Я сделала пару шагов и вновь остановилась, переводя взгляд с Мартина на Риза и Скретча, снова на Тома. Все они улыбались. Чувство необычности до некоторой степени исчезло.
– Что вы затеяли в эту прекрасную ночь? – начала я довольно бодро, но мой голос падал в темноту, как раненная птица.
– Мы приветствуем твой приход в леса, – ответил Том. – Мы делаем тебя частью нас. Это нужно больше нам, чем тебе, поэтому если ты решишь, что что-нибудь не так, то мы поймем. Но я надеюсь, что ты последуешь за нами, не задавая много вопросов. Если ты сделаешь так, как мы попросим, после, за обедом, мы объясним тебе все, что пожелаешь. Если ты сочтешь, что это слишком трудно для тебя, я провожу тебя до машины, и никто не обидится. Сейчас пришло время решать. О'кей?
– О'кей, – согласилась я после некоторого раздумья. Мой голос был тихим и высоким. – Что я должна делать?
– Пройди между двух костров и положи то, что ты принесла, на землю точно посередине между ними. Затем подойди к берегу и подожди – я приду за тобой.
Том подал знак остальным: Риз наклонился, взял свой маленький барабан и начал отбивать тихий ровный ритм кончиками пальцев. Мартин поднял серебряную свирель ко рту и стал играть. Мотив был подобен тому, что мы слышали на веранде в День Благодарения – атональный, воющий, пронзительный и завораживающий. За ними и Скретч закрыл глаза, поднял голову и тихо запел что-то слабым надтреснутым старым голосом. Ни в мотиве, ни в словах я не могла угадать никакого смысла. Огромная, освещенная кострами черная чаша речного болота, казалось, надвигалась на меня. Время полетело назад, как раскручивающаяся кинопленка.
Я спустилась туда, где горели костры, нагнулась и положила покупки на землю между ними. Затем прошла вниз к краю воды и остановилась. Том на противоположном берегу раздвинул тростник, доходивший ему до талии, спустился к ручью и протянул мне руку. Там, где он раздвинул заросли, я увидела сооружение среди рогоза и тростника, нечто вроде туннеля из ветвей дуба и сосны, покрытого живыми зелеными дубовыми ветками и мхом, сооружение высотой примерно до талии Тома и около пяти футов длиной.
– Диана, если ты не против, мы бы хотели, чтобы ты перешла ручей и прошла сквозь туннель, – сказал Том. – Внутри туннеля нет ничего, кроме свежих веток сосны и дуба. Я сам срезал их сегодня утром. Тебе, возможно, придется наклониться или пройти на четвереньках, но это ничего не значит, обещаю тебе. Я бы показал, как это делается, но… мне не разрешается. Я обещаю, что внутри нет ничего, что могло бы повредить тебе.
– Я знаю, – ответила я. Прежде чем говорить, мне пришлось проглотить комок в горле.
– Ну ладно, – произнес Том. – Начинаем.
Звуки флейты и барабана усилились, голос Скретча стал выше, я вошла в воды Козьего ручья и пересекла его, не чувствуя ледяного холода промокших насквозь носков и мокасин. Я взглянула на Тома. Он стоял у другого конца зеленого туннеля и, улыбаясь, кивал мне головой. Я глубоко вздохнула, нагнулась и вошла в арку из ветвей.
Туннель был точно таким, каким описывал его Том. Внутри ничего не было, кроме мокрой черной земли в тех местах, где Том очистил ее от тростника, и низко нависших, образующих арку, ветвей, прутьев, иголок и листьев. Я глубоко вдохнула запах холодного свежего дуба и недавно срубленной древесины. Я закрыла глаза, прошла туннель и вновь выпрямилась. Том стоял передо мной и протягивал руку. Я ухватилась за нее.
Мой друг провел меня между Ризом и Мартином, и мы остановились перед Скретчем Первисом. Том отступил назад. Скретч с трудом нагнулся, поднял с земли небольшую глиняную чашу и опустил в нее руку. Указательным пальцем он начертал что-то на моем лбу, что-то холодное и влажное. Я закрыла глаза. Я не хотела видеть цвет жидкости на его темной руке. Когда я открыла глаза, то увидела, что Том поднимает корону из листьев, похожую на их венцы, и водружает ее мне на голову. Он улыбнулся и поцеловал меня в обе щеки, затем Скретч, Риз и Мартин сделали то же самое. Скретч закрыл глаза и монотонно пропел короткое заклинание. Все было окончено. Мои друзья сошли с мест, положенных по ритуалу, и, казалось, начали потягиваться и толочься на месте, как это обычно Делают мужчины после захватывающей футбольной игры. Все смотрели на Тома.
