Мертвое отделяла от живого всего лишь невидимая нить.
Асад отвлекся от своих наблюдений и неожиданно спросил:
— Интересно, а кто все-таки написал на доске эту фразу, которая так разозлила профессора Вьятта?
— Понятия не имею.
— Логически не пытался определить — кто?
— Разумеется, нет. Меня, видишь ли, такие вещи не интересуют.
— А... понятно. Потому что мать — англичанка?
— Да нет, при чем тут это? Просто считаю все это недостойным того, чтобы стоило волноваться.
— Почему? Тебе что, не хочется разве, чтобы англичане покинули страну?
— Я как-то не задумывался над этим.
— Странный ты все-таки. Весь Египет бурлит, как вулкан, вот-вот начнется извержение. А ты целиком погружен в мир мертвых тел.
— Не путай понятия. Я вовсе не в мертвом мире живу. Мне хочется изучать и познавать.
— Ну, а для какой цели?
— Чтобы стать доктором.
— А дальше что?
— Поеду в деревню лечить больных.
— Дорогой мой, а почему именно в деревню?
— Потому что люди там бедны и более других нуждаются во врачах.
— И откуда, если не секрет, у тебя такие блестящие идеи?
— Точно я не помню. Ты, кстати, читал "Цитадель" Кронина?
— Нет. А кто такой этот Кронин? Я, видишь ли, не очень-то люблю книги. Не читал ни Кронина, ни других. И, честно говоря, не понимаю, почему какой-то Кронин должен решать твое будущее. Это он внушил тебе идею отправиться в деревню?
— Ты меня не понимаешь, Асад. Я сам этого хотел, а когда прочел "Цитадель", только утвердился в своем желании, понимаешь? Я собираюсь быть не таким, как все. Хочу найти смысл собственной жизни и чувствую, что найду его, исцеляя больных людей. Потому и поступил на медицинский факультет.
— Минуточку, не так быстро... С чего ты взял, что другие не ищут смысла в своей жизни? Я, например, своей программой вполне доволен. Мне хочется получить специальность, жить в городе, много зарабатывать, купить шикарный автомобиль, жить весело, танцевать с красивыми женщинами. А у тебя какие намерения в отношении женщин? Тоже что-нибудь запланировал? — Его веселый смех гулко прозвучал в зале, потом внезапно оборвался. Он положил руку на плечо Азиза. — Что ты мне на это ответишь?
— Каждый смотрит на вещи со своей колокольни.
— А тебя красивые женщины не привлекают?
— Конечно, привлекают.
— А танцевать любишь?
— Очень люблю.
— А деньги?
— Деньги? Так себе... большого значения не имеют.
— Это потому, что ты не познал бедности.
— Может быть.
— А что твоя английская мама думает на сей счет?
— Да при чем тут мама?! Какое она-то имеет к этому отношение?
— Ты хочешь сказать, что она на тебя никакого влияния не имеет? Вот я, скажем, пошел в медицину по настоянию отца.
— Ну нет. Я сам выбирал. Мать мне, правда, говорила, что у меня пальцы музыканта или блестящего хирурга.
— Ага! Я, значит, прав. Мой отец настаивал, чтобы я пошел на медицинский факультет, а твоя мать вроде бы только предположила то же самое для тебя Но я тебе скажу, такое предположение действует даже сильнее, чем настойчивые уговоры.
Асад на мгновение задумался, потом сказал:
— Но мой отец умер сразу после того, как я поступил в колледж. Рак.— Голос его чуть заметно дрогнул. — Ладно... давай о чем-нибудь другом. Так ты знаешь, кто написал на доске лозунг? Халиль.
— Халиль? Это длинный такой? Он на прошлой неделе целый час разглагольствовал перед нами. В очках, да? У него еще глаза такие странные, как у слепого, — смотрит и вроде не видит.
— Тот самый.
— Надо же... Вообще-то он выглядит смелым парнем. Говорил с таким энтузиазмом и все ходил взад и вперед при этом. Энергичный человек, ничего не скажешь. Но почему он не признался, что это он написал на доске?
— А как же тогда экзамены?
— При чем тут...
— Вот чудак! Ты иногда, Азиз, проявляешь детскую наивность. Неужели не понятно? Если бы он признался, он бы никогда в жизни не сдал экзамена по анатомии.
— Ну, не знаю... Я чувствую, что на его месте встал бы и назвался.
— Вот-вот, Азиз. Это и есть твоя наивность.
— Наивность или смелость?
— Ну, знаешь, если рассуждать о смелости, надо по крайней мере самому сделать что-то смелое. А ты зарылся в свои книги. Так что это не твоя сфера, скажем так.
