Как Матросов. Да и как многие. Так что и доложить
ся некому, что я, мол, за него. Как жаль, что я могу представить его лицо, а вы у
же не можете. Это значит, что со мной он умрет еще раз, навсегда.
Ц А вы нарисуйте, Ц посочувствовал Сулейман.
Ц Пробовал, Ц виновато сказал доктор Рыжиков. Ц Не такой уж я художник.
Это надо настоящий талант иметь, лицо человека Ц самое неуловимое… Вот
дошли бы до Вены Ц сфотографировались, а то все в обход да в обход… Я не за
болтал вас, Сулейман?
За стеной осень с глухими завываниями переходила в зиму. Ночь Ц в утро. Чь
я-то жизнь Ц в смерть. Но и чье-то небытие Ц в жизнь. Приходила и уходила б
оль. И надо было нести службу на этом рубеже.
Ц А мы разве все не такие? Ц подумав, спросил Сулейман, едва знакомый док
тору Петровичу персидский мальчик с красиво удлиненной черной, без седи
нки, головой и грустными тысячелетними глазами, наверно, от бессонной но
чи. Ц За кого столько людей погибло, чтобы кто-то жил? Извините…
Это он сказал, чтобы облегчить ношу доктору Петровичу. И доктор Рыжиков э
то вполне понял. Он совсем проникся и достал из стола потертую ученическ
ую тетрадку, отнятую у Аньки с Танькой. Вид у него был такой, будто сейчас о
н прочитает Сулейману стихи, которые давно пишет втайне от всех. Но это бы
ли не стихи. Это был длинный список каких-то людей. Фамилия, имя, отчество, в
озраст, адрес, подробные примечания против каждого. Часть списка уже поб
лекла от давности написания, часть чернела свежей рыжиковской каллигра
фией.
Ц Вот… Ц чисто по-рыжиковски вздохнул он, как перед поднятием только ч
то скатившегося сизифова камня. Ц Если хотите, Сулейман, влезть в это дел
о по уши, то должны знать и это. Сколько людей терпит боль… Только вокруг, в
нашем городе… Вы скажете: все равно они старые, давно с ней свыклись. А им м
ногим только за сорок, самый разгар жизни. И еще сколько терпеть… А даже ес
ли старые? Их жизнь уже не повторится, вот в чем штука. Никогда, понимаете? И
надо ее поддержать изо всех наших сил. К сожалению, слабых. Боль Ц это бол
ьшая несправедливость. Огромная. У одних ее нет, а на других свалилась и не
си. Она и человека искажает, и весь мир для него. Ну, мы уже об этом говорили…
Ц Не всех только, Юрий Петрович, Ц тихо сказал Сулейман. Ц Моя мама при
самой большой боли улыбалась, когда видела нас… И говорила: «Как хорошо м
не здесь с вами! Хорошо, что вы здоровые и веселые, дети, мне больше ничего н
е надо».
Теперь их посетила маленькая, иссушенная страшной болезнью азербайджа
нская женщина, давшая миру, который мог и не подозревать об этом, высочайш
ий урок терпения боли. Ее лицо и тихий голос еще жили в представлении Суле
ймана, а значит, витали сейчас здесь, как и разорванный Юрка Скородумов.
Доктор Рыжиков помолчал сколько надо, признав этим молчанием, что может
и человек быть сильнее боли. И осторожно, не спугивая чувств Сулеймана, ск
азал:
Ц С кого же начинать, как вы думаете? С тех, кому больнее или кто пройдет бы
стрее?
Например, в одной аптеке служил старичок фармацевт. В бытность фельдшеро
м на Воронежском фронте ему на редкость аккуратно срезало осколком авиа
бомбы макушку черепа. Боли особой он давно не испытывал, он ходил с незащи
щенным мозговым веществом, потому что все искусственные маковки и колпа
чки не приживались. Голова отторгала их, как капризная невеста женихов. С
таричок прикрывал мягкое место тюбетейкой и всегда очень приветливо и в
ежливо раскланивался на улице с велосипедом доктора Петровича. Очень ум
ненький, бодрый, аккуратненький старичок, каким и должен быть настоящий
аптекарь. Доктор Рыжиков давно хотел ему помочь, потому что его просил об
этом другой фельдшер, довоенный знакомый аптекаря. То есть Петр Христофо
рович Рыжиков. Каждый раз, отвечая на деликатный поклон, доктор Петрович
вспоминал об этом, а вместе с тем о своем обещании помочь старой гвардии. И
каждый раз новый экстренник занимал освободившийся клочок места в пала
те или коридоре.
