А такой довод для него решающий. Скретч не ошибается в отношении леса, просто никогда не ошибается. Но он тоже не может определить в чем дело. Но что-то есть, Диана. Там, в глубине лесов, это можно иногда почувствовать… Я соображу, в чем дело. До меня должно дойти. Я найду ответ.
– Может быть, тебе будет лучше, если мы не будем приезжать некоторое время? – предложила я.
– Нет, ради Бога. Ты и Хилари – единственные чистые, теплые существа в этой несчастной зиме. Приезжайте, прошу вас. Вы – мое спасение от безумия. Вы – мое равновесие.
Поэтому мы не перестали приезжать. Мы появлялись каждый день после школьных занятий и оставались почти до десяти часов вечера. В выходные мы приезжали с утра и оставались допоздна. Вскоре получилось так, как я и говорила Тиш: я почувствовала, что не живу нигде или, скорее, обитаю в воздухе, как птица; Пэмбертон больше не был моим домом, не был им и Козий ручей. Я усердно продолжала выполнять свои обязанности у мисс Деборы, а Хилари старательно занималась тусклой школьной работой, причем с удивительно небольшим ворчанием. Том педантично соблюдал свое расписание уроков, но они не были больше согреты его прежним пылом. Временами я встречала его в студенческом городке в перерыве между занятиями, он небрежно махал мне руной, я махала в ответ, но Том не разыскивал меня, и мы не уезжали из колледжа вместе. Единственное отличие Тома нынешнего от Тома тех дней, когда мы еще не стали любовниками, заключалось в том, что теперь, когда я видела его шагающим в сопровождении студентов и коллег, он редко смеялся, не пел и не танцевал.
Он был лишь слабым отблеском прежнего Тома. Любовь, которой мы занимались в первые дни наших отношений, была более настойчивой и необходимой, чем какая-либо другая, памятная мне, за исключением одного совершенно ужасного раза. В те первые дни Том мало принадлежал Хилари и мне, он просто был рядом.
Но затем, в начале февраля, когда на болоте наступили серые, теплые дни, когда позеленели сережки, развернулись первые папоротники, а стальное небо над деревьями, смягчившись, превратилось в молочный свод обманчивой весны, нам показалось, что Том сбросил, как сбрасывают плащ, темный груз лесов со своих плеч и вскоре стал почти самим собой, острием живого пламени, которого нам так недоставало. Он вновь отправился на болото со Скретчем, Ризом Кармоди и Мартином Лонгстритом, пробыл там всю ночь, а вернулся прежним Томом, хотя и очень усталым. И тогда любовь и смех начались всерьез.
– В конце концов, что же произошло? – спросила я Тома в ночь возвращения, после буйной и радостной любви на причале.
– Ничего, – ответил он. – И в то же время все. Мы просто… позаботились о некоторых вещах и осмотрелись кругом. Болото зеленеет так, как и должно. Мы слышали квакш. Это всегда приносит мне радость – видеть, что весна опять возвратилась на Биг Сильвер. Даже эта, ложная весна.
– Так вот, – продолжала я разговор с Тиш, сидя в одном из ресторанов Атланты через много дней после той ночи. – Должны же люди говорить. А я не собираюсь просить господ из Пэмбертона изменить течение их несравненных жизней ради меня и не предполагаю, что они попросят меня о подобном одолжении. У меня есть слабая, очень слабая надежда, что хотя бы немногие из них могут быть рады за Тома, Хилари и меня.
– Они будут рады, со временем, – заверила Тиш. – Если ваш образ жизни действительно делает вас счастливыми. Знаешь ли, мы не чудовища. Просто все уже радовались за тебя и за Картера. У него давно не было счастья в жизни. И, кроме того, ты слишком многого хочешь, ожидая, что люди из маленького городка будут ставить благожелательность выше первоклассных сплетен.
Мы закончили пить мартини в глубоком молчании и заказали обед. Затем Тиш проговорила:
– Есть еще кое-какие слухи, но это мне нравится куда меньше, чем сплетни о сексе в лесу. Конечно, это все Пэт. Очень немногие поверят, но они будут слушать. И будут пересказывать другим. Я даже не собиралась говорить об этом – слишком глупо, но потом решила, что все же мне следует это сделать. Подобные разговоры могут отразиться на Хил.
– Бога ради, Тиш, что?
– Так вот, я кое-что слышала о том… о вещах, которыми вы там занимаетесь. Не секс, другое. Действительно странные, сомнительные дела, что-то… ну, ритуалы, черная магия и тому подобное. Ты знаешь, вся эта шумиха о современном сатанизме и поклонении дьяволу…
– Боже милостивый, ты хочешь сказать, что люди сплетничают, будто Том, Хилари и я поклоняемся дьяволу на Биг Сильвер?
