Но доктор Рыжиков не находил в себе
для этого сил. Он был перед товарищем Ереминым в тяжком долгу и вине Ц так
и не посмотрел сына товарища Еремина.
Надо было, чтобы шаги по проваленному полу прачечной обросли деловыми пи
сьмами, сметой, заявками, фондами, разрешениями, проектом. Он впервые вляп
ался в этот деловой мир, о котором толком знать не знал, и чувствовал себя
как в смоле. Как мальчишка, который по чьему-нибудь совету влезет в это мя
гкое черное варево обеими ногами и вот уж час, а потом другой под смех друж
ков хнычет и не может двинуться с места.
Как ни странно, все решил местный корифей Иван Лукич, чьего гнева пуще сме
рти боялось руководство из горздрава. Ведь что-то разрешить доктору Рыж
икову Ц значит, рассердить великого Ивана Лукича. Но Иван Лукич как раз о
чень-очень обрадовался такой возможности и даже радостно захохотал.
Ц Дайте ему, дайте эту развалину! Пусть попрыгает без оборудования, без п
ерсонала, без руководства! Выделиться хочет? Пусть выделяется! Пусть поп
рыгает!
Ц Юрий Петрович думает, что у него хватит организаторских способностей
! Ц Это, как всегда кстати поданный, голос Ады Викторовны, сладко журчащи
й в мохнатое ухо деда. Ц Он думает, что создать отделение каждый сможет. Ч
то сможет догнать даже вас…
Пусть все на него смотрят, решил дать показательный урок Иван Лукич. Все м
олодые задаваки и зазнайки, которые приходят на готовое, не зная, каким он
о достается потом и кровью, а потом рубят сук, на котором сидят! Фомы, родст
ва не помнящие! (Родства-то не помнят Иваны, но себя Иван Лукич полоскать н
е мог и сделал пересадку Ивана, родства не помнящего, к Фоме неверующему.)
Ни одного шприца ему не давать, ни клочка ваты!
Как ни странно, эта буря гнева все решила. Доктор Рыжиков стал владельцем
роскошного замка в укромном уголке больничного запущенного парка, кото
рый ему заодно вменили благоустроить.
Он, радостный, ринулся в дело, но тут же снова увяз Ц теперь уже в больничн
ом хозяйственнике Сансаныче. Сансаныч его охладил, посмотрев как на конт
уженного:
Ц Да вы что, Юрий Петрович! Это же только в план на тот год вставить собрал
ись! Ваше счастье, что по капремонту провели, а не по капстроительству. Не
знаю, кто это вас надоумил… Этот ремонтик знаете, во что нам обойдется? Вот
амбулаторный корпус починим, а с марта Ц и за вас.
Ц С марта?! Ц воскликнул пораженный доктор Рыжиков, так как был разгар л
ета. Ц А как же быть до марта?!
Ц До марта? Ц Вопрос озадачил маленького и кругленького, как мячик, Сан
саныча. Ц До марта… Что же я могу сделать, если нам до конца года уже ни одн
ого кирпича, ни одной доски не положено! А все за горло берут! Всем позарез
надо! Куда мне бежать?
Он схватился за голову и умчался туда, где в который раз за день прорвало в
одопровод и забило канализацию.
Самое большее, что вырвал доктор Рыжиков Ц это полтора человека из ремб
ригады для обдирки внутренностей и всяческого слома. Это, конечно, была в
сем операциям операция. Доктор Рыжиков, чтоб не мотать душу, сам являлся т
уда, как не смену, а поскольку стоять и смотреть не умел, брал в руки лопату
или ломик.
Поглядев на это, рембригада вскоре стала оставлять его подолгу одного. О
н уже хорошо усвоил задачу: аккуратно складывать целые кирпичи, если так
овые попадались, соскребать старую штукатурку, беречь целые доски и окон
ные рамы, в общем быть большим экономом.
В этой завидной роли его и застал самосвал, прикативший за мусором. Мусор
высился огромной кучей, чуть не выше самого флигеля. Откуда чего набрало
сь!
Грузчика самосвалу не придали, а водитель вылезать из теплой и сухой каб
ины на мокрую природу отказался.
Ц Ну, тогда я поеду… Ц сказал он в окошко.
Доктор Рыжиков взялся за совковую лопату. Водителя, черного и кучерявого
парня, осталось только серьгу в ухо, тянуло на беседу. Он поглядывал назад
, как какой-то там разнорабочий лез на Монблан скользкой грязи с торчащим
и осколками стекла, и заводил разговор:
Ц Что-то ты там в час по чайной ложке бросаешь, папаша! У меня обед на носу,
а я еще ходки не сделал! Давай там подналяг!
