— Передайте господину, что на свете есть и такая национальность.
— Я так и думала,— улыбнулась девушка.— Армяне в Москве либо свой коньяк пьют, либо грузинское вино. Минуточку, я переведу.
Выслушав девушку, пожилой мужчина вдруг опустил вилку и опять пристально посмотрел на Арама. И рука Арама, потянувшаяся было к шампанскому, застыла в воздухе. Теперь мужчина что-то говорил девушке, Арам же, забыв про шампанское, потянулся к сигарете.
Взгляд девушки упал на пачку сигарет.
— «Ахтамар»? Я чуть позже попрошу у вас закурить, если разрешите.
— Почему чуть позже? Пожалуйста,— Арам встал, подошел к их столику и, достав из кармана вторую, нераскрытую пачку, протянул ее девушке.
— Да что вы! Зачем? Мне одну сигаретку... Вы не присядете на минутку, а то так, на ходу...
Четвертый стул был свободен, и Арам непроизвольно подчинился.
— Господин говорит, что очень рад. Говорит, они — этот молодой человек его сын — завтра возвращаются в Стамбул, а там много армян. Спрашивает, может быть, у вас там родственники, знакомые и вы им хотите что-либо передать: письмо, небольшую посылку?
Пожилой человек говорил, а девушка переводила быстро, без знаков препинания. Говоря, мужчина обращался к Араму, а не к девушке. Арам несколько растерялся — нужно, видимо, было среагировать словом или вежливой улыбкой.
— Риза-эфенди спрашивает: может быть, у вас есть знакомые не в Стамбуле, а в другом турецком городе, для него не составит труда их разыскать... Так есть у вас родственники или знакомые в Турции?..
Арам вдавил сигарету в пепельницу:
— Были...
Пожилой человек, которого, как оказалось, звали Риза-эфенди, приветливо улыбнулся. Скорее всего, девушка перевела ответ Арама в настоящем времени.
— А вы ничего не желаете им передать?
— Я не сказал: есть. Я сказал: были...
— Извините,— девушка виновато посмотрела и поспешила исправить ошибку, которая оказалась столь существенной.
С доброжелательного лица Ризы-эфенди сошла улыбка.
— Переведите, барышня, что у меня в Стамбуле была большая родня, но все умерли...
Подвижное лицо девушки посерьезнело, она стала переводить медленнее, как бы взвешивая каждое слово.
— Все умерли?
— Да, два миллиона родных и близких. Во время эпидемии. Эта эпидемия началась в пятнадцатом году и длилась лет пять... Господин должен ее помнить...
Девушка посмотрела на Арама с недоумением. — Переводите, барышня. Не по моей вине завязался этот разговор, но теперь уж давайте переводите без редактуры.
С каждым словом переводчицы Риза-эфенди делался все мрачнее. Взор его голубых глаз затуманился.
Девушка наконец замолчала. Нужно было подняться, однако Арам нащупал под салфеткой зажигалку, потянулся за сигаретами. И вдруг Риза-эфенди заговорил, глядя в самую глубь его глаз.
— Риза-эфенди говорит, что сожалеет о случившемся... Очень глубоко сожалеет... Он помнит эту эпидемию.
Молодой человек, который до того с молчаливой сосредоточенностью углублялся в содержимое своей тарелки, вдруг пристально посмотрел на отца и что-то сказал по-турецки. Девушка переводить его слов не стала, а отец, недовольно махнув рукой, опять обратился к Араму.
— Он спрашивает, вы бывали в Турции?
— Не представилось случая.
— А хотели бы?..
— Я архитектор и всегда мечтал увидеть Стамбул, Айя-Софию,олубую мечеть...
Риза-эфенди достал из нагрудного кармана пиджака и протянул Араму визитную карточку.
— Он говорит, что будет рад видеть вас в своем доме в Стамбуле.
Арам взял визитную карточку — на одной стороне ее было написано по-турецки, на другой по-английски. Прочел: «Риза-эфенди Абду-рахман, врач, Стамбул, улица Замерзших Кошек, 18».
— Так и называется — улица Замерзших Кошек? Девушка вздохнула:
— Значит, вы знаете английский, а я тут мучаюсь. У меня бифштекс уже превратился в египетскую мумию. А был очень вкусный.
— А мое шампанское превратилось в турецкий чай. Так что мы квиты.
Потом они заговорили с Ризой-эфенди по-английски, а переводчица, тут же отвлекшись от них, начала поединок с остывшим и отвердевшим куском мяса, который совсем еще недавно именовался бифштексом. Как требовали того правила приличия, Арам тоже дал Ризе-эфенди свою визитную карточку, сказав, что очень рад будет увидеть его в Ереване. Потом почему-то достал из нагрудного кармана еще одну визитную карточку и протянул ее молодому человеку, произнеся при этом примерно те же слова.
