Несколько раз крутнулась на месте Ц руки в карманах плаща. По
казала язык в сторону доктора Рыжикова и резко вышла.
А доктор Рыжиков остался в ординаторской, чтоб удивляться, до чего она вс
е-таки ловко находит и распутывает обрывки намертво вросших в рубцы нер
вных лесок.
А суровая Сильва шуровала тряпкой в туркутюковской келье, всем своим вид
ом показывая осуждение такого распутства, хотя и показывать уже было нек
ому.
Потом доктор Рыжиков пошел наверх, в заповедник, проведать виновника. Но
виновник уже крепко спал, и говорить с ним было не о чем. Тогда доктор Рыжи
ков спустился и внимательно осмотрел свой хирургический коридор, котор
ый не шел ни в какое сравнение с уютом и комфортом заповедника.
Коридор спал больным сном. Чуть спокойнее Ц те, кого уже резали. Чуть трев
ожней Ц те, кого собирались. Доктор Рыжиков прошел по палатам, поправил н
есколько одеял и подушек, повернул несколько голов, чтобы остановить хра
п, открыл несколько форточек, чтобы сделать воздух выносимей.
В это время приоткрылась дверь мужского туалета и бессонный курильщик н
а костыле шепотом предупредил в глубину: «Доктор Петрович шмон делает».
Оттуда ответил приглушенный кашель.
Когда-то из названия «доктор Юрий Петрович» выскочило одно слово. Так ст
ало короче и удобней.
В ординаторской доктор Петрович взял забытую второпях похитителями ту
ркутюковскую историю болезни. Там не было не слова, что он Герой Советско
го Союза. Но Ада Викторовна великий организатор и заведующая заповедник
ом, имела лисий нюх на знаменитости. Она могла при нужде и сделать из кого-
нибудь героя. Великий организатор и любимица (только любимица) Ивана Лук
ича. Ее власть тут была безгранична.
Ц Доктор, вы мне обещали совет…
Дверь ординаторской скрипнула. Осторожным бочком влез больной Чикин. Не
большой, аккуратненький, с красно-багровым напряженным лицом. Повязка н
а раненой голове. Сел напротив, преданно поглядел.
Ц В нашем учреждении, Ц чисто по-рыжиковски вздохнул доктор Рыжиков,
Ц советы пишутся латынью и называются рецептами.
Ц Ну рецепт, Ц покорно согласился больной Чикин. Ц Подавать на нее в су
д или не подавать?
4
По этому вопросу в его родной палате нейротравмированных царило дружно
е раздвоение. Он и здесь был самый больной Ц вопрос справедливости. Как б
удто больше некуда за ней было податься.
С точки зрения нас, простых жителей, существование, по крайней мере, перем
ежается. Могут отключить водоснабжение, но зато выбросят в магазин банан
ы. С точки же зрения доктора Рыжикова, оно состоит из одних трагедий. Потом
у что в основном они проходят где-то от нас стороной, как косой дождь, а его
прохватывают до нитки.
Ц Где, вы думаете, самая запущенная техника безопасности и самый высоки
й травматизм? Ц спрашивал он, бывало, своих молодых малоискушенных колл
ег. Ц На дорогах или в цехах со станками и кранами? Вот и нет, братцы кролик
и. В семейной жизни. В тихой, мирной семейной тине…
И точно, в тот момент в его рискованной палате собрался выдающийся семей
ный совет. В нем пока не участвовали только двое новоприбывших, поскольк
у находились полностью во власти своих ощущений и в затуманенном полусо
знании. Один из них был до этого несчастья исправным работником, автокра
новщиком, примерным заботливым семьянином. И надо же было его жене пригл
януться ее начальнику. Начальник был человек скорее неприятный, с выпуче
нными и красными, как у рака, глазами. Но из-за своего руководящего положе
ния в этой конторе местного значения считал себя неотразимым парнем. И н
астойчиво приглашал чужую жену-подчиненную на прогулку в своем «Москви
че». Чтобы отвязаться (исключительно Ц без всяких других мыслей), она даж