А как же с теми, кому еще тяжелее? С часовщиком, который четверть века не мо
жет разогнуться со своим раненым позвоночником? Со школьным военруком, к
оторый, наоборот, не может согнуться и повернуться, считаясь поэтому оче
нь грозным? Пенсионеры, бухгалтера, одна медсестра с хлебокомбината, одн
а телефонистка с городской станции…
Ц Эх, Сулейман, мне бы для них коечек тридцать… Как делить наличные полто
ры койки.
Он в первый раз почти согласился с Валерой Малышевым Ц что спасет ЭВМ. Бр
осил себе, как в почтовый ящик, штук пятьдесят карточек Ц и сиди жди ответ
а. Пусть она мучается, кого взять вперед: у кого дырка в черепе, кого кошмар
ы ночью мучают или кто передвигается сантиметровыми шажками. Забить и вс
помогательные данные: этот на девять лет старше этого, но зато тот Ц полн
ый кавалер ордена Славы, за этого писал прошение совет ветеранов, а тот од
инокий и беспомощный… Щелк да щелк, писк да писк Ц выплевываются пять ка
рточек: первая очередь. Остальным снова ждать. Может, год, может, пять, може
т, десять. И ты тут ни при чем. Объективность электронная, пусть машина и му
чается от слез и стонов.
Ц А что обойдется дешевле? Ц спросил доктор Рыжиков. Ц ЭВМ за пятьдеся
т тысяч рублей или тридцать коек по тридцать рублей каждая?
Ц Смотря где, Ц сказал Сулейман. Ц У нас в Кизыл-Арвате на ЭВМ стали бы р
езать морковку для плова. Чик-чик-чик…
Они долго, склонившись над листом, выбирали кандидатов на первые койки. П
ритом Сулейман позволял себе мягко не соглашаться и выдвигать тех, кто б
ольше других нуждался в защите.
Потом, как-то незаметно, они снова возвращались к отличию перелома череп
а, произведенного ударом бутылки, от перелома топором. Или перелома мото
циклиста без защитного шлема Ц от перелома мотоциклиста в шлеме. Если р
аньше, воодушевленно толковал доктор Рыжиков, мозги ихнего брата размаз
ывались по асфальту ровным слоем, то теперь они аккуратно собираются в к
аске и могут служить учебным пособием. Так что никаких особых оснований
у мотоциклистов шиковать перед велосипедистами от этого не появилось. В
ид вполне героический, но все же шлем носи, а скорость вовремя гаси.
И сразу начал проектировать увещевательный агитплакат для городской Г
АИ, водя своим карандашным огрызком по обертке тетради.
За этим их застала Сильва Сидоровна, начавшая с утра обход своих владени
й. Ее обход был посуровее любого профессорского, поэтому доктор Петрович
машинально, как школьник, спрятал за спину изрисованную тетрадку. Сам он
ничего не обходил, потому что и не уходил. А Сильва Сидоровна, нахмурившис
ь, спрашивала о температуре и разных клинических данных, включая стул и с
тол. Она лишь скрепя сердце доверяла доктору Петровичу выполнение ночно
го ухода и разных назначений, его же собственных, потому что вообще и всег
да не доверяла этого никому. И первым делом Ц к капельнице, потому что, «п
ока вы тут в собеседах, больной начнет ворочаться». Навстречу ей боком-бо
ком из палатки Ц Чикин. С уткой в руках. Уже научился ставить и вынимать п
од соседом-Туркутюковым. С добрым утром, значит.
Да еще с каким!
Ц Ага! Опять сидят как сурки в норке! А там снегу навалило, все нечистоты с
прятало! Красота!
Это уже золотоволосая.
По Сильве Сидоровне разве узнаешь, что там, снаружи. Снег ли, дождь ли, розы
ли сыпятся с неба. А там просто жизнь идет, не стоит. И что-нибудь да ожидает
ся. И что-нибудь происходит.
39
И не что-нибудь Ц близость зимних каникул будоражила город. На витринах
серебрились вырезанные снежинки, у игрушечных полок толпился народ. Док
тор Рыжиков тоже стал чаще попадать домой и даже пытался провести анализ
Анькистаникиных дневников в предчувствии бесславного конца второй че
тверти. Сопротивление было отчаянным, дневники засовывались в самую глу
бину под кровати, забывались в школе на проверке, вытянуть, что задано на д
ом по истории можно было только испанскими пытками. В момент такой обреч
енной борьбы к Аньке с Танькой подоспело неожиданное спасение. Больше вс
его Ц неожиданное для самого доктора Рыжикова. К нему в гости пришел сив
оватый и хрипловатый начальник СМУ. Застеснявшись снять прорабский пол
ушубок и пройти в глубь комнаты, он затоптался на пороге.
Ц Вас на работе трудно застать. Все нет да нет… Или заняты… А дом у вас ста
ренький, я смотрю. Ремонт давно делали? Может, помочь? Летом, по теплоте. Тол
ько заявочку в ремуправление напишите, а я там навстречу пробью. Только з
нать дайте… И полы перестелем. Вон совсем доски протерлись…
Анька с Танькой с восторгом воззрились на всемогущего гостя. Он почему-т
о решил подлизаться и к ним.
