Нельзя же просто так, без фамилии, без памятника
…
Ц …Я на эти памятники! Одних Пушкиных в каждом городе по пяти! Ну а за что,
спрашивается? Стишки писал? Так это не кайлой махать в забое, угольной пыл
ью дышать! У меня батя силикоз нажил, так я слушать не могу, как он сопит. Два
дцать шесть лет под одной землей, и в забое, и в проходке. И что ему, памятник
поставили? Состав угля нарубал, вагонов с тысячу, а на памятник не хватило
! Транзисторный приемник за двадцать два рубля еле выделили. И то не торже
ственно, при людях, а после, через год после пенсии. Зайди, мол, в шахтком, та
м твой ценный подарок пылится. Притом на вертикальных выработках. Целую
область отопить можно, а кто про него знает, кто про него слышал? А Пушкина
Ц все! Еще детей учат: «У лукоморья дуб зеленый, у лукоморья дуб зеленый, у
лукомо…» Нашли, кого в пример детям ставить! Я слышал, он одних баб сотню ш
тук поменял, развратник был первого класса. Так бы вышел и сказал: знаете х
оть, чьи стишки учите? И в карты по полста тысяч проигрывал махом! Крестьян
своих эксплуатировал? Эксплуатировал! И голову мне не морочьте! Думаете,
они в стихах этих там разбираются? Да не больше меня! Просто привыкли все:
Пушкин. Так и я Пушкин, чтобы рыжим не быть. Как услышу это «ах, Пушкин!», так
и хочется монтировкой по зубам въехать. На, не ври, собака! Попробовал бы я
не то что пятьдесят тысяч Ц скат запасной в карты проиграть. Такой бы хай
поднялся… Этот же механик… Батюшки, тут тебе и местком набежит, тут тебе и
аварийная комиссия, и народный контроль! Хоть ты десять поэм напиши, пере
ведут в слесаря. А вы тут: Пушкин, Пушкин, памятник…
Доктор Рыжиков ничего не говорил, потому что спорить с Геной было опасно.
Он так яростно крутил руль на скользком шоссе, что при малейшем ослушани
и они бы очутились в кювете. Но и не заступиться за Пушкина было безнравст
венно. Доктор Рыжиков помучился, выбирая между жизнью и смертью, и все-так
и сказал:
Ц А вы его стихи читали, Гена?
Ц Ну, читал! Ц вызывающе крутанул Гена баранку. Ц Не такой уж я волосаты
й. Один стих даже выучил в школе на пятерку.
Ц Какой? Ц осторожно спросил доктор Рыжиков, как при осмотре больного.
Ц Да все тот же… Ну, буря там кроет небо… Чем она там его кроет? Матом, что л
и? Да ну, еще вспоминать…
Ц А вообще у вас какой поэт любимый, Гена?
Ц Какой? Ц слегка оторопел Гена, что тоже сказалось на очередном поворо
те. Ц Ну какой… Да хотя бы «Василий Теркин». Думаете небось, отсталый?
Ц Почему? Ц успокоил его доктор Рыжиков. Ц Наоборот, правильно. «Вот ст
ихи, а все понятно, все на русском языке» Ц так ведь?
Ц Во-во! Ц обрадовался Гена поддержке. Ц Точно, на русском… А то понапи
шут, сам черт ногу сломит… Как знаки у нас на Пролетарской, в центре города
. На трезвую голову не разберешь.
Ц А вот это? Ц попробовал доктор Петрович на Гене «Телегу жизни». Ц «…С
утра садимся мы в телегу; мы рады голову сломать и, презирая лень и негу, кр
ичим: пошел!.. Но в полдень нет уж той отваги; порастрясло нас; нам страшней и
косогоры, и овраги; кричим: полегче, дуралей!..» Это понятно?
Ц Как не понятно! Ц заржал от удовольствия Гена. Ц Вот это по-нашему, по-
настоящему! Таких стихов побольше надо! Как там? Телега едет, под вечер мы
привыкли к ней… Правда, вся наша жизнь. А это кто сочинил?
Ц Пушкин… Ц коротко сказал доктор Петрович.