Доктор Рыжиков молча подналягал, воюя с обломками досок, гнилой щепой, пы
лью и грязью, скользкой ручкой лопаты, необъятным и высоким кузовом.
Ц А что, папаша, у вас тут, в больнице, спиртяшка, говорят, водится? Нельзя п
ощупать? Я бы, так и быть помахал тут лопатой, если б ты сгонял… Знаешь небо
сь их заначки… У меня даже склянка пустая есть, вот возьми, если тут не хва
тает.
Все разлезалось и рассыпалось. В плаще было жарко, а без плаща Ц мокро. Дл
я святого дела доктор Рыжиков никогда спирта не жалел. И Сильва Сидоровн
а бы ему не отказала при всей своей стерильной скупости. А если бы еще увид
ела своего кумира за этим занятием с этой лопатой… Ужас! Убила бы обидчик
а. Но он не хотел ни заступничества, ни разврата. И мирно ковырял свой Монб
лан, подбадривая себя солдатушками…
…Спина ныла еще неделю. Во флигеле без окон и дверей он сам себе казался пр
ивидением. И, услышав раз сзади чье-то деликатное покашливание, подумал: «
Еще одно явилось…» Но это было не «одно», а больной Самсонов. Он стеклил в
городе самые большие витрины. В результате этого однажды под ним разъеха
лась стремянка, и огромный лист стекла, упершись в подмышку, сработал как
гильотина. Левая рука оказалась аккуратно отрезанной по плечевому суст
аву. Самсонова привезли в главную хирургию к Ивану Лукичу. Иван Лукич осм
отрел руку стекольщика, болтавшуюся на кусочке кожи, и махнул своей креп
енькой и здоровой: отрезай! Отрезать должен был его послушный и любимый у
ченик доктор Рыжиков, который тогда еще резал все что попало, от рук и ног
до животов и грудей. Отрезать гораздо легче, чем приращивать, тем более ко
гда дело и так почти сделано. Но доктор Рыжиков (тогда еще послушный и люби
мый) как-то постеснялся выбрасывать в таз довольно полноценную и на вид в
полне приемлемую руку, отнюдь не измясорубленную, как бывает при отрезан
ии поездом или трамваем. Ни у кого не спросив, он стал не отрезать, а пришив
ать. По нервику, по жилочке, по сосудику, по пленочке. Никто его не торопил, н
икто не изумлялся. Тогда еще о пришивании пальцев и других отрезанных чл
енов в литературе так восторженно не писали, и это не казалось еретическ
им. Он так вообще считал, что это дело обычное. Единственное что Ц не наше
л гепарина от сворачивания крови. Вся бригада разбежалась искать, остала
сь одна тогда более молодая Сильва Сидоровна. Бегали по всему городу как
собаки, но ни в одной аптеке, ни на одном складе не нашли. Доктор Рыжиков пе
ресыпал все окровавленные швы и стыки порошковым пенициллином, отгоняя
вредные мысли, что если от подмышки пойдет гнойное воспаление, то здесь н
едалеки и шея с головой, и грудь со всеми внутренностями. Куда спокойнее п
ришивать большой палец правой ноги. Но не отрезать же только что сшитое. П
одсыпая, все дошил до конца: суставную капсулу, разные пленки, кожу. Разрез
проходил прямо по середине подмышки, больному Самсонову от цепляния там
крючками и иглами должно было быть жутко щекотно. Пришитая рука выгляде
ла вполне пристойно, только желтовато. Но так как гепарина никто не нашел,
с пальцев пошла сухая гангрена. Стекольщику кололи все, что только можно
и чего нельзя, но гангрена упорно лезла вверх. Оставалось ждать, долезет о
на до плеча и там остановится или… не дай бог… Гангрена сжалилась и остан
овилась на пядь ниже локтя. Оказывается, при сухой гангрене между живой и
мертвой частью образуется даже демаркационная линия. Стекольщик Самсо
нов вышел из больницы, даже не удивившись тому, что несет домой только чут
ь укороченную руку. Но по некоторым признакам потом до него стал все же до
ходить смысл содеянного. И свою короткую левую он теперь любил больше, че
м «даровую», как он определил правую. Доктор Рыжиков продолжал видеть бо
льного Самсонова в больших магазинных витринах, пострадавших от разных
праздничных или предпраздничных проявлений, и, проезжая на велосипеде, о
бменивался с ним поклонами. Однажды они обсудили некоторые вопросы раци
онализации, и в результате на конце самсоновской культи появился крючок
для захвата стеклянных листов. Больной Самсонов нашел, что это даже удоб
нее, чем живая рука, Ц не боишься порезаться.