Ц Мы там завтра детское кафе открываем… Видели, на Урожайной? Заботимся
о детях, зверушки там разные на окнах и стенах… Концерт будет, клоуны выст
упят… Обязательство взяли к каникулам сдать. Может, ваши девочки хотят? В
от, у меня пригласительные… Я, собственно, зачем зашел? Завтра к директору
техникума давайте съездим. А то я, получается, виноват, а остальные все паи
ньки. А в протоколе ясно все сказано: техникум просит сдать помещение без
балконных плит, временно, берется обеспечить безопасность. Товарищ Фран
к как председатель подписал. Я вас прошу съездить, а то все на меня.
Насколько Анька с Танькой пришли в дикий восторг от своей части, настоль
ко доктор Рыжиков был озадачен своей. Но тут и его спас сигнал «скорой пом
ощи». В дверь ввалилась Лариска.
Ц Уф, когда надо, вечно вас искать надо. Едемте девулечке ручку отхватыва
ть! Поассиструйте, а то одна боюсь грех на душу брать…
Чтоб рыжая Лариска да испугалась какого-нибудь греха на этом свете?
…Промелькнули родители, как всегда в таких случаях поддерживающие друг
друга в ночном больничном коридоре. При виде доктора Петровича с мокрым
и красным от снега лицом они встали и поклонились.
Ц Где же это так? Ц с уважением посмотрел доктор Рыжиков на девочкину к
исть, висевшую только на лоскутке детской кожи. Ц Это уметь надо…
Пока мылись, Лариска рассказала, что, кажется, как-то упал с боку на бок лис
т стекла, заготовленный впрок для оранжереи.
Ц Опять стекло, Ц пробурчал доктор Рыжиков. Ц Оранжерея… Дорого им эт
и цветочки обойдутся.
Ц Не цветочки, Ц разъяснила Лариска. Ц Нужны им ваши цветочки! Они круг
лый год огурцы продают и помидоры. Это самые богатые люди в городе. Миллио
неры. Зимой килограмм помидоров знаете почем?
Ц А зимой-то зачем помидоры? Ц удивился доктор Петрович, не разглядевш
ий как следует в коридоре самых богатых людей города. Ц Зимой соленых ог
урцов полно и квашеной капусты…
Снявши окровавленные тампоны, он еще раз полюбовался раной, трогая пальц
ем отростки перебитой косточки.
Ц Аккуратно-то как… И свежее довольно… Сколько прошло?
Рыжая сказала, что часа полтора.
Ц Что ж они ночью там стекло ворочали? Хорошее стекло попалось, острое. К
ак гильотиной Ц чик… Посмотрите, Лариса Сергеевна, где у нас там сухожил
ие предплечья… Мне кажется, оно где-то недалеко…
Ц А зачем оно вам? Ц сварливо спросила Лариска, поскольку заподозрила в
поиске сухожилия недобрый знак. Ц Это у них что-то в уборной в огороде ст
ояло, она в уборную пошла… Ну, в общем, не знаю…
Ц Подергаем, посмотрим… Ц уклончиво сказал доктор Петрович. Ц А вот л
учевая и локтевая! Я их хорошо вижу! Хватайте-ка их!
Ц Что вы там видите! Ц струсила даже бесстрашная рыжая, всегда сторонни
ца всякого риска. Ц Тут надо резать до локтя, пока найдешь Ц все давно ом
ертвеет…
Тем не менее она все же вытянула из обрубка кончик туго перетянутой арте
рии и передала его держать доктору Рыжикову, пока сама слазила в скрючен
ную пожелтевшую ладонь за другим концом. «Пришивать, что ли?» Ц спросила
она взглядом. Ц «Да»! Ц взглядом ответил доктор Рыжиков.
Ц Ну и впутали вы меня! Ц жаловалась она, выпутывая из обрывков розовых
девочкиных волокон волоски сухожилий и нервочки разных сгибателей. Ц А
вантюра! Завтра начнет гнить, тогда по локоть отхватите… Вас и заставлю…
Ц Как это я вас впутал? Ц отперся доктор Рыжиков. Ц Кто это прибежал ко
мне среди ночи, заставил вылезать из теплой норки… Эту шкурку и медведь м
ог перерезать. Чик ножницами Ц и готово… Это вы меня впутали!
Авантюра длилась шесть часов. Уже рассвело, когда они со страхом разгляд
ели, насколько восковые пальчики торчат из ватного кокона в конце девочк
иной руки. Одинаковый страх заставил их прекратить спор, кто кого втянул,
и как-то сплотиться.
