Железное око
роман
(араб.)
ОЖОГИ ПАМЯТИ (Предисловие)
В литературу Шериф Хетата пришел поздно, в возрасте 50 лет. К тому времени за его плечами уже была бурная, полная драматических поворотов жизнь —литературный дебют совпал с порой подведения итогов, мучительных раздумий о пройденном пути. Свой первый роман с несколько необычным названием "Железное око" Шериф Хетата писал в первой половине 70-х годов. Каждый день, возвращаясь с работы, он садился за письменный стол и с головой погружался в прошлое, а за окном происходили события, которым суждено было определить пути развития Египта на много лет вперед.
Со смертью Гамаля Абдель Насера в 1970 году в истории Египта и всего арабского мира завершилась целая эпоха. Боль утраты еще не остыла в сердцах простых египтян, антиимпериалистические лозунги и обещания следовать прогрессивным курсом еще звучали в официальных речах, а между тем в кабинетах сановников и в государственных присутствиях уже проглядывались приметы грядущих перемен: один за другим исчезали со стен портреты покойного президента и в его адрес все назойливей и чаще звучали ядовитые шепотки. Реакция, долгие годы терпеливо дожидавшаяся своего часа, еще не осмеливалась заговорить в полный голос, но в газетных полемиках уже появились зловещие обертоны, а на улице Шаварби, в самом центре Каира, короли черного рынка стали открывать фешенебельные магазины, где подпольные миллионеры могли открыто приобретать то, что еще вчера им приходилось покупать из-под полы.
Путь президента Садата от клятвенных заверений в верности заветам Насера до открытого и полного отступничества от принципов и идеалов июльской революции 1952 года был на удивление стремительным и коротким. В считанные годы Египет, традиционный лидер арабского национально-освободительного движения, был переведен в фарватер империалистической политики; перечеркивая революционные завоевания египетского народа, власти предержащие официально провозгласили "политику открытых дверей", фактически открывшую все шлюзы перед наплывом иностранных предпринимателей, местных компрадоров, перекупщиков и спекулянтов всех мастей, готовых продавать оптом и в розницу собственную страну.
В середине 70-х годов "жирные коты" уже вовсю правили свой пир. Экономика страны буксовала, дороговизна росла не по дням, а по часам, все ниже придавливая к земле тех, кто трудились в поте лица, чтобы прокормить своих детей, а между тем предприимчивые дельцы наживали миллионные состояния, лихоимство и коррупция липкой паутиной опутывали страну, и кричащее богатство кучки нуворишей становилось тем отвратительней и бесстыдней, чем обнаженнее и безнадежней выглядела увеличивающаяся нищета большинства.
В январе 1977 года по всему Египту прокатилась волна "голодных бунтов". Напуганные масштабом недовольства, власти пошли на попятный, но, отказавшись от очередного увеличения цен на продукты питания, садатовский режим использовал стихийные уличные беспорядки в качестве предлога для репрессий против прогрессивных левых сил. В бесконечных публичных выступлениях Садат демагогически разглагольствовал о своей приверженности принципам "демократии и либерализма", а тем временем в стране неуклонно нарастал полицейский террор, и бдительные цензоры, вооружившись ножницами, тщательно выискивали в печатных изданиях крамолу, под которой, конечно же, разумелась любая расходившаяся с официальными толкованиями мысль.
В удушливой атмосфере садатовского Египта легко и вольготно чувствовали себя лишь наемные перья, скрипевшие вовсю, переписывая историю. Дирижером этого хора выступал сам Садат, выпустивший в свет книгу мемуаров с претенциозным названием "В поисках себя" — образчик политической графомании, сопоставимой разве что с манией к историческим фальсификациям. Честные писатели Египта, не желавшие подставлять конъюнктурным ветрам свои паруса, переживали нелегкие времена. Одни, как, например, крупнейший поэт Абдуррахман аль-Хамиси, публично выразили свое презрение к режиму и покинули страну; другие, как талантливый прозаик Гамаль аль-Гитани, обратились к сюжетам из средневековой истории, пытаясь языком символов и иносказаний донести до читателя правду о несправедливости "султана" и бесчинствах его соглядатаев, рыскавших в поисках своих жертв. Третьи, впадая в отчаяние, отдавались упадническим настроениям: их поэзия и проза окрасились в черные тона и живая мысль отправилась в бессмысленные блуждания по лабиринтам абсурдизма, экзистенциалистских построений, мистической символики, повторяющей уже когда-то пройденный круг.