— Асад, почему ты так со мной разговариваешь? Тогда давай прекратим этот разговор.
— А я и сам не знаю, зачем мы вообще затронули эту тему. Я лично предпочитаю поболтать о девочках и танцульках. Ладно. Дай-ка мне скальпель, хочу хоть немного набить руку...
В тот день, как обычно, Азиз вернулся домой на велосипеде. До поздней ночи читал, склонившись над книгами при свете зеленого абажура настольной лампы в своем небольшом элегантном кабинете, окна которого выходили на Нил. Но только на этот раз мысли его то и дело отвлекались. Когда мать принесла в комнату поднос с едой — неизменный ритуал перед тем, как он отходил ко сну, — он взял его и стал молча есть. Вопросительный взгляд матери не вызвал его на разговор. А она, уважая, по негласному соглашению, его свободу, вопросов задавать не стала. Вместо этого сама стала рассказывать о всяких мелочах, происшедших за день, время от времени предлагая ему попробовать то или иное блюдо на подносе: поешь йогурта... посмотри, какой красивый свекольный салат получился... мясо сегодня удачное, а Умм Ахмед хороший соуб приготовила... ты же любишь картошку, поешь еще,..
Острая боль прихватила в верхней части живота, словно гвоздем ковыряли под ребрами. Очаг боли гнездится где-то глубоко внутри — жгло и крутило, на желудок накатывались спазмы один за другим. Отпустит немного —и новая волна боли...
В верхнем оконце бледный свет медленно вытеснял мрак ночного неба. Приступы язвы обычно начинались на рассвете, на пустой желудок. Голод вызывал в памяти специфические воспоминания: поешь йогурта... посмотри, какой красивый свекольный салат получился... У мм Ахмед появилась в их семье еще девочкой — приехала из деревни. И была всего на два года старше его. Сейчас она темнокожая женщина крепкого телосложения, с сильными руками. А выросла в их доме. Научилась хорошо готовить, говорить по-английски.
...О, проклятая боль. Бывало, удавалось утихомирить ее кусочком шоколада. Он постоянно носил при себе пару плиток. Ложась спать, клал их у изголовья. На будущее надо будет припасать хотя бы половину лепешки с ужина на всякий случай.
Глянул в оконце. Небо заметно посветлело. Новый день. Что он сулит ему? Новый день. Новый рассвет. Что-то знакомое в этих словах. Что-то волнующее было связано с ними. Вспомнил. Он выходил тогда за ворота медицинского колледжа: врач на пороге новой жизни. Да, для него эти слова значили тогда потрясение всех основ. То, что казалось незыблемым, было вырвано с корнем. Повеяли свежие ветры перемен...
Потряс кистями рук, чтобы восстановить кровообращение. В онемевших пальцах появилось щекочущее ощущение. Наклонился, зубами подтянул подушку на середину койки и лег на нее животом вниз.
Медленные, тяжеловесные минуты тащились одна за другой, словно ноги, вытягиваемые из трясины. Он лежал неподвижно. Приступы боли, как инъекции наркотика, приводили его в полубессознательное состояние.
Не заметил, как открылась дверь. Не сразу почувствовал тяжелую руку, которая грубо трясла его за плечо. Не сразу услышал хриплый голос:
— Вставать! Приготовиться!..
Пришел в себя и быстро поднялся, сев на краю кровати. Лицо Овейса виделось ему то четко, то смутно из-за тяжелого тумана, наплывавшего на глаза.
— Вставать, говорю, пора! Давайте, приготовьтесь. Вас вызывают к начальству.
Азиз встал, слегка пошатываясь. В окошечке уже струился дневной свет. Мухаммед стоял, прислонившись к косяку двери. Грубый голос снова нарушил тишину:
— Мухаммед, сними с него цепи.
Мухаммед подошел к нему с маленьким блестящим ключом. Азиз услышал, как повернулся ключ в замке: звук, похожий на крик птицы, пытающейся вырваться из силка. И вдруг руки его освободились, он начал двигать ими в разные стороны. Потер запястья, где кандалы врезались в тело. Теплая кровь прилила к застывшим пальцам. Мухаммед встал на колено и четыре раза стукнул небольшим молотком по стальным замкам кандалов, сковывавших его ноги. Цепи свалились с ног, освободив щиколотки, и теперь висели на поясе. Азиз сам отстегнул ремень неверными движениями пальцев — они плохо слушались, будто уже и не были частью его тела. Пояс с цепями грохнулся на пол и лежал, как дохлая змея.