— Зачем? — сказал молодой человек.— Мы с отцом живем в одном доме. И у меня еще нет своей визитной карточки.
Арам поднялся, вежливо простился со всеми и отошел к своему столу, который официант уже уставил разными блюдами, даже кофе успел принести. Шампанское покоилось в серебряном ведерке со льдом. Арам наполнил большой фужер, выпил. А к еде не притронулся. Сын Ризы-эфенди опять пошел танцевать с переводчицей. И тут Арам заметил, что сам Риза-эфенди серьезно, сосредоточенно курит, время от времени отпивая глоточками водку из рюмки, а к еде тоже не притронулся. ...Стало быть, нет больше Ризы-эфенди. А сын его, Энис-бей, вот-вот спустится по трапу самолета. Попытался припомнить лицо молодого человека — увы, не получилось. Зато Ризу-эфенди увидел отчетливо: тот сидит напротив и сосредоточенно смакует водку, а рюмка все полная, хотя пьет он вроде бы непрерывно, уставившись в одну ему видимую точку. Они разговаривали по-английски о разных пустяках — о погоде, кто в каких странах побывал, сколько лет сыну и прочее в том же духе. Ощущение такое, что того разговора и не было. Или, скорее, при том разговоре необходим был переводчик.
Громкоговоритель сообщал, что самолет, прибывающий из Москвы, совершит посадку через две минуты. Арам встал и приблизился к стеклянной стене, обращенной к аэродрому.
Энис-бея он узнал еще издали. Проходила группа иностранцев (итальянцы, сказал работник таможни), шумливая, пестрая, через плечо сумки, фотоаппараты. И отдельно от группы, не глядя по сторонам, шел красивый молодой человек выше среднего роста. — Энис-бей?..
— Арам-эфенди?.. Ах, Наташа, Наташа... Я ведь ее специально предупреждал, чтобы не встречали... Да еще самолет опоздал.
— Наташа в данном случае поступила правильно... Скоро получим чемоданы.
— У меня больше ничего с собой нет.— Энис-бей показал свой легкий саквояж: — Для трех-четырех дней более чем достаточно.
— Ну, тогда пойдем.
— Нам сказали, что мы поедем в центр одним автобусом с итальянцами.
— Я уже предупредил, что вы со мной. Будете жить в гостинице «Армения».
— О, сколько я вам доставил хлопот.
— Город совсем близко. Минут через пятнадцать уже будем в гостинице.
На фоне чистого, синего осеннего неба удивительно четко и величественно вырисовывалась гора.
— Арарат,— сказал Арам.
— С этой стороны он очень красив,— сказал Энис-бей.
— А с другой стороны я его не видел.
В машине молчали. Каждый, видимо, разговаривал с собой. Энис-бей рассеянно смотрел на осенние сады, дома.
— Риза-эфенди... Как это произошло? Еще раз примите мои соболезнования...
— Спасибо, эфенди...— и мягко добавил: — Мы почти ровесники. Отцу было бы приятно, если бы мы называли друг друга на «ты».
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Стук в дверь повторился. Вначале робкий, потом решительный. Кто бы это мог быть — дежурная? Но она обычно звонит. Видно, кто-то ошибся дверью — разберется, уйдет. Но опять постучали. Лениво, вяло поднялся, открыл дверь.
— Сюзи?..
— Я вас разыскала. Сделайте вид, что вы мне несказанно рады.
Пока Варужан одолевал растерянность, собираясь отдать дань вежливости («Что вы такое говорите? Мне очень приятно, заходите»), девушка уже вошла в комнату (да не вошла, а внедрилась!), основательно закрыла за собой дверь и, к удивлению Варужана, даже цепочку на дверь накинула. Потом, небрежно бросив на диван кожаную сумку (словно это было постоянным местом для ее сумки), она стала разглядывать гостиничный номер. Открыла дверь спальни, а потом и ванной, поизучала письменный стол, взяла со стола бумаги, прочла несколько строк.
— Номер люкс,— сказала она.— Я и не подозревала, что в этой задрипанной халупе скрыты подобные апартаменты. Хорошо живете. И уже порядочно написали. А что вы пишете?
— Сядьте, Сюзи,— Варужан еще не успел прийти в себя, его будто шарахнули обухом по голове.
— Только не говорите, ради бога, что вы не удивлены и что вы в восторге при виде меня...
Балконная дверь была открыта, девушка вышла на балкон и долго смотрела на ущелье. Оно было наполнено лиловым волшебством тумана.