Мой голос осекся от полного неверия; под ним клубился смех.
– Нет, ничего определенного. – Тиш смотрела в свою тарелку. – Ничего, за что ты могла бы уцепиться, чтобы опровергнуть… Как я говорила, я слышала это только от двух-трех людей, а они слышали прямо от Пэт. К тому же она была пьяна, когда рассказывала об этом, и люди ей, конечно, не поверили. А просто передали, что она роняла намеки насчет странных обрядов… о кровавых жертвоприношениях и обучении Хилари разным вещам.
– Я убью эту ядовитую суку. Я это сделаю голыми руками. – Холодная ярость душила меня. – Она ревнует к Тому, я всегда замечала это – дурак бы не увидел. Но говорить, что Том превращает Хилари в… Кто передал тебе это? Кто?
– Я не скажу, – ответила Тиш. – Эти люди не поверили Пэт так же, как и я, так же, как и все остальные. Конечно, это ревность, мы все знаем, что она все еще хочет Тома. Самое лучшее, что ты можешь сделать, так это дать ей повеситься на ее собственном языке. Когда Пэт увидит, что никто не верит ее росказням, когда поймет, что это только отвращает людей от нее, а это, Господи Боже мой, так и есть, она остановится. С ней так бывает всегда. Я жалею, что даже упомянула о ее сплетнях.
Тиш выглядела такой несчастной, что я положила руку ей на плечо и произнесла:
– Не жалей. Я знаю, почему ты мне рассказала. Я оставлю все это без внимания, но буду следить, чтобы ничего не дошло до Хилари, я буду отвлекать девочку, если она вдруг услышит… Господи, просто абсурд какой-то. Какая опасная, гнусная вещь – так говорить о ком-нибудь.
– Такова наша Пэт, – криво усмехнулась Тиш. – Под этой хулиганской внешностью скрыто сердце из чистого базальта.
Меня серьезно обеспокоило, каким образом чарующая древняя мудрость лесов, странные и захватывающие мифы и легенды, которые передавал нам с Хилари Том, могут быть превращены в такой неблагородный металл. Меня возмущало до глубины души, что нечто чистое, красивое и абсолютное, как полет одной из стрел Хилари, как жуткий призыв огромного бронзового индюка, как ужасный и великолепный строй оленей в высохшем кипарисовом озере, может сделаться под языком Пэт Дэбни темным, порочным и запекшимся, подобно луже крови. Я думала об этом все выходные дни, а вечером в понедельник, когда встретилась с Томом, рассказала о разговоре с Тиш. Сначала я передала ему сплетни о нас двоих. Он лишь посмеялся:
– Ну что ж, значит, мы сделаем счастливыми не только себя, но и весь город. А ты думала, что они не будут судачить по этому поводу? Тебя это беспокоит?
– Не думаю, если подобные сплетни не отразятся на Хил. Но, может быть, было бы лучше, если бы мы не проводили здесь так много времени? В конце концов, если мы проведем несколько дней и вечеров в неделю в городе… занимаясь… ну, городскими делами… С другими нашими знакомыми. И ты сможешь встречаться с нами там, ходить в кино, обедать в клубе или еще где-нибудь. Ну, ты понимаешь, чтобы люди видели, что мы занимаемся… обыкновенными делами.
– Я не городской житель и не занимаюсь городскими делами, – ответил Том. – Мы не обычная пара. Я, конечно, свожу тебя в кино, если хочешь, или на обед. Но мне не нравится самое главное – причина, по которой ты хочешь, чтобы я все это делал. Мы принадлежим Козьему ручью. Диана, это наше место, нас троих.
– Но, Том… Хилари и я не можем просто переехать в леса навсегда, – возразила я. – Мы не можем просто… бросить нашу прошлую жизнь и поселиться здесь.
– Почему нет? Как раз этой жизни для вас я и желаю. До сих пор все было хорошо, не так ли? Вы только лишь не остаетесь здесь на ночь, и я, хоть убей, не могу понять, почему вы этого так избегаете. Разве такая жизнь не то, что ты хотела?
