А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Ц А-а… Ц разочаровался Черчилль-Черномор. Ц Я думал, что-нибудь сущес
твенное.
Ц Ну как же не существенное? Ц попытался просветить его доктор Петрови
ч. Ц Клетка Ц и ракетный крейсер, на котором Коля служил. Вот Сулейман до
сих пор удивляется, что дальнейшее пошло такими разными путями.
Ц Извините, Ц мягко не согласился Сулейман. Ц Я не этому удивляюсь.
Ц А чему? Ц Консультант по красоте, оказывается, очень любил задавать в
опросы.
Ц Тому, что одна клетка ничего не делая получает очень хорошее питание, а
другая гнет спину так, как Юрий Петрович… Вот один, я видел, в Красном Крес
те городском, здоровый, толстый, сидит марки наклеивает за членские взно
сы…
Ц Ну, Сулейман, на это у вас никакого удивления не хватит, Ц образумил ег
о доктор Рыжиков и начал медленно распрямляться. Ц Ох, спина моя, спина…
Неужели никогда не разогнется?
Доктор Коля Козлов, видно, отработанным приемом уперся ему сзади коленом
в спину, помогая разгибу.
Ц Ну, это от способностей зависит, Ц снисходительно объяснил с табурет
ки мистер Черчилль. Ц Я вот всего сам достиг. Волосатой руки не имел. Кому
нужна сирота, да еще и горбатая? Только самому себе. Я чужую ложку супа и чу
жую корку хлеба навек запомнил. Особенно чужие перешитые штаны… И специа
льность сам себе выбрал, и вкалывал как карла по двадцать часов в сутки… П
исал статьи и за себя, и за прохвостов с титулами. Пока до докторской не до
лез, раньше трех ночи не ложился. В сорок лет коммунальную комнату получи
л, а то угол в Мытищах снимал… В семь утра на электричку, как пуля. Горбатая,
бу-га-га… По морозу ночью в дощатый нужник, в огород. Зато понял, что лучше
быть горбатым и умным, чем прямым и глупым. Зато теперь, могу и на дачу приг
ласить, в два этажа, утепленную, с горячей водой… Вас персонально, златоку
драя. Вот уж правда, горбом нажил, бу-га-га…
Ц Слышали? Ц торжественно заявила златокудрая в спину доктору Рыжико
ву, выходящему съесть пирожок. Ц Приглашают меня! Не делайте вид, что не с
лышали! И нечего других примазывать!
Ц Кстати, у златокудрой муж Ц член сборной области по вольной борьбе,
Ц оторвал задумчивый взгляд от снотворных приборов доктор Коля Козлов
и многозначительно потеребил бородку. Ц И даже раз входил в сборную РСФ
СР.
Ц Тебя не спрашивают! Ц огрызнулась почему-то златокудрая швея, дернув
гениальными пальцами нитку, уже привязанную к пластмассовой скуле и ухо
дящую куда-то в угол ощеренного рта, отчего развороченное лицо, где скреп
ились огрызки кости и оргстекло, насколько могло подмигнуло. Ц Что толк
у, что член, если со сборов не вылазит!
Ц Что у вас тут за люди! Ц расстроился Черчилль. Ц То культурист, то бор
ец, то десантник! Ни одного нормального. На консультацию не пригласишь.
Ц Да хоть в любовницы! Ц Он еще не знал, на какую нарвался. Ц От него все р
авно толку нет. Возится со своей бабой!
Ц Да что вы! Ц чуть не лишился дара речи от столь прямого поворота отсту
пивший было обольститель. Ц Как можно пренебрегать такой женщиной!
Ц А так! Ц подтвердила она оскорбленно, так как тоже ненавидела всех бо
рцов и боксеров за явную бесполезность их силы. Ц Набьет себе куклу песк
ом и бросается на нее… как на… С утра начинает и ночью кончает. И то еле-еле

Ц Зачем песком? Ц озадачился Черчилль.