Девушка смотрела, как дитя, завороженное сказкой.
— Великолепно, да? — сказал в конце концов Варужан только для того, чтобы что-нибудь сказать.— Часами смотрю не насмотрюсь. Чудо.
Девушка обернулась:
— На всякое чувство вы непременно натягиваете словесные джинсы: великолепно, чудно... Не можете просто смотреть и чувствовать? — И добавила: — Кофе меня не угостите?
— Сейчас,— беспомощно отозвался Варужан.— Вы побудьте на балконе, я мигом...
— Зачем мне быть на балконе? Я понаблюдаю, как вы варите...
Все кофейные принадлежности лежали на письменном столе. Положив две ложки молотого кофе и сахарного песку в алюминиевую кружку, он включил электрокипятильник.
— Удобная штуковина,— одобрила девушка.— Из Америки привезли?
— Нет, из Москвы. Американцы другой кофе пьют.
— Вряд ли приличный кофе получится.
— Уж какой есть,— в голосе Варужана прорвалась нотка раздражения.— Меня вполне устраивает.
— Да, конечно, ваше поколение довольствуется малым.
— Ты явилась, чтобы...
— Я проникла сюда незамеченной. Дежурной не было на месте. Я долго ждала, чтобы ее не было на месте.
Варужан все же попытался закончить начатую фразу:
— Ты явилась, чтобы продолжить наш спор?
— Спор? Какой спор? О чем вы? Наш вечер в поезде — это театр, причем любительский. Мы с вами играли. Вы получше, поскольку опыта больше... Пишете что-то новенькое?
Все поняла, чертовка. Кофе чуть не убежал, Варужан едва успел выдернуть из штепселя шнур кипятильника. Достал из шкафа вторую чашку. Неужели эта та самая хрупкая, добросердечная Сюзи-Шушан? А может, она его раскусила с первого взгляда? Да что там раскусила — попросту узнала?
— Только вы вошли в купе, я вас сразу узнала,— действительно чертовка — мысли читает.— Это было нетрудно. Из вас разведчика не выйдет. И бороду зря сбрили — с бородой вы интереснее.
— Знаете что, Сюзи...
— Сердитесь? Давайте заключим уговор, как в сказке про хозяина и слугу: кто рассердится, тот должен...— и не сумела с ходу придумать, что же он должен.— Ладно, это мы решим потом, время есть. У меня его очень много.
— Ты и сейчас вошла в роль, Сюзи?..
— Нет,— отрезала девушка,— это мое настоящее лицо. Вернее, одно из моих настоящих лиц.
— А сколько их у тебя?
— Не больше, чем у вас. А разница между нами в том, что я этого не скрываю.
Ну, это уже наглость, и неважно, что исходит она от красивой молодой девушки. Варужан быстро выпил кофе и решительно уселся за письменный стол:
— Я должен работать, Сюзи.— Потом столь же решительно направился, открыл внутреннюю защелку.— Я занят, милая барышня.
— Работайте,— ответила Сюзи.— А я немножко посплю. Можно воспользоваться вашим диваном? Но лучше закройте дверь на защелку, это в ваших интересах.
Она что — шутит?
— Я тебя провожу. Рад, что ты меня не забыла.
— Значит, выгоняете? А мне в этом городе некуда идти, мне негде остановиться. А село мое далеко.
— Такси не проблема.
— Я немного посплю. Вы пишите, потом все обсудим.— И пошла в спальню.— Могу я взять покрывало с вашей кровати?
Что за божье наказание? Варужан плюхнулся на стул перед письменным столом. Взгляд непроизвольно скользил по строчкам недопи-санной страницы. Но смысл фраз до него не доходил. Неужели за две-три недели человек может так резко перемениться? Если бы не внешность, в этой девице нет ничего общего с его попутчицей. Со злостью допил остатки кофе, вернее, гущи, сплюнул в носовой платок горькие крупицы. В голове не было ни единой мысли. Удрал, называется. Удрал из Еревана, чтобы побыть в уединении, поразмышлять, поговорить с собой. И откуда взялась эта хорошенькая бестия? И что она от него хочет? Просто какой-то бред. Кошмар. А он-то корил себя за то, что остался глух к ее распахнутой искренности. Да она, Варужан Шира-кян, лучше тебя знает, в чем смысл жизни. А ты считал себя психологом, раскопавшим суть нового поколения, как Шлиман Трою. Сейчас только не хватает стука в дверь и появления Мари: «Ах, вот оно, твое уединение! Ну давай сочиняй байку покрасивее. Может быть, это не реальная девушка, а одна из твоих наивных героинь, которую ты оживил, как Пигмалион?» Перспектива показалась столь возможной, что Варужан встал и на цыпочках пошел к двери. Там вроде какой-то шум?.. А если Егинэ придет? Нет, Егинэ не придет... Он закрыл дверь на защелку и замер в коридоре.