Вряд ли можно считать случайным, что Шериф Хетата, занявшийся литературным творчеством именно в эти тяжелые годы, в первом своем романе обратился к истории. Не станем гадать относительно того, что явилось определяющим в его решении взяться за перо — дремавшее до поры и подавлявшееся силою обстоятельств призвание к словотворчеству или нежданно и неодолимо явившаяся потребность поделиться с миром горькими приобретениями памяти, скорбным опытом души, не привыкшей гнуться долу, какая бы ни стряслась беда. Так или иначе, но первый роман немолодого уже дебютанта обращен в недавнюю историю, и его можно назвать "исповедью сына века", ибо в нем в одном неразъемном сплаве запечатлелась судьба целого поколения, брошенного в водоворот эпохи, и эпоха —в светлых и трагических судьбах его сыновей.
Поколение Шерифа Хетаты делало свои первые шаги по земле в середине 20-х гг.'и вступало в самостоятельную жизнь в годы второй мировой войны, когда человечество жило ожиданием грядущих неотвратимых перемен. Шериф Хетата родился в Каире в 1923 году в преуспевающей семье. По окончании школы он, как и многие его сверстники из богатых домов, избрал для себя престижную и прибыльную в то время профессию врача и, поступив на медицинский факультет университета, с головой погрузился в учебу. Природные способности, помноженные, на добросовестность и трудолюбие, сулили быструю и блестящую карьеру, но неожиданно для родителей и друзей талантливый юноша пошел другим путем. Сблизившись с патриотически настроенными студентами, он стал членом одного из марксистских кружков и с увлечением отдался изучению политической литературы, В первые послевоенные месяцы в Египте происходила стремительная консолидация всех прогрессивных демократических сил, мощный подъем антиколониальной и антиимпериалистической борьбы, В июне 1945 года находившаяся в оппозиции партия Вафд, стремясь упрочить свое политическое влияние, направила британскому послу в Каире резкую ноту, требовавшую эвакуации английских войск из Египта и объединения Египта и Судана. В поддержку этого требования по всему Египту прокатились забастовки и демонстрации рабочих и студентов. Обстановка в стране накалилась до предела в феврале 1946 года, когда стало известно, что правительство готовится подписать с британскими колонизаторами договор о совместной обороне, что привело бы к увековечению господства англичан в Египте и его вовлечению в агрессивный империалистический блок.
9 февраля 1946 года на состоявшемся в Каирском университете собрании учащейся молодежи было выдвинуто решительное требование о прекращении тайных переговоров с Великобританией и немедленном выводе всех английских войск из страны. В том же месяце представители рабочих и студентов объединились в Национальный комитет рабочих и учащихся (НКРУ), который возглавил антиколониальную борьбу.
С самого начала Шериф Хетата стал видным активистом патриотического движения молодежи. Распространение листовок и запрещенной литературы, участие в забастовках и демонстрациях, столкновения с полицией — все это способствовало становлению характера Шерифа Хетаты, предопределило его решение окончательно и бесповоротно посвятить себя революционной борьбе против колониализма и монархии.
В июле 1946 года правительство Сидки-паши, напуганное подъемом массового движения, обрушило против демократических организаций и в первую очередь против коммунистов полицейские репрессии. Многие изч борцов по приговорам военных трибуналов были брошены в тюрьмы, отправлены на каторгу. Среди тех, кого приговорили к длительному сроку, был и Шериф Хетата.