– Вот и все. Приветствую твое вступление в леса, Диана Колхаун.
– Приветствую тебя, Диана, – повторил за Томом Мартин. Риз и Скретч также пробормотали свои приветствия.
– Я… благодарю вас, – чуть слышно проговорила я. – Чувствую себя, как дева Марион. И все-таки, кто-нибудь расскажет мне, что сейчас произошло?
– Да, – заверил Том Дэбни. – Но сначала обед. Не знаю, как вы, ребята, но я голоден как черт. Я не ел со вчерашнего обеда.
– Ты это говоришь так, будто напрашиваешься в святые, – засмеялся Риз Кармоди. – Черт возьми, никто из нас не ел со вчерашнего дня, а еще меньше пил. А это жестоко и до чрезвычайности необычно.
Они рассмеялись: мужчины, собирающиеся выпить пива после матча.
– Тогда чего мы ждем? – спросил Том.
Так велико было его личное влияние, власть ночи, костра и непонятного старинного ритуала, что, когда я спросила Тома, почему мне предложили положить хлеб, соль и вино между кострами и он ответил: „Для очищения", я просто протянула: „А-а-а!" и последовала за мужчинами в дом.
Том развел огонь в камине, поставил запись Джерри Маллигана и отправился на кухню. Мартин Лонгстрит налил виски всем, кроме Скретча, который улыбнулся, покачал отрицательно головой и закрыл глаза, покачиваясь в глубоком кресле у огня и отбивая ногой такт музыки. Из кухни стал доноситься насыщенный запах жарящегося мяса, и я поняла, что голодна как волк.
Я сняла мокрые обувь и носки, протянула ноги к огню и позволила чувству успокоения, которое Козий ручей всегда порождал во мне, смыть странность этой ночи. Мы, наверно, были похожи на четырех приятелей, собравшихся поесть, выпить и повеселиться в доме общего друга. Фактически мы ими и были, хотя теперь мы были чем-то еще, чем-то, что выходило за пределы моего понимания.
Но сейчас я чувствовала только легкость, довольство и простой физический аппетит. Виски, подобно дыму, клубилось во рту и разливалось теплом по крови. Ощущение странности того, что мы только что проделали на болоте Биг Сильвер, съежилось где-то на краю моего сознания и не подбиралось в круг огня намина. Я знала, что вскоре мне придется осмыслить происшедшее, придется найти ему место в житейском опыте, попытаться пристроить в своем сознании… но после, не сейчас. Здесь, вне города, эта странная ночь казалась совершенно естественной. Только в Пэмбертоне она станет причудливой и немыслимой.
Я подняла бокал, приветствуя мужчин, сидящих у огня:
– Л'хаим, или как это говорится, – произнесла я. – Давайте начнем. Кто из вас расскажет мне, в чем дело?
– Думаю, что я, моя дорогая, – начал Мартин Лонгстрит. – Я никак не могу сбросить академическую мантию, даже в лесу. Конечно, если Том не хочет сам все объяснить.
– Валяй, Марти, – крикнул Том из кухни. – Доверие к тебе намного выше, чем ко мне. Она уже полагает, что я свихнулся. Но она, по крайней мере, выслушает тебя. А если наплюет на твои слова, ты можешь устроить так, что ее выгонят с работы.
Мартин широко улыбнулся; я впервые заметила, что это весьма привлекательный мужчина, а когда-то он был просто очень красив. Я подумала о разговорах насчет его гомосексуализма, которые слышала в колледже, но это были сплетни, причем не зловредные. В колледже Мартина глубоко уважали, а его академическая манера держаться отличалась строгостью и педантичностью. Теперь я могла убедиться, что это был живой, веселый человек. Мне вдруг захотелось думать, что он прожил хорошую жизнь.
– Уволить Диану я не смог бы, – возразил Мартин. – Она имеет теперь, наверное, больше блата, чем я.
– Господи, ну кто-нибудь наконец расскажет мне, в чем дело?