е рискнула, но в пути ее стало тошнить от бензиновой вони, смешавшейся с во
нью его синтетических носков. Ему, видите ли, доставляло удовольствие ве
сти машину в одних носках, сняв туфли. К сожалению, порой, иногда, кое-где лю
ди, упоенные своим положением, забывают следить за собой, весьма сильно о
бманываясь в том, какое они производят впечатление. Свой-то запах им родн
ой. Словом, начальник был не на шутку удивлен, когда подчиненная отказала
сь повторить эту поездку. А удивление у таких людей легко перерастает в п
ритеснение. Он стал заставлять ее по пять раз переделывать разные проток
олы и справки: мол, исказила его ценнейшие для человечества канцелярские
мудрости. Бедная женщина была доведена до слез и до жалобы мужу. «Говорил
, чтоб не мазалась, дура!» Ц вспылил муж. Но вынужден был думать о дуэли. Дуэ
ль была назначена за городом, на лесной дороге. Имелось в виду с приятелем
, шофером самосвала, перегородить «Москвичу» путь и как следует попугать
хама арматурным прутом и велосипедной цепью. Не доходя до увечий, конечн
о. Но, к несчастью, самосвал, стоявший в засаде в кустах, в решающий момент н
е завелся. Помертвевший муж и моргнуть не успел, как «Москвич» с женой и на
чальником мелькнул мимо засады и был таков. Лишь через два часа, в темноте
, одичавший от ярости, один, с арматуриной и цепью в руках, он дождался маши
ну. Что там произошло у них в поездке или не произошло Ц не будем злоязычи
ть. Никто не знает, кроме них. Но муж и не стал выяснять. Начав с лобового сте
кла и ярких фар, он перешел на выскочившего из кабины начальника, а когда т
от уже лежал на асфальте Ц на саму кабину. Жена успела убежать, а железу д
осталось. Железо не выдержало стычки с крохотным, величиной с копейку, ес
ли не со спичечную головку, очагом ярости в голове человека. Какой-нибудь
грамм вещества, на пальцах разотрешь Ц и без следа. А сколько понаделал г
рохоту! Сколько оставил металлолома!
Покончив с этой созидательной работой, муж сам попал под районный автобу
с, слишком быстро и внезапно выскочив под его фары. И теперь как из тумана
возвращался в этот мир с трещиной в черепе, ушибами мозга, переломом ключ
ицы, разными вывихами, ссадинами, синяками. И первое, что услышал над собой
как сквозь вату, Ц знакомо бубнящее, много раз повторяемое: «жена», «жен
ы», «жену», «женой»…
Ц Подавать или не подавать? Ц спрашивал кто-то еще невидимый с робкой н
адеждой.
Ц Подавать! Ц отвечал кто-то с обиженным хрипом. Ц А то как нас Ц так ср
азу, а как их Ц так…
Ц Да вы что, мужики, оборзели? Ц вмешивался кто-то рассудительный. Ц Су
диться с женами, детьми, родителями Ц тьфу, слизь какая…
Ц Главное Ц квартиру держи! Ц стоял на своем хриплый. Ц Они за квартир
у ноги поперебивают… Бьют в кость!
Сквозь пелену боли и мути новичок начинал разбираться в картине. В нее вх
одили люди, чем-то похожие друг на друга, хотя в сущности разные. Похожими
их делали бинты и серые сиротские халаты. Самым выдающимся был один Ц с о
чень гордым и высокомерным видом. Прямая шея, подбородок, надменно задра
нный вверх, поворот всем туловищем при разговоре… Вот что делает с челов
еком корсет шейного гипса, тем более с человеком обиженным. А обид тут был
о поверх горла. Это был тренер футбольной команды, который отрабатывал н
а тренировке удары головой и свихнул шею. Команда приезжала в гости и дав
но уехала, оставив тренера в больнице. И давно нашла нового тренера. Еще ра
ньше в другом месте тренер развелся с женой и оставил квартиру. Поэтому о
н был особенно непримирим в том, что касалось жены или жен. А гипсовая креп
ость возводила эту непримиримость в сущую гордыню.