Немало тяжких испытаний выпало на его долю: каторжные работы в каменоломнях близ Абу Заабаля, долгие месяцы и годы одиночного заключения, угрозы и издевательства тюремных властей. Но несмотря на все это, и в тюрьме молодой коммунист-революционер ни на миг не прекращал борьбы: участвовал в голодовках протеста, добивался у администрации улучшения условий содержания узников, дрогнувших или упавших духом поддерживал добрым словом и советом, в качестве врача оказывал посильную помощь больным. В 1950 году Шериф Хетата совершил дерзкий побег из тюрьмы и при содействии товарищей по подполью сумел выехать из страны. Но передышка оказалась недолгой. Проведя около года в Париже, он вновь вернулся в Египет, где был немедленно схвачен полицией: на этот раз его приговорили к 10 годам тюрьмы,
Роман Шерифа Хетаты "Железное око" (под "железным оком" имеется в виду глазок в двери тюремной камеры) во многом автобиографичен — его сюжетные линии, разворачивающиеся на фоне антиколониальной борьбы египетского народа в 1946—1950 гг., основаны на конкретных эпизодах из жизни писателя. Так, главный герой романа Азиз, как и автор, является выходцем из богатой семьи; точно так же, завершив среднее образование, он поступает на медицинский факультет и, целиком отдавшись учебе, поначалу не замечает происходящих в стране грозных событий. Внутренние перемены вызревают в нем медленно, исподволь, шаг за шагом сама жизнь подталкивает его к важному решению — и вот мы уже видим его среди участников исторического собрания молодых патриотов, состоявшегося, как уже упоминалось выше, в Каирском университете 9 февраля 1946 года, и на следующий день — на мосту Аббаса, где полиция в упор расстреляла многотысячную демонстрацию. Встреча представителей Национального комитета рабочих и учащихся с премьер-министром Нукраши-пашой, переход студенческих вожаков на нелегальное положение, арест, тюрьма, мучительные недели и месяцы в одиночке в ожидании военного трибунала — все это реальные факты, вехи судьбы, ожоги памяти, в которой историческое и личное слились настолько, что их уже
почти невозможно расчленить.
Биографических совпадений, как мы видим, немало; и вместе с тем вряд ли было бы справедливо утверждать, что главный герой романа попросту "списан" с самого автора. Отталкиваясь от собственного опыта и выцеживая из памяти лишь самое необходимое, Шериф Хетата создает рельефный, запоминающийся образ молодого революционера, приобщающегося к освободительному движению еще со студенческой скамьи и сохраняющего верность раз и навсегда избранному делу на всю жизнь.
Действие романа развивается в двух временных планах — в настоящем и прошлом, и это позволяет Шерифу Хетате не только создать яркую хронику жизни и борьбы целого поколения, но и ввести в повествование множество сюжетных линий, сообщающих книге эпическую глубину. Сквозной темой проходит через все повествование история любви Азиза и Надии, но и в этой, казалось бы, непритязательной истории, составляющей непременный атрибут жанра, то и дело проступают острые социальные грани, высвечивается проблематика, выходящая далеко за пределы индивидуальной судьбы. Так, например, на авансцену выносится столь важный и характерный для многих литератур Востока вопрос об эмансипации женщины, о ее роли в жизни общества, и даже образ Надии, девушки просвещенной и мужественной, не только бросившей вызов консервативной морали мусульманского общества, но и целиком посвятившей себя борьбе за свободу и независимость родины, почти не имеет аналогов в современной арабской литературе, где женская эмансипация чаще всего не выходит за рамки семейного бунта и утверждения узколичных прав и свобод.
Второй роман Шерифа Хетаты "В сетях" был написан на одном дыхании вслед за первым, и, хотя в нем затрагиваются иные проблемы и события разворачиваются в иной исторической обстановке, невольно возникает ощущение, что писатель продолжает однажды поднятую тему и в новой книге возвращается к тому же герою, но уже "тридцать лет спустя". Если в романе "Железное око" Шериф Хетата прослеживает истоки, начало, исходные рубежи, с которых началась борьба египетских патриотов, то в следующей книге он переносит действие в конец 70-х годов и, как бы замыкая круг, подводит итоги, показывает героя в конце жизненного пути.
