут удивительную ночь. Петрос спел по-армянски какую-то песню, потом предложил спеть вместе. Тигран только с грустью пожал плечами. Потом на столе появились новые кувшины с вином, новые закуски, новые шампуры с шашлыком. Вдруг Тигран заметил, что шотландцы перестали есть и вина себе больше не наливают, хотя их бокалы пусты,— только переглядываются украдкой.
Тигран поднялся, нашел Петроса у дверей кухни: «Что ты делаешь, Петрос? Может быть, у них нет столько денег...» Петрос громко рассмеялся: «Денег? Да что я, с них деньги, что ли, брать буду?» — «Ну, так скажи им».— «Пусть немножко помучаются...» Петрос, Петрос... Двери в кухню были распахнуты, а вся дальняя стена была зеркальной, точнее, там стояло огромное наклонное зеркало. Тигран засмеялся: «Ты раскрываешь все свои тайны».
Вместе с Петросом подошел он к столу. Шашлык стыл, бокалы у коллег были пусты. Петрос незаметно подмигнул Тиграну, тихонько засмеялся и сам разлил вино по бокалам. «Выпьем,— сказал он,— за мою радость. А вы гости моего соплеменника, стало быть, и мои гости...» Шотландцы оживились, и весь стол ожил. Потом Петрос опять пел. Тигран уже захмелел, стал подпевать... Вот так и познакомился с Петросом.
Телеграмма, пришедшая из Еревана и отыскавшая Тиграна в Эдинбурге, лежала на столе, он еще раз пробежал ее глазами. Может быть, позвонить Петросу? Посмотрел на часы —уже час ночи? В его «Армении» они гуляли два дня назад. А сейчас, среди ночи, у Тиграна не было никакой потребности есть, но рука, будто обладая автономией,
сама набрала номер «Маленькой Армении». «Жду»,— только и сказал Петрос.
«Маленькая Армения», как всегда, была битком набита людьми, однако швейцар-шотландец встретил Тиграна у дверей и провел в зал.
— Что будешь пить? — спросил Петрос.
— Виски.
— А может, вино? Я вчера получил. Из Армении.
— Виски.
— А есть что будешь?
— Кофе. Кофе может быть армянским?
— Ты чем-то озабочен, маэстро?
Тигран рассказал о телеграмме, о письме деда Ширака, полученном несколько лет назад,— теперь вот отмечают день рождения его жены.
— Ты должен ехать, Тигран,— сразу решил Петрос.— Армянский стол — университет, парламент, состязание мудрецов... С ума сойти можно. Мне уже надоели эти молчаливые едоки. А юбилярша почти что твоя бабушка, она обрадуется.
И опять Тиграна поразил интерьер со звучащей в полумгле армянской музыкой — у стен обломки камней, привезенные из Армении, на стенах армянские ковры и виды Армении, с потолка свисают связки лука, чеснока, сушеные тыквы, и все это из Армении.
— Мне вполне хватит и твоей «Маленькой Армении», Петрос. Петрос весело рассмеялся:
— Ты пока подумай, маэстро, я на несколько минут отлучусь на кухню.
Встал и быстрым деловитым шагом ушел.
— Ну, решил? — опять вырос перед ним Петрос с несколькими сразу, как у фокусника, тарелками в руках.— Фасоль из Армении. Прислали вместе с вином. Попробуй-ка.
— Осталось всего несколько дней. Ты только представь: Эдинбург — Москва, потом Москва — Ереван. Билет на самолет, гостиница...
— Я все организую. Завтра во второй половине дня у тебя в кармане будет билет Эдинбург — Москва — Ереван. Я позвоню в Ереван, чтобы тебя там встретили. Ты знаешь их номер телефона?
— Номер телефона? Да, Джордж написал. Но мне еще нужно подумать.
— Ты думай, а я пошел поднимать народ на танцы.
Петрос встал посреди зала, несколько раз энергично хлопнул в ладоши, требуя внимания, и заговорил. В этот момент зажглись все светильники, и «Армению» стало лучше видно.
— Господа, леди и джентльмены, многие из вас являются моими постоянными посетителями, но есть и новые гости, и я от души их приветствую. Наш вечер мы, как обычно, закончим армянским танцем «кочари». Танцуют все! Сейчас покажу, как надо танцевать. Но прежде — несколько слов о моей родине — Армении...
Тигран Ваганян слушал Петроса вместе с другими. То серьезно, то шутливо он минуты за три расправился с историей Армении, потом
показал, как танцуют «кочари». Все энергично зааплодировали ему, а потом с улыбками, со смехом поднялись.
Петрос достал из кармана большой цветной носовой платок и встал во главу цепочки танцоров. Смотреть на них было и смех и грех — сбивались с ритма, толкались, выбивались из ряда и все же танцевали, и было это почти «кочари».
— Тигран! Ты тоже иди! — выкрикнул Петрос по-армянски.
Но Тигран Ваганян хмуро покачал головой. В душе у него царила сумятица, сталкивались друг с другом взаимоисключающие мысли, только что найденное точное решение оказывалось неверным, а другого не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60