– Да-да. Хорошо. – Мартин глубоко вздохнул. – То, что мы совершили сегодня, Диана, очень старый ритуал очищения и посвящения. В основе своей он пришел с берегов Инда, от племен хинду, которые верили, что человек – скажем так – осквернен контактом с внешним миром, возможно, заражен его болезнями и пороками. Поэтому человек должен быть рожден заново в чистоте и невинности, прежде чем его смогут ввести в общину и представить правителю. И тогда был создан образ обычного пути рождения женщиной от золота или от священного йони. Таким образом, посторонний или непосвященный должны были пройти этот путь рождения, чтобы родиться вновь. Нам трудно добыть золото или йони, поэтому мы воздвигаем собственный культ Дуба, который мы считаем священным деревом лесов. Когда ты прошла через костры, воду и туннель из листьев, ты как бы очистилась от внешнего мира и обновилась, чтобы принять таинства леса. И ты стала безопасна для связи с нашим шаманом, коим является Скретч.
Мартин кивнул Скретчу, тот ответил ему тем же, улыбаясь и приоткрыв глаза. Я смотрела на Мартина.
– Ритуал огня был воспринят из практики защиты татарских ханов в средние века. Огни разжигались, чтобы уничтожить всякие колдовские чары с подарков, приносимых хану гостями. Прохождение через воду и помазание пришло из ритуала очищения племен башиланге, живущих в бассейне реки Конго. Мы внесли некоторые изменения специально для тебя, но обычно женщины башиланге, которым предстоит очиститься, купаются обнаженными в течение двух дней в священном потоке, а потом в таком же виде предстают перед главным жрецом, чтобы тот помазал их священным веществом на лбу и груди. Мы сочли, что это чересчур для тебя – купаться в феврале в лесном ручье, а кроме того, Скретч чувствует себя оскорбленным при одной только мысли о голых дамах. Но в основном все было сделано так, как следовало. Это означает, что ты теперь одна из нас, частица лесов. Ты можешь делать с этим все, что хочешь, или не делать ничего. Но мы надеемся, что ты пожелаешь… исполнять ритуалы вместе с нами.
Мартин замолчал и спокойно посмотрел на меня. То же сделали Риз и Скретч. Я не слышала, как Том двигался по кухне, в комнате царило безмолвие, за исключением треска огня в камине и музыки из динамиков.
– Исполнять ритуалы вместе с вами? – повторила я как попугай. Мой голос звучал низко, я ощущала некую заторможенность. Что он только говорит?
– У нас есть целый ряд ритуалов, которые мы исполняем, чтобы поддержать реку Биг Сильвер, леса и болота вокруг нее чистыми, непорочными, защищенными от вреда, – объяснил Мартин просто. – Мы верим, что это возможно, и методы, которые мы разработали за многие годы, являются наилучшими для выполнения наших задач. Мы не всегда добиваемся успеха, но наши достижения все же заслуживают похвалы. По некоторым очень основательным причинам мы заключили, что ты обладаешь теми дарованиями, которые нам хотелось бы добавить к нашему арсеналу, если ты согласишься.
– Дарованиями? – недоумевала я. – Какими?
– Я думаю, тебе об этом расскажет Том, – мягко заметил Мартин. – Мы присутствуем здесь главным образом для церемонии очищения, которая требует присутствия всех. И еще для того, чтобы уверить тебя, что, если ты решишься стать одной из нас, мы будем очень рады.
Я пристально посмотрела на Мартина, Риза Кармоди и Скретча Первиса. В сторону кухни я смотреть не могла. Во мне разливалось огромное, все разрастающееся огорчение; как я ни старалась, я не могла удержать это чувство. Значит, Том был просто сумасшедшим. Этот красивый смуглый человек, смеющийся, танцующий, своей любовью вернувший меня к жизни и живший в зачарованном лесном доме, был ненормальным. Нет, он не был заворожен чарами лесов, он был обыкновенным сумасшедшим. Все они были помешанными, как я не понимала этого раньше?!
– Значит, все вы поклоняетесь лесам? – уточнила я. – Вы верите, что обладаете силой, способной защитить их? Вы совершаете ритуалы и все такое?..