Между двумя романами пролегает временная дистанция почти в три десятилетия. За исключением упоминания о выходе героя романа "В сетях" Халиля Мансура из тюрьмы в 1964 году и некоторых его мытарствах, связанных с поисками работы, автор практически ничего не сообщает о том, что довелось пережить герою в течение последних 30 лет. Едва ли не самый напряженный и значительный период в современной истории
Египта, таким образом, напрочь выпадает из авторского кругозора — возникает как бы вакуум, пустота. Но пустота эта — чисто условная: не без умысла оставляя историческую лакуну, автор как бы призьюает читателя заполнить ее самостоятельно, опираясь на собственный опыт и понимание истории, и тут выясняется, что целая жизнь, оставшаяся за границами повествования, в действительности образует именно тот незримый пласт, из которого произрастает все, чему суждено случиться много лет спустя, и, в сущности, предопределяет развязку индивидуальной судьбы.
Вкратце о том, что вынесено за скобки. В 50—70-х годах судьба многих египетских революционеров, и в частности членов марксистских групп, складывалась сложно и неоднозначно. Июльская революция 1952 года, у истоков которой стояли патриотически настроенные офицеры во главе с Насером, не принесла им освобождения из тюрем. Они вышли на свободу позднее, в 1955-1956 гг., когда возглавлявшийся Насером прогрессивный режим начал испытывать растущее давление империалистических держав, пытавшихся втянуть его в агрессивный Багдадский пакт, и руководство египетской революции осознало насущную необходимость сближения со странами социалистического содружества. На протяжении 50-х годов молодая республика вынуждена была вести нелегкую борьбу как с силами внешней агрессии, так и с местной реакцией, недовольной революционными преобразованиями в стране. Напряженная внутриполитическая ситуация осложнялась и тем, что в рядах египетской революционной демократии, находившейся у власти, не было единства. В результате в конце 50-х годов определенная часть египетских коммунистов вновь подверглась репрессиям. Лишь в 1964 году, когда руководство июльской революции, проводившее в жизнь программу социалистических преобразований, встало перед необходимостью сплочения всех прогрессивных и левых сил, египетские коммунисты были выпущены из тюрем. Многие из них, понимая прогрессивный характер происходивших в стране процессов, заняли свое место в общем строю, стали оказывать всемерную поддержку антиимпериалистическому курсу Насера, Таких было большинство, и их политическая дальновидность и преданность делу революции сыграли существенную роль в сохранении прогрессивной, социалистической ориентации режима, помогли Египту выстоять в трагические июньские дни 1967 года.
И все же не у всех судьба складывалась одинаково. Были и такие, кто по выходе на свободу не смогли найти себя в новой обстановке, влиться в общее русло, продолжить борьбу в непривычных условиях. Одних надломили годы преследований и тюрем, растерянности и дезориентации других способствовал
самороспуск компартии в 1965 году.
Герой романа "В сетях" Халиль Мансур —из тех, кто не нашел своего места и, сохраняя в душе левые марксистские убеждения, тем не менее отошел в сторону, отказался от борьбы. Однообразной вереницей потянулись годы спокойного, размеренного быта, на пороге пятидесятилетия встретилась любимая женщина, стала налаживаться семейная жизнь... Выбрав эскапизм, Халиль Мансур всеми силами пытался сохранить внутреннюю цельность, остаться самим собой: ни в 60-е годы, ни тем более в годы правления Садата, когда под сенью "политики открытых дверей" в Египте махровым цветом расцвела неприкрытая коррупция, он ни разу не соблазнился сотрудничеством с властями, хотя в последнем случае это могло сулить ему выгоды, и немалые. Отгородившись от жизни, Халиль Мансур нередко вспоминал о пройденном пути, с гордостью отмечая про себя, что он из тех, кто не оступились, не предали общего дела и, несмотря на суровые испытания, честно несли свой тяжкий крест. Но долг, как и совесть, категория нравственная, и его нельзя выполнить отчасти или наполовину — складывая с себя бремя долга, человек не только перестает быть борцом, но неизбежно утрачивает цельность характера, неотвратимо раздваивается и в конечном счете превращается в свой антипод.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
роман
(араб.)