Ц Борцовская любовь, Ц подсказал Коля Козлов.
Ц А настоящая запрещена? Ц растерялся далекий от спортивных хитросте
й жрец красоты. Ц А! Тренировки! Я так и понял! Бу-га-га!
Ц Не «бу-га-га», а лучше скажите: если я здесь натяну, ничего или перекоси
тся? Ц Лариска потеряла конец нерва и рассердилась.
Ц Где? Ц оторвал Черчилль взгляд от ее вздрагивающей спины. Ц Не бойте
сь, абсолютно симметричных лиц вообще нет в природе. Это только у роботов.
Чем человек талантливей, тем лицо кривее. Слышали? Вон у вашего хирурга ка
кой блин мятый, видели?
Ц Видели, слышали… Ц Златокудрая, согнувшись, скользила красными паль
цами в лицевых мышцах Туркутюкова. Ц Вы по делу скажите!
Ц По делу ничего, можно чуть натянуть, Ц Черчилль с табуретки напряженн
о вытянул шею, Ц только потом не зашивайте по граням, швы чуть смещайте, ч
тоб углы не выпирали…
Вернулся доктор Рыжиков с полным ртом бутерброда и снова трижды вымытым
и, поднятыми, как под дулом, руками.
Ц Смотрите, а сегодня быстро, Ц обозрел он поле боя. Ц Хоть и без бормаш
ины, врукопашную… Ай да мы!
Шесть часов от первого разреза. Пальцы и шеи свело, пот течет под халатами
из-под мышек. И все конца не видно.

38

Ц То, что вы видели, Сулейман, это не счастье, Ц грустно вздохнул доктор Р
ыжиков.
Ц Это? Ц покачал головой Сулейман. Ц Если это не счастье, то что тогда с
частье? Одна заколка на галстуке знаете у него сколько стоит?
Ц Не знаю, Ц сказал доктор Рыжиков. Ц Я в этом не разбираюсь. Знаю тольк
о, что это не счастье, а борьба с несчастьем. Каждый, на кого оно свалилось, б
орется с ним по-своему. И хорошо, если борется. Разве нам лучше было бы, если
бы он пришел в заплатах и слезах, смотрел на нас с упреком: вы и высокие, и с
тройные… И мы бы чувствовали себя виноватыми. Хоть и «я знаю, никакой моей
вины…». Пусть лучше сверкает как елка и смотрит на нас свысока. Не думайте
, это не просто. Это надо быть солдатом жизни, несчастьеборцем.
Сулейман посмотрел на доктора Петровича внимательней, чем всегда.
Ц Вы как от нас с Востока пришли, Юрий Петрович. Как у Омара Хайяма училис
ь. Он ведь тоже сказал: «Жизни стыдно за тех, кто сидит и скорбит…» Я смотрю,
вы даже счастливых жалеете…
Ц Да нет, я не жалею, Сулейман, Ц тем не менее довольно жалостливо вздохн
ул доктор Петрович. Ц «Нас не надо жалеть, ведь и мы б никого не жалели». Сл
ышали? Должны слышать. Просто я за то, чтобы счастливых было больше. Кто сч
астлив, кто жизнью доволен, тот и другим добра желает. А другие Ц это и мы с
вами…
Ц Извините, Ц Сулейман позволил себе большую, чем когда-либо, твердост
ь. Ц Извините, сколько я видел, у кого все есть, тот хочет еще больше. А друг
им никому ничего не желает. Особенно добра.
Ц Это разные вещи, Ц терпеливо сказал доктор Рыжиков. Ц Я не говорю: кто
все имеет. Можно иметь все, что хотите, и ненавидеть жизнь. Чаще всего так и
бывает: слишком это все дорогой ценой достается. Либо унижениями, которы
х потом от других требуешь, либо болезнями, которых потом всем тоже желае
шь. Еще Сенека говорил: необходимое так легко найдешь повсюду; лишнее нуж
но всегда искать, тратя душу. Или еще: природа требует только хлеба и воды,
а для этого никто не беден.