Другой, который за жену заступался, лежал на кровати с перевязанной лево
й рукой. В отличие от тренера, он добродушно улыбался и всем своим видом вы
ражал душевный мир. Это был крупный белокурый парень, а может, и мужчина ле
т сорока, красивый своим сильным спокойствием, подтянутый и внимательны
й. В отличие от тренера, он терпеливо давал каждому договорить, не перебив
ал и не отмахивался. Трудно было поверить, что три месяца назад его привез
ли сюда в раздробленном состоянии после прыжка с поезда на полном ходу. О
н работал лейтенантом милиции и догонял двух человек по всесоюзному пои
ску. Еще более удивительно, что после этого прыжка, судя по всему, уже полу
чив травму, он тут же на откосе вцепился в преступника и вел с ним борьбу. Е
го пырнули ножом в живот и в руку, он продолжал крутить противника. Второй
испугался и убежал, бросив товарища на произвол судьбы. Того так и нашли с
вязанным возле потерявшего сознание лейтенанта. Лейтенанта оперировал
и раз пять, в том числе три Ц доктор Рыжиков. После реанимации и сборки ра
здробленного черепа он полмесяца ночевал в изоляторе с лейтенантом. «Та
ких десантников мы старухе не отдаем», Ц приговаривал он, а когда лейтен
ант впервые открыл глаза, сказал ему: «С возвращеньицем…» В борьбе за спа
сение живота и головы как-то забыли про руку, а когда спохватились Ц упал
и. Перерезанные в запястье нервы и сухожилия скрючили ладонь в неподвижн
ый комок. Ни один палец не шевелился Ц чистая инвалидность. Теперь потре
бовалась и белошвейка Лариска. Восемь часов они с доктором Рыжиковым раз
бирались в этом окровавленном кружеве Ц ниточка к ниточке, жилка к жилк
е. «Хорошо, что рубцы молодые, Ц похвалил доктор Рыжиков, всегда находивш
ий во всем что-нибудь хорошее. Ц Помните, Лариса, руку Ломова? Больше двад
цати лет рубцам, спаялись, как вулканическая лава из древнего вулкана… А
тут Ц как по маслу, истинное наслаждение…» Лейтенант, под местным обезб
оливанием, добродушно улыбался и косил глазом на вспоротую руку, выискив
ая, какое же там обнаружено удовольствие. Но хорошо, что ничего не видел, з
акрытый низкой ширмочкой из простыни. А то бы ни за что не поверил, что смо
жет этой рукой еще когда-нибудь скрутить преступника. «Это рука закона,
Ц объяснял участникам операции доктор Рыжиков, у которого от многочасо
вого сидения в напряженном наклоне задубела спина. Ц И мы не вправе оста
вить закон одноруким. Он для нас старается и не щадит себя. Мы тоже должны
постараться». Через неделю после операции он принес лейтенанту теннисн
ый мячик и сказал: «Сожимте-ка». Лейтенант не смог шевельнуть ни одним пал
ьцем. «Вот и начинайте, Ц приказал доктор Рыжиков. Ц С этой минуты тольк
о жмите и жмите. Теперь все зависит от вас…» И лейтенант жал и жал.
Самое же поразительное то, что он не потерял в этой и других передрягах св
оего добродушного миролюбия. Может, потому, что был награжден именными ч
асами. Может, что его навещала заботливая и такая же добродушная жена, под
олгу сидевшая с ним и ворчавшая: «Хоть бы доктор тебя пожалел, инвалидом о
ставил. Меньше б в драки лез…» И раскладывала на тумбочке банки с варенье
м, пирожки, котлеты, которых хватало потом на всю палату.
Поэтому он был за жен. И маленький, съеженный, краснолицый человечек с заб
интованной головой не знал, кого слушать Ц его или тренера. Ему было труд
но решать Ц его жена ударила по голове, ныне забинтованной, утюгом. И всег
о-то за то, что он, лучший городской изобретатель и рационализатор с двумя
инженерными образованиями, просил ее с друзьями по тресту столовых и ре
сторанов не так орать и топать ночью в их квартире, когда он за дверью в ма
ленькой спальне чертил чертежи и ковырялся в справочниках. Притом проси
л всегда тихо, жалобно и наедине. Она, уже под утро, отдирая ресницы, смазыв
ая тушь и стягивая тугое трикотиновое платье, полураздетая, полупьяная,
обвисшая складками сала, кричала на него, что он неблагодарный скот, нахл
ебник, тунеядец, что он благодаря этим людям живет. Что он достал? Хоть оди
н ковер, хоть одну хрустальную вазу? А откуда у него импортный японский ми
крокалькулятор, которым он считает на ходу, по дороге на работу и с работы
? Он что, думает, его жалкой зряплаты вместе с нищими премиями хватит на жи
знь? Кто надрывался и изнашивался в табачной вони по двенадцать часов за
паршивые чаевые? Кто губил здоровье, чтобы свить элементарное человечес
кое гнездо? А кто нахлебничал, воображал из себя мыслителя века? Конечно, в
есь следующий день (невыход) Ц повязанная полотенцем голова, стоны, охи: о
н, мол, довел. Как будто он вчера после смены заставлял ее смешивать коньяк
, ликер и водку. Он, простота и вправду виноватился. Выпрашивал отгул и суе
тился. Бегал за тортом и шампанским, просил забыть вчерашнее, то есть свои
дерзости. К концу дня она взбадривалась, приходили гости и все начиналос
ь сначала. И вот однажды он взбунтовался. Сам не может понять: то ли потому,
что она, раскрасневшись, с капельками пота на верхней губе, сидела на коле
нях у некоего Кучеренко, директора гостиницы, и даже не потрудилась при в
ходе мужа натянуть на толстые колени задранную юбку; то ли потому, что его
вчерашними чертежами застелили винные лужи на скатерти и полу. Но бунт е
го был страшен. Он слабо замахнулся портфелем Ц как воробей чирикнул. Он
а как завизжит Ц чем-то ему в голову. Этим чем-то оказался утюг, стоявший п
очему-то на приемнике. Просто ничего другого, полегче, не подвернулось. Эт
о уж не ее вина. До клинической смерти, правда, не дошло, но хлопот было. Слов
ом, первое, что он сказал соседям, осознав себя, было подавать ли на жену в с
уд. С тех пор уже многие успели выписаться, многие Ц снова испытать прочн
ость своей черепной кости, а больной Чикин все спрашивал. Каждый, кто пост
упал в палату или приходил в сознание, видел над собой его вопрошающее ро
бкое лицо.
