Тигран Ваганян переключил программу, и экран тут же заполнился молоденькими полуголыми девушками.
Взял в руки конверт. Из Аддис-Абебы. Значит, от Джорджа. Брат соизволил написать. Молодец доктор. Надо почитать.На хорошеньких мордашках танцующих девушек была одна и та же улыбка. «И улыбку «поставили»,— усмехнулся Тигран Ваганян. Можно было подумать, что счастливее этих девушек нет никого на свете. Среди них, любопытно, есть хоть одна армянка? Почему возник у него этот дурацкий вопрос? Вряд ли тут есть армянки — ни у одной нет печальных глаз. Хорошо хоть глаза не умеют пока «ставить».
Ну и что же пишет брат из Эфиопии? Несколько строк Джордж Ваганян написал о себе: «Дела мои идут неплохо. Видимо, поеду в Америку на переподготовку». Несколько строк о семье: «Левон уже заканчивает колледж, в университет идти наотрез отказывается, увлечен ремонтом машин — точь-в-точь дед». Далее следовали упреки: «Не звонишь, не пишешь. Что — в Лондоне или Эдинбурге нет телефонов? Или работники почтовой связи объявили всеобщую забастовку?..» Тигран Ваганян нахмурился: а я тебе не могу те же самые вопросы задать, мой драгоценный младший братец?.. В последние годы в самом деле появился холодок в их отношениях — каждый погрузился в свои дела-заботы, и не о чем вроде бы стало писать.
Что там он дальше пишет? Взгляд Тиграна Ваганяна заскользил по строчкам, и в конце концов стало ясно, ради чего брат взялся за перо. Джордж сообщал, что из Еревана пришла еще одна телеграмма. «Сам прочитай, высылаю ее тебе». И тут только Тигран заметил в конверте еще одну сложенную вчетверо бумагу. Прочитал: «Дорогой Джордж, все наше семейство еще раз просит тебя присутствовать на юбилее бабушки Нунэ восьмого декабря в семь часов вечера. Твой ответ на первую телеграмму был неясным, мы решили не огорчать бабушку. Она каждый день спрашивает о тебе и ждет. От брата твоего Тиграна ответа нет. Может быть, изменился его лондонский адрес? Ты будешь знать, срочно сообщи, мы ему телеграфируем. Сам тоже передай наше приглашение. Ждем и надеемся. Семья Ваганянов».
Отложил в сторону телеграмму, снял очки. На экране телевизора все еще выплясывали девицы, на улице уже стемнело, и городом завладели яркие неоновые рекламы. «И это тоже красиво»,— подумал Тигран Ваганян.
Что от него хотят родственники из Армении? Лондонский его адрес все тот же, и первую телеграмму он получил. Когда это было? Да недели за две до приезда в Эдинбург. Больше всех воодушевились Люси и Маргрет. Дженни тоже не возражала против поездки. Им троим, особенно девочкам, Армения представлялась таинственной землей, чудом вроде Ледовитого океана, джунглей, летающих тарелок... «Я приглашен в Эдинбург,— сказал Тигран жене.— Ты ведь знаешь, что я уже сказал свое о'кей. И потом...»—«Тебя пригласили всего на месяц, а до восьмого декабря еще есть полтора месяца; кроме того, ты мог бы чуть-чуть сократить командировку.— И, помолчав, Дженни добавила:— Если, конечно, причина только в этом».—«Поедем,— с мягкой настойчивостью стала просить Люси.— В Армении тепло, погреемся хоть несколько дней на солнце».—«А в Армении снег бывает?» — спросила Маргрет. В самом деле, какая там сейчас погода?
Тигран счел необязательным отвечать на первую телеграмму — решил, что из-за обычной вежливости составили список родственников и всем подряд телеграфировали. Но в записной книжке против 7 декабря все же сделал пометку: «Дать в Ереван телеграмму — поздравить Нунэ Ваганян с 85-летием».
Нет, он не забыл, непременно телеграфирует. Но вот новое приглашение. Брат, наверно, готовится лететь. Однажды, много лет назад, Джордж пробыл в Ереване неделю, а вернувшись, написал брату длинное, подробное, письмо.
«У меня с поездкой, к сожалению, сейчас ничего не выходит,— писал дальше брат.— Отправимся туда всем семейством, видимо, весной. В больнице у меня трое тяжелобольных, один при смерти, есть и другие обстоятельства. А ты непременно поезжай. Разве представится лучший случай побывать в Армении?..»