– Да, конечно, но… Но я имела в виду другое под словом „жить". Я… Том, у меня куча платьев, высокие каблуки, другие вещи, и я на самом деле люблю их, и мне нравится ходить по магазинам, в театр и обедать вне дома, у Хилари будут друзья, а вскоре она захочет ходить на свидания и все такое…
– Дражайшая Диана, – проговорил он, смеясь и перекатывая меня в своих объятиях на коврике перед камином, где мы лежали. – Я не прошу тебя стать каннибалом или отшельником. И свожу на сотню концертов. У меня же есть смокинг, помнишь? Я езжу в Нью-Йорк несколько раз в год, как „настоящие" люди, и останавливаюсь в Йельском клубе, а однажды даже посетил Лютецию, и они не вышвырнули меня за еду пальцами. Что на самом деле кроется под всем этим разговором?
– То, что Пэт говорила людям, будто мы здесь поклоняемся дьяволу, или делала намеки подобного рода, и будто мы учим всему этому Хилари.
Я пересказала Тому наш разговор с Тиш. Когда я закончила, он улыбнулся и покачал головой. Я почувствовала странное раздражение; ведь я ожидала скорее всего вспышки гнева и клятвы об отмщении и защите меня и моей дочери.
– Пэт не сдается, – проговорил Том. – Не первый раз она выскакивает с обвинениями в противоестественных действиях.
– А что ты сделал в прошлый раз?
– То же, что собираюсь сделать и теперь, и хочу попросить тебя последовать моему примеру: не обращать на нее внимания. Господи, уж не думаешь ли ты, что кто-нибудь поверит в это дерьмо?
– Что, если Хилари услышит разговоры?
– Хилари они обеспокоят меньше всего, – заверил Том. – Она одна из всех людей понимает… о лесах и о благоговении по отношению к ним. Но если слухи начнут доходить и до нее, тогда я разберусь с Пэт.
– Но, Том… почему Пэт упорно говорит такие гадости? Почему она допускает мысль, что люди могут поверить ей?
Том долго смотрел на меня, затем глубоко вздохнул:
– Я могу понять, почему она так говорит. Думаю, ты тоже поймешь, увидев все своими глазами.
Он поднялся с коврика и босиком протопал к телефону. Свет камина заливал его обнаженную коричневую кожу, похожую на лаву, мягко играющую на мускулах спины. Я вновь подумала, какое у него красивое тело, смуглое, совершенное и дикое.
– Кому ты звонишь? – спросила я.
– Моим сообщникам в делах черной магии, – ответил Том. – Моим подмастерьям по колдовскому ремеслу: Ризу, Мартину и Скретчу. Пришло время тебе узнать… кое-что еще.
Он поговорил по телефону и вернулся ко мне на меховое покрывало, лежащее перед камином.
– О чем ты говоришь?
Я ощутила на руках легкое покалывание, будто к ним прикасался огонь.
– О том, что мы четверо значим друг для друга. И о том, какое значение мы имеем для лесов. И немного о том, что мы значим для всех нас. Я раньше думал, что весна будет подходящим временем для посвящения, но моя уважаемая бывшая женушка не намерена предоставить мне такую роскошь, как время. Во всяком случае, лучше, чтобы ты все увидела сама. Ты узнаешь истину, и она освободит тебя.
– Мне не нравится, как это звучит. Что, собственно, ты хочешь?
– Я хочу, чтобы завтра ты приехала попозже, после наступления темноты. Где-нибудь около восьми. Оставь Хилари у Тиш и Чарли или еще у кого-нибудь – это не для нее, пока ты сама не узнаешь обо всем. Ты можешь вернуться домой поздно, поэтому устрой так, чтобы девочка осталась на ночь у друзей. Когда приедешь, привези какое-нибудь красное вино, хлеб и немного соли. Пройди вокруг веранды вниз к ручью, к причалу. Меня в доме не будет, я буду внизу со Скретчем, Мартином и Ризом. Там ты увидишь костер.
– Том… что произойдет?
– Ничего такого, чего ты должна бояться. Я думаю, что тебе это, возможно, понравится. Я не причиню тебе вреда, ты же знаешь, и не позволю кому-либо сделать это.
– Что мне нужно надеть? – глупо спросила я. – И какого сорта вино? В чем я должна все это принести?
– Надень, что тебе нравится, или не надевай ничего – это понравится мне. – Том усмехнулся. – Хочешь, хоть звезду Давида нацепи. Положи все, что принесешь, в коричневый бумажный пакет, если тебе так нравится. Это не имеет никакого значения. Пойми, Диана: все, что произойдет, не колдовство.
На следующий вечер Хилари начала протестовать, когда я сказала, что она не сможет поехать со мной на Козий ручей. Но вскоре умолкла.
– О'кей, – заявила она, – если так сказал Том. Я закончу мой египетский проект по географии, и тогда мы сможем провести весь уик-энд на ручье.