Восторги Гены как бритвой срезало. Он крепко призадумался и этим позволи
л доктору Петровичу снова, уже в третий раз за дорогу, попасть в мокрую яму
, откуда он тужился крикнуть: «Прощайте, товарищи!» Товарищи снова не слыш
али, занятые перекуром и пряча в кулаках цигарку, ходившую по кругу. И все
готовились начать бросать вниз мокрую глину, готовились уже сколько пос
левоенных лет, уже брались за лопаты, но все никак не начинали Ц сколько п
ослевоенных лет! Только доктор Рыжиков-то не знал, лежа в яме, что годы уже
послевоенные, что все миновало. Сейчас начнут забрасывать и так и не узна
ют, что он живой, только парализованный. Даже шеей не повернуть, чтобы отве
рнуть лицо от первых увесистых комьев…
Ц …Шеей не повернуть, вы поверите? Как игла застряла и в самый мозг втыка
ется! Сколько же терпеть можно? А им хоть бы хны! Я вот вам говорю: можно так
человека лечить? Один прописывает плаванье. Я иду проситься в бассейн кр
ытый, а туда разве просто так попадешь? Это же мода пришла Ц в бассейн ход
ить! Так все и полезли, как тараканы из щелей! Там двадцать пять метров все
го, а весь город влезть хочет! Сельдям в бочке просторнее, чем этим пловцам
! Без блата не пролезть Ц сколько записок от одного к другому перетаскал,
сколько их перевозил то на базар, то на вокзал… Медосмотр один чего стоит,
да еще сфотографироваться! Ну, получил абонемент…
Все понятно, поблагодарил Гену доктор Петрович за третье возвращение из
ямы. Шейный остеохондроз Ц как с ним не возненавидеть не то что родного м
еханика или бессильных врачей, но и ни в чем не повинного Пушкина… Зубная
боль в шее Ц не приведи бог, приступы, застилающие свет.
Ц И что вы думаете? Ц Гена повернулся к доктору Петровичу, притом напос
ледок как бы довернул еще раз голову до легкого щелчка в области шейных п
озвонков. Ц Это вы не обращайте внимания. Это привычка такая, а то в шее чт
о-то заедает… Ну вот, сходил два раза, поплавал, а тут врач в отпуск ушел. Пр
ишел к другому, а другой говорит: с ума ты сошел, тебе купаться Ц смерти по
добно! Ни в коем случае в воду нельзя! Ну и как? Что после этого? Можно вашим
врачам верить? А двенадцать рублей за квартал кто вернет? Да бить их надо з
а такое лечение! Дипломы у них, кабинеты, халаты белые! И люди, дураки, верят
! А им на человека наплевать, лишь бы написать что-нибудь. Лишь бы отвязать
ся. Бок болит? На тебе таблетку! Голова? На! Живот? На! А поговорить с человек
ом, в душу ему заглянуть, психологию понять, почему он болеет, Ц это им нап
левать. Пусть подыхает, лишь бы не в больнице. Думаете, я не знаю? Не знаю, ка
к там вы, а иной на вызов приедет, даже больного не посмотрит, чай попьет Ц
и обратно. Думаете, мы за баранкой ничего не замечаем? Я, извиняюсь, тоже ви
дел, как ваш брат за снижение смертности борется. В сводках. Иные даже гово
рят: давай вот этого покойника Рыжикову толканем, он со всеми возится, а то
конец квартала… Не слыхали такого?
Доктор Рыжиков, честно сказать, не слыхал.
Ц Ну, а вы как мне скажете? Плавать или не плавать? Я как про это абонемент
вспомню!.. Месяц ихнюю медсестру из бассейна домой после работы подбрасы
вал, а ей то в магазин, то в ателье, то к подруге… И все зря? Да что я им, игрушк
а? То плавай, то не плавай! Ну вы-то хоть дайте совет!
Доктор Рыжиков не хотел зря рисковать. И решил успокоить Гену, сэкономив
ему двенадцать рублей. Да и не только поэтому Ц он искренне верил, что вся
кое движение полезно.
Ц Плавайте, Гена. Только когда обострения нету. А так и плавайте, и бегайт
е смело.
Ц А вы скажите, чем же это плаванье полезно? Ц потребовал научного обос
нования пациент. Ц А то так все можно сказать!
Он был готов в любой момент снова вскипеть как закупоренный радиатор. Эт
о грозило ежесекундным взрывом, и тогда где-нибудь на полпути между горо
дом и районом проезжие и прохожие найдут когда-нибудь их обломки, разбро
санные в большом радиусе.
Ц Вообще это явление у половины человечества, Ц стал действовать на не
го успокаивающе доктор Петрович. Ц Природа нас с вами вообще хорошо ско
нструировала и все предусмотрела. Но в одном месте допустила просчет. На
ш позвоночник сделан для четырехножного хождения и горизонтальной наг
рузки. А мы взяли и выпрямились. Встали на ноги. Нагрузка на столб возросла
, а межпозвоночные диски как были, так и остались без кровоснабжения… Вот
они и усыхают, то прессуются, то крошатся. Давайте вас прооперируем, это ра
спространенная операция, скусим наросты, освободим диски и нервные окон
чания…
Ц Только не операция! Ц трусливо заерзал Гена. Ц Лучше я снова на карач
ки встану, как мартышка, чтобы позвонку легче было! Ну вас с этими операция
ми, еще горло перережете!..