– Да, мы совершаем ритуалы, – мягко подтвердил Мартин, не сводя с меня глаз. Я знала, что он понял мое недоверие и печаль. – Мы не просто боготворим леса, это было бы слишком большим упрощением и заносчивой самонадеянностью, которую мы не можем себе позволить. Но мы живем, или стараемся жить, соблюдая определенный обет, так будет лучше сказать. Мы считаем, что очень важно жить с чувством почтения в самом центре нашего существа, и мы не находим ничего столь же достойного почтения, как дикая природа – река, леса и животные. Мы не верим, что сами можем обладать властью – ею обладают ритуалы, или, скорее, то, что они вызывают. Ведь ритуалы являются воплощением охотничьих и лесных мифов всего мира с самого его возникновения, и именно эти мифы и обладают подлинной властью. Именно легенды говорят о той силе и том знании, которые не могут постичь наши умы, но о которых знают наши сердца. И наша плоть. Мы считаем, что мир остро нуждается в этой истинной и самой правильной власти. Но никакие иные пути, известные нам, включая ортодоксальные религии, не смогли открыть для постижения эту власть. Поэтому мы используем то, что считаем самой реальной и верной силой в мире, чтобы защитить то, что находим самым важным, – дикую природу. Девственную природу. Леса. Это не такая уж древняя концепция. Кто-то – мне кажется, Юнг – утверждал, что леса – это метафора для самой неизменной добродетели и истины, известной нам, это наше подсознание. Конечно, он также называл это Богом. В этом смысле, пожалуй, мы и поклоняемся лесам. Но не в слепом и прямолинейном смысле, как, мне кажется, ты полагаешь. Мы считаем, что это единственный праведный путь жизни.
Мартин улыбнулся мне.
– Мы надеялись, что наше присутствие, когда ты… немного познакомишься с нашим образом мыслей, будет полезно для всех нас. Мы считали, что тебе будет труднее поверить в то, что все четверо свихнулись совершенно одинаково.
В этот момент я бросила взгляд в направлении кухни. Том стоял, прислонившись к дверному косяку, потягивая виски и глядя на меня. Его лицо было доброжелательным и спокойным. Но он не улыбался. Он просто наблюдал. Вдруг Том подмигнул мне.
– О Господи, – воскликнула я, чувствуя себя побежденной, и уронила лицо в ладони.
В тот момент я поняла, что Том безнадежно нормален, так же, как и я, так же, как и остальные мужчины, сидящие у огня. Безнадежно нормальны и обречены оставаться таковыми. Мне просто предстояло найти способ, как пристроить осознание всего происходящего к знакомому мне миру и залатать мою жизнь вокруг дыры, которую сотворила сегодняшняя ночь; практически мне предстояло поверить в невозможное. Неизбежность утомления, которое мне придется испытать, почти парализовала мое тело.
Я подняла голову и посмотрела на Тома. Теперь он улыбнулся.
– Как вы нашли друг друга? – спросила я. – Как вы объединились… и стали такой командой?
– Я рассказывал тебе о моем отце, говорил о том, как он учился у своего отца, тот – у своего, моего прадеда, а тот, в свою очередь, постиг науку лесов в Германии. У великих знатоков леса, я думаю. К моему великому стыду, Герман Геринг тоже был „человеком леса". Мне кажется, наиболее… мистические стороны нашего знания – ритуалы и тому подобное – возникли в результате чтения и слушания историй, которые рассказывали мой отец и дядя Клэй – северные, греческие и скандинавские мифы. Затем я открыл сэра Джеймса Фрейзера и прочел у него, что одни и те же лесные, охотничьи мифы и мифы о животных в значительной степени были распространены во всех культурах во все эпохи истории. Потом я подружился с Марти, а он познакомил меня с работами Джозефа Кэмпбелла. А однажды мы разговорились и узнали, что Риз независимо от нас занимается этой проблемой в течение многих лет. К тому же я всегда знал, что у Скретча больше интуитивных знаний о лесе и силе, которая властвует в лесах, чем у кого-либо из известных мне людей: он охотился еще вместе с моим отцом, и отец рассказывал, каким знатоком лесов является Скретч, ведь он знает африканские и карибские мифы – он слышал их всю жизнь… В общем, мы просто сошлись все вместе и создали что-то вроде морального кодекса, на почве наших знаний. Это не было спланировано, просто развилось с течением времени. Но мы были уверены, что поступаем правильно; для нас это было более естественно, чем все, что мы делали раньше или будем делать когда-либо. В основном, это интуитивный образ жизни. Он примиряет мозг человека с природными, естественными явлениями. Мозг имеет обыкновение уводить в сторону, но тело всегда знает верный путь. В этом и заключается смысл мистической жизни.
– То есть жизнь по законам „ты"? – спросила я.
– Совершенно верно, – подтвердил Том.
– Сколько же вас всего? – робко поинтересовалась я, прекрасно понимая безумие своих слов.
– Не знаю, – ответил Том. – Мы рассеяны по всему миру. Из того, что мы читаем и что нам известно, можно заключить, что подобные нам люди были всегда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68