…Больной Самсонов деликатно кашлянул за его спиной, давая знать о себе. Д
октор Рыжиков думал, что снова что-то с рукой, а тут некуда пригласить бол
ьного даже присесть. Но больной Самсонов не спешил жаловаться. Он пожало
вал прямо с работы, в сером производственном халате, левая укороченная р
ука была аккуратно зачехлена.
Ц Вас-то за что сюда? Ц спросил он добродушно.
Ц А как вы узнали? Ц ответил доктор Рыжиков.
Больной Самсонов уклонился. Его сухонькое лицо с чапаевскими усами выра
жало все большую озабоченность.
Ц А планчик-то каков будет? Ц перешел он к делу.
Ц Какой планчик? Ц не понял, о чем речь, доктор Рыжиков.
Ц Планчик обустройства, Ц пояснил больной Самсонов. Ц Ну, допустим, ка
ковы внутренности…
Доктор Рыжиков понял, что неизвестно как появившийся стекольщик интере
суется ходом строительных работ не из праздности.
Ц А как вы узнали? Ц это он повторил потом еще раз сорок.
Ц Если, скажем, полы настилать, двери вешать, то тут возьмем Огуренко, Ц с
нова уклонился Самсонов.
Ц Какой Огуренко? Ц несколько растерялся доктор Рыжиков.
Больной Самсонов что-то промычал себе под нос, не желая вводить доктора Р
ыжикова в полный курс дела, а на другой день привел больного Огуренко.
Огуренко сам был не больной, а его дочку доктор Рыжиков помнил, конечно, пр
екрасно. Еще бы такое не помнить! Рука вспомнилась быстрее, чем фамилия, хо
тя на складах памяти их хранилось множество, детских рук, левых и правых, о
т поломанного пальчика до размозженных костей. И от каждой до сих пор Ц в
олна теплой боли в груди, снизу вверх, от живота куда-то к сердцу, если так м
ожно выразиться.
Оказавшийся впоследствии строительным плотником, Огуренко начал ходит
ь с девочкой по врачам, когда у нее правая рука стала пухнуть и отекать, ка
к колодка. А кончил спустя год, когда начала сохнуть и скрючиваться. Насоб
ирал штук пятнадцать диагнозов Ц от туберкулеза кости до какого-то нев
иданного в наших краях ревматизма. У каждого диагноза было свое лечение.
В разных городах, где свои корифеи, взгляды и методы, ее кормили и кололи а
нтибиотиками и витаминами, парили парафином и гальванизировали, терзал
и гимнастикой и массажем, полоскали душами и ванной, просвечивали ультра
фиолетом и гипсовали грязями. Доктор Рыжиков увидел их уже прошедшими ск
возь строй и выжатыми до измора материально и морально. Просто увидел в х
ирургическом коридоре два тоскливых лица Ц большое и маленькое. На мале
ньком маленькая тоска, на большом Ц большая. «Вы кого-нибудь ждете?» Ц э
то он спрашивал машинально при виде чьей-нибудь бесприютной боли. Они ск
азали кого. «А ее сегодня не будет, Ц честно предупредил он. Ц У нее сын з
аболел». Они только тоскливо вздохнули. Доктор Рыжиков не мог отойти, не с
просив, чем он может помочь. «Да ничем, Ц махнул папа, Ц мы за направление
м в Железноводск». Ц «А зачем в Железноводск?» Слово за слово, и вот докто
р Рыжиков щупает дочкину руку и листает историю. Ни папа, ни дочка уже ниче
му новому не верили. Да и старому тоже. Доктор Рыжиков заставил рассказат
ь все сначала и узнал, что до перелома все было в порядке, а вот выпрыгнула
на лед из автобуса… В гипсе она жаловалась, что ноет, а врач говорил, что ни
чего, это с непривычки. Доктор Рыжиков никогда при пациенте не ругал колл
ег (все мы немножко лошади). Но тут не выдержал и что-то промычал. Баловство
с ультразвуками и грязями надо было кончать. Начиналось торжество ножа и
топора. Кровь, что ли, там задерживалась, в перетянутой руке, до посинения,
а потом и вовсе скрючило. Операция часов на пять Ц семь, прикинул он сразу
. Юные жилки и нервы такие нежные, их питать и питать. А отделять их по одной
от друг дружки из спрессованного месива тоже занудство, что для него, что
для нее. Хорошо, что они разговорились. Наркоз был местный, хоть ручонка и
вывернута внутренностями наружу от локтя до кисти. Девочка Огуренко кру
глыми глазами следила за мельканием бликов и теней на хромированном бок
у хирургической лампы. «Ну так вот, Ц говорил ей доктор Рыжиков, Ц тогда
бай стал кланяться ослу и даже встал перед ним на колени». Ц «Перед ослом
? Ц поразилась девочка Огуренко. Ц Ой!..» Ц «Да еще драгоценностей под но
с насыпал, Ц подтвердил доктор Петрович. Ц Новокаин! Нет, новокаин не ос
лу… Сейчас, сейчас… Чтобы он его пожалел и осыпал царскими милостями». Ц
«Осел?» Ц строго спросила девочка, следя за лампой. «Осел, конечно… А осел
понюхал драгоценности и страшно расстроился, он думал Ц дадут овес. Плю
нул на них и заорал: и-а, и-а!» Ц «Он, наверно, сам был осел», Ц правильно реш
ила девочка.