Тигран отложил письмо в сторону — у брата обстоятельства, больные...И зачем надо было бросать курить? Сейчас бы затянулся, дымок стал бы пощипывать глаза, пополз бы в легкие, вызвал кашель и настроил на размышления. Странная страна эта Армения, хочешь от нее избавиться, а она упорно напоминает о своем существовании. Лет семь назад Тигран получил из Армении письмо — писал дядя его отца, Ширак Ваганян. Письмо было написано от руки по-армянски — кое-как нашел переводчика, понял смысл. Это была история рода Ваганя-нов, а не письмо. «От всех моих четверых братьев только вы остались памятью и продолжением — ты и Джордж. Неужели же и мы потеряем друг друга? У меня есть дети, внуки — разве они вам не братья, не сестры? Одного из моих сыновей зовут Тиграном — твой дед был моим самым любимым братом...» Письмо прочитала и Дженни — почему-то очень разволновалась, несколько дней ходила рассеянная, напряженная... Значит, день рождения жены этого самого дедушкиного брата. Восемьдесят пять лет... Да, говорят, в Армении живут долго. А сколько сейчас лет деду Шираку? За девяносто, наверно... Он написал, что у него четверо детей, внуки, большой дом, виноградник... Несколько дней спустя Дженни спросила: «Ты на письмо ответил?» — «Отец бы мой на подобное письмо отвечать не стал». Отец и в самом деле не стал бы отвечать. В Аддис-Абебе жило довольно много армян, но отец держался особняком: ни в церковь не ходил, ни в клуб, детей отдал в американский колледж, об Армении никогда не заговаривал. Мать Тиграна хотя и была армянкой, но с шести лет оказалась в американском приюте, затем в американском колледже и по-армянски разговаривала с сыном, только когда отсутствовал отец. Изредка даже пела армянские песни... Сначала в Англию поехал он, Тигран, изучать архитектуру, потом туда приехал Джордж. Тигран учился на четвертом курсе, когда умер отец. Отцу было всего сорок три года. Тигран Ваганян сейчас на десять лет старше собственного отца... Они полетели с Джорджем в Аддис-Абебу. Тридцатисемилетняя мать постарела в одночасье. Сообщила мальчикам, что отец перед смертью завещал похоронить его на армянском кладбище и чтобы отпевал его армянский священник. Удивились — казалось бы, отец напрочь порвал со всем, армянским, и вдруг... Мать оплакивала мужа по-армянски, причитала над ним по-армянски. Дом заполнился армянами Аддис-Абебы — большинство из них мальчики видели впервые. Сидя возле гроба отца, Тигран Ваганян делал болезненные усилия что-либо понять. «В глубине души своей усопший всегда был армянином,— сказал священник.--Просто слишком много боли видел, боялся вспоминать». Слова священника оказались спичкой, осветившей, хотя и слабо, жизнь отца. Тигран знал: деда, его братьев, сестер, детей убили на глазах у отца. Отцу, которому едва исполнилось пятнадцать лет, чудом удалось скрыться
в горах, присоединиться к каравану изгнанников, добраться до Тер-Зо-ра, отсюда араб-бедуин увез его в Халеб, а дальше уж он попал в Эфиопию... Отец, стало быть, боялся воспоминаний, а ходить в армянскую церковь, клуб означало вернуться в Харберд, где был их дом, дед, бабушка, отец, дяди, весь их род-племя... Молчание отца было попыткой избавиться от преследовавшего его кошмара. Однажды, когда мальчики в очередной раз стали просить его рассказать о детстве, отец хмуро сказал: «Я родился пятнадцатилетним, я никогда не был ребенком. И такое бывает». И вдруг: похороните на армянском кладбище, позовите армянского священника, сообщите всем армянам города, тут есть три дома харбердцев, не забудьте их позвать... «Что вы знаете о своем несчастном отце,— тяжко, ой как тяжко вздохнула мать после похорон, когда все ушли и они остались одни в его осиротелой комнате.— Он, как закрытый тоныр, изнутри себя сжег. Вы не задавали себе вопроса — отчего ваша и наша спальни в разных концах дома? Он каждую ночь, как в бреду, выкрикивал во сне имена погибших родных, иногда, обезумевший, вскакивал, выбегал с закрытыми глазами из комнаты, кричал: наш дом подожгли, наш дом подожгли!.. Ведь у него на глазах всех родных в хацатун2 загнали и там сожгли. Он на дерево залез, в дыму его не заметили, а ночью убежал в горы...» — «И как он все это вынес?» — «Ради вас жил, молчал. Боялся, что турки и сюда доберутся, отыщут армян. Заптие, который их караван в Тер-Зор гнал, сказал: всех до последнего истребим. Хоть в песок заройтесь, и оттуда вас раскопаем... Себя отец сжигал, а вас берег...» — «Но отчего он ни в церковь не ходил, ни в клуб?» — «В церковь ходил. Только ночью. Однажды взобрался на колокольню, потянул за веревку, но испугался звона, кинулся бежать. Ходил из угла в угол по комнате, сам с собой по-армянски разговаривал, чтоб язык свой не забыть. А с вами по-армянски никогда не разговаривал и на работу к себе армян не брал. Да, когда вы дома бывали, он не говорил по-армянски, но так боялся язык забыть. «Из всех моих родственников в живых только армянский язык остался, неужели я и его потеряю»,— говорил он... А однажды, опять-таки ночью, на кладбище отправился. Я на рассвете пошла за ним, привела... Он ведь и меня вместе с собой заживо сжигал...»