Ц Ну, если гнить начнет, Ц сказала Лариска, ставшая к утру землистой, Ц
или сепсис… Ну, мне конец! На первом обходе.
Ц Везите ко мне, Ц сказал доктор Петрович. Ц Давайте будить и везти. Тол
ько быстро, пока не замели!
Ц Уже не говоря про кость! Ц Куда только девалась Ларискина смелость!
Ц Что мы с костью наделали, я просто не пойму! Кошмар, что будет! А как же ва
ши инвалидные места? Она же не на пару дней поселится…
Доктор Петрович оценил, что при всем желании поскорее сбагрить сотворен
ное с плеч долой, Лариска все же помнила истинное предназначение рыжиков
ских койко-мест.
Ц Ничего, Ц сказал он настолько бодро, насколько позволяли оставшиеся
к утру силы. Ц Рука Ц не спина, полгода не будет место занимать… А у Жанны
хоть подруга поживет, развлекут друг дружку…
В коридоре снова встали и поклонились от стены родители-миллионеры. И сн
ова побоялись подойти. Может, потому, что не хотели вопросов о пакете лист
ового стекла, упавшем на руку наследнице. Так доктору Петровичу и не удал
ось пока разглядеть самых богатых горожан.
Сам он с дежурной медсестрой и Лариской нес и носилки, на которых лежала п
рикрытая одеялами и пальтецом девочка. Быстро, короткими перебежками, ка
к санитары под огнем на поле боя. Пока ей готовили кровать и простынки, под
хватку для руки, он сначала не заметил, а только потом обнаружил в своем ко
ридорчике постороннюю фигуру. Фигура пристроилась в стареньком, у кого-
то списанном и принесенном сюда кресле. И, видно, даже переночевала в нем,
укрывшись тем же прорабским полушубком. Это был начальник СМУ, последова
вший вечером за доктором Петровичем объяснить свое дело.
Ц Ничего себе работенка у вас, Ц протер он глаза, чтобы как следует разо
браться в часах. Ц А я думал, одни строители дома не бывают… Я вас чего жду
… К директору техникума все же поедем мы с вами? А то, я смотрю, вы с меня за э
то ЧП спросили и как-то успокоились. Так не пойдет. Зачем этому вашему пар
ню на моем балансе виснуть? Не пожалейте часа, моя машина. А то я, по-вашему,
самый рыжий…
Доктор Рыжиков вспомнил, что фамилия самого рыжего была Крайний. И что в п
ервом разговоре его тон был совсем не таким. И эти ночные просящие нотки с
овсем не подходили к его юридической невиновности…
40
Ц «Следующий, кричит заведующий!» Ц сказал Валера Малышев. Ц Болконск
ий Андрей. Мужчина?
Ц Да! Ц крикнули Анька с Танькой.
Ц Молод? Ц спросил Валера.
Ц Да! Ц воскликнули младшие сестры под снисходительным взглядом расс
еянной старшей.
Ц Холост?
Анька крикнула «да!», Танька Ц «нет!», после чего они заспорили и чуть не п
одрались.
Ц Эрих Мария Ремарк! Ц подлил масла в огонь ведущий. Ц Мужчина?
«Нет!» Ц крикнула Танька. Анька крикнула: «Да!»
Ц Молод?
«Да» и «нет». И снова чуть не драка.
Ц Мария разве может быть мужчина?! Ц чуть не плакала уличенная в неправ
оте Танька.
Ц Че это они? Ц озадачился Женька с порога.
Ц Не бойся, Ц подтолкнул его доктор Петрович.
Ц А я и не боюсь! Ц по-цыплячьи выпятил грудь Женька. Ц Кого тут бояться,
подумаешь…
Ц Примите в вашу шайку нас, мы с ним ребята первый класс, Ц попросил докт
ор Рыжиков.
Женька тревожно оглянулся на Рекса, который тревожно озирал Женьку с вер
анды из-под доски с обувью.
Ц А что вы умеете делать? Ц надменно подняли брови на хилое Женькино па
льто Анька с Танькой.
Ц Ежей давить, петухов потрошить, посуду бить, котят топить, Ц честно пр
изнался доктор Рыжиков.
Ц Тогда идите в сад и войте на луну, Ц жестоко приказала Танька.
Ц В саду холодно, Ц остановил доктор Рыжиков за шиворот попятившегося
Женьку. Ц И наши слезы будут превращаться в льдинки.
В углу комнаты стояла еще сырая елка, пахнущая скорым Новым годом. Повсюд
у валялись игрушки. Очень хотелось здесь остаться.
Ц А крокодильи слезы не замерзают, Ц сказала жестокая Анька.
Ц А как звали унтера Пришибеева? Ц спросила глумливая Танька. Ц И как п
о-русски будет субпродукты?