Ц Кто? Ц спросил Сулейман.
Ц Сенека, Ц сказал доктор Рыжиков. Ц Философ древнеримский.
Ц Как хорошо сказал, Ц оценил Сулейман. Ц Если бы я знал, я бы так жены ро
дственникам и ответил. А то еще думал, но слов найти не мог.
На что доктор Рыжиков окончательно заключил:
Ц А теперь все же идите домой.
Ц Извините, Ц мягко улыбнулся Сулейман.
Ц Я серьезно говорю, Сулейман.
Ц И я серьезно. Ц Теплые золотые искры прыгнули и спрятались в темных г
лазах. Ц Вы идите домой, отдохните.
Ц Я не имею права, Ц сказал доктор Рыжиков. Ц Идите, Сулейман, я, к сожале
нию, не могу вам даже полдежурантских платить за ночной караул. А вам завт
ра работать.
Ц И вам завтра работать, Ц мягко, но твердо не соглашался Сулейман. Ц Не
надо меня обижать, Юрий Петрович.
Ц Как обижать? Ц удивился доктор Рыжиков.
Ц Вы думаете, что перс только за деньги может ночью возле больного сидет
ь?
Ц Извините, Сулейман! Ц попросил теперь доктор Петрович. И очень огорче
нно, так что у Сулеймана мелькнули в глазах его теплые искры, и от тороплив
о сказал:
Ц Это вы извините! Я учиться хожу, а знания дороже любых денег. Это я за них
должен платить, а получаю бесплатно.
Посмотрели друг на друга и тихо прыснули. От такой разведенной собою тор
говли. Все рвутся платить, когда нечем. Посмотрим, когда будет чем…
Доктору Рыжикову было легче: он совсем переселился во флигель, принеся и
з дому мыло и зубную щетку. Собранного по мелким частям Туркутюкова нель
зя было оставлять ни на минуту. Каждый час протирать тампончиками скован
ный рот, следить за дыхательными путями и за тем, чтобы он в минуту нетерпе
ливого любопытства не сорвал повязку и не полез к зеркалу. Клизма на ночь,
дыхательная гимнастика, жидкое кормление, туалет, уколы Ц набиралось не
отрывно на круглые сутки. Ни спящего, ни глядящего доктор Рыжиков не мог е
го оставить одного. А ставок всего Ц у него да половина у Сильвы Сидоровн
ы. Больше не положено. Сильву Сидоровну он берег для дневных полноценных
дел, ночью перебивался, отгоняя от себя то Сулеймана, то бывшую рыжую, а ны
не златовласую портниху сосудов, нервов, лоскутков. Но чаще Сулеймана.
Ц Да что там получать, Сулейман! Ц вполне искренне образумливал он. Ц Э
то же скифство… Изучать надо микрохирургию, микроскоп, лазер…
Ц Я таких операций, как у вас, никогда не видел, Ц покачал головой Сулейм
ан.
Ц Не насмехайтесь, Ц сказал доктор Рыжиков. Ц Я в Бурденко был на опера
ции у Арутюнова. Знаете, что такое талант? То, что у меня выходит за пять час
ов с ведром крови, он сделал за сорок минут и без капли… И это после трех ин
фарктов, в шестьдесят лет… Нет, мы так никогда не научимся.
В редкую минуту можно было из доктора Рыжикова вырвать такой расстроенн
ый звук.
Но чтобы подбодрить Сулеймана, он тут же поправился:
Ц Вы научитесь, Сулейман. У вас еще разгон впереди, а мы как пули на излете.

В глазах у Сулеймана было большое сомнение.
Проходила ночь. Тяжко стонал больной Туркутюков, в котором живая кость м
учительно срасталась с искусственной.
Аккуратно, чтобы не выдать себя, посапывал больной Чикин.
Танцевала «Воскресающего лебедя» больная Жанна Исакова. Конечно, в радо
стном сне.