ОЖОГИ ПАМЯТИ (Предисловие)
В литературу Шериф Хетата пришел поздно, в возрасте 50 лет. К тому времени за его плечами уже была бурная, полная драматических поворотов жизнь —литературный дебют совпал с порой подведения итогов, мучительных раздумий о пройденном пути. Свой первый роман с несколько необычным названием "Железное око" Шериф Хетата писал в первой половине 70-х годов. Каждый день, возвращаясь с работы, он садился за письменный стол и с головой погружался в прошлое, а за окном происходили события, которым суждено было определить пути развития Египта на много лет вперед.
Со смертью Гамаля Абдель Насера в 1970 году в истории Египта и всего арабского мира завершилась целая эпоха. Боль утраты еще не остыла в сердцах простых египтян, антиимпериалистические лозунги и обещания следовать прогрессивным курсом еще звучали в официальных речах, а между тем в кабинетах сановников и в государственных присутствиях уже проглядывались приметы грядущих перемен: один за другим исчезали со стен портреты покойного президента и в его адрес все назойливей и чаще звучали ядовитые шепотки. Реакция, долгие годы терпеливо дожидавшаяся своего часа, еще не осмеливалась заговорить в полный голос, но в газетных полемиках уже появились зловещие обертоны, а на улице Шаварби, в самом центре Каира, короли черного рынка стали открывать фешенебельные магазины, где подпольные миллионеры могли открыто приобретать то, что еще вчера им приходилось покупать из-под полы.
Путь президента Садата от клятвенных заверений в верности заветам Насера до открытого и полного отступничества от принципов и идеалов июльской революции 1952 года был на удивление стремительным и коротким. В считанные годы Египет, традиционный лидер арабского национально-освободительного движения, был переведен в фарватер империалистической политики; перечеркивая революционные завоевания египетского народа, власти предержащие официально провозгласили "политику открытых дверей", фактически открывшую все шлюзы перед наплывом иностранных предпринимателей, местных компрадоров, перекупщиков и спекулянтов всех мастей, готовых продавать оптом и в розницу собственную страну.
В середине 70-х годов "жирные коты" уже вовсю правили свой пир. Экономика страны буксовала, дороговизна росла не по дням, а по часам, все ниже придавливая к земле тех, кто трудились в поте лица, чтобы прокормить своих детей, а между тем предприимчивые дельцы наживали миллионные состояния, лихоимство и коррупция липкой паутиной опутывали страну, и кричащее богатство кучки нуворишей становилось тем отвратительней и бесстыдней, чем обнаженнее и безнадежней выглядела увеличивающаяся нищета большинства.
В январе 1977 года по всему Египту прокатилась волна "голодных бунтов". Напуганные масштабом недовольства, власти пошли на попятный, но, отказавшись от очередного увеличения цен на продукты питания, садатовский режим использовал стихийные уличные беспорядки в качестве предлога для репрессий против прогрессивных левых сил. В бесконечных публичных выступлениях Садат демагогически разглагольствовал о своей приверженности принципам "демократии и либерализма", а тем временем в стране неуклонно нарастал полицейский террор, и бдительные цензоры, вооружившись ножницами, тщательно выискивали в печатных изданиях крамолу, под которой, конечно же, разумелась любая расходившаяся с официальными толкованиями мысль.
В удушливой атмосфере садатовского Египта легко и вольготно чувствовали себя лишь наемные перья, скрипевшие вовсю, переписывая историю. Дирижером этого хора выступал сам Садат, выпустивший в свет книгу мемуаров с претенциозным названием "В поисках себя" — образчик политической графомании, сопоставимой разве что с манией к историческим фальсификациям. Честные писатели Египта, не желавшие подставлять конъюнктурным ветрам свои паруса, переживали нелегкие времена. Одни, как, например, крупнейший поэт Абдуррахман аль-Хамиси, публично выразили свое презрение к режиму и покинули страну; другие, как талантливый прозаик Гамаль аль-Гитани, обратились к сюжетам из средневековой истории, пытаясь языком символов и иносказаний донести до читателя правду о несправедливости "султана" и бесчинствах его соглядатаев, рыскавших в поисках своих жертв. Третьи, впадая в отчаяние, отдавались упадническим настроениям: их поэзия и проза окрасились в черные тона и живая мысль отправилась в бессмысленные блуждания по лабиринтам абсурдизма, экзистенциалистских построений, мистической символики, повторяющей уже когда-то пройденный круг.