Ц …В сборную по волейболу взяли, Ц сказал прибуксированный стекольщи
ком Самсоновым плотник Огуренко. Ц Только справку от врача требуют, а он
а не идет. Заметят, грит, что одна рука тоньше, не пустят.
Доктор Рыжиков сочувственно вздохнул и сказал, что тут уже трудно что сд
елать. Надежда только на гимнастику и спорт. Жаль, если девочку это будет т
равмировать психологически…
Ц Я вот ей всыплю психически! Ц воскликнул Огуренко. Ц Это ей таких гра
бель-то мало?
Но вид у доктора Петровича все равно был виноватый.
Ц А вот подпол лучше забетонировать, Ц сразу перешел плотник к делу. Ц
Это я вам точно советую. Не пожалеете.
Доктор Рыжиков снова только вздохнул.
Ц Ты советуй поменьше, Ц толкнул стекольщик плотника укороченной рук
ой в бок. Ц Руки две, лопату держать можешь? Я завтра в пять, после работы, с
амосвал пригоню с бетоном…
Ц А может, сперва стенки? Ц задумался плотник.
Ц Если стенки Ц тогда Захарыча, Ц уточнил больной Самсонов.
«Захарыч…» Ц напряг память доктор Петрович, но без фамилии не входило. И
ли хотя бы без диагноза.
Ц Это которому люлькой по голове Ц и доска из глаза, Ц понял его затруд
нение больной Самсонов.
Если бы, конечно, всей люлькой, то Захарыча сейчас бы не дозваться. Обломко
м люльки, оборвавшейся с четвертого этажа Ц другое дело. И не доска, а здо
ровенная щепка, и не из глаза, а из кожицы над самым глазом, пройдя юзом вдо
ль черепа. Поэтому потом упорно говорили, что доктор Рыжиков спас глаз, хо
тя он не менее упорно чертил ход щепки под кожей, доказывая, что глаз был ц
ел.
Ц …А вы что здесь делаете? Ц где-то на пятый день спросил больной Самсон
ов, увидев его вблизи, то есть доктора Рыжикова.
Доктор Рыжиков как бы пожал плечами: мол, а где ему быть…
Ц Да вы к больным своим идите! Ц направил стекольщик Самсонов. Ц Тут, см
отрите, кипит…
Пока ничего не кипело, только больной Захарыч выглядывал из-за первой ма
ленькой стеночки, за которой еще нельзя было спрятаться и на корточках. П
равый глаз у больного Захарыча несколько отпугивал сшитым веком, но виде
л на единицу. По крайней мере шов на стенке казался доктору Петровичу гор
аздо ровнее шва на веке, и он корил себя за спешку в тот раз. Вернее, за то, чт
о чересчур уперся в перелом темени, а веко передоверил, притом не рыжей ко
шке Лариске, а другим людям. Поэтому ему казалось, что сшитый глаз Захарыч
а смотрит на него укоризненно, хотя на самом деле он смотрел восхищенно.
Больному Самсонову нравилось распоряжаться даже одним человеком, и он п
олководчески крутил чапаевский ус. Разумеется, целой, «дореформенной», п
о его выражению, рукой. Крючок для этой сложной операции не годился. Пора б
ыло думать о биологическом протезе.
Ц Ты только пока обозначь, Ц скомандовал он больному Захарычу. Ц До по
толка не ложи, мы бетоном по гнездам зальем, а потом дальше… А то ждать дол
го.
Больной Захарыч беспрекословно повиновался.
Ц И кирпича закажи, Ц напомнил ему больной Самсонов. Ц А вы ваш планчик
дайте и идите. Идите, вас тут пока не надо. Если что, позовем.
Тут доктор Рыжиков спохватился, что планчика у него и нет. Планчик был тут
же составлен на докторрыжиковском блокнотном клочке его же карандашны
м огрызком. Больной Самсонов примерился к нему очками как линзой, прибли
жая и удаляя их. Проставил метры, промерил шагами отсеки. На другой сторон
е дописал: доски, столярка, проводка, известь, стекло, цемент… И задумался,
наморщив лоб.
Ц А где это достать? Ц спросил доктор Петрович.
Ц А, Ц махнул укороченной рукой больной Самсонов. Ц Само найдется.