В тесном коридорчике, который служил и ординаторской, и столовой, и прием
ной, за маленьким столом, при настольной лампе, Сулейман писал в конспект
лекцию об открытых и закрытых черепно-мозговых травмах как мирного, так
и военного времени.
И диктующий, и пишущий часто останавливались, чтобы прислушаться к звука
м, возникающим за одной или за другой дверью.
Под самое утро диктующий вдруг задумался и совсем не по программе сказал
:
Ц Только не дай бог вам, конечно, увидеть все это, Сулейман… Нет, возвраща
йтесь в чистую стоматологию, пока не поздно… Ноль процентов смертности,
от пациентов одни благодарности… Самое сложное Ц зуб вырвать… Впутает
есь не в свою функцию, потом всю жизнь на меня зуб точить будете.
В глазах у Сулеймана было большое терпение, дающее доктору Рыжикову выск
азать все. Высказать Ц и все равно покориться.
Ц А самое трудное, Сулейман, к чему нельзя привыкнуть никогда, это рисков
ать чужой головой, когда своя в безопасности. Ц Он сообщил это как самую
большую тайну бытия.
Ц Извините… Ц улыбнулся Сулейман усталой бессонной улыбкой. Ц Для не
которых это самое большое удовольствие.
Ц Это только при больной психике, Ц совсем без осуждения сказал доктор
Петрович. Ц Это ненормальные люди, их надо лечить…
Ц Ай, никакие они не больные, Ц у Сулеймана проскользнула даже нотка ра
здражения таким всепрощением. Ц Они как раз очень нормальные, вас еще ле
чить хотят… Вернее, им выгодно, чтобы таких больных, как вы, побольше было
для их здоровья. Извините… Я вот не видел, чтобы кто-нибудь, как вы, так част
о свою голову подставлял.
Ц Я, Сулейман… Ц Доктор Рыжиков еще раз пристально посмотрел на зелено
ватое лицо Сулеймана и наконец решил доверить ему тайну своей жизни. Ц Я
вообще живу не по праву. Раз в братскую могилу попал, но это-то со многими б
ывало. А другой раз просто моя смерть досталась другому. И я теперь живу за
него.
Кажется, Сулейман отнесся к этому серьезно. И доктор Рыжиков выложил все
до конца:
Ц Он был у нас самый красивый парень и на аккордеоне играл. А родом из Нов
ороссийска. У них на Черном море все музыкальные. Мы так и думали, что посл
е войны будет играть в джаз-оркестре Леонида Утесова. Собирались коллек
тивное письмо писать, чтоб приняли. «Дорогой и многоуважаемый Леонид Оси
пович! Пишут вам бойцы четвертой роты второго воздушно-десантного батал
ьона такого-то гвардейского воздушно-десантного полка, такой-то гварде
йской воздушно-десантной дивизии. Мы все очень любим слушать зажигатель
ные песни в исполнении Вашего джаз-оркестра. И у нас есть для Вас приятная
новость. В нашей роте в первом взводе…» А нас он будет по контрамаркам про
пускать. Все уже обговорили. И если в брошенном блиндаже или в разбитом ма
газинчике где аккордеон находили, сразу ему, на пробу. А аккордеонов там, в
Европе, было тьма. Аккордеоны и велосипеды. Мы идем, остатки роты, и, бывало
, все на велосипедах, до следующего КПП. Ну, там ссаживают, велики Ц трофей
ной команде, бывало, и аккордеон заберут, мы до следующего склада топаем, т
ам снова седлаем… Но это так. Ему уже награда шла, Слава второй степени. Эт
о за Балатон, когда немцы нам всыпать хотели. Танковая армия СС прорывала
сь, а у нас артиллерия с тягачами отстала, снег с дождем, все раскисло, лежи
м в ячейках и богу молимся. Под рукой только пэтээры да гранаты. А «королев
ского тигра» ничем подручным не возьмешь, не такой орешек… Вот один, здор