Вряд ли можно считать случайным, что Шериф Хетата, занявшийся литературным творчеством именно в эти тяжелые годы, в первом своем романе обратился к истории. Не станем гадать относительно того, что явилось определяющим в его решении взяться за перо — дремавшее до поры и подавлявшееся силою обстоятельств призвание к словотворчеству или нежданно и неодолимо явившаяся потребность поделиться с миром горькими приобретениями памяти, скорбным опытом души, не привыкшей гнуться долу, какая бы ни стряслась беда. Так или иначе, но первый роман немолодого уже дебютанта обращен в недавнюю историю, и его можно назвать "исповедью сына века", ибо в нем в одном неразъемном сплаве запечатлелась судьба целого поколения, брошенного в водоворот эпохи, и эпоха —в светлых и трагических судьбах его сыновей.
Поколение Шерифа Хетаты делало свои первые шаги по земле в середине 20-х гг.'и вступало в самостоятельную жизнь в годы второй мировой войны, когда человечество жило ожиданием грядущих неотвратимых перемен. Шериф Хетата родился в Каире в 1923 году в преуспевающей семье. По окончании школы он, как и многие его сверстники из богатых домов, избрал для себя престижную и прибыльную в то время профессию врача и, поступив на медицинский факультет университета, с головой погрузился в учебу. Природные способности, помноженные, на добросовестность и трудолюбие, сулили быструю и блестящую карьеру, но неожиданно для родителей и друзей талантливый юноша пошел другим путем. Сблизившись с патриотически настроенными студентами, он стал членом одного из марксистских кружков и с увлечением отдался изучению политической литературы, В первые послевоенные месяцы в Египте происходила стремительная консолидация всех прогрессивных демократических сил, мощный подъем антиколониальной и антиимпериалистической борьбы, В июне 1945 года находившаяся в оппозиции партия Вафд, стремясь упрочить свое политическое влияние, направила британскому послу в Каире резкую ноту, требовавшую эвакуации английских войск из Египта и объединения Египта и Судана. В поддержку этого требования по всему Египту прокатились забастовки и демонстрации рабочих и студентов. Обстановка в стране накалилась до предела в феврале 1946 года, когда стало известно, что правительство готовится подписать с британскими колонизаторами договор о совместной обороне, что привело бы к увековечению господства англичан в Египте и его вовлечению в агрессивный империалистический блок.
9 февраля 1946 года на состоявшемся в Каирском университете собрании учащейся молодежи было выдвинуто решительное требование о прекращении тайных переговоров с Великобританией и немедленном выводе всех английских войск из страны. В том же месяце представители рабочих и студентов объединились в Национальный комитет рабочих и учащихся (НКРУ), который возглавил антиколониальную борьбу.
С самого начала Шериф Хетата стал видным активистом патриотического движения молодежи. Распространение листовок и запрещенной литературы, участие в забастовках и демонстрациях, столкновения с полицией — все это способствовало становлению характера Шерифа Хетаты, предопределило его решение окончательно и бесповоротно посвятить себя революционной борьбе против колониализма и монархии.
В июле 1946 года правительство Сидки-паши, напуганное подъемом массового движения, обрушило против демократических организаций и в первую очередь против коммунистов полицейские репрессии. Многие изч борцов по приговорам военных трибуналов были брошены в тюрьмы, отправлены на каторгу. Среди тех, кого приговорили к длительному сроку, был и Шериф Хетата.