Муж-автокрановщик, когда к нему вернулась речь, высказался в том роде, что
их без всякого суда надо топить в мешке.
Кто-то из дальнего угла, похожий на китайца (узкие глаза на отекшем лице), с
лабым, но убежденным голосом объяснял, что есть даже бабы, которых специа
льно подсылают провоцировать авторитетных руководящих работников, что
бы их компрометировать. Он лично, например, порядочный человек, семьянин,
в верхах на хорошем счету. А к нему подослали. У него и в мыслях ничего тако
го не было, а она прокати да прокати. Он с подчиненными работницами строг,
но невежливым нельзя же быть. Он и повез. Его подкараулили на шоссе челове
к десять, вооруженные до зубов. Но он им показал. У него хоть глаз не видит, и
з них тоже кое-кто так и не встал. А с машиной что сделали, гады, изуродовали
от бессильной злости. Это запланированное вредительство, вот это что…
Муж-автокрановщик даже есть перестал с ложечки, с которой его кормили, и п
однатужился на локте, не веря глазам и ушам. У него сил хватило метнуть в с
торону китайца тарелку с остатками супа, но она упала в постель лейтенан
та с теннисным мячом и облила его. Муж сам тоже рванулся, но только упал с к
ойки, рыча и ругаясь, раздирая повязки. Поднялся гвалт, донесли главврачу.
Доктор Рыжиков схватил выговор.
«… Но допускать в больничной палате пьяные драки, как в каком-то низкопро
бном ресторане?!..» Это из выступления на чрезвычайной планерке возмущен
ной до глубины души Ады Викторовны.
Вдобавок у доктора Петровича была опасная привычка выражать свои тайны
е мысли молниеносным рисунком. В кармане халата у него вечно торчал блок
нот с излюбленной толстой бумагой и прятался жирный черный карандаш-сте
клограф, вернее Ц огрызок стеклографа, за которым охотились все медсест
рички, так как тушь тогда была импортной роскошью и девушки красили веки
карандашами. Чтоб не соблазнялись и не крали, он стал ломать их на огрызки
помалопривлекательней. Доставала ему эту редкость по своим каналам рыж
ая кошка Лариска Ц из жалости к таланту. Доктору Рыжикову всегда казало
сь, что собеседники не понимают его невнятных объяснений, и для полного п
онимания он пририсовывал.
Ц … И вы дождетесь, что нас с вами повесят на одном суку, Ц пригрозил толс
тым пальцем с почти ликвидированным ногтем патриарх Иван Лукич.
После этого его любимица Ада Викторовна, осмотрев, как всегда, помещение,
обнаружила на месте доктора Петровича содрогающий душу рисунок. На длин
ном и прочном, очень удобном суку высокого стройного дерева бок о бок, ряд
ышком, плечо к плечу, висели погрустневшие Иван Лукич (бородка тупым клин
ышком набок, апоплексическая лысина, язык прикушен Ц ошибиться невозмо
жно) и доктор Рыжиков (берет набок, нос картошкой, язык прикушен Ц ошибить
ся невозможно).
Ц То-то я смотрю, вы говорите, а они там хихикают. Он их развлекает, видите
ли, Ц скорбно сказала любимица.
Иван Лукич побагровел, его дыхание утяжелилось.
Ц Самое печальное, Ц с ангельской кротостью сложила руки Ада Викторов
на, Ц когда у людей нет ничего святого. Ни чести коллектива, ни нашего гер
оического прошлого.