Ц Подумаешь! Агафон Никифорыч, Ц неожиданно пробурчал Женька.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
ся некому, что я, мол, за него. Как жаль, что я могу представить его лицо, а вы у
же не можете. Это значит, что со мной он умрет еще раз, навсегда.
Ц А вы нарисуйте, Ц посочувствовал Сулейман.
Ц Пробовал, Ц виновато сказал доктор Рыжиков. Ц Не такой уж я художник.
Это надо настоящий талант иметь, лицо человека Ц самое неуловимое… Вот
дошли бы до Вены Ц сфотографировались, а то все в обход да в обход… Я не за
болтал вас, Сулейман?
За стеной осень с глухими завываниями переходила в зиму. Ночь Ц в утро. Чь
я-то жизнь Ц в смерть. Но и чье-то небытие Ц в жизнь. Приходила и уходила б
оль. И надо было нести службу на этом рубеже.
Ц А мы разве все не такие? Ц подумав, спросил Сулейман, едва знакомый док
тору Петровичу персидский мальчик с красиво удлиненной черной, без седи
нки, головой и грустными тысячелетними глазами, наверно, от бессонной но
чи. Ц За кого столько людей погибло, чтобы кто-то жил? Извините…
Это он сказал, чтобы облегчить ношу доктору Петровичу. И доктор Рыжиков э
то вполне понял. Он совсем проникся и достал из стола потертую ученическ
ую тетрадку, отнятую у Аньки с Танькой. Вид у него был такой, будто сейчас о
н прочитает Сулейману стихи, которые давно пишет втайне от всех. Но это бы
ли не стихи. Это был длинный список каких-то людей. Фамилия, имя, отчество, в
озраст, адрес, подробные примечания против каждого. Часть списка уже поб
лекла от давности написания, часть чернела свежей рыжиковской каллигра
фией.
Ц Вот… Ц чисто по-рыжиковски вздохнул он, как перед поднятием только ч
то скатившегося сизифова камня. Ц Если хотите, Сулейман, влезть в это дел
о по уши, то должны знать и это. Сколько людей терпит боль… Только вокруг, в
нашем городе… Вы скажете: все равно они старые, давно с ней свыклись. А им м
ногим только за сорок, самый разгар жизни. И еще сколько терпеть… А даже ес
ли старые? Их жизнь уже не повторится, вот в чем штука. Никогда, понимаете? И
надо ее поддержать изо всех наших сил. К сожалению, слабых. Боль Ц это бол
ьшая несправедливость. Огромная. У одних ее нет, а на других свалилась и не
си. Она и человека искажает, и весь мир для него. Ну, мы уже об этом говорили…
Ц Не всех только, Юрий Петрович, Ц тихо сказал Сулейман. Ц Моя мама при
самой большой боли улыбалась, когда видела нас… И говорила: «Как хорошо м
не здесь с вами! Хорошо, что вы здоровые и веселые, дети, мне больше ничего н
е надо».
Теперь их посетила маленькая, иссушенная страшной болезнью азербайджа
нская женщина, давшая миру, который мог и не подозревать об этом, высочайш
ий урок терпения боли. Ее лицо и тихий голос еще жили в представлении Суле
ймана, а значит, витали сейчас здесь, как и разорванный Юрка Скородумов.
Доктор Рыжиков помолчал сколько надо, признав этим молчанием, что может
и человек быть сильнее боли. И осторожно, не спугивая чувств Сулеймана, ск
азал:
Ц С кого же начинать, как вы думаете? С тех, кому больнее или кто пройдет бы
стрее?
Например, в одной аптеке служил старичок фармацевт. В бытность фельдшеро
м на Воронежском фронте ему на редкость аккуратно срезало осколком авиа
бомбы макушку черепа. Боли особой он давно не испытывал, он ходил с незащи
щенным мозговым веществом, потому что все искусственные маковки и колпа
чки не приживались. Голова отторгала их, как капризная невеста женихов. С
таричок прикрывал мягкое место тюбетейкой и всегда очень приветливо и в
ежливо раскланивался на улице с велосипедом доктора Петровича. Очень ум
ненький, бодрый, аккуратненький старичок, каким и должен быть настоящий
аптекарь. Доктор Рыжиков давно хотел ему помочь, потому что его просил об
этом другой фельдшер, довоенный знакомый аптекаря. То есть Петр Христофо
рович Рыжиков. Каждый раз, отвечая на деликатный поклон, доктор Петрович
вспоминал об этом, а вместе с тем о своем обещании помочь старой гвардии. И
каждый раз новый экстренник занимал освободившийся клочок места в пала
те или коридоре.
А как же с теми, кому еще тяжелее? С часовщиком, который четверть века не мо
жет разогнуться со своим раненым позвоночником? Со школьным военруком, к
оторый, наоборот, не может согнуться и повернуться, считаясь поэтому оче
нь грозным? Пенсионеры, бухгалтера, одна медсестра с хлебокомбината, одн
а телефонистка с городской станции…
Ц Эх, Сулейман, мне бы для них коечек тридцать… Как делить наличные полто
ры койки.