Немало тяжких испытаний выпало на его долю: каторжные работы в каменоломнях близ Абу Заабаля, долгие месяцы и годы одиночного заключения, угрозы и издевательства тюремных властей. Но несмотря на все это, и в тюрьме молодой коммунист-революционер ни на миг не прекращал борьбы: участвовал в голодовках протеста, добивался у администрации улучшения условий содержания узников, дрогнувших или упавших духом поддерживал добрым словом и советом, в качестве врача оказывал посильную помощь больным. В 1950 году Шериф Хетата совершил дерзкий побег из тюрьмы и при содействии товарищей по подполью сумел выехать из страны. Но передышка оказалась недолгой. Проведя около года в Париже, он вновь вернулся в Египет, где был немедленно схвачен полицией: на этот раз его приговорили к 10 годам тюрьмы,
Роман Шерифа Хетаты "Железное око" (под "железным оком" имеется в виду глазок в двери тюремной камеры) во многом автобиографичен — его сюжетные линии, разворачивающиеся на фоне антиколониальной борьбы египетского народа в 1946—1950 гг., основаны на конкретных эпизодах из жизни писателя. Так, главный герой романа Азиз, как и автор, является выходцем из богатой семьи; точно так же, завершив среднее образование, он поступает на медицинский факультет и, целиком отдавшись учебе, поначалу не замечает происходящих в стране грозных событий. Внутренние перемены вызревают в нем медленно, исподволь, шаг за шагом сама жизнь подталкивает его к важному решению — и вот мы уже видим его среди участников исторического собрания молодых патриотов, состоявшегося, как уже упоминалось выше, в Каирском университете 9 февраля 1946 года, и на следующий день — на мосту Аббаса, где полиция в упор расстреляла многотысячную демонстрацию. Встреча представителей Национального комитета рабочих и учащихся с премьер-министром Нукраши-пашой, переход студенческих вожаков на нелегальное положение, арест, тюрьма, мучительные недели и месяцы в одиночке в ожидании военного трибунала — все это реальные факты, вехи судьбы, ожоги памяти, в которой историческое и личное слились настолько, что их уже
почти невозможно расчленить.
Биографических совпадений, как мы видим, немало; и вместе с тем вряд ли было бы справедливо утверждать, что главный герой романа попросту "списан" с самого автора. Отталкиваясь от собственного опыта и выцеживая из памяти лишь самое необходимое, Шериф Хетата создает рельефный, запоминающийся образ молодого революционера, приобщающегося к освободительному движению еще со студенческой скамьи и сохраняющего верность раз и навсегда избранному делу на всю жизнь.
Действие романа развивается в двух временных планах — в настоящем и прошлом, и это позволяет Шерифу Хетате не только создать яркую хронику жизни и борьбы целого поколения, но и ввести в повествование множество сюжетных линий, сообщающих книге эпическую глубину. Сквозной темой проходит через все повествование история любви Азиза и Надии, но и в этой, казалось бы, непритязательной истории, составляющей непременный атрибут жанра, то и дело проступают острые социальные грани, высвечивается проблематика, выходящая далеко за пределы индивидуальной судьбы. Так, например, на авансцену выносится столь важный и характерный для многих литератур Востока вопрос об эмансипации женщины, о ее роли в жизни общества, и даже образ Надии, девушки просвещенной и мужественной, не только бросившей вызов консервативной морали мусульманского общества, но и целиком посвятившей себя борьбе за свободу и независимость родины, почти не имеет аналогов в современной арабской литературе, где женская эмансипация чаще всего не выходит за рамки семейного бунта и утверждения узколичных прав и свобод.
Второй роман Шерифа Хетаты "В сетях" был написан на одном дыхании вслед за первым, и, хотя в нем затрагиваются иные проблемы и события разворачиваются в иной исторической обстановке, невольно возникает ощущение, что писатель продолжает однажды поднятую тему и в новой книге возвращается к тому же герою, но уже "тридцать лет спустя". Если в романе "Железное око" Шериф Хетата прослеживает истоки, начало, исходные рубежи, с которых началась борьба египетских патриотов, то в следующей книге он переносит действие в конец 70-х годов и, как бы замыкая круг, подводит итоги, показывает героя в конце жизненного пути.