Это был прямой намек на партизанскую биографию Ивана Лукича, которая явл
ялась гордостью всей больницы и города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
казала язык в сторону доктора Рыжикова и резко вышла.
А доктор Рыжиков остался в ординаторской, чтоб удивляться, до чего она вс
е-таки ловко находит и распутывает обрывки намертво вросших в рубцы нер
вных лесок.
А суровая Сильва шуровала тряпкой в туркутюковской келье, всем своим вид
ом показывая осуждение такого распутства, хотя и показывать уже было нек
ому.
Потом доктор Рыжиков пошел наверх, в заповедник, проведать виновника. Но
виновник уже крепко спал, и говорить с ним было не о чем. Тогда доктор Рыжи
ков спустился и внимательно осмотрел свой хирургический коридор, котор
ый не шел ни в какое сравнение с уютом и комфортом заповедника.
Коридор спал больным сном. Чуть спокойнее Ц те, кого уже резали. Чуть трев
ожней Ц те, кого собирались. Доктор Рыжиков прошел по палатам, поправил н
есколько одеял и подушек, повернул несколько голов, чтобы остановить хра
п, открыл несколько форточек, чтобы сделать воздух выносимей.
В это время приоткрылась дверь мужского туалета и бессонный курильщик н
а костыле шепотом предупредил в глубину: «Доктор Петрович шмон делает».
Оттуда ответил приглушенный кашель.
Когда-то из названия «доктор Юрий Петрович» выскочило одно слово. Так ст
ало короче и удобней.
В ординаторской доктор Петрович взял забытую второпях похитителями ту
ркутюковскую историю болезни. Там не было не слова, что он Герой Советско
го Союза. Но Ада Викторовна великий организатор и заведующая заповедник
ом, имела лисий нюх на знаменитости. Она могла при нужде и сделать из кого-
нибудь героя. Великий организатор и любимица (только любимица) Ивана Лук
ича. Ее власть тут была безгранична.
Ц Доктор, вы мне обещали совет…
Дверь ординаторской скрипнула. Осторожным бочком влез больной Чикин. Не
большой, аккуратненький, с красно-багровым напряженным лицом. Повязка н
а раненой голове. Сел напротив, преданно поглядел.
Ц В нашем учреждении, Ц чисто по-рыжиковски вздохнул доктор Рыжиков,
Ц советы пишутся латынью и называются рецептами.
Ц Ну рецепт, Ц покорно согласился больной Чикин. Ц Подавать на нее в су
д или не подавать?
4
По этому вопросу в его родной палате нейротравмированных царило дружно
е раздвоение. Он и здесь был самый больной Ц вопрос справедливости. Как б
удто больше некуда за ней было податься.
С точки зрения нас, простых жителей, существование, по крайней мере, перем
ежается. Могут отключить водоснабжение, но зато выбросят в магазин банан
ы. С точки же зрения доктора Рыжикова, оно состоит из одних трагедий. Потом
у что в основном они проходят где-то от нас стороной, как косой дождь, а его
прохватывают до нитки.
Ц Где, вы думаете, самая запущенная техника безопасности и самый высоки
й травматизм? Ц спрашивал он, бывало, своих молодых малоискушенных колл
ег. Ц На дорогах или в цехах со станками и кранами? Вот и нет, братцы кролик
и. В семейной жизни. В тихой, мирной семейной тине…
И точно, в тот момент в его рискованной палате собрался выдающийся семей
ный совет. В нем пока не участвовали только двое новоприбывших, поскольк
у находились полностью во власти своих ощущений и в затуманенном полусо
знании. Один из них был до этого несчастья исправным работником, автокра
новщиком, примерным заботливым семьянином. И надо же было его жене пригл
януться ее начальнику. Начальник был человек скорее неприятный, с выпуче
нными и красными, как у рака, глазами. Но из-за своего руководящего положе
ния в этой конторе местного значения считал себя неотразимым парнем. И н
астойчиво приглашал чужую жену-подчиненную на прогулку в своем «Москви
че». Чтобы отвязаться (исключительно Ц без всяких других мыслей), она даж
е рискнула, но в пути ее стало тошнить от бензиновой вони, смешавшейся с во
нью его синтетических носков. Ему, видите ли, доставляло удовольствие ве
сти машину в одних носках, сняв туфли. К сожалению, порой, иногда, кое-где лю
ди, упоенные своим положением, забывают следить за собой, весьма сильно о
бманываясь в том, какое они производят впечатление. Свой-то запах им родн
ой. Словом, начальник был не на шутку удивлен, когда подчиненная отказала
сь повторить эту поездку. А удивление у таких людей легко перерастает в п
ритеснение. Он стал заставлять ее по пять раз переделывать разные проток
олы и справки: мол, исказила его ценнейшие для человечества канцелярские
мудрости. Бедная женщина была доведена до слез и до жалобы мужу. «Говорил
, чтоб не мазалась, дура!» Ц вспылил муж. Но вынужден был думать о дуэли. Дуэ
ль была назначена за городом, на лесной дороге. Имелось в виду с приятелем
, шофером самосвала, перегородить «Москвичу» путь и как следует попугать
хама арматурным прутом и велосипедной цепью. Не доходя до увечий, конечн
о. Но, к несчастью, самосвал, стоявший в засаде в кустах, в решающий момент н
е завелся. Помертвевший муж и моргнуть не успел, как «Москвич» с женой и на
чальником мелькнул мимо засады и был таков. Лишь через два часа, в темноте
, одичавший от ярости, один, с арматуриной и цепью в руках, он дождался маши
ну. Что там произошло у них в поездке или не произошло Ц не будем злоязычи
ть. Никто не знает, кроме них. Но муж и не стал выяснять. Начав с лобового сте
кла и ярких фар, он перешел на выскочившего из кабины начальника, а когда т
от уже лежал на асфальте Ц на саму кабину. Жена успела убежать, а железу д
осталось. Железо не выдержало стычки с крохотным, величиной с копейку, ес
ли не со спичечную головку, очагом ярости в голове человека. Какой-нибудь
грамм вещества, на пальцах разотрешь Ц и без следа. А сколько понаделал г
рохоту! Сколько оставил металлолома!
Покончив с этой созидательной работой, муж сам попал под районный автобу
с, слишком быстро и внезапно выскочив под его фары. И теперь как из тумана
возвращался в этот мир с трещиной в черепе, ушибами мозга, переломом ключ
ицы, разными вывихами, ссадинами, синяками. И первое, что услышал над собой
как сквозь вату, Ц знакомо бубнящее, много раз повторяемое: «жена», «жен
ы», «жену», «женой»…
Ц Подавать или не подавать? Ц спрашивал кто-то еще невидимый с робкой н
адеждой.
Ц Подавать! Ц отвечал кто-то с обиженным хрипом. Ц А то как нас Ц так ср
азу, а как их Ц так…
Ц Да вы что, мужики, оборзели? Ц вмешивался кто-то рассудительный. Ц Су
диться с женами, детьми, родителями Ц тьфу, слизь какая…
Ц Главное Ц квартиру держи! Ц стоял на своем хриплый. Ц Они за квартир
у ноги поперебивают… Бьют в кость!
Сквозь пелену боли и мути новичок начинал разбираться в картине. В нее вх
одили люди, чем-то похожие друг на друга, хотя в сущности разные. Похожими
их делали бинты и серые сиротские халаты. Самым выдающимся был один Ц с о
чень гордым и высокомерным видом. Прямая шея, подбородок, надменно задра
нный вверх, поворот всем туловищем при разговоре… Вот что делает с челов
еком корсет шейного гипса, тем более с человеком обиженным. А обид тут был
о поверх горла. Это был тренер футбольной команды, который отрабатывал н
а тренировке удары головой и свихнул шею. Команда приезжала в гости и дав
но уехала, оставив тренера в больнице. И давно нашла нового тренера. Еще ра
ньше в другом месте тренер развелся с женой и оставил квартиру. Поэтому о
н был особенно непримирим в том, что касалось жены или жен. А гипсовая креп
ость возводила эту непримиримость в сущую гордыню.
Другой, который за жену заступался, лежал на кровати с перевязанной лево
й рукой. В отличие от тренера, он добродушно улыбался и всем своим видом вы
ражал душевный мир. Это был крупный белокурый парень, а может, и мужчина ле
т сорока, красивый своим сильным спокойствием, подтянутый и внимательны
й. В отличие от тренера, он терпеливо давал каждому договорить, не перебив
ал и не отмахивался. Трудно было поверить, что три месяца назад его привез
ли сюда в раздробленном состоянии после прыжка с поезда на полном ходу. О
н работал лейтенантом милиции и догонял двух человек по всесоюзному пои
ску. Еще более удивительно, что после этого прыжка, судя по всему, уже полу
чив травму, он тут же на откосе вцепился в преступника и вел с ним борьбу. Е
го пырнули ножом в живот и в руку, он продолжал крутить противника. Второй
испугался и убежал, бросив товарища на произвол судьбы. Того так и нашли с
вязанным возле потерявшего сознание лейтенанта. Лейтенанта оперировал
и раз пять, в том числе три Ц доктор Рыжиков. После реанимации и сборки ра
здробленного черепа он полмесяца ночевал в изоляторе с лейтенантом. «Та
ких десантников мы старухе не отдаем», Ц приговаривал он, а когда лейтен
ант впервые открыл глаза, сказал ему: «С возвращеньицем…» В борьбе за спа
сение живота и головы как-то забыли про руку, а когда спохватились Ц упал
и. Перерезанные в запястье нервы и сухожилия скрючили ладонь в неподвижн
ый комок. Ни один палец не шевелился Ц чистая инвалидность. Теперь потре
бовалась и белошвейка Лариска. Восемь часов они с доктором Рыжиковым раз
бирались в этом окровавленном кружеве Ц ниточка к ниточке, жилка к жилк
е. «Хорошо, что рубцы молодые, Ц похвалил доктор Рыжиков, всегда находивш
ий во всем что-нибудь хорошее. Ц Помните, Лариса, руку Ломова? Больше двад
цати лет рубцам, спаялись, как вулканическая лава из древнего вулкана… А
тут Ц как по маслу, истинное наслаждение…» Лейтенант, под местным обезб
оливанием, добродушно улыбался и косил глазом на вспоротую руку, выискив
ая, какое же там обнаружено удовольствие. Но хорошо, что ничего не видел, з
акрытый низкой ширмочкой из простыни. А то бы ни за что не поверил, что смо
жет этой рукой еще когда-нибудь скрутить преступника. «Это рука закона,
Ц объяснял участникам операции доктор Рыжиков, у которого от многочасо
вого сидения в напряженном наклоне задубела спина. Ц И мы не вправе оста
вить закон одноруким. Он для нас старается и не щадит себя. Мы тоже должны
постараться». Через неделю после операции он принес лейтенанту теннисн
ый мячик и сказал: «Сожимте-ка». Лейтенант не смог шевельнуть ни одним пал
ьцем. «Вот и начинайте, Ц приказал доктор Рыжиков. Ц С этой минуты тольк
о жмите и жмите. Теперь все зависит от вас…» И лейтенант жал и жал.
Самое же поразительное то, что он не потерял в этой и других передрягах св
оего добродушного миролюбия. Может, потому, что был награжден именными ч
асами. Может, что его навещала заботливая и такая же добродушная жена, под
олгу сидевшая с ним и ворчавшая: «Хоть бы доктор тебя пожалел, инвалидом о
ставил. Меньше б в драки лез…» И раскладывала на тумбочке банки с варенье
м, пирожки, котлеты, которых хватало потом на всю палату.
Поэтому он был за жен. И маленький, съеженный, краснолицый человечек с заб
интованной головой не знал, кого слушать Ц его или тренера. Ему было труд
но решать Ц его жена ударила по голове, ныне забинтованной, утюгом. И всег
о-то за то, что он, лучший городской изобретатель и рационализатор с двумя
инженерными образованиями, просил ее с друзьями по тресту столовых и ре
сторанов не так орать и топать ночью в их квартире, когда он за дверью в ма
ленькой спальне чертил чертежи и ковырялся в справочниках. Притом проси
л всегда тихо, жалобно и наедине. Она, уже под утро, отдирая ресницы, смазыв
ая тушь и стягивая тугое трикотиновое платье, полураздетая, полупьяная,
обвисшая складками сала, кричала на него, что он неблагодарный скот, нахл
ебник, тунеядец, что он благодаря этим людям живет. Что он достал? Хоть оди
н ковер, хоть одну хрустальную вазу? А откуда у него импортный японский ми
крокалькулятор, которым он считает на ходу, по дороге на работу и с работы
? Он что, думает, его жалкой зряплаты вместе с нищими премиями хватит на жи
знь? Кто надрывался и изнашивался в табачной вони по двенадцать часов за
паршивые чаевые? Кто губил здоровье, чтобы свить элементарное человечес
кое гнездо? А кто нахлебничал, воображал из себя мыслителя века? Конечно, в
есь следующий день (невыход) Ц повязанная полотенцем голова, стоны, охи: о
н, мол, довел. Как будто он вчера после смены заставлял ее смешивать коньяк
, ликер и водку. Он, простота и вправду виноватился. Выпрашивал отгул и суе
тился. Бегал за тортом и шампанским, просил забыть вчерашнее, то есть свои
дерзости. К концу дня она взбадривалась, приходили гости и все начиналос
ь сначала. И вот однажды он взбунтовался. Сам не может понять: то ли потому,
что она, раскрасневшись, с капельками пота на верхней губе, сидела на коле
нях у некоего Кучеренко, директора гостиницы, и даже не потрудилась при в
ходе мужа натянуть на толстые колени задранную юбку; то ли потому, что его
вчерашними чертежами застелили винные лужи на скатерти и полу. Но бунт е
го был страшен. Он слабо замахнулся портфелем Ц как воробей чирикнул. Он
а как завизжит Ц чем-то ему в голову. Этим чем-то оказался утюг, стоявший п
очему-то на приемнике. Просто ничего другого, полегче, не подвернулось. Эт
о уж не ее вина. До клинической смерти, правда, не дошло, но хлопот было. Слов
ом, первое, что он сказал соседям, осознав себя, было подавать ли на жену в с
уд. С тех пор уже многие успели выписаться, многие Ц снова испытать прочн
ость своей черепной кости, а больной Чикин все спрашивал. Каждый, кто пост
упал в палату или приходил в сознание, видел над собой его вопрошающее ро
бкое лицо.
Муж-автокрановщик, когда к нему вернулась речь, высказался в том роде, что
их без всякого суда надо топить в мешке.
Кто-то из дальнего угла, похожий на китайца (узкие глаза на отекшем лице), с
лабым, но убежденным голосом объяснял, что есть даже бабы, которых специа
льно подсылают провоцировать авторитетных руководящих работников, что
бы их компрометировать. Он лично, например, порядочный человек, семьянин,
в верхах на хорошем счету. А к нему подослали. У него и в мыслях ничего тако
го не было, а она прокати да прокати. Он с подчиненными работницами строг,
но невежливым нельзя же быть. Он и повез. Его подкараулили на шоссе челове
к десять, вооруженные до зубов. Но он им показал. У него хоть глаз не видит, и
з них тоже кое-кто так и не встал. А с машиной что сделали, гады, изуродовали
от бессильной злости. Это запланированное вредительство, вот это что…
Муж-автокрановщик даже есть перестал с ложечки, с которой его кормили, и п
однатужился на локте, не веря глазам и ушам. У него сил хватило метнуть в с
торону китайца тарелку с остатками супа, но она упала в постель лейтенан
та с теннисным мячом и облила его. Муж сам тоже рванулся, но только упал с к
ойки, рыча и ругаясь, раздирая повязки. Поднялся гвалт, донесли главврачу.
Доктор Рыжиков схватил выговор.
«… Но допускать в больничной палате пьяные драки, как в каком-то низкопро
бном ресторане?!..» Это из выступления на чрезвычайной планерке возмущен
ной до глубины души Ады Викторовны.
Вдобавок у доктора Петровича была опасная привычка выражать свои тайны
е мысли молниеносным рисунком. В кармане халата у него вечно торчал блок
нот с излюбленной толстой бумагой и прятался жирный черный карандаш-сте
клограф, вернее Ц огрызок стеклографа, за которым охотились все медсест
рички, так как тушь тогда была импортной роскошью и девушки красили веки
карандашами. Чтоб не соблазнялись и не крали, он стал ломать их на огрызки
помалопривлекательней. Доставала ему эту редкость по своим каналам рыж
ая кошка Лариска Ц из жалости к таланту. Доктору Рыжикову всегда казало
сь, что собеседники не понимают его невнятных объяснений, и для полного п
онимания он пририсовывал.
Ц … И вы дождетесь, что нас с вами повесят на одном суку, Ц пригрозил толс
тым пальцем с почти ликвидированным ногтем патриарх Иван Лукич.
После этого его любимица Ада Викторовна, осмотрев, как всегда, помещение,
обнаружила на месте доктора Петровича содрогающий душу рисунок. На длин
ном и прочном, очень удобном суку высокого стройного дерева бок о бок, ряд
ышком, плечо к плечу, висели погрустневшие Иван Лукич (бородка тупым клин
ышком набок, апоплексическая лысина, язык прикушен Ц ошибиться невозмо
жно) и доктор Рыжиков (берет набок, нос картошкой, язык прикушен Ц ошибить
ся невозможно).
Ц То-то я смотрю, вы говорите, а они там хихикают. Он их развлекает, видите
ли, Ц скорбно сказала любимица.
Иван Лукич побагровел, его дыхание утяжелилось.
Ц Самое печальное, Ц с ангельской кротостью сложила руки Ада Викторов
на, Ц когда у людей нет ничего святого. Ни чести коллектива, ни нашего гер
оического прошлого.
Это был прямой намек на партизанскую биографию Ивана Лукича, которая явл
ялась гордостью всей больницы и города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45