Он в первый раз почти согласился с Валерой Малышевым Ц что спасет ЭВМ. Бр
осил себе, как в почтовый ящик, штук пятьдесят карточек Ц и сиди жди ответ
а. Пусть она мучается, кого взять вперед: у кого дырка в черепе, кого кошмар
ы ночью мучают или кто передвигается сантиметровыми шажками. Забить и вс
помогательные данные: этот на девять лет старше этого, но зато тот Ц полн
ый кавалер ордена Славы, за этого писал прошение совет ветеранов, а тот од
инокий и беспомощный… Щелк да щелк, писк да писк Ц выплевываются пять ка
рточек: первая очередь. Остальным снова ждать. Может, год, может, пять, може
т, десять. И ты тут ни при чем. Объективность электронная, пусть машина и му
чается от слез и стонов.
Ц А что обойдется дешевле? Ц спросил доктор Рыжиков. Ц ЭВМ за пятьдеся
т тысяч рублей или тридцать коек по тридцать рублей каждая?
Ц Смотря где, Ц сказал Сулейман. Ц У нас в Кизыл-Арвате на ЭВМ стали бы р
езать морковку для плова. Чик-чик-чик…
Они долго, склонившись над листом, выбирали кандидатов на первые койки. П
ритом Сулейман позволял себе мягко не соглашаться и выдвигать тех, кто б
ольше других нуждался в защите.
Потом, как-то незаметно, они снова возвращались к отличию перелома череп
а, произведенного ударом бутылки, от перелома топором. Или перелома мото
циклиста без защитного шлема Ц от перелома мотоциклиста в шлеме. Если р
аньше, воодушевленно толковал доктор Рыжиков, мозги ихнего брата размаз
ывались по асфальту ровным слоем, то теперь они аккуратно собираются в к
аске и могут служить учебным пособием. Так что никаких особых оснований
у мотоциклистов шиковать перед велосипедистами от этого не появилось. В
ид вполне героический, но все же шлем носи, а скорость вовремя гаси.
И сразу начал проектировать увещевательный агитплакат для городской Г
АИ, водя своим карандашным огрызком по обертке тетради.
За этим их застала Сильва Сидоровна, начавшая с утра обход своих владени
й. Ее обход был посуровее любого профессорского, поэтому доктор Петрович
машинально, как школьник, спрятал за спину изрисованную тетрадку. Сам он
ничего не обходил, потому что и не уходил. А Сильва Сидоровна, нахмурившис
ь, спрашивала о температуре и разных клинических данных, включая стул и с
тол. Она лишь скрепя сердце доверяла доктору Петровичу выполнение ночно
го ухода и разных назначений, его же собственных, потому что вообще и всег
да не доверяла этого никому. И первым делом Ц к капельнице, потому что, «п
ока вы тут в собеседах, больной начнет ворочаться». Навстречу ей боком-бо
ком из палатки Ц Чикин. С уткой в руках. Уже научился ставить и вынимать п
од соседом-Туркутюковым. С добрым утром, значит.
Да еще с каким!
Ц Ага! Опять сидят как сурки в норке! А там снегу навалило, все нечистоты с
прятало! Красота!
Это уже золотоволосая.
По Сильве Сидоровне разве узнаешь, что там, снаружи. Снег ли, дождь ли, розы
ли сыпятся с неба. А там просто жизнь идет, не стоит. И что-нибудь да ожидает
ся. И что-нибудь происходит.
39
И не что-нибудь Ц близость зимних каникул будоражила город. На витринах
серебрились вырезанные снежинки, у игрушечных полок толпился народ. Док
тор Рыжиков тоже стал чаще попадать домой и даже пытался провести анализ
Анькистаникиных дневников в предчувствии бесславного конца второй че
тверти. Сопротивление было отчаянным, дневники засовывались в самую глу
бину под кровати, забывались в школе на проверке, вытянуть, что задано на д
ом по истории можно было только испанскими пытками. В момент такой обреч
енной борьбы к Аньке с Танькой подоспело неожиданное спасение. Больше вс
его Ц неожиданное для самого доктора Рыжикова. К нему в гости пришел сив
оватый и хрипловатый начальник СМУ. Застеснявшись снять прорабский пол
ушубок и пройти в глубь комнаты, он затоптался на пороге.
Ц Вас на работе трудно застать. Все нет да нет… Или заняты… А дом у вас ста
ренький, я смотрю. Ремонт давно делали? Может, помочь? Летом, по теплоте. Тол
ько заявочку в ремуправление напишите, а я там навстречу пробью. Только з
нать дайте… И полы перестелем. Вон совсем доски протерлись…
Анька с Танькой с восторгом воззрились на всемогущего гостя. Он почему-т
о решил подлизаться и к ним.