– Хилари стала совсем другим ребенком, – сказала мне Тиш, когда мы устроили девочку в кабинете Колтеров на диване перед карточным столиком. Хил разложила свои акварельные краски, бумагу и ножницы и спокойно начала работать, поулыбавшись Тиш и Чарли и небрежно помахав мне рукой, когда я выходила из комнаты.
– Передай привет Тому, – крикнула она мне вслед.
– Будто она выросла… превратившись из младенца, хрупкого младенца, в нынешнюю Хил буквально за недели, – говорила Тиш. – Я никогда не видела, чтобы ребенок так изменился. Если это происходит с ней на Козьем ручье, то Том должен был бы выступать в утренних телеинтервью. Он заработал бы миллионы.
– Ты еще всего не знаешь, – усмехнулась я, перед глазами стоял мой стройный ребенок, поражающий стрелой визжащего поросенка.
– Разве ты не довольна?
– Конечно, довольна. Я бы не позволила ей даже ступить туда, если бы это было не так.
– Ну что ж. Не спеши обратно домой. Я отвезу ее утром в школу, если ты вдруг захочешь… заночевать у Тома.
– Я ее заберу. Тем не менее спасибо. И не ехидничай. Я не остаюсь на ночь на ручье. Никогда этого не делала.
– Жаль, – проговорила подруга и, деликатно выставив меня за дверь, закрыла ее.
Я отправилась на Козий ручей в зимней темноте, покупки лежали в пакете на заднем сиденье, а мое сердце билось чуть ли не в горле.
Я увидела прыгающие блики костра между деревьями раньше, чем остановила машину перед неосвещенным темным домом. Я оставалась в „тойоте" в течение долгого времени, прежде чем выключила двигатель. Ночь казалась давящей, холодной и огромной, содержащей некий смысл, который я не могла, да и не хотела постичь. Пэмбертон, его огни, дорожное движение и торговля, благословенные, мелочные, обыкновенные вещи казались теперь далекими, находящимися за много миль и за сотни лет от меня. Я прибыла на древнее место и в древнюю тишину. Мне хотелось врубить заднюю передачу и выехать из темного леса. Печка в салоне работала в полную силу, на мне был спортивный костюм и пуховая куртка, но тем не менее я не могла унять дрожь. Я подождала еще немного, чтобы посмотреть, произойдет ли что-нибудь или кто-нибудь придет, но все было тихо. В конце концов я вылезла из машины, взяла покупки и пошла по коричневой траве вниз к ручью.
Слева от домика есть такое место, где Козий ручей сужается до черной ленты около четырех футов шириной, задушенный с обоих берегов густым, высотой до талии, тростником и водяными растениями, а зимой – водяным кресс-салатом. Сразу же за этим местом ручей разливается, становится похожим на озеро. Именно здесь расположен причал, стоят на приколе лодки, и именно здесь за много ночей до нынешней ночи Том и Хилари танцевали в лунном свете на берегу Козьего ручья. Но там, где поток сужается, он мелководен и быстр, его можно перейти в два-три больших шага. Здесь мы его обычно переходим, здесь же перебираются на другой берег козы и утки.
Теперь же на моем берегу прыгало, трещало и шептало что-то пламя двух огромных костров. На противоположной стороне ручья стояли плечом к плечу Риз Кармоди, Мартин Лонгстрит и Том. Позади них на некотором расстоянии вверх по берегу находился Скретч Первис. Все четверо не двигались, опустив руки вдоль тела, и смотрели на меня. Одеты они были благоразумно: во что вполне нормальный человек оденется на февральском болоте – брюки хаки, резиновые или болотные сапоги, пуховые или охотничьи куртки. Но на голове каждого из них красовалась корона из листьев дуба, подобная той, что была в День Благодарения. Тогда я подумала, что они надели эти венцы ради шутки. Около Риза Кармоди на земле лежал маленький барабан, на днище которого была натянута кожа, Мартин Лонгстрит держал небольшую серебряную флейту, у Тома и Скретча в руках ничего не было.
Я остановилась, пакет ударил меня по ногам. Сердце подпрыгнуло к горлу, я молча уставилась на мужчин. Несмотря на сапоги и куртки, они не принадлежали ни этой ночи, ни этому миру, а жили в каком-то неизмеримо доисторическом времени, каких-то диких местах, где царствуют огонь и барабаны. Мои мышцы сжались, готовые к бегству.
– Диана, – проговорил Том мягко. – Все в порядке. Ведь это мы.
Он улыбнулся и сделал мне знак приблизиться к ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68