И доктор Рыжиков еще раз не выдержал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
для этого сил. Он был перед товарищем Ереминым в тяжком долгу и вине Ц так
и не посмотрел сына товарища Еремина.
Надо было, чтобы шаги по проваленному полу прачечной обросли деловыми пи
сьмами, сметой, заявками, фондами, разрешениями, проектом. Он впервые вляп
ался в этот деловой мир, о котором толком знать не знал, и чувствовал себя
как в смоле. Как мальчишка, который по чьему-нибудь совету влезет в это мя
гкое черное варево обеими ногами и вот уж час, а потом другой под смех друж
ков хнычет и не может двинуться с места.
Как ни странно, все решил местный корифей Иван Лукич, чьего гнева пуще сме
рти боялось руководство из горздрава. Ведь что-то разрешить доктору Рыж
икову Ц значит, рассердить великого Ивана Лукича. Но Иван Лукич как раз о
чень-очень обрадовался такой возможности и даже радостно захохотал.
Ц Дайте ему, дайте эту развалину! Пусть попрыгает без оборудования, без п
ерсонала, без руководства! Выделиться хочет? Пусть выделяется! Пусть поп
рыгает!
Ц Юрий Петрович думает, что у него хватит организаторских способностей
! Ц Это, как всегда кстати поданный, голос Ады Викторовны, сладко журчащи
й в мохнатое ухо деда. Ц Он думает, что создать отделение каждый сможет. Ч
то сможет догнать даже вас…
Пусть все на него смотрят, решил дать показательный урок Иван Лукич. Все м
олодые задаваки и зазнайки, которые приходят на готовое, не зная, каким он
о достается потом и кровью, а потом рубят сук, на котором сидят! Фомы, родст
ва не помнящие! (Родства-то не помнят Иваны, но себя Иван Лукич полоскать н
е мог и сделал пересадку Ивана, родства не помнящего, к Фоме неверующему.)
Ни одного шприца ему не давать, ни клочка ваты!
Как ни странно, эта буря гнева все решила. Доктор Рыжиков стал владельцем
роскошного замка в укромном уголке больничного запущенного парка, кото
рый ему заодно вменили благоустроить.
Он, радостный, ринулся в дело, но тут же снова увяз Ц теперь уже в больничн
ом хозяйственнике Сансаныче. Сансаныч его охладил, посмотрев как на конт
уженного:
Ц Да вы что, Юрий Петрович! Это же только в план на тот год вставить собрал
ись! Ваше счастье, что по капремонту провели, а не по капстроительству. Не
знаю, кто это вас надоумил… Этот ремонтик знаете, во что нам обойдется? Вот
амбулаторный корпус починим, а с марта Ц и за вас.
Ц С марта?! Ц воскликнул пораженный доктор Рыжиков, так как был разгар л
ета. Ц А как же быть до марта?!
Ц До марта? Ц Вопрос озадачил маленького и кругленького, как мячик, Сан
саныча. Ц До марта… Что же я могу сделать, если нам до конца года уже ни одн
ого кирпича, ни одной доски не положено! А все за горло берут! Всем позарез
надо! Куда мне бежать?
Он схватился за голову и умчался туда, где в который раз за день прорвало в
одопровод и забило канализацию.
Самое большее, что вырвал доктор Рыжиков Ц это полтора человека из ремб
ригады для обдирки внутренностей и всяческого слома. Это, конечно, была в
сем операциям операция. Доктор Рыжиков, чтоб не мотать душу, сам являлся т
уда, как не смену, а поскольку стоять и смотреть не умел, брал в руки лопату
или ломик.
Поглядев на это, рембригада вскоре стала оставлять его подолгу одного. О
н уже хорошо усвоил задачу: аккуратно складывать целые кирпичи, если так
овые попадались, соскребать старую штукатурку, беречь целые доски и окон
ные рамы, в общем быть большим экономом.
В этой завидной роли его и застал самосвал, прикативший за мусором. Мусор
высился огромной кучей, чуть не выше самого флигеля. Откуда чего набрало
сь!
Грузчика самосвалу не придали, а водитель вылезать из теплой и сухой каб
ины на мокрую природу отказался.
Ц Ну, тогда я поеду… Ц сказал он в окошко.
Доктор Рыжиков взялся за совковую лопату. Водителя, черного и кучерявого
парня, осталось только серьгу в ухо, тянуло на беседу. Он поглядывал назад
, как какой-то там разнорабочий лез на Монблан скользкой грязи с торчащим
и осколками стекла, и заводил разговор:
Ц Что-то ты там в час по чайной ложке бросаешь, папаша! У меня обед на носу,
а я еще ходки не сделал! Давай там подналяг!
Доктор Рыжиков молча подналягал, воюя с обломками досок, гнилой щепой, пы
лью и грязью, скользкой ручкой лопаты, необъятным и высоким кузовом.
Ц А что, папаша, у вас тут, в больнице, спиртяшка, говорят, водится? Нельзя п
ощупать? Я бы, так и быть помахал тут лопатой, если б ты сгонял… Знаешь небо
сь их заначки… У меня даже склянка пустая есть, вот возьми, если тут не хва
тает.
Все разлезалось и рассыпалось. В плаще было жарко, а без плаща Ц мокро. Дл
я святого дела доктор Рыжиков никогда спирта не жалел. И Сильва Сидоровн
а бы ему не отказала при всей своей стерильной скупости. А если бы еще увид
ела своего кумира за этим занятием с этой лопатой… Ужас! Убила бы обидчик
а. Но он не хотел ни заступничества, ни разврата. И мирно ковырял свой Монб
лан, подбадривая себя солдатушками…
…Спина ныла еще неделю. Во флигеле без окон и дверей он сам себе казался пр
ивидением. И, услышав раз сзади чье-то деликатное покашливание, подумал: «
Еще одно явилось…» Но это было не «одно», а больной Самсонов. Он стеклил в
городе самые большие витрины. В результате этого однажды под ним разъеха
лась стремянка, и огромный лист стекла, упершись в подмышку, сработал как
гильотина. Левая рука оказалась аккуратно отрезанной по плечевому суст
аву. Самсонова привезли в главную хирургию к Ивану Лукичу. Иван Лукич осм
отрел руку стекольщика, болтавшуюся на кусочке кожи, и махнул своей креп
енькой и здоровой: отрезай! Отрезать должен был его послушный и любимый у
ченик доктор Рыжиков, который тогда еще резал все что попало, от рук и ног
до животов и грудей. Отрезать гораздо легче, чем приращивать, тем более ко
гда дело и так почти сделано. Но доктор Рыжиков (тогда еще послушный и люби
мый) как-то постеснялся выбрасывать в таз довольно полноценную и на вид в
полне приемлемую руку, отнюдь не измясорубленную, как бывает при отрезан
ии поездом или трамваем. Ни у кого не спросив, он стал не отрезать, а пришив
ать. По нервику, по жилочке, по сосудику, по пленочке. Никто его не торопил, н
икто не изумлялся. Тогда еще о пришивании пальцев и других отрезанных чл
енов в литературе так восторженно не писали, и это не казалось еретическ
им. Он так вообще считал, что это дело обычное. Единственное что Ц не наше
л гепарина от сворачивания крови. Вся бригада разбежалась искать, остала
сь одна тогда более молодая Сильва Сидоровна. Бегали по всему городу как
собаки, но ни в одной аптеке, ни на одном складе не нашли. Доктор Рыжиков пе
ресыпал все окровавленные швы и стыки порошковым пенициллином, отгоняя
вредные мысли, что если от подмышки пойдет гнойное воспаление, то здесь н
едалеки и шея с головой, и грудь со всеми внутренностями. Куда спокойнее п
ришивать большой палец правой ноги. Но не отрезать же только что сшитое. П
одсыпая, все дошил до конца: суставную капсулу, разные пленки, кожу. Разрез
проходил прямо по середине подмышки, больному Самсонову от цепляния там
крючками и иглами должно было быть жутко щекотно. Пришитая рука выгляде
ла вполне пристойно, только желтовато. Но так как гепарина никто не нашел,
с пальцев пошла сухая гангрена. Стекольщику кололи все, что только можно
и чего нельзя, но гангрена упорно лезла вверх. Оставалось ждать, долезет о
на до плеча и там остановится или… не дай бог… Гангрена сжалилась и остан
овилась на пядь ниже локтя. Оказывается, при сухой гангрене между живой и
мертвой частью образуется даже демаркационная линия. Стекольщик Самсо
нов вышел из больницы, даже не удивившись тому, что несет домой только чут
ь укороченную руку. Но по некоторым признакам потом до него стал все же до
ходить смысл содеянного. И свою короткую левую он теперь любил больше, че
м «даровую», как он определил правую. Доктор Рыжиков продолжал видеть бо
льного Самсонова в больших магазинных витринах, пострадавших от разных
праздничных или предпраздничных проявлений, и, проезжая на велосипеде, о
бменивался с ним поклонами. Однажды они обсудили некоторые вопросы раци
онализации, и в результате на конце самсоновской культи появился крючок
для захвата стеклянных листов. Больной Самсонов нашел, что это даже удоб
нее, чем живая рука, Ц не боишься порезаться.
…Больной Самсонов деликатно кашлянул за его спиной, давая знать о себе. Д
октор Рыжиков думал, что снова что-то с рукой, а тут некуда пригласить бол
ьного даже присесть. Но больной Самсонов не спешил жаловаться. Он пожало
вал прямо с работы, в сером производственном халате, левая укороченная р
ука была аккуратно зачехлена.
Ц Вас-то за что сюда? Ц спросил он добродушно.
Ц А как вы узнали? Ц ответил доктор Рыжиков.
Больной Самсонов уклонился. Его сухонькое лицо с чапаевскими усами выра
жало все большую озабоченность.
Ц А планчик-то каков будет? Ц перешел он к делу.
Ц Какой планчик? Ц не понял, о чем речь, доктор Рыжиков.
Ц Планчик обустройства, Ц пояснил больной Самсонов. Ц Ну, допустим, ка
ковы внутренности…
Доктор Рыжиков понял, что неизвестно как появившийся стекольщик интере
суется ходом строительных работ не из праздности.
Ц А как вы узнали? Ц это он повторил потом еще раз сорок.
Ц Если, скажем, полы настилать, двери вешать, то тут возьмем Огуренко, Ц с
нова уклонился Самсонов.
Ц Какой Огуренко? Ц несколько растерялся доктор Рыжиков.
Больной Самсонов что-то промычал себе под нос, не желая вводить доктора Р
ыжикова в полный курс дела, а на другой день привел больного Огуренко.
Огуренко сам был не больной, а его дочку доктор Рыжиков помнил, конечно, пр
екрасно. Еще бы такое не помнить! Рука вспомнилась быстрее, чем фамилия, хо
тя на складах памяти их хранилось множество, детских рук, левых и правых, о
т поломанного пальчика до размозженных костей. И от каждой до сих пор Ц в
олна теплой боли в груди, снизу вверх, от живота куда-то к сердцу, если так м
ожно выразиться.
Оказавшийся впоследствии строительным плотником, Огуренко начал ходит
ь с девочкой по врачам, когда у нее правая рука стала пухнуть и отекать, ка
к колодка. А кончил спустя год, когда начала сохнуть и скрючиваться. Насоб
ирал штук пятнадцать диагнозов Ц от туберкулеза кости до какого-то нев
иданного в наших краях ревматизма. У каждого диагноза было свое лечение.
В разных городах, где свои корифеи, взгляды и методы, ее кормили и кололи а
нтибиотиками и витаминами, парили парафином и гальванизировали, терзал
и гимнастикой и массажем, полоскали душами и ванной, просвечивали ультра
фиолетом и гипсовали грязями. Доктор Рыжиков увидел их уже прошедшими ск
возь строй и выжатыми до измора материально и морально. Просто увидел в х
ирургическом коридоре два тоскливых лица Ц большое и маленькое. На мале
ньком маленькая тоска, на большом Ц большая. «Вы кого-нибудь ждете?» Ц э
то он спрашивал машинально при виде чьей-нибудь бесприютной боли. Они ск
азали кого. «А ее сегодня не будет, Ц честно предупредил он. Ц У нее сын з
аболел». Они только тоскливо вздохнули. Доктор Рыжиков не мог отойти, не с
просив, чем он может помочь. «Да ничем, Ц махнул папа, Ц мы за направление
м в Железноводск». Ц «А зачем в Железноводск?» Слово за слово, и вот докто
р Рыжиков щупает дочкину руку и листает историю. Ни папа, ни дочка уже ниче
му новому не верили. Да и старому тоже. Доктор Рыжиков заставил рассказат
ь все сначала и узнал, что до перелома все было в порядке, а вот выпрыгнула
на лед из автобуса… В гипсе она жаловалась, что ноет, а врач говорил, что ни
чего, это с непривычки. Доктор Рыжиков никогда при пациенте не ругал колл
ег (все мы немножко лошади). Но тут не выдержал и что-то промычал. Баловство
с ультразвуками и грязями надо было кончать. Начиналось торжество ножа и
топора. Кровь, что ли, там задерживалась, в перетянутой руке, до посинения,
а потом и вовсе скрючило. Операция часов на пять Ц семь, прикинул он сразу
. Юные жилки и нервы такие нежные, их питать и питать. А отделять их по одной
от друг дружки из спрессованного месива тоже занудство, что для него, что
для нее. Хорошо, что они разговорились. Наркоз был местный, хоть ручонка и
вывернута внутренностями наружу от локтя до кисти. Девочка Огуренко кру
глыми глазами следила за мельканием бликов и теней на хромированном бок
у хирургической лампы. «Ну так вот, Ц говорил ей доктор Рыжиков, Ц тогда
бай стал кланяться ослу и даже встал перед ним на колени». Ц «Перед ослом
? Ц поразилась девочка Огуренко. Ц Ой!..» Ц «Да еще драгоценностей под но
с насыпал, Ц подтвердил доктор Петрович. Ц Новокаин! Нет, новокаин не ос
лу… Сейчас, сейчас… Чтобы он его пожалел и осыпал царскими милостями». Ц
«Осел?» Ц строго спросила девочка, следя за лампой. «Осел, конечно… А осел
понюхал драгоценности и страшно расстроился, он думал Ц дадут овес. Плю
нул на них и заорал: и-а, и-а!» Ц «Он, наверно, сам был осел», Ц правильно реш
ила девочка.