…После чего на пороге райбольницы они и узнали, что ехали зря. Раненая, к н
есчастью, скончалась. Но в то же время не зря, потому что сам одумавшийся п
арень, узнав об этом, успел броситься со второго этажа райотдела милиции
вниз головой…
Ц Ночь приключений! Ц пожаловался им на крылечке промокший районный х
ирург. Ц Как только они его без присмотра оставили? Только услышал, то и т
о, вскочил как бешеный, Ц и в окно головой… Надо же так допиваться Ц себя
не помнить… Эх, народ!
У входа в операционную дремал сержант милиции в халате сверх погон. Запо
здалая бдительность всегда повышена.
Больной Колесник меньше всего нуждался в охране. Он уже никуда не мог убе
жать. Перелом шейного позвонка, перелом задней черепной ямки (погибает д
ве трети травмированных), левый височно-теменной участок Ц всмятку. Отк
рытый вдавленный оскольчатый…
Вот такой самосуд. Сам себе и судья, сам себе прокурор и защитник. И исполн
итель приговора.
Так что его сейчас нет. Приговор приведен в исполнение. Больной Колесник
из этого мира ушел. Где он сейчас находится, никто не знает. Просто нигде. Н
и в этом мире и ни в том. Может, где-то на полпути. Руки и ноги реагируют… Зра
чки… Еще можно повернуть обратно. Вот зачем только. Он уже не чувствует ни
радости, ни горя и ни боли. Для него всё. Полный покой. Так для чего его выдер
гивать оттуда? Чтобы он все-таки почувствовал? Конечно же не радость. Начн
ется с боли. Потом горе. Потом позор. И потом навсегда Ц боль, горе и позор.
Никакой срок не сотрет. Только что вырвать память. Но это перестать быть ч
еловеком. А человеком оставаться надо. При всем. Даже при этом. Если уж ост
авили, то есть вернули.
А вот кто оставляет, что он думает? Имеет он право или не имеет? И на что пося
гает? На судьбу и на рок? И что ему скажут за это потом Ц на суде, после суда,
после срока? «Спасибо» или «будь ты проклят»? И у кого бы спросить?
Спросить было не у кого. Только что у себя? Только что у какой-то оболочки, п
ро которую его спрашивал Мишка Франк? Да где она… Пока мысли теснятся, рук
и делают. Пока доктор Рыжиков все это представлял и думал, есть у него прав
о или нет, его руки без спроса сделали все, что надо, для возвращения ушедш
его сознания. Извлекли мелкие осколки, сложили крупные, заштопали, остав
или декомпрессионное окно…
Ц Будет жить? Ц тихо спросил молодой районный хирург, не отрывавший гла
з от рук доктора Рыжикова.
Ц Гематома и отек… Ц уклончиво ответил доктор Рыжиков. Ц Некоторые но
сят до девяноста лет, только чуть ногу подволакивают… А некоторые не выд
ерживают суток… Есть у вас надежная сестра?
Ц Да какая надежная… Ц уныло сказал районный. Ц Пенсионерки, засыпают
на ходу…
Ц Я обычно сижу и слежу суток трое, Ц поделился корифей из центра. Ц Вот
этот перелом ямки… Даже не пойму, как угораздило. Нырял вроде темечком вн
из… Если тут будет отек и сжатие, то… А вы далеко живете?
Ц Да километров семь…
Ц Успеете при остановке дыхания?
Ц Если машина будет, может, успею…
Ц Вы оптимист, Ц похвалил доктор Рыжиков. Ц Давайте лучше сделаем тра
хеостомию, и пусть трубка торчит…
Ц Зачем? Ц удивился районный.
Ц А сможет ваша пенсионерка тубу вставить?
Ц Да нет… без меня…
Ц Давайте снова руки мыть. Пусть его не уносят. Если что Ц сразу в трубку.
На горле будет шрам, зато надежнее. Чик Ц и готово. И вы лучше домой не уезж
айте…
Ц …Ну как, живой? Ц с облегчением встретил их чин раймилиции. Он думал, чт
о сразу после операции больного можно увести в камеру и снять лишний пос
т.
Ц Пока живой… Ц вздохнул доктор Петрович. Ц А куда с такой жизнью?
Ц И то, Ц сочувственно вздохнул дежурный не то о себе, не то о преступник
е. Ц Сиди здесь теперь до утра…
А утро давно наступило. И кто-то ждал его в дальнем и темном конце коридор
а. «Скажите, доктор-батюшка…»
Ц Кто там? Ц вгляделся доктор Рыжиков.
Ц Мамаша я… Ц ответили ему. Он вгляделся Ц и точно: мамаша. Пропитанная
дождиком и страхом, деревенский платочек, узелок под лицом. Брезентовая
сумка в сухих пергаментных руках. Ц Сынок он мне. Живой ли?
Ц Живой… Ц ответил доктор Рыжиков, чувствуя, что, может быть, не очень он
и виноват.
Ц Сынок он мне, Ц повторила она. Ц Может, ему чего надо? Сметанки вот взя
ла да медку годошнего… Кусочек сала да пирожков вчерашних… Второпях, бат
юшка. Думала-то в милицию, да угодила в больницу… Варенца баночку…
Ц Пока не очень надо, Ц сказал доктор Рыжиков. Ц Пока побудет на уколах
…
Ц На уколах… Ц вздохнула старушка, которая всю свою жизнь, с самого мол
оду, больше уколов боялась только, может, упырей. Ц Тогда хоть ты отведай,
батюшка. Самой-то в горло не идет… Посидеть с тобой можно? Может, хоть глаз
ком увижу… Уж пусть бы лучше срок отбыл, чем помер.
Она вздохнула озабоченно, но без слез.
Ибо плачут соседки и родственники. Старушкам матерям же не дает та вечна
я готовность русской матери к тюрьме и суме непутевого сына. Надеть свою
плюшевую куртку, повязать платок в горошинку и понести в домашней сумке
либо гостинец в госпиталь, либо передачу в тюрьму. А то и вовсе яблоко на б
ратскую могилу, где и имени нет.
Ц Не откажусь, Ц сказал ей доктор Рыжиков. Он знал, что эта снедь отнюдь н
е пригодится сыну в скором времени. Ц Но если вы со мной. Идемте заполним
журнал. Там теплее и плитка есть…
…Старушка пила чай, держась поближе к плитке. Ее бессознательный сын зап
рокинул забинтованную голову на койке в изоляторе, под дремлющей охрано
й. Его молодая жена лежала навеки молча на оцинкованной полке в черной ко
мнате без окон. Его спаситель одной рукой подносил ко рту вчерашний пиро
жок с капустой, прихлебывая честно заработанным варенцом. Другой разбор
чивым, почти ученическим почерком писал, все, как было. «…Положение больн
ого лежа на боку… Иссечены мягкие ткани в области височно-теменной трав
мы… Извлечены внедрившиеся в твердую мозговую оболочку костные обломк
и размером от 2х2 см до игольчатых в 1Ц 3 см, волосы, мелкие фракции земли, пес
ка, кирпичного порошка… Травме придана форма неправильного яйца 6х4 см… Р
ана промыта гипертоническим раствором… Одновременно остановлено кров
отечение: перекись водорода, зажимы, коагуляция, воск. Отслоение кожно-ап
оневротического лоскута, рассечение мышцы и надкостницы…»
Старушка, не подозревая о страстях с головой ее сына, пригрелась, задрема
ла. Знать бы ей, что еще предстоит вычерпывать гематому, освобождать спин
ной мозг от сдавления вывихнутым шейным позвонком, вставлять в горло сви
стящую трубку… Хоть и на бумаге, а ей больно. Уж лучше пусть не знает.
Чуть не днем он поставил последнюю точку. Уже и не хотелось привалиться к
стенке, как в предутренние часы. А просто застыть как есть, не шевелясь. Но
через три часа у Гены начинается переработка. Он потребует у завгара опл
ату сверхурочных. Завгар ему откажет и предложит отгул. Отгулов Гене и бе
з того хватает, а деньги пусть платят из принципа, как для него Ц так зако
н, а как для них Ц так не писан. Доктору Рыжикову придется писать свидетел
ьство, ходить к завгару подтверждать, просить справку в санавиации. Вот ч
то такое минута покоя.
Ц Ну и чего вы старались? Ц спросонья спросил его Гена. Ц Я извиняюсь, к
онечно, дело не в том, что он преступник, преступник тоже человек. Но он на в
ас же бросится, когда очнется. Совсем уж помереть приладился, а вы его отту
да… Ему это не надо. Государству? Да какой из него в зоне работник? Спишут к
ак больного, и все. Получается, ни ему самому, ни государству, ни жене… Для к
ого же стараться?
Такого не бывает, должен был сказать доктор Рыжиков, чтобы стараться был
о совсем не для кого. Пусть для платочка в белую горошинку, для пергаментн
ых рук.
Но в это время лопнул скат, и Гена, чертыхаясь, полез вон. Доктор Рыжиков ус
тремился за ним. Но Гена проявил устойчивую твердость.
Ц Это, извиняюсь, так не пойдет. У нас у каждого своя работа. Пока вы там го
рбатились, я спал на кушетке. Теперь я пошурую, а вы поспите. Тут без балды…
Но доктор Рыжиков все равно лез Ц на мокром пустынном шоссе, в скользкой
жиже менять скат в одиночку не сладко. Но Гена гнал его в кабину.
Ц Вы же меня не зовете, когда свою операцию режете? А у меня тут своя… Я вас
должен сухим и теплым доставить куда надо, хоть на Северный полюс. Хоть на
Южный…
Так он носился от багажника к правому переднему колесу и обратно, не дава
я доктору Петровичу даже прикоснуться к домкрату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
…
Ц …Я на эти памятники! Одних Пушкиных в каждом городе по пяти! Ну а за что,
спрашивается? Стишки писал? Так это не кайлой махать в забое, угольной пыл
ью дышать! У меня батя силикоз нажил, так я слушать не могу, как он сопит. Два
дцать шесть лет под одной землей, и в забое, и в проходке. И что ему, памятник
поставили? Состав угля нарубал, вагонов с тысячу, а на памятник не хватило
! Транзисторный приемник за двадцать два рубля еле выделили. И то не торже
ственно, при людях, а после, через год после пенсии. Зайди, мол, в шахтком, та
м твой ценный подарок пылится. Притом на вертикальных выработках. Целую
область отопить можно, а кто про него знает, кто про него слышал? А Пушкина
Ц все! Еще детей учат: «У лукоморья дуб зеленый, у лукоморья дуб зеленый, у
лукомо…» Нашли, кого в пример детям ставить! Я слышал, он одних баб сотню ш
тук поменял, развратник был первого класса. Так бы вышел и сказал: знаете х
оть, чьи стишки учите? И в карты по полста тысяч проигрывал махом! Крестьян
своих эксплуатировал? Эксплуатировал! И голову мне не морочьте! Думаете,
они в стихах этих там разбираются? Да не больше меня! Просто привыкли все:
Пушкин. Так и я Пушкин, чтобы рыжим не быть. Как услышу это «ах, Пушкин!», так
и хочется монтировкой по зубам въехать. На, не ври, собака! Попробовал бы я
не то что пятьдесят тысяч Ц скат запасной в карты проиграть. Такой бы хай
поднялся… Этот же механик… Батюшки, тут тебе и местком набежит, тут тебе и
аварийная комиссия, и народный контроль! Хоть ты десять поэм напиши, пере
ведут в слесаря. А вы тут: Пушкин, Пушкин, памятник…
Доктор Рыжиков ничего не говорил, потому что спорить с Геной было опасно.
Он так яростно крутил руль на скользком шоссе, что при малейшем ослушани
и они бы очутились в кювете. Но и не заступиться за Пушкина было безнравст
венно. Доктор Рыжиков помучился, выбирая между жизнью и смертью, и все-так
и сказал:
Ц А вы его стихи читали, Гена?
Ц Ну, читал! Ц вызывающе крутанул Гена баранку. Ц Не такой уж я волосаты
й. Один стих даже выучил в школе на пятерку.
Ц Какой? Ц осторожно спросил доктор Рыжиков, как при осмотре больного.
Ц Да все тот же… Ну, буря там кроет небо… Чем она там его кроет? Матом, что л
и? Да ну, еще вспоминать…
Ц А вообще у вас какой поэт любимый, Гена?
Ц Какой? Ц слегка оторопел Гена, что тоже сказалось на очередном поворо
те. Ц Ну какой… Да хотя бы «Василий Теркин». Думаете небось, отсталый?
Ц Почему? Ц успокоил его доктор Рыжиков. Ц Наоборот, правильно. «Вот ст
ихи, а все понятно, все на русском языке» Ц так ведь?
Ц Во-во! Ц обрадовался Гена поддержке. Ц Точно, на русском… А то понапи
шут, сам черт ногу сломит… Как знаки у нас на Пролетарской, в центре города
. На трезвую голову не разберешь.
Ц А вот это? Ц попробовал доктор Петрович на Гене «Телегу жизни». Ц «…С
утра садимся мы в телегу; мы рады голову сломать и, презирая лень и негу, кр
ичим: пошел!.. Но в полдень нет уж той отваги; порастрясло нас; нам страшней и
косогоры, и овраги; кричим: полегче, дуралей!..» Это понятно?
Ц Как не понятно! Ц заржал от удовольствия Гена. Ц Вот это по-нашему, по-
настоящему! Таких стихов побольше надо! Как там? Телега едет, под вечер мы
привыкли к ней… Правда, вся наша жизнь. А это кто сочинил?
Ц Пушкин… Ц коротко сказал доктор Петрович.
Восторги Гены как бритвой срезало. Он крепко призадумался и этим позволи
л доктору Петровичу снова, уже в третий раз за дорогу, попасть в мокрую яму
, откуда он тужился крикнуть: «Прощайте, товарищи!» Товарищи снова не слыш
али, занятые перекуром и пряча в кулаках цигарку, ходившую по кругу. И все
готовились начать бросать вниз мокрую глину, готовились уже сколько пос
левоенных лет, уже брались за лопаты, но все никак не начинали Ц сколько п
ослевоенных лет! Только доктор Рыжиков-то не знал, лежа в яме, что годы уже
послевоенные, что все миновало. Сейчас начнут забрасывать и так и не узна
ют, что он живой, только парализованный. Даже шеей не повернуть, чтобы отве
рнуть лицо от первых увесистых комьев…
Ц …Шеей не повернуть, вы поверите? Как игла застряла и в самый мозг втыка
ется! Сколько же терпеть можно? А им хоть бы хны! Я вот вам говорю: можно так
человека лечить? Один прописывает плаванье. Я иду проситься в бассейн кр
ытый, а туда разве просто так попадешь? Это же мода пришла Ц в бассейн ход
ить! Так все и полезли, как тараканы из щелей! Там двадцать пять метров все
го, а весь город влезть хочет! Сельдям в бочке просторнее, чем этим пловцам
! Без блата не пролезть Ц сколько записок от одного к другому перетаскал,
сколько их перевозил то на базар, то на вокзал… Медосмотр один чего стоит,
да еще сфотографироваться! Ну, получил абонемент…
Все понятно, поблагодарил Гену доктор Петрович за третье возвращение из
ямы. Шейный остеохондроз Ц как с ним не возненавидеть не то что родного м
еханика или бессильных врачей, но и ни в чем не повинного Пушкина… Зубная
боль в шее Ц не приведи бог, приступы, застилающие свет.
Ц И что вы думаете? Ц Гена повернулся к доктору Петровичу, притом напос
ледок как бы довернул еще раз голову до легкого щелчка в области шейных п
озвонков. Ц Это вы не обращайте внимания. Это привычка такая, а то в шее чт
о-то заедает… Ну вот, сходил два раза, поплавал, а тут врач в отпуск ушел. Пр
ишел к другому, а другой говорит: с ума ты сошел, тебе купаться Ц смерти по
добно! Ни в коем случае в воду нельзя! Ну и как? Что после этого? Можно вашим
врачам верить? А двенадцать рублей за квартал кто вернет? Да бить их надо з
а такое лечение! Дипломы у них, кабинеты, халаты белые! И люди, дураки, верят
! А им на человека наплевать, лишь бы написать что-нибудь. Лишь бы отвязать
ся. Бок болит? На тебе таблетку! Голова? На! Живот? На! А поговорить с человек
ом, в душу ему заглянуть, психологию понять, почему он болеет, Ц это им нап
левать. Пусть подыхает, лишь бы не в больнице. Думаете, я не знаю? Не знаю, ка
к там вы, а иной на вызов приедет, даже больного не посмотрит, чай попьет Ц
и обратно. Думаете, мы за баранкой ничего не замечаем? Я, извиняюсь, тоже ви
дел, как ваш брат за снижение смертности борется. В сводках. Иные даже гово
рят: давай вот этого покойника Рыжикову толканем, он со всеми возится, а то
конец квартала… Не слыхали такого?
Доктор Рыжиков, честно сказать, не слыхал.
Ц Ну, а вы как мне скажете? Плавать или не плавать? Я как про это абонемент
вспомню!.. Месяц ихнюю медсестру из бассейна домой после работы подбрасы
вал, а ей то в магазин, то в ателье, то к подруге… И все зря? Да что я им, игрушк
а? То плавай, то не плавай! Ну вы-то хоть дайте совет!
Доктор Рыжиков не хотел зря рисковать. И решил успокоить Гену, сэкономив
ему двенадцать рублей. Да и не только поэтому Ц он искренне верил, что вся
кое движение полезно.
Ц Плавайте, Гена. Только когда обострения нету. А так и плавайте, и бегайт
е смело.
Ц А вы скажите, чем же это плаванье полезно? Ц потребовал научного обос
нования пациент. Ц А то так все можно сказать!
Он был готов в любой момент снова вскипеть как закупоренный радиатор. Эт
о грозило ежесекундным взрывом, и тогда где-нибудь на полпути между горо
дом и районом проезжие и прохожие найдут когда-нибудь их обломки, разбро
санные в большом радиусе.
Ц Вообще это явление у половины человечества, Ц стал действовать на не
го успокаивающе доктор Петрович. Ц Природа нас с вами вообще хорошо ско
нструировала и все предусмотрела. Но в одном месте допустила просчет. На
ш позвоночник сделан для четырехножного хождения и горизонтальной наг
рузки. А мы взяли и выпрямились. Встали на ноги. Нагрузка на столб возросла
, а межпозвоночные диски как были, так и остались без кровоснабжения… Вот
они и усыхают, то прессуются, то крошатся. Давайте вас прооперируем, это ра
спространенная операция, скусим наросты, освободим диски и нервные окон
чания…
Ц Только не операция! Ц трусливо заерзал Гена. Ц Лучше я снова на карач
ки встану, как мартышка, чтобы позвонку легче было! Ну вас с этими операция
ми, еще горло перережете!..
…После чего на пороге райбольницы они и узнали, что ехали зря. Раненая, к н
есчастью, скончалась. Но в то же время не зря, потому что сам одумавшийся п
арень, узнав об этом, успел броситься со второго этажа райотдела милиции
вниз головой…
Ц Ночь приключений! Ц пожаловался им на крылечке промокший районный х
ирург. Ц Как только они его без присмотра оставили? Только услышал, то и т
о, вскочил как бешеный, Ц и в окно головой… Надо же так допиваться Ц себя
не помнить… Эх, народ!
У входа в операционную дремал сержант милиции в халате сверх погон. Запо
здалая бдительность всегда повышена.
Больной Колесник меньше всего нуждался в охране. Он уже никуда не мог убе
жать. Перелом шейного позвонка, перелом задней черепной ямки (погибает д
ве трети травмированных), левый височно-теменной участок Ц всмятку. Отк
рытый вдавленный оскольчатый…
Вот такой самосуд. Сам себе и судья, сам себе прокурор и защитник. И исполн
итель приговора.
Так что его сейчас нет. Приговор приведен в исполнение. Больной Колесник
из этого мира ушел. Где он сейчас находится, никто не знает. Просто нигде. Н
и в этом мире и ни в том. Может, где-то на полпути. Руки и ноги реагируют… Зра
чки… Еще можно повернуть обратно. Вот зачем только. Он уже не чувствует ни
радости, ни горя и ни боли. Для него всё. Полный покой. Так для чего его выдер
гивать оттуда? Чтобы он все-таки почувствовал? Конечно же не радость. Начн
ется с боли. Потом горе. Потом позор. И потом навсегда Ц боль, горе и позор.
Никакой срок не сотрет. Только что вырвать память. Но это перестать быть ч
еловеком. А человеком оставаться надо. При всем. Даже при этом. Если уж ост
авили, то есть вернули.
А вот кто оставляет, что он думает? Имеет он право или не имеет? И на что пося
гает? На судьбу и на рок? И что ему скажут за это потом Ц на суде, после суда,
после срока? «Спасибо» или «будь ты проклят»? И у кого бы спросить?
Спросить было не у кого. Только что у себя? Только что у какой-то оболочки, п
ро которую его спрашивал Мишка Франк? Да где она… Пока мысли теснятся, рук
и делают. Пока доктор Рыжиков все это представлял и думал, есть у него прав
о или нет, его руки без спроса сделали все, что надо, для возвращения ушедш
его сознания. Извлекли мелкие осколки, сложили крупные, заштопали, остав
или декомпрессионное окно…
Ц Будет жить? Ц тихо спросил молодой районный хирург, не отрывавший гла
з от рук доктора Рыжикова.
Ц Гематома и отек… Ц уклончиво ответил доктор Рыжиков. Ц Некоторые но
сят до девяноста лет, только чуть ногу подволакивают… А некоторые не выд
ерживают суток… Есть у вас надежная сестра?
Ц Да какая надежная… Ц уныло сказал районный. Ц Пенсионерки, засыпают
на ходу…
Ц Я обычно сижу и слежу суток трое, Ц поделился корифей из центра. Ц Вот
этот перелом ямки… Даже не пойму, как угораздило. Нырял вроде темечком вн
из… Если тут будет отек и сжатие, то… А вы далеко живете?
Ц Да километров семь…
Ц Успеете при остановке дыхания?
Ц Если машина будет, может, успею…
Ц Вы оптимист, Ц похвалил доктор Рыжиков. Ц Давайте лучше сделаем тра
хеостомию, и пусть трубка торчит…
Ц Зачем? Ц удивился районный.
Ц А сможет ваша пенсионерка тубу вставить?
Ц Да нет… без меня…
Ц Давайте снова руки мыть. Пусть его не уносят. Если что Ц сразу в трубку.
На горле будет шрам, зато надежнее. Чик Ц и готово. И вы лучше домой не уезж
айте…
Ц …Ну как, живой? Ц с облегчением встретил их чин раймилиции. Он думал, чт
о сразу после операции больного можно увести в камеру и снять лишний пос
т.
Ц Пока живой… Ц вздохнул доктор Петрович. Ц А куда с такой жизнью?
Ц И то, Ц сочувственно вздохнул дежурный не то о себе, не то о преступник
е. Ц Сиди здесь теперь до утра…
А утро давно наступило. И кто-то ждал его в дальнем и темном конце коридор
а. «Скажите, доктор-батюшка…»
Ц Кто там? Ц вгляделся доктор Рыжиков.
Ц Мамаша я… Ц ответили ему. Он вгляделся Ц и точно: мамаша. Пропитанная
дождиком и страхом, деревенский платочек, узелок под лицом. Брезентовая
сумка в сухих пергаментных руках. Ц Сынок он мне. Живой ли?
Ц Живой… Ц ответил доктор Рыжиков, чувствуя, что, может быть, не очень он
и виноват.
Ц Сынок он мне, Ц повторила она. Ц Может, ему чего надо? Сметанки вот взя
ла да медку годошнего… Кусочек сала да пирожков вчерашних… Второпях, бат
юшка. Думала-то в милицию, да угодила в больницу… Варенца баночку…
Ц Пока не очень надо, Ц сказал доктор Рыжиков. Ц Пока побудет на уколах
…
Ц На уколах… Ц вздохнула старушка, которая всю свою жизнь, с самого мол
оду, больше уколов боялась только, может, упырей. Ц Тогда хоть ты отведай,
батюшка. Самой-то в горло не идет… Посидеть с тобой можно? Может, хоть глаз
ком увижу… Уж пусть бы лучше срок отбыл, чем помер.
Она вздохнула озабоченно, но без слез.
Ибо плачут соседки и родственники. Старушкам матерям же не дает та вечна
я готовность русской матери к тюрьме и суме непутевого сына. Надеть свою
плюшевую куртку, повязать платок в горошинку и понести в домашней сумке
либо гостинец в госпиталь, либо передачу в тюрьму. А то и вовсе яблоко на б
ратскую могилу, где и имени нет.
Ц Не откажусь, Ц сказал ей доктор Рыжиков. Он знал, что эта снедь отнюдь н
е пригодится сыну в скором времени. Ц Но если вы со мной. Идемте заполним
журнал. Там теплее и плитка есть…
…Старушка пила чай, держась поближе к плитке. Ее бессознательный сын зап
рокинул забинтованную голову на койке в изоляторе, под дремлющей охрано
й. Его молодая жена лежала навеки молча на оцинкованной полке в черной ко
мнате без окон. Его спаситель одной рукой подносил ко рту вчерашний пиро
жок с капустой, прихлебывая честно заработанным варенцом. Другой разбор
чивым, почти ученическим почерком писал, все, как было. «…Положение больн
ого лежа на боку… Иссечены мягкие ткани в области височно-теменной трав
мы… Извлечены внедрившиеся в твердую мозговую оболочку костные обломк
и размером от 2х2 см до игольчатых в 1Ц 3 см, волосы, мелкие фракции земли, пес
ка, кирпичного порошка… Травме придана форма неправильного яйца 6х4 см… Р
ана промыта гипертоническим раствором… Одновременно остановлено кров
отечение: перекись водорода, зажимы, коагуляция, воск. Отслоение кожно-ап
оневротического лоскута, рассечение мышцы и надкостницы…»
Старушка, не подозревая о страстях с головой ее сына, пригрелась, задрема
ла. Знать бы ей, что еще предстоит вычерпывать гематому, освобождать спин
ной мозг от сдавления вывихнутым шейным позвонком, вставлять в горло сви
стящую трубку… Хоть и на бумаге, а ей больно. Уж лучше пусть не знает.
Чуть не днем он поставил последнюю точку. Уже и не хотелось привалиться к
стенке, как в предутренние часы. А просто застыть как есть, не шевелясь. Но
через три часа у Гены начинается переработка. Он потребует у завгара опл
ату сверхурочных. Завгар ему откажет и предложит отгул. Отгулов Гене и бе
з того хватает, а деньги пусть платят из принципа, как для него Ц так зако
н, а как для них Ц так не писан. Доктору Рыжикову придется писать свидетел
ьство, ходить к завгару подтверждать, просить справку в санавиации. Вот ч
то такое минута покоя.
Ц Ну и чего вы старались? Ц спросонья спросил его Гена. Ц Я извиняюсь, к
онечно, дело не в том, что он преступник, преступник тоже человек. Но он на в
ас же бросится, когда очнется. Совсем уж помереть приладился, а вы его отту
да… Ему это не надо. Государству? Да какой из него в зоне работник? Спишут к
ак больного, и все. Получается, ни ему самому, ни государству, ни жене… Для к
ого же стараться?
Такого не бывает, должен был сказать доктор Рыжиков, чтобы стараться был
о совсем не для кого. Пусть для платочка в белую горошинку, для пергаментн
ых рук.
Но в это время лопнул скат, и Гена, чертыхаясь, полез вон. Доктор Рыжиков ус
тремился за ним. Но Гена проявил устойчивую твердость.
Ц Это, извиняюсь, так не пойдет. У нас у каждого своя работа. Пока вы там го
рбатились, я спал на кушетке. Теперь я пошурую, а вы поспите. Тут без балды…
Но доктор Рыжиков все равно лез Ц на мокром пустынном шоссе, в скользкой
жиже менять скат в одиночку не сладко. Но Гена гнал его в кабину.
Ц Вы же меня не зовете, когда свою операцию режете? А у меня тут своя… Я вас
должен сухим и теплым доставить куда надо, хоть на Северный полюс. Хоть на
Южный…
Так он носился от багажника к правому переднему колесу и обратно, не дава
я доктору Петровичу даже прикоснуться к домкрату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45