Между двумя романами пролегает временная дистанция почти в три десятилетия. За исключением упоминания о выходе героя романа "В сетях" Халиля Мансура из тюрьмы в 1964 году и некоторых его мытарствах, связанных с поисками работы, автор практически ничего не сообщает о том, что довелось пережить герою в течение последних 30 лет. Едва ли не самый напряженный и значительный период в современной истории
Египта, таким образом, напрочь выпадает из авторского кругозора — возникает как бы вакуум, пустота. Но пустота эта — чисто условная: не без умысла оставляя историческую лакуну, автор как бы призьюает читателя заполнить ее самостоятельно, опираясь на собственный опыт и понимание истории, и тут выясняется, что целая жизнь, оставшаяся за границами повествования, в действительности образует именно тот незримый пласт, из которого произрастает все, чему суждено случиться много лет спустя, и, в сущности, предопределяет развязку индивидуальной судьбы.
Вкратце о том, что вынесено за скобки. В 50—70-х годах судьба многих египетских революционеров, и в частности членов марксистских групп, складывалась сложно и неоднозначно. Июльская революция 1952 года, у истоков которой стояли патриотически настроенные офицеры во главе с Насером, не принесла им освобождения из тюрем. Они вышли на свободу позднее, в 1955-1956 гг., когда возглавлявшийся Насером прогрессивный режим начал испытывать растущее давление империалистических держав, пытавшихся втянуть его в агрессивный Багдадский пакт, и руководство египетской революции осознало насущную необходимость сближения со странами социалистического содружества. На протяжении 50-х годов молодая республика вынуждена была вести нелегкую борьбу как с силами внешней агрессии, так и с местной реакцией, недовольной революционными преобразованиями в стране. Напряженная внутриполитическая ситуация осложнялась и тем, что в рядах египетской революционной демократии, находившейся у власти, не было единства. В результате в конце 50-х годов определенная часть египетских коммунистов вновь подверглась репрессиям. Лишь в 1964 году, когда руководство июльской революции, проводившее в жизнь программу социалистических преобразований, встало перед необходимостью сплочения всех прогрессивных и левых сил, египетские коммунисты были выпущены из тюрем. Многие из них, понимая прогрессивный характер происходивших в стране процессов, заняли свое место в общем строю, стали оказывать всемерную поддержку антиимпериалистическому курсу Насера, Таких было большинство, и их политическая дальновидность и преданность делу революции сыграли существенную роль в сохранении прогрессивной, социалистической ориентации режима, помогли Египту выстоять в трагические июньские дни 1967 года.
И все же не у всех судьба складывалась одинаково. Были и такие, кто по выходе на свободу не смогли найти себя в новой обстановке, влиться в общее русло, продолжить борьбу в непривычных условиях. Одних надломили годы преследований и тюрем, растерянности и дезориентации других способствовал
самороспуск компартии в 1965 году.
Герой романа "В сетях" Халиль Мансур —из тех, кто не нашел своего места и, сохраняя в душе левые марксистские убеждения, тем не менее отошел в сторону, отказался от борьбы. Однообразной вереницей потянулись годы спокойного, размеренного быта, на пороге пятидесятилетия встретилась любимая женщина, стала налаживаться семейная жизнь... Выбрав эскапизм, Халиль Мансур всеми силами пытался сохранить внутреннюю цельность, остаться самим собой: ни в 60-е годы, ни тем более в годы правления Садата, когда под сенью "политики открытых дверей" в Египте махровым цветом расцвела неприкрытая коррупция, он ни разу не соблазнился сотрудничеством с властями, хотя в последнем случае это могло сулить ему выгоды, и немалые. Отгородившись от жизни, Халиль Мансур нередко вспоминал о пройденном пути, с гордостью отмечая про себя, что он из тех, кто не оступились, не предали общего дела и, несмотря на суровые испытания, честно несли свой тяжкий крест. Но долг, как и совесть, категория нравственная, и его нельзя выполнить отчасти или наполовину — складывая с себя бремя долга, человек не только перестает быть борцом, но неизбежно утрачивает цельность характера, неотвратимо раздваивается и в конечном счете превращается в свой антипод.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43