Юноши — одному едва исполнилось двадцать лет, второму восемнадцать — сразу повзрослели. Отец... Прошлое въелось в каждую его клеточку, просачивалось в его темно-красную кровь. «Наш отец был вдвойне несчастным,— сказал Джордж.— Он запретил себе иметь даже воспоминания».
Похоронив отца, вернулись в Лондон. А через год не стало матери. Похоронили ее возле отца, был опять армянский священник, но некому, кроме детей, было плакать у гроба. «Похороны сироты,— сказал Джордж.— Более грустных похорон я не видел».
Тиграну естественным казалось продать дом, имущество и переселиться в Лондон. Джордж на это не согласился: «Я отучусь и возвращусь сюда. Хорошее ли, плохое ли, но это место нашего с тобой рождения. Здесь могилы наших родителей. Оба уедем — родители и на кладбище останутся сиротами!..»
И вернулся в Аддис-Абебу. Тигран же остался в Англии и спустя год после окончания университета женился на Дженни. Расстояние Лондон — Аддис-Абеба отдалило братьев друг от друга. В год они обменивались парой писем, слали поздравления к рождеству, но в Эфиопию Тигран уже не наведался ни разу. Джордж приехал в Лондон только раз — по своим делам. Сказал, что написал в какую-то ереванскую газету, которая занимается розыском родственников,— ведь один из братьев деда жил в Карсе,— может быть, ему удалось спастись?.. «Зачем тебе это?» Джордж недоуменно взглянул на брата и ничего не ответил. А через полгода после этого пришло письмо от деда Ширака...
Съездив в Армению, Джордж написал брату пространное письмо, в котором была фраза: «И ты в конце концов должен съездить на родину». Тигран на это письмо не ответил. И в Лондоне хватает армян — есть церкви, клубы, партии,— но Тигран ни с кем не поддерживает связи. У него — в отличие от отца — даже воспоминаний нет, нет армянского прошлого, местом его рождения уже была чужбина, отец хотел вернуться на родину, а его родина где? Почему Российская Армения — его родина?
За границей повернуться к Армении означает повернуться к армянам диаспоры. Но и таких позывов у Тиграна не было. Он архитектор, и все его окружение—коллеги по работе, студенты, заказчики — англичане. Родные и друзья жены, друзья дочек — тоже англичане. Дела у Тиграна шли неплохо: лекции по архитектуре в университете, один-два заказных проекта в год, заграничные командировки, а счет в банке год от году все более округлялся, делался все более солидным. Зачем ему куда-то «поворачиваться»? И тем не менее «повернулся». Причиной тому послужило письмо брата его дедушки из далекой ирреальной Армении... (И зачем надо было Джорджу сообщать там его адрес?) На письмо Тигран, правда, не ответил, но мысль, независимо от него, вдруг отрывалась от повседневных забот и уносила его в прошлое отца и деда, заставляла думать об Армении...
Тигран заказал, и вскоре ему из Милана прислали книги по древней армянской архитектуре. Он восхитился и расстроился. Восхитился полетом мысли своих предков и расстроился: все памятники — руины.
Дед Ширак прислал ему альбом с видами Еревана — несколько зданий, особенно на центральной площади, показались ему очень интересными.