овенный такой, вылез нам на окопы и начал утюжить. Помесил как следует, пот
ом встал, фыркает. Может, водитель ориентировку потерял, ему по щелям весь
батальон из чего только возможно садит… Потом люк в башне открылся, офиц
ер в черном высунулся, заозирался. Ну, этого тут же и подстрелили. А люк отк
рытый. И тут Юрка из окопчика выскочил. Недаром у него фамилия такая Ц Ско
родумов. Так быстро, мы моргнуть не успели. В одной руке граната, другой хв
ать за буксирный крюк, за поручень, и сзади ему на спину Ц прыг! В люк грана
ту, а сам кубарем вниз, в свой окоп. В танке ка-ак грохнет! Целая серия взрыв
ов, да каких! Боезапас, видно, рванул. Башню оторвало, бросило набок, «тигра
» горит так красиво, с черным столбом… На остальных это даже подействова
ло, начали пятиться, будто здесь ух какая оборона. А тут один Юрка с гранат
ой. Мы после боя к нему побежали, будто никогда не видели. Посмотреть, что з
а человек. Смотрим Ц ничего, такой же, как и все. Грязь с аккордеона соскре
бает, смеется: «Чуть-чуть бы Ц и аккордеон раздавил бы, собака…» Вот был к
акой парень. А потом шли на Вену, это в Австрийских Альпах. Слоеным пирогом
. Знаете, как это? По одной дороге мы наступаем, по другой, соседней, немцы от
ступают, по третьей мадьяры навстречу Ц сдаваться целыми полками… Очен
ь неспокойно, за каждым поворотом неожиданность, часто и мы немцев опере
жали, только оглядывайся… Идем, вокруг дозоры выставляем: и впереди, и сза
ди, и по сторонам… Вот заночевали в одной горной деревушке, утром построи
лись, ротный дозоры назначает. А нас всего кот наплакал… Вот… Меня Ц в гол
овной. Рыжикову Ц продвигаться впереди колонны, метров за двести Ц три
ста, ушами не хлопать, чуть что Ц прыгать в кусты, открывать огонь, чтобы р
ота услышала… Потом: «Тьфу, ты же у нас глухой, контуженый! Сам влипнешь и р
оту загубишь. Скородумов, пойдешь вместо Рыжикова! То же самое, уши не разв
ешивай!» Ну, он пошел. Утро в горах туманное, противное. Каждый куст шевели
тся, каждый камень что-то прячет. Роту со скалы, со стенки, не то что граната
ми, камнями закидать можно. Он пошел, только мне сказал: «Тогда бери, тезка,
мой аккордеон, понеси, а мне свою гранату дай, у меня нет». Я ему дал гранату
. Мы все по последней гранате на пузе носили, чтобы в плен не попасть. Десан
тников, если излавливали, страшно пытали. Бедные ребята могли конечной з
адачи и не знать, а из них ее выламывали. Вместе с костями… Юрий Смирнов, на
пример, тоже был в десанте, только в танковом. Поэтому так над ним зверство
вали, к кресту гвоздями прибивали… Плена мы очень боялись. Дал я ему грана
ту, он говорит: «Вернусь Ц отдам, не бойся». И… километра три мы за ним прош
ли, тихо было. Потом впереди Ц бах! Граната… Мы пригнулись и от камня к кам
ню, перебежками, вперед, за поворот. А там, Сулейман, уже все. Юркины остатки
под откосом и три немца дымятся. И еще следы Ц раненые уползали. Видно, пр
ыгнули сзади из-за камня, с ног сбили. Хотели утащить или засаду нам устро
ить. А он успел кольцо дернуть… у моей гранаты, которое я должен был… Вмест
о меня. Понимаете, Сулейман?
Сулейман только опустил глаза, не вправе что-нибудь сказать.
Ц Аккордеон к нему в могилу положили. И больше нам аккордеоны были не нуж
ны. Так он и погиб за меня, а я живу за него. Не по праву. И у него ни родных, ни б
лизких, сирота из детдома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45