Ц Мы там завтра детское кафе открываем… Видели, на Урожайной? Заботимся
о детях, зверушки там разные на окнах и стенах… Концерт будет, клоуны выст
упят… Обязательство взяли к каникулам сдать. Может, ваши девочки хотят? В
от, у меня пригласительные… Я, собственно, зачем зашел? Завтра к директору
техникума давайте съездим. А то я, получается, виноват, а остальные все паи
ньки. А в протоколе ясно все сказано: техникум просит сдать помещение без
балконных плит, временно, берется обеспечить безопасность. Товарищ Фран
к как председатель подписал. Я вас прошу съездить, а то все на меня.
Насколько Анька с Танькой пришли в дикий восторг от своей части, настоль
ко доктор Рыжиков был озадачен своей. Но тут и его спас сигнал «скорой пом
ощи». В дверь ввалилась Лариска.
Ц Уф, когда надо, вечно вас искать надо. Едемте девулечке ручку отхватыва
ть! Поассиструйте, а то одна боюсь грех на душу брать…
Чтоб рыжая Лариска да испугалась какого-нибудь греха на этом свете?
…Промелькнули родители, как всегда в таких случаях поддерживающие друг
друга в ночном больничном коридоре. При виде доктора Петровича с мокрым
и красным от снега лицом они встали и поклонились.
Ц Где же это так? Ц с уважением посмотрел доктор Рыжиков на девочкину к
исть, висевшую только на лоскутке детской кожи. Ц Это уметь надо…
Пока мылись, Лариска рассказала, что, кажется, как-то упал с боку на бок лис
т стекла, заготовленный впрок для оранжереи.
Ц Опять стекло, Ц пробурчал доктор Рыжиков. Ц Оранжерея… Дорого им эт
и цветочки обойдутся.
Ц Не цветочки, Ц разъяснила Лариска. Ц Нужны им ваши цветочки! Они круг
лый год огурцы продают и помидоры. Это самые богатые люди в городе. Миллио
неры. Зимой килограмм помидоров знаете почем?
Ц А зимой-то зачем помидоры? Ц удивился доктор Петрович, не разглядевш
ий как следует в коридоре самых богатых людей города. Ц Зимой соленых ог
урцов полно и квашеной капусты…
Снявши окровавленные тампоны, он еще раз полюбовался раной, трогая пальц
ем отростки перебитой косточки.
Ц Аккуратно-то как… И свежее довольно… Сколько прошло?
Рыжая сказала, что часа полтора.
Ц Что ж они ночью там стекло ворочали? Хорошее стекло попалось, острое. К
ак гильотиной Ц чик… Посмотрите, Лариса Сергеевна, где у нас там сухожил
ие предплечья… Мне кажется, оно где-то недалеко…
Ц А зачем оно вам? Ц сварливо спросила Лариска, поскольку заподозрила в
поиске сухожилия недобрый знак. Ц Это у них что-то в уборной в огороде ст
ояло, она в уборную пошла… Ну, в общем, не знаю…
Ц Подергаем, посмотрим… Ц уклончиво сказал доктор Петрович. Ц А вот л
учевая и локтевая! Я их хорошо вижу! Хватайте-ка их!
Ц Что вы там видите! Ц струсила даже бесстрашная рыжая, всегда сторонни
ца всякого риска. Ц Тут надо резать до локтя, пока найдешь Ц все давно ом
ертвеет…
Тем не менее она все же вытянула из обрубка кончик туго перетянутой арте
рии и передала его держать доктору Рыжикову, пока сама слазила в скрючен
ную пожелтевшую ладонь за другим концом. «Пришивать, что ли?» Ц спросила
она взглядом. Ц «Да»! Ц взглядом ответил доктор Рыжиков.
Ц Ну и впутали вы меня! Ц жаловалась она, выпутывая из обрывков розовых
девочкиных волокон волоски сухожилий и нервочки разных сгибателей. Ц А
вантюра! Завтра начнет гнить, тогда по локоть отхватите… Вас и заставлю…
Ц Как это я вас впутал? Ц отперся доктор Рыжиков. Ц Кто это прибежал ко
мне среди ночи, заставил вылезать из теплой норки… Эту шкурку и медведь м
ог перерезать. Чик ножницами Ц и готово… Это вы меня впутали!
Авантюра длилась шесть часов. Уже рассвело, когда они со страхом разгляд
ели, насколько восковые пальчики торчат из ватного кокона в конце девочк
иной руки. Одинаковый страх заставил их прекратить спор, кто кого втянул,
и как-то сплотиться.