У себя на столе Тигран однажды обнаружил две книги — Вильяма Сарояна и Майкла Арлена. Понял, что это дело рук жены Дженни. Несколько дней книги так и лежали нетронутыми. Сарояна он знал, читал кое-какие его вещи, они его не грели. А Майкл Арлен был ему незнаком. Потому Тигран начал с Арлена. И судьба этого писателя показалась ему очень близкой. Отец Майкла, армянский мальчик, чудом спасшийся от резни, решает стереть из памяти прошлое, жениться на англичанке, не говорит сыну ни слова об Армении. Но сын после
смерти отца все же едет в Армению, и вся книга — история этого путешествия. Называется она «Паломничество к Арарату».В Тигране шевельнулась незнакомая доселе тоска, как-то странно защемило сердце...
Потом случилось так, что однажды ноги сами привели Тиграна к армянской церкви. Там было несколько человек, в основном старики, никого из них он не знал. Посидел несколько минут на деревянной скамье, машинально полистал Евангелие. Буквы были стройные, благородные, Тигран почувствовал что-то вроде гордости — они ни у кого не заимствованы, наши.
Церковь мало-помалу наполнялась народом, началась служба, хор состоял из нескольких голосов, видимо любительских, однако звонких, одухотворенных. Церковное песнопение, музыка заставили на миг замереть душу. Иногда хору подпевали прихожане. Тигран заметил, что подпевают в основном старые люди. Встал, вышел на улицу, но звуки патарага долго еще были с ним, в нем. Кремень его нутра размяк, и Тигран этого испугался.
В другой раз заглянул в армянский клуб, взял рюмку виски, уселся за дальний столик. Воздух был полон армянских слов, несколько из них Тигран понял. Столько армян сразу он видел разве что на похоронах своего отца...
Одна женщина вдруг очень напомнила Тиграну мать, сердце у него екнуло, он машинально улыбнулся ей, она поздоровалась, прошла. «Поздоровалась по-армянски...»
Когда Тигран уже выходил, в дверях его остановил пожилой человек и заговорил быстро, взволнованно. «Если можно, повторите по-английски»,— попросил он, смутившись. Мужчина перешел на ломаный английский: «Мы очень рады, что вы оказали нам честь, посетили наш клуб. Я его возглавляю. Если не возражаете, будем присылать вам пригласительные билеты. Будем рады, если вы свое драгоценное время... В английских газетах мы читаем о вас и гордимся».
Он удивился: неужели его знают? Был польщен — знают! Они обменялись визитными карточками.Дома вновь перечитал письмо деда Ширака, пересмотрел фотоальбом Еревана, потом до глубокой ночи не мог уснуть.
На первые приглашения клуба он никак не откликнулся, но на рождество вновь отправился в церковь. Теперь здесь было больше народу, да и хор посолиднее. Патараг его просто пленил, одна мелодия показалась уже знакомой. Может быть, мать пела? Или священник во время похорон отца? Вспомнить не мог.
В Лондоне имелся еще один армянский клуб. Как-то вечером отправился туда. Не успел войти, понял, что там какое-то торжество. Хотел повернуть назад, но в тот же миг к нему подошла хорошо одетая энергичная женщина: «О, парон Ваганян! Мы так вам рады! Садитесь за почетный стол». Ему неловко показалось отказать даме, и он покорно последовал за ней. Женщина представила его людям, сидевшим за
этим столом, все почтительно встали, поздоровались, представились. Потом обменялись визитными карточками.Таким образом начали завязываться знакомства, и уже невозможным оказалось игнорировать всё приглашения. Раза два Тигран побывал с Дженни в гостях, та пришла в восторг от кулинарной фантазии армянских женщин. И вдруг однажды за обедом подала ему армянскую толму. Мать часто готовила армянские блюда, Тигран помнил вкус толмы. «Леди Србуи продиктовала мне рецепт по телефону. Надеюсь, тебе понравится...» «Телефонная толма» оказалась пародией на ту, что готовила мама, но Тигран все добросовестно съел и похвалил кулинарный талант жены. И опять безымянное чувство заскулило, заворочалось в нем. Неужели и его начинает жечь тот внутренний тоныр, который сжег отца? Даже подумалось: а не съездить ли в Армению, в Ереван, ведь его часто приглашают во многие европейские университеты прочитать курс лекций по восточной архитектуре, Армения же загадка Востока, хотя бы поэтому стоит...
Потом пошли горькие минуты разочарований. Застолья были однообразными и нудными, словно каждый раз заново разыгрывают один и тот же спектакль, даже ролями не меняются. Мало-помалу Тигран отличил суть одного клуба от другого: в обоих говорилось об армянах, армянском духе, сохранении языка, в воздухе то и дело проносились слова «Мать-Родина».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60