В теле появилась легкость. Всякое внешнее давление исчезло: в первые моменты он почувствовал себя невесомым призраком. Подвигал ногами, руками — удостовериться, что они на месте и принадлежат ему. Прошелся пару раз по камере — птенец, пробующий крылья. Да только перед птенцом простирался беспредельный мир — без этих стен и дверей, безграничная свобода полета.
Грубый окрик вернул его к действительности:
— Одевайтесь!
Он быстро оделся, все еще слегка пошатываясь. Белая рубашка, серые брюки, пара новых носков, черные туфли без шнурков. Пощупал машинально щетину на лице.
— Я готов.
Они пересекли засыпанное крупным песком пространство, отделявшее стены тюрьмы от ряда низеньких строений с плоскими крышами: маленький окружающий мир, дремлющий под теплыми лучами солнца. Несколько человек в коротких синих халатах разбрызгивали из ведер воду на песок двора. Движения медлительные, равнодушные мысли, видимо, витают где-то далеко в этот момент.
Пальцы Овейса все крепче сжимали его руку по мере того, как они приближались к конторе, — инстинктивный жест тюремщика, когда начальство поблизости.
Невысокая постройка, окна и дверь забраны металлической сеткой. Узкая дорожка, упиравшаяся в дверь, обсажена по бокам шеренгами кактусов, высоких, стрельчатых и приземистых, как бурдюки. Прошли по коридору с до блеска надраенным полом, свернули налево и остановились перед дверью с круглой бронзовой ручкой.
Овейс осторожно постучал. Манеры его сразу изменились на пороге кабинета начальства: стоял навытяжку, затаив дыхание, словно ожидая большого события.
— Войдите!
Овейс широко распахнул дверь, сделал два шага внутрь и вскинул руку к голове, отдавая честь. Рука даже подрагивала от напряжения. Тихо что-то сказал и после этого предложил войти Азизу. За ним последовал и Мухаммед.
В комнате находилось несколько человек. Курили, разговаривали между собой. За столом сидел высокий человек в очках. Толстые выпуклые стекла делали его глаза невыразительными. Округлое бледное лицо с крохотными черными точками, видимо следами угрей с юношеских лет. Они были разбросаны по всему лицу, но более всего на носу и на щеках, толстогубый рот, который едва шевелился, когда он говорил. Совершенно невыразительное лицо, на котором не отражалось ровно никаких эмоций. Азизу оно показалось лишенным даже искорки разума — неодушевленное орудие, молоток, который может пожалеть или ударить жертву, выполняя волю того, кто им пользуется.
Слева возле него сидел седоватый мужчина с маленькими бегающими глазками. Острый нос и подрагивающие чуткие уши придавали ему сходство с крысой в человеческом обличье. Лицо с впалыми щеками, тощая шея, утонувшая в одежде, неподвижна, как кусок дерева, нет нужды ее поворачивать — все фиксируют движения зрачков и ушей. Он сидел прямо, и в самой позе чувствовалось подобострастие по отношению к вышестоящим. На столе перед ним лежала пухлая папка, из которой выглядывали листки бумаги разных размеров, исписанные цветными чернилами.
В углу возле окна, выходившего на палисадник, стоял еще один человек и молча курил, небрежно облокотившись на высокую подставку с бюстом Ораби-паши — прославленного лидера восстания против османских турок. У Ораби-паши простое крестьянское лицо, пышные усы, турецкая феска на голове. Его сходство со стоявшим рядом с бюстом человеком состояло в полном безразличии к тому, что происходило в этой комнате. Оба смотрели невидящим взглядом в невидимую даль, никак не реагируя на разговоры в комнате.
На диване, обтянутом темно-красным вельветом, сидел Хигази. Холодный взгляд голубых глаз, светлые усы. Рядом с ним лысый комендант поблескивает' очками в золотой оправе. Тонкие губы плотно сжаты, рот ~ едва заметная щель.
Когда Азиз вошел, все умолкли. Он чувствовал на себе их изучающие взгляды. Они взвешивали его на точных весах. Только человек, стоявший возле бюста, по-прежнему смотрел отсутствующим взглядом сквозь стену на нечто видимое лишь его воображению. Он будто бы и не заметил, что в комнату кто-то вошел.
Мужчина за столом указал на большое удобное кресло. Азиз медленно опустился в его темно-красное плюшевое лоно. Мышцы сразу расслабились от мягкого и теплого прикосновения. Вытянул ноги под стол, как после долгого пути. Человек едва заметно кивнул, и Овейс торопливо ретировался. Следом за ним вышел Мухаммед. После минутного молчания человек за столом спросил ясным, отчетливым голосом:
— Доктор Азиз, полагаю?