Девушка мирно спала на диване. На спинку стула было накинуто ее пальто, на полу стояли ее туфли.
И опять в сознании Варужана возникла иллюзия мраморной статуи. Будь он скульптором, подошел, сорвал бы и сбросил с нее покрывало. Представил ее полуобнаженное тело и испытал внутреннюю дрожь. Ну, вот еще...
Девушка внезапно, сразу открыла глаза:
— Долго я спала?
Он посмотрел на часы:
— Минут двадцать.
— Дверь закрыли? Молодец, умнеете на глазах. А почему вы сели
так далеко? У вас широкий диван. Как раз для двоих... Садитесь поближе, я не хищница, клыков у меня нет. Посмотрите, какие у меня тоненькие пальчики...
Что было делать? Он подошел, сел на диван. Тепло девушки показалось ему камином, в котором полыхает пламя.
— Прошу тебя, Сюзи, приди в себя.
— Прийти в себя? — Сюзи заливисто рассмеялась и вдруг обожгла Варужана знойным взглядом.— А ты не хочешь меня поцеловать? А? Конечно, хочешь! — Женщина, наискромнейшая, ложась с мужчиной в постель, снимает вместе с платьем и стыд. Так продиктовано природой. А эта перво-наперво стыд откинула.— Целуй, я же вижу, ты дрожишь.— Варужан Ширакян оглох, онемел, замер, сделался куклой-болванчиком, в такой нелепой ситуации он еще никогда не был.— Мне было семнадцать лет, когда один мужчина привел меня в гостиницу, в свой номер... Успокойся, к тебе я сама пришла... Привел он меня в свой номер, и я тут же скинула с себя почти все, что на мне было, и забралась на диван. Вижу, не решается ко мне подойти, прирос к стулу. Это был не человек, а счетно-вычислительная машина, «Наири-4», четыреста тысяч операций в минуту. Сижу я почти голая, а он подсчитывает все плюсы-минусы: что получит, что может потерять. Я знала, что у него жена, дети, на подходе защита диссертации, есть перспектива продвижения по службе. Видимо, вычислительная машина выдала отрицательный ответ, он подтянулся, поправил галстук. «Простудишься, Сюзи»,— говорит. Сам дрожит, а мне говорит: простудишься. Я знала, кто он есть такой, я эксперимент проводила. Если бы он ко мне приблизился, получил бы не поцелуй, а пощечину. Но я знала, что он не осмелится приблизиться. Просто проверить хотела. Таковы мужчины. Если бы счетная машина дала положительный ответ, он бы кинулся ко мне, в ноги упал, измучил бы.
— Ты решила еще раз провести подобный эксперимент?..— и вдруг нагнулся и поцеловал девушку в полуоткрытые губы.
Она на мгновение обмякла, а Варужан деликатно отстранился.
— Твои сорокалетние герои целуются горячей.
— Если любят...
Но она пропустила мимо ушей эту ехидную реплику.
— Ничего, теперь ты научишься целоваться. Ведь «опыт — сын ошибок трудных». Так? — И неожиданно обняла Варужана, вцепилась ему в спину хрупкими, но одновременно сильными пальцами.— Когда женщина сама того хочет, ей нельзя отказывать.
Значит, и женщины могут изнасиловать, а судят за это только мужчин. Бедные мужчины... И хрупкие девичьи пальчики вдруг показались ему хищными когтями — может быть, когтями грифа.
— Это одно из моих тысячи лиц,— девушка выпустила его из объятий и спокойно растянулась на диване.— Но не спеши делать вывод, что ты меня уже знаешь. Конечно, воспоминание о том мужчине — глупость, забудь.
— Я закурю, если можно.
— Кури.
И как ей удалось столько печали сконцентрировать в слове «кури»?
Варужан вдруг склонился над Сюзи и стал гладить волосы девушки, ее лоб.
— Приляг рядом со мной,— сказала она,— приляг, не бойся. А если боишься, мы положим между нами кинжал. По-моему, так грузины делают. А? — И, не дожидаясь ответа, откинула покрывало, встала и полураздетая направилась к тумбочке, где лежала ее сумка.— Вот,— и Варужан увидел у нее в руках кинжал — настоящий, с перламутровой рукоятью, отделанный серебром.— Это мне в моем селе подарили. Школьный сторож.
— Вроде бы старинный.
— Тысяча девятьсот шестого года, на рукояти написано.— Подошла к дивану и положила кинжал точно посередине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60