Что ты! У саньяси столько забот! Нет, сестра, все, что я хотел,— это разделить с людьми их страдания, вот этого-то я и добился.
Она опять замолчала.
— Он, наверное, уже уснул,— заметил саньяси,— но я все-таки пойду к нему. Как ты думаешь, сестра, он не рассердится, если я как-нибудь навещу вас в Гонгамати?
— Кто — «он»? — засмеялась Раджлакшми.— Твой старший брат?
— Ну хотя бы так,—усмехнулся саньяси.
— А почему ты не интересуешься, не рассержусь ли я? — спросила она и добавила:—Давай сначала приедем в Гонгамати. А там видно будет.
Я не расслышал ответа саньяси, возможно, он вообще ничего не сказал. Вскоре он подошел к моей повозке и, взобравшись в нее, тихонько окликнул меня:
— Брат, ты спишь?
Я не ответил ему, хотя не спал. Тогда он устроился подле меня, натянул свое рваное одеяло и затих. Мне хотелось подвинуться, чтобы дать бедняге побольше места, но я боялся, как бы он не решил тогда, что я не сплю, и, чего доброго, не возобновил обсуждение наших животрепещущих проблем. А потому я воздержался от проявления к нему добрых чувств.
Остальную дорогу я проспал и не слыхал, как мы въехали в Гонгамати. Проснулся я возле усадьбы Раджлакшми. Уже наступило утро. Нас окружила толпа деревенских жителей, привлеченных приездом своей хозяйки, и, пока выгружали с повозок вещи, я имел возможность разглядеть их. Благодаря Ротону я знал, что почти все в деревне принадлежат к самым низким кастам. Теперь я убедился, что его слова соответствовали действительности.
Несмотря на ранний час, возле нас вертелось человек шестьдесят детей, в большинстве своем совершенно голых или едва прикрытых ветхими тряпицами. Позади них толпились их родители, с любопытством поглядывая на приехавших. Их облик и одежда не оставляли никаких сомнений относительно благородства их происхождения.
Во всяком случае, для Ротона все было абсолютно ясно. Его заспанное лицо буквально исказилось от нахлынувших на него злобных чувств. Он сделался страшен, как гнездо шершней. А тут еще несколько детей, горя желанием получше разглядеть госпожу, настолько осмелели, что почти вплотную подошли к ней... Не выдержав, Ротон издал такой грозный окрик, что, не будь рядом двух возчиков, не избежать в Гонгамати кровопролития.
— Видите, бабу, какие поганцы,— обернулся он ко мне, не испытывая ни малейшей неловкости за свое поведение.— Сразу видно, из каких они каст,— ни стыда ни совести! Да разве могут жить здесь порядочные люди? Эти подонки тут же перетрогают всех, и пропала тогда наша каста.
Раджлакшми услышала слово «перетрогают», и лицо ее омрачилось.
Саньяси тем временем занялся выгрузкой своего багажа. Покончив с нею, он достал кувшин, огляделся по сторонам и, подойдя к мальчишке, оказавшемуся впереди остальных зрителей, схватил его за руку.
— Послушай-ка, малец, возьми этот кувшин и принеси мне воды для чая. У вас тут есть, наверное, какой-нибудь пруд?
Он сунул ему кувшин и повернулся к пожилому крестьянину, стоявшему рядом:
— Не покажешь ли мне, сын уважаемого отца, кто здесь держит корову? Надо бы достать молока.— И добавил, взглянув сначала на Раджлакшми, а потом на меня:—Свежее молоко — великолепная вещь. Чай приобретает от него особый вкус и цвет...
Однако его названая сестра не разделила его восторгов. Хмуро улыбнувшись, она приказала Ротону взять кувшин саньяси, вычистить его и самому принести воды.
Читатель уже имел возможность познакомиться с характером Ротона. Поручение хозяйки его отнюдь не обрадовало — из-за какого-то саньяси чуть свет по холоду отправляться невесть куда за водой! Пылая негодованием, он накинулся на несчастного мальчишку, добавившего ему неприятностей:
— Эй, ты, погань! Зачем трогал кувшин? Иди теперь к пруду чисть его, а потом опустишь в воду.
И, погоняя его гневными взглядами и свирепыми гримасами, он отправился выполнять приказ своей госпожи.
Выходка Ротона позабавила саньяси, да и я тоже не мог удержаться от улыбки.
— Вот, Анондо, что ты устроил! — с ласковой укоризной заметила Раджлакшми.— Саньяси, видно, не успевают проснуться, как начинают чаевничать!
— А что же нам — ждать, пока выспятся хозяева? — парировал ее намек Анондо.— Ну да ладно, с чаем можно подождать. Кстати, надо проверить, есть ли тут очаг и заготовлены ли дрова с соломой. Но молока я все-таки достану. Пойдем, брат,— обратился он ко мне,— ты теперь здесь хозяин — посмотрим, у кого есть корова. Да, сестра,— снова повернулся он к Раджлакшми,— как там насчет вчерашних сладостей? Осталось что-нибудь или ты ночью потихоньку их доела?
Раджлакшми усмехнулась, а женщины, стоявшие в толпе, сконфуженно отвернулись, стараясь скрыть улыбки.
В это время к нам торопливо подошел управляющий Каширам Кушари. Его сопровождали четыре человека. Один нес на голове корзину с овощами и зеленью, другой — крынку с молоком, третий — миску с простоквашей, а четвертый — громадную рыбину. Раджлакшми сложила руки в пронаме, приветствуя своего доверенного. Тот пожелал ей всяческих благ и принялся объяснять причину своего опоздания. Внешне он производил самое благоприятное впечатление: лет пятидесяти с небольшим, сухощавый, с хорошо выбритым лицом и довольно светлой кожей. Я тоже поздоровался с ним, однако сакьяси пренебрег общепринятыми правилами вежливости — он сразу же занялся принесенными продуктами. Сняв корзину с овощами с головы носильщика, он поставил ее на землю, внимательно исследовал ее содержимое и остался им вполне доволен. Затем проверил качество молока, убедился в том, что оно не разбавлено, прикинул на руке вес доставленной рыбы и заверил всех присутствующих в ее прекрасных вкусовых качествах.
Управляющий, не предупрежденный о приезде «святого брата», с удивлением следил за его манипуляциями.
— Не беспокойтесь, господин Кушари,— поспешила объяснить Раджлакшми,— это мой «святой брат».— Потом улыбнулась и, понизив голос, добавила: — По-видимому, возвращать людей в мир стало моей специальностью.
Саньяси услышал ее.
— Ну, сестра,— заметил он,— в моем случае это тебе будет нелегко.
Он метнул на меня быстрый взгляд, смысл которого мы с Раджлакшми прекрасно поняли, и улыбнулся.
— Посмотрим,— ответила та, посмеиваясь.
Мы вошли во двор и сразу удостоверились, что господин Кушари приложил немало усилий, чтобы приспособить под жилье старую контору. Все выглядело вполне приличным. Усадьба состояла из кухни, амбара и жилого помещения из трех комнат: двух спален и довольно большой, тщательно отделанной общей комнаты.
Дом был глинобитный, крытый соломой, но достаточно высокий и просторный, а двор, окруженный глиняной оградой,— большой и чистый. В одной его стороне находился маленький колодец и росло несколько деревьев тогор и шефали, в другой виднелись кусты базиликов и жасмина. Усадьба ласкала глаз. Больше всех она обрадовала саньяси. Каждый пустяк вызывал у него бурный восторг. Он вел себя так, словно никогда прежде не видел ничего подобного. Мне тоже все понравилось, хотя я и не выражал своих чувств вслух, а что касается Раджлакшми, то она сразу отправилась на кухню готовить чай для саньяси, поэтому судить о ее впечатлении я не мог. Однако ее хорошее настроение заметили все. Один Ротон не испытывал никакого удовлетворения. Мрачный, он молча сидел поодаль, прислонившись спиной к столбу.
Как только чай был готов, саньяси быстро осушил две пиалы, не забыв при этом воспользоваться оставшимися от вчерашнего пиршества сладостями, а затем повернулся ко мне:
— Пошли посмотрим деревню. Говорят, тут неподалеку есть плотина — можно будет заодно и искупаться. Сестра,-—сказал он Раджлакшми,— может быть, вы составите нам компанию и осмотрите свои владения? Из благородных тут, очевидно, никого не встретишь, так что стесняться вам не перед кем. А имение ваше, кажется, действительно замечательное — просто соблазн.
— Я это знаю,— улыбнулась Раджлакшми,— так же, как и падкую до соблазнов натуру саньяси... Махарадж,— крикнула она брахману-повару, который вместе с подручным трудился на кухне,— оставь голову этой чудесной рыбы! Я вернусь с омовения и сама займусь ею.
Когда мы уже выходили со двора, Ротон, безучастный к всеобщим домашним хлопотам, вдруг медленно и с достоинством предупредил Раджлакшми:
— Ма, не вздумайте заходить в воду возле этой плотины, или пруда, как его там называет здешний сброд. Там водятся громадные пиявки, в локоть длиной каждая.
Раджлакшми даже побледнела от испуга.
— Что ты говоришь, Ротон? Неужели правда?
— Да,— важно кивнул он головой.— Во всяком случае, так я слышал.
— Ну и что из того, что слышал! — вмешался саньяси, уже успевший познакомиться с нравом местного населения.— Может быть, тебе это нарочно сказали. Не слушайте его, сестра. Пойдемте и проверим сами, что тут водится.
Но Раджлакшми не двинулась с места—упоминание о пиявках повергло ее в ужас.
— Знаешь, Анондо,— сказала она,— сегодня я лучше не пойду. В самом деле, место новое, незнакомое, надо остеречься. Ротон, поди достань воды из колодца. А тебе, Шриканто,— она повернулась ко мне,— тоже незачем лезть в пруд. Ты человек больной, на сегодня обойдешься двумя кувшинами воды. Освежишься — и хватит.
— Выходит, я один недостоин твоей заботы,— с улыбкой заметил саньяси,— коли ты только меня отпускаешь на этот злополучный пруд?..
Это шутливое замечание расстроило Раджлакшми. Глаза ее увлажнились. Некоторое время она молча ласково глядела на него, а потом проговорила:
— Тебе, брат, я ничего сказать не могу. Разве послушается незнакомой женщины человек, не внявший просьбам своих родителей?
Саньяси, направившийся было к воротам, остановился.
— Не говори так, сестра! Разве ты мне чужая? Ведь я для того и ушел из дому, чтобы стать для всех вас близким человеком.
Проговорив это, он быстро пошел со двора. Я поспешил за ним.
Побродив по деревне, мы составили себе о ней довольно ясное представление. В этом небольшом селении проживали главным образом люди самых низких каст— дом и баури, считающихся неприкасаемыми. Кроме нескольких семейств, занятых приготовлением бетеля, и одного кузнеца, в Гонгамати не жил никто из числа избранных, чье прикосновение к воде не оскверняло бы ее. Баури занимались возделыванием тростника, в изобилии росшего вокруг деревни, а члены касты дом добывали средства к жизни плетением из него корзин и прочей хозяйственной утвари, которую продавали в соседней деревне — Парамати, расположенной по другую сторону дренажного канала. Парамати, как мы узнали, была большой и богатой деревней. Многие дома в ней принадлежали брахманам, кайостам и другим представителям высоких каст. Там же проживал и управляющий Раджлакшми. Однако подробно об этой деревне я расскажу позже.
Что касается нашего селения, то оно производило жалкое и гнетущее впечатление. Дома здесь стояли самых скромных размеров, с ветхими, а иногда и дырявыми кровлями. Несчастные их хозяева не могли набрать в нашей благословенной Бенгалии достаточно соломы, чтобы как следует покрыть свои жилища. Почти ни у кого из них не было и земли, поэтому прокормиться они могли только изготовлением различных плетеных изделий, которые за бесценок продавали своим состоятельным соседям. Так и шла их жизнь из века в век, из поколения в поколение. Никто никогда не вспоминал о них, а сами они не осмеливались напомнить о себе, потому что считались с ними не больше, чем с бездомными собаками, которые умудрялись невесть как появиться на свет и через несколько лет околевали неизвестно где. Все, в том числе и они сами, настолько привыкли к нищете, лишениям и униженности, что считали такое положение вещей совершенно естественным и неизбежным. Никого не смущало такое презрение и пренебрежение к человеку.
Я заметил, что саньяси внимательно наблюдал за мной и следил за моей реакцией на окружающую нас бедность.
— Вот это и есть наша страна, брат,— сказал он наконец.— Но вы не расстраивайтесь. Не думайте, чтобы здесь особенно страдали из-за этого убожества.
Я с удивлением поглядел на него.
— Я вас не понимаю,— не без смущения сказал я.
— Да-да! Я говорю вполне серьезно,— заметил он.— Поживи вы среди них с мое, вы знали бы, что мои слова — истинная правда. Ведь благодаря чему человек сознает себя и свое положение? Благодаря разуму, а разве оставили мы его этим несчастным? Мы поставили их в невыносимые условия жизни: бесконечный нечеловеческий труд превратил их в тупые, равнодушные существа, которые и сами теперь считают недопустимым и грешным желать для себя другой участи. О! Как изобретательны были наши предки, придумав такой изощренный способ закабаления людей, как у нас.
Он саркастически рассмеялся. Я не вполне понял его речь, смутился и стоял молча, не находя слов для ответа.
Я знал, что урожай в этом году собрали плохой,— от засухи погибла половина рисовых посадок. Возникла угроза голода.
— Брат,— сказал мне саньяси,— раз уж всевышний зачем-то привел вас в вашу деревню, не спешите покинуть ее, поживите здесь хотя бы с год. Не думаю, чтобы вы за это короткое время сумели что-нибудь сделать для своих арендаторов, но вам полезно хотя бы увидеть их страдания. Это в какой-то степени снимет с вас вину за владение этим поместьем.
Я только тяжело вздохнул про себя: ни дом здесь, ни земля мне не принадлежали. Но я не счел нужным объяснять Анондо эти детали и снова промолчал.
Когда мы, обойдя деревеньку и осмотрев ее окрестности, вернулись наконец в усадьбу, пробило двенадцать.
Нас уже ждала трапеза. Как и накануне, Раджлакшми подала нам еду, а сама уселась рядом. Само собой разумеется, и рыбья голова, и вершки с простокваши оказались на листе саньяси, и, хотя ему по его положению полагалось быть равнодушным к земным благам и следовать воздержанию, он отдал должное всем блюдам — и вегетарианским, и прочим. Более того, он ел все с таким аппетитом, которому позавидовал бы любой мирянин. Хозяйка радушно потчевала его, а на меня, человека, не способного оценить по достоинству ее кулинарные таланты, почти не обращала внимания.
Саньяси ел не спеша, смакуя каждое блюдо.
— А знаете, сестра,— заметил он, усердно жуя,— имение у вас действительно превосходное. Не следует покидать его.
— А мы и не предлагаем тебе делать это,— улыбнулась Раджлакшми.
— О сестра! Будьте осторожны с саньяси и факирами, а не то они вас в два счета обведут! Кстати, деревня ваша замечательная — мы не обнаружили ни одного дома, где можно было бы попросить воды или где крыша была бы целой. Прямо обители отшельников, да и только!
Сравнение хижин неприкасаемых с обителью отшельника вызвало слабую улыбку на лице Раджлакшми.
—- Я слышала, тут живут люди только из низших каст,— проговорила она, адресуясь ко мне,— так что, очевидно, мы здесь долго не задержимся.
Саньяси усмехнулся, но на меня ее реплика не произвела впечатления — я понимал, что заставило эту чуткую и добрую женщину произнести эти жестокие слова, знал, какой предрассудок говорил в ней. Собственно, потому и слова саньяси не задели меня, хотя не могу утверждать, чтобы я остался к ним равнодушным. «Дорогая, не сам человек, а только его дела могут быть чистыми или нечистыми,— мысленно возразил я ей.— Разве иначе смогла бы Пьяри снова стать для меня Раджлакшми? Это произошло только потому, что я никогда не судил о людях формально, учитывая лишь их внешнюю сторону, а всегда смотрел им в душу. Жизнь с ранних лет научила меня этому». Вслух же я ничего не сказал — не было никакого желания устраивать дискуссию.
Когда мы покончили с едой, Раджлакшми дала нам бетеля, а сама покинула нас, вероятно для того, чтобы поесть самой. Вернулась она через час с небольшим, и тут оказалось, что ее, как, впрочем, и меня, ждала неожиданность: Анондо успел сходить в деревню, нашел носильщика и, водрузив ящик с медикаментами ему на голову, собирался покинуть нас. Он еще накануне говорил, что уйдет, но мы как-то забыли о его планах и никак не предполагали, чтобы он так скоро покинул радушный кров и отправился навстречу неизвестности. Раджлакшми в душе, вероятно, на то и рассчитывала, что ему не просто будет пренебречь ее гостеприимством и ласковым отношением,— не всякие узы легко порвать.
— Ты уходишь, Анондо? — спросила она растерянно.
— Да, сестра, ухожу. Пора, а то я только к ночи доберусь до своей деревни.
— Но как ты там устроишься? — заволновалась Раджлакшми.— Где будешь ночевать? Ведь там у тебя никого нет!
— Сначала надо тз/да добраться, а там видно будет.
— Когда ты снова придешь к нам?
— Не знаю. Если дела позволят, то, возможно, как-нибудь зайду.
Раджлакшми побледнела, потом резко тряхнула головой и глухим от сдерживаемого волнения голосом сказала:
— Возможно, зайдешь? Нет, я знаю: этому не бывать. Мы оба поняли, что она имела в виду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64