-Да.
Он опять немного помолчал, потом протянул серебряный портсигар, крышка которого откинулась от нажатия большим пальцем на кнопку. Щелк! Сигнал некоего предупреждения?
— Прошу.
— Благодарю вас, я не курю.
— Кофе?
— С удовольствием.
Палец нажал кнопку на столе. Темнокожий человек в синем халате вошел бочком в комнату.
— С сахаром?
— Нет, благодарю. По-турецки.
Арестант в синем халате вышел, бесшумно ступая босыми ногами. Толстые крупные ладони легли на стол. Человек слегка наклонился. Седовласый клерк, сидевший рядом, снял колпачок с авторучки, раскрыл пухлое досье и замер в ожидании.
— Я бы хотел задать вам несколько вопросов.
— Пожалуйста, задавайте.
— Ваше имя?
— Азиз.
— Полное имя?
— Азиз Омран.
— Женаты? -Да.
— Имя жены?
— Забыл. Я его больше не помню.
— Такого быть не может.
— Уж сколько лет ее не видел.
— Как это можно забыть имя собственной жены?
— Всякое бывает. Иногда вообще забываю о ней, а иногда, кажется, вижу ее как наяву перед собой.
— Не пытайтесь нас обмануть.— Он слегка повысил голос. — Это не в ваших интересах. Отвечайте на мои вопросы точно. Мне нужна правда.
— Правда? С каких это пор началось такое правдоискательство? Я говорю правду. Просто, видимо, не ту правду, которая вам нужна.
— Не надо этой казуистики. Все равно вам ничего скрыть не удастся.
— А мне и нечего скрывать. Считаю, что все должно быть высказано.
— Тогда никаких проблем. Вот и назовите имя вашей супруги и ее адрес.
— Я уже сказал — не помню.
— В это я не могу поверить. Вы лжете. — В голосе появился оттенок раздражения.
— Не лгу. Человек способен забыть то, чего не хочет вспоминать.
— Дети есть?
— Есть один.
— Где он?
— Забыт вместе с матерью.
— То есть вы хотите сказать, что забыли и собственного ребенка?
— Нет, почему же? Он такой, как все дети, и по-своему отличный от других. Помню, что у него большие глаза, умные, с огоньком.
Человек в синем халате вошел и поставил чашку кофе на стол, Азиз взял ее и ощутил тепло под пальцами. Чудесный аромат кофе и кардамона. Отпил пару глотков. В голове чуть повело от удовольствия, но лишь мимолетно. Он снова был весь внимание. Впервые глаза человека, стоявшего у бюста, остановились на Азизе. Взгляды скрестились коротко и разошлись. Пробные выпады на дуэли. Прощупывание друг друга. Хигази закинул ногу на ногу и уставился на человека, стоявшего в углу, словно ожидая какого-то сигнала. Обвинитель копошился с сигаретой, прикуривая от сверкавшей позолотой зажигалки. Застучали пальцы о пьедестал Ораби-паши. Пауза. Стало слышно, как скрипит перо по бумаге.
— Нет. Так мы с вами друг друга не поймем. К чему это упрямство? Вы что, не стремитесь покончить с ситуацией, в которой оказались? Мы всего лишь хотим, чтобы правосудие восторжествовало, и вы должны нам помочь.
— Чье правосудие?
— Правосудие закона.
— А чьего закона? Закона тех, кто имеет все, и направленного против тех, кто не имеет ничего?
— Вы что, против закона?
— Нет, я не против закона как такового. Но я против закона джунглей.
— Хватит. Не отвлекайтесь от темы. Здесь я задаю вопросы, а вам следует на них отвечать.
— Как вам угодно.
— Итак, ваше имя — Азиз. А у меня вот тут документы, которые показьюают, что вас вовсе не Азизом зойут.
— Что за документы такие? Первый раз слышу.
— Мы изъяли их при обыске в вашем доме.
— Но у меня нет дома.
— Они доставлены из вашего дома в Айн аш-Шамсе.
—Может быть, это чьи-то чужие бумаги. Я лично шел по улице, когда ваши люди меня окружили и доставили сюда. Удар кулаком по столу. В голосе гнев:
— Вы снова лжете! Вас арестовали в доме.
— А я утверждаю, что не лгу. Нет у меня дома. Мой дом уничтожили, а я стал бродягой. Хожу, знаете, по улицам и закоулкам...
— Следствием установлено, что вы врач, а выдаете себя за какого-то бродягу. Объясните это противоречие. Вы врач или нет?
— Врач.
— Где вы работаете?
— Да где угодно. Лечу больных.
— Вы же амбулаторный врач.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43