Ц …В сборную по волейболу взяли, Ц сказал прибуксированный стекольщи
ком Самсоновым плотник Огуренко. Ц Только справку от врача требуют, а он
а не идет. Заметят, грит, что одна рука тоньше, не пустят.
Доктор Рыжиков сочувственно вздохнул и сказал, что тут уже трудно что сд
елать. Надежда только на гимнастику и спорт. Жаль, если девочку это будет т
равмировать психологически…
Ц Я вот ей всыплю психически! Ц воскликнул Огуренко. Ц Это ей таких гра
бель-то мало?
Но вид у доктора Петровича все равно был виноватый.
Ц А вот подпол лучше забетонировать, Ц сразу перешел плотник к делу. Ц
Это я вам точно советую. Не пожалеете.
Доктор Рыжиков снова только вздохнул.
Ц Ты советуй поменьше, Ц толкнул стекольщик плотника укороченной рук
ой в бок. Ц Руки две, лопату держать можешь? Я завтра в пять, после работы, с
амосвал пригоню с бетоном…
Ц А может, сперва стенки? Ц задумался плотник.
Ц Если стенки Ц тогда Захарыча, Ц уточнил больной Самсонов.
«Захарыч…» Ц напряг память доктор Петрович, но без фамилии не входило. И
ли хотя бы без диагноза.
Ц Это которому люлькой по голове Ц и доска из глаза, Ц понял его затруд
нение больной Самсонов.
Если бы, конечно, всей люлькой, то Захарыча сейчас бы не дозваться. Обломко
м люльки, оборвавшейся с четвертого этажа Ц другое дело. И не доска, а здо
ровенная щепка, и не из глаза, а из кожицы над самым глазом, пройдя юзом вдо
ль черепа. Поэтому потом упорно говорили, что доктор Рыжиков спас глаз, хо
тя он не менее упорно чертил ход щепки под кожей, доказывая, что глаз был ц
ел.
Ц …А вы что здесь делаете? Ц где-то на пятый день спросил больной Самсон
ов, увидев его вблизи, то есть доктора Рыжикова.
Доктор Рыжиков как бы пожал плечами: мол, а где ему быть…
Ц Да вы к больным своим идите! Ц направил стекольщик Самсонов. Ц Тут, см
отрите, кипит…
Пока ничего не кипело, только больной Захарыч выглядывал из-за первой ма
ленькой стеночки, за которой еще нельзя было спрятаться и на корточках. П
равый глаз у больного Захарыча несколько отпугивал сшитым веком, но виде
л на единицу. По крайней мере шов на стенке казался доктору Петровичу гор
аздо ровнее шва на веке, и он корил себя за спешку в тот раз. Вернее, за то, чт
о чересчур уперся в перелом темени, а веко передоверил, притом не рыжей ко
шке Лариске, а другим людям. Поэтому ему казалось, что сшитый глаз Захарыч
а смотрит на него укоризненно, хотя на самом деле он смотрел восхищенно.
Больному Самсонову нравилось распоряжаться даже одним человеком, и он п
олководчески крутил чапаевский ус. Разумеется, целой, «дореформенной», п
о его выражению, рукой. Крючок для этой сложной операции не годился. Пора б
ыло думать о биологическом протезе.
Ц Ты только пока обозначь, Ц скомандовал он больному Захарычу. Ц До по
толка не ложи, мы бетоном по гнездам зальем, а потом дальше… А то ждать дол
го.
Больной Захарыч беспрекословно повиновался.
Ц И кирпича закажи, Ц напомнил ему больной Самсонов. Ц А вы ваш планчик
дайте и идите. Идите, вас тут пока не надо. Если что, позовем.
Тут доктор Рыжиков спохватился, что планчика у него и нет. Планчик был тут
же составлен на докторрыжиковском блокнотном клочке его же карандашны
м огрызком. Больной Самсонов примерился к нему очками как линзой, прибли
жая и удаляя их. Проставил метры, промерил шагами отсеки. На другой сторон
е дописал: доски, столярка, проводка, известь, стекло, цемент… И задумался,
наморщив лоб.
Ц А где это достать? Ц спросил доктор Петрович.
Ц А, Ц махнул укороченной рукой больной Самсонов. Ц Само найдется.
И доктор Рыжиков еще раз не выдержал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45