Ц Ну, если гнить начнет, Ц сказала Лариска, ставшая к утру землистой, Ц
или сепсис… Ну, мне конец! На первом обходе.
Ц Везите ко мне, Ц сказал доктор Петрович. Ц Давайте будить и везти. Тол
ько быстро, пока не замели!
Ц Уже не говоря про кость! Ц Куда только девалась Ларискина смелость!
Ц Что мы с костью наделали, я просто не пойму! Кошмар, что будет! А как же ва
ши инвалидные места? Она же не на пару дней поселится…
Доктор Петрович оценил, что при всем желании поскорее сбагрить сотворен
ное с плеч долой, Лариска все же помнила истинное предназначение рыжиков
ских койко-мест.
Ц Ничего, Ц сказал он настолько бодро, насколько позволяли оставшиеся
к утру силы. Ц Рука Ц не спина, полгода не будет место занимать… А у Жанны
хоть подруга поживет, развлекут друг дружку…
В коридоре снова встали и поклонились от стены родители-миллионеры. И сн
ова побоялись подойти. Может, потому, что не хотели вопросов о пакете лист
ового стекла, упавшем на руку наследнице. Так доктору Петровичу и не удал
ось пока разглядеть самых богатых горожан.
Сам он с дежурной медсестрой и Лариской нес и носилки, на которых лежала п
рикрытая одеялами и пальтецом девочка. Быстро, короткими перебежками, ка
к санитары под огнем на поле боя. Пока ей готовили кровать и простынки, под
хватку для руки, он сначала не заметил, а только потом обнаружил в своем ко
ридорчике постороннюю фигуру. Фигура пристроилась в стареньком, у кого-
то списанном и принесенном сюда кресле. И, видно, даже переночевала в нем,
укрывшись тем же прорабским полушубком. Это был начальник СМУ, последова
вший вечером за доктором Петровичем объяснить свое дело.
Ц Ничего себе работенка у вас, Ц протер он глаза, чтобы как следует разо
браться в часах. Ц А я думал, одни строители дома не бывают… Я вас чего жду
… К директору техникума все же поедем мы с вами? А то, я смотрю, вы с меня за э
то ЧП спросили и как-то успокоились. Так не пойдет. Зачем этому вашему пар
ню на моем балансе виснуть? Не пожалейте часа, моя машина. А то я, по-вашему,
самый рыжий…
Доктор Рыжиков вспомнил, что фамилия самого рыжего была Крайний. И что в п
ервом разговоре его тон был совсем не таким. И эти ночные просящие нотки с
овсем не подходили к его юридической невиновности…
40
Ц «Следующий, кричит заведующий!» Ц сказал Валера Малышев. Ц Болконск
ий Андрей. Мужчина?
Ц Да! Ц крикнули Анька с Танькой.
Ц Молод? Ц спросил Валера.
Ц Да! Ц воскликнули младшие сестры под снисходительным взглядом расс
еянной старшей.
Ц Холост?
Анька крикнула «да!», Танька Ц «нет!», после чего они заспорили и чуть не п
одрались.
Ц Эрих Мария Ремарк! Ц подлил масла в огонь ведущий. Ц Мужчина?
«Нет!» Ц крикнула Танька. Анька крикнула: «Да!»
Ц Молод?
«Да» и «нет». И снова чуть не драка.
Ц Мария разве может быть мужчина?! Ц чуть не плакала уличенная в неправ
оте Танька.
Ц Че это они? Ц озадачился Женька с порога.
Ц Не бойся, Ц подтолкнул его доктор Петрович.
Ц А я и не боюсь! Ц по-цыплячьи выпятил грудь Женька. Ц Кого тут бояться,
подумаешь…
Ц Примите в вашу шайку нас, мы с ним ребята первый класс, Ц попросил докт
ор Рыжиков.
Женька тревожно оглянулся на Рекса, который тревожно озирал Женьку с вер
анды из-под доски с обувью.
Ц А что вы умеете делать? Ц надменно подняли брови на хилое Женькино па
льто Анька с Танькой.
Ц Ежей давить, петухов потрошить, посуду бить, котят топить, Ц честно пр
изнался доктор Рыжиков.
Ц Тогда идите в сад и войте на луну, Ц жестоко приказала Танька.
Ц В саду холодно, Ц остановил доктор Рыжиков за шиворот попятившегося
Женьку. Ц И наши слезы будут превращаться в льдинки.
В углу комнаты стояла еще сырая елка, пахнущая скорым Новым годом. Повсюд
у валялись игрушки. Очень хотелось здесь остаться.
Ц А крокодильи слезы не замерзают, Ц сказала жестокая Анька.
Ц А как звали унтера Пришибеева? Ц спросила глумливая Танька. Ц И как п
о-русски будет субпродукты?
Ц Подумаешь! Агафон Никифорыч, Ц неожиданно пробурчал Женька.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45