– Надеюсь, что это так, – ответила я, целуя его в свою очередь в щеку. Но, несмотря на раскаяние, ясный голос внутри меня шептал: „Безответственность? Один раз за всю жизнь я забыла о Хилари, один раз – и я уже безответственна?" Но еще более ясный голос ответил: „Да, именно такой ты и была".
– Увижу ли я тебя завтра? – спросила я Картера, стараясь не слушать внутренний голос.
– Завтра вечер у Каррингтонов, – напомнил он. – Ты все еще хочешь пойти? Думаю, мы должны это сделать, чтобы в некотором роде разогнать сплетни прежде, чем они появятся.
– Да, я тоже так считаю, – ответила я и подумала: „Провались пропадом эти сплетни!" Но я знала, что Картер был прав. Наше появление вместе, как будто ничего не случилось, очень хорошо затушит небольшой пока еще огонь, который, должно быть, уже расходится волнами по Пэмбертону. Но больше всего, на все девяносто пять процентов, я жаждала, чтобы возвратилась успокаивающая нормальность, баюкающая повседневность круговорота праздничных вечеринок небольшого городка и моей жизни с Картером до того момента, когда Том Дэбни пронзил мою кожу и впустил в меня дикие желания. Остальные пять процентов были похоронены под грузом вины.
Перед тем как уйти, Картер взлохматил мои мокрые волосы, но не поцеловал в губы. Я простояла довольно долго, уставившись на закрытую дверь, а затем направилась в спальню, закрыла дверь на ключ, взяла телефонную книжку, нашла номер и позвонила Тому Дэбни на Козий ручей. Никогда в жизни мне не приходилось делать ничего более трудного.
– Мы должны найти какой-то способ, чтобы забыть, что случилось прошлой ночью, – сказала я, лишь только он снял трубку. Мой голос был высоким и глупым, но мне даже не пришло в голову, что он может не узнать, кто говорит.
Том узнал.
– Забыть? – ответил он. – Я не смогу, и ты не сможешь. Но мы можем вести себя так, как будто забыли. Если это то, что ты хочешь.
– Том, я не знаю, что в самом деле… – начала я.
– Да нет, ты знаешь, – в его голосе слышался смех, но не издевка. – Ты знаешь так же хорошо, как и я. Все в порядке. Я предполагал, что ты позвонишь. И ждал этого звонка. Мы можем быть друзьями, или любовниками, или партнерами в бизнесе, или врагами, или всем, кем ты захочешь быть. Только назови – я выполню твое желание.
– Вот так просто? – Я почувствовала облегчение.
– Вот так просто. На выбор того, кто делает предложение, а ты – именно тот, кто предлагает. Ты устанавливаешь правила. Единственная вещь, на которую я надеюсь, это то, что ты не перестанешь приезжать на Козий ручей. Я обещаю, если ты будешь приезжать и позволишь Хилари гостить у меня, обещаю, что не упомяну о прошлой ночи, пока ты сама не сделаешь этого. И отныне даже не прикоснусь к тебе.
– Правда? Том, могу я полагаться на твое слово? Можем ли мы по-прежнему приезжать… исключительно как друзья?
– Можете. Будем друзьями. Единственное условие – ты избавишь меня от страданий и упреков вроде: „Я не могу вообразить, что со мной случилось подобное". Ни слова об этом. Ты не будешь затрагивать подобные проблемы, а я не трону тебя. До тех пор, пока ты сама не захочешь. Такое положение вещей мне не слишком нравится. Но я буду поступать так, как сказал. Согласна? Ни одного слова упрека?
– Ни одного, – откликнулась я, испытывая головокружение от внезапного облегчения. – Согласна.
Вина унеслась, как облако жалящих москитов. Значит, мне удастся это сделать; я могу иметь Картера в качестве любовника, а Тома – в качестве друга. Ни одним из них не нужно было жертвовать ради другого. Я могла удержать их обоих и сделать так, чтобы все продолжалось, как прежде.
– Хорошо, – сказал Том, – тогда приезжай завтра или послезавтра. У меня есть подарки для тебя и Хилари.
– Господи, а я ничего не приготовила взамен… – начала было я, но остановилась, неожиданно поняв, что мне не следует разговаривать с Томом Дэбни в таком духе. – Спасибо, – произнесла я. – Это ужасно мило с твоей стороны. Но сейчас ни ты, ни я не должны тратить много денег.
– Подарки домашнего производства, – засмеялся он. – Ты увидишь, до какой степени домашнего. Так завтра? Приезжайте к ланчу – так, чтобы мы смогли провести некоторое время в лесу. Это время уроков. Но на будущее, мне кажется, тебе лучше возвращаться домой до темноты.
– Ты еще не знаешь и половины всего, – тоже рассмеялась я. – Правда, не знаешь. Ну ладно, до завтра. Увидимся около полудня.
– До встречи, – ответил Том Дэбни.
На следующий день он ожидал нас на веранде, сидя спиной к перилам и вытянув ноги. Бледное солнце выбивало в его темных волосах красные искорки. День был холодным, но мы укрылись от ветра под защитой дома, поэтому солнце казалось обманчиво-теплым, и Том сидел в лужице света без куртки, а Эрл примостился на его плече и ел что-то похожее на хотдог, держа кушанье в своих умных передних лапках. Он отбросил сосиску, и Том дал ему что-то другое, что енот схватил и начал жадно грызть.
Том улыбнулся нам, прикрывая глаза от солнца, и протянул руку. Хилари взялась за нее так естественно, как будто это была моя рука. Том прижал девочку к себе. Я не могла вымолвить ни слова – во рту было сухо, как в Сахаре.
– Давненько, дружок, – приветствовал Том Хилари. – Давно не виделись. Эрл почти забыл твое имя. Ему пришлось раза два напоминать. И Мисси надулась на тебя.
– Мама была ужасно занята – ходила на приемы, а потом начались дожди, – говорила Хилари, а сама терлась лицом о рубашку Тома. Эрл застрекотал и похлопал девочку по волосам и лицу, а затем устроился у нее на коленях. Хилари обняла енота.
– Ну как же, царица Пэмбертона! – Волчья усмешка Тома стала еще шире, он бросил взгляд на меня. – Мне оказана великая честь – царица появилась в моей смиренной хижине. Что бы я мог предложить ей, как ты думаешь? Такое, что могло бы соперничать со сверкающими салонами города?
– Вы можете повести ее в лес и все там показать, – бесхитростно ответила Хил. Тем не менее я внимательно посмотрела на дочь, а Том громко рассмеялся. Я почувствовала, что начинаю краснеть, и отвернулась.
– Пожалуй, я так и сделаю, – решил Том. – Возьму и тебя. Начиная с сегодняшнего дня я это и буду делать. Но вначале войдите в дом. У меня для вас есть рождественские подарки.
Он поднял Хилари на ноги и, обняв, повел в дом. Я замешкалась на секунду, мое сердце все еще металось в груди, начиная с того момента, когда мы выехали из дому. И мое лицо все еще было пунцовым от слов Тома. „Ты должна прекратить этот идиотизм, – сказала я сама себе, наклоняя голову под низкой притолокой и входя в сумрак большой комнаты. – Ты поступаешь, как девчонка двенадцати лет. Ничего не случится. Вы заключили соглашение. Все пункты оговорены и ясны. Ты сама установила условия. Он выполняет их прекрасно".
Я услышала тихое восклицание Хилари и секунду спустя поняла причину. Огромная рождественская елка стояла рядом с камином. Ее высыхающие иглы издавали чудесный, дикий, приятный запах. Дерево было украшено исключительно дарами леса и воды: яркие красные ягоды, белый мох, сосновые шишки, коробочки семян и огромные блестящие желуди, высушенные Кружева королевы Анны, как именуют иногда дикую морковь, и другие цветы, выбеленные раковины крошечных созданий из реки и ручья, громадные сказочные гирлянды серебристого мха, и в довершение всего на ветвях сверкали крошечные белые свечи. Язычки пламени мерцали в сумраке, как светлячки. Под елью лежало свернутое норковое покрывало, а в его богатых складках были сложены пакеты. Среди них, свернувшись в глубоком гнезде из меха, спала Мисси. Рядом с деревом стояло большое алюминиевое ведро с водой.
– Страховка, – объяснил Том. – Однажды я поджег дерево этими проклятыми свечками. Ну как, дамы? Нравится мое дерево?
– О, оно великолепно, – выдохнула Хилари. Ее голубые глаза затуманились от восхищения. – Это самая красивая елка, какую я когда-либо видела.
По ее голосу я поняла, что сверкающие, оформленные художником елки в Бакхеде и десятки праздничных подарков, полученных в этом году в Пэмбертоне, не имели больше никакой цены. Они просто уже не существовали. И Хил была права. В этом невероятном доме у темного ручья, в самых густых лесах, какие я когда-либо встречала, рождественское дерево было бесподобно, напоминало только чудо, совершенство… Оно вобрало свет зимних лесов и отбросило его, пылая живой дикостью, обратно – в сумрак.
– Да, оно поистине великолепно, – подтвердила я. – Что-то из северных сказок. Дикое волшебное дерево…
– Вот именно, – подхватил Том, – оттуда мы ведем свою традицию. Из северной древности, старой, как время, и даже старее, возможно. И обыкновенное баптистское рождественское дерево на Юге такое же языческое, как и человеческое жертвоприношение. Эта мысль всегда была мне интересна.
Хилари встала на колени, чтобы приласкать Мисси. Вздрогнув, козочка проснулась, бросилась, блея, в объятия девочки и уткнула свои черные резиновые губы в шею Хил.
– Она узнала меня, – проворковала моя дочка, – и не злится.
– Нет. Все простилось. Козы – животные с добрым нравом. Совсем не такие, как о них говорят, – заверил Том. – Если ты хочешь по-настоящему укрепить такое отношение, отведи ее на кухню и дай то блюдо, что стоит на полке. Скретч составил для Мисси новую смесь, и она просто сходит по ней с ума. По крайней мере, на этой неделе.
Хилари унеслась в кухню, а маленькая козочка потопала вслед за ней по широким старым половицам. Ее копытца так блестели и казались такими совершенными, будто только что они были отлиты из металла. Козочка подросла с тех пор, как мы в последний раз были на Козьем ручье. Милая белая мордочка уже находилась на уровне талии Хилари, а в сопрано ее блеяния слышались мягкие и более низкие ноты. Шерсть блестела, как будто ее только что вымыли шампунем.
Том и я молча стояли у ели в свете огня камина. Пламя тихо пофыркивало за экраном, и за этим звуком мне чудились высокие, чистые голоса маленьких мальчиков, поющих что-то нестройное, древнее и красивое. Это была не совсем рождественская музыка, но что-то священное, что пело о древних зимах. Снаружи тихий ручей напоминал голубую сталь под неярким солнцем, воздух, вливавшийся в комнату из-под зашнурованного брезента, был свежим, холодным и диким. Пэмбертон с его гостиными и переполненными буфетными комнатами, с его задыхающимися от транспорта улицами, с душными, увешанными гирляндами и лентами магазинами, казался таким далеким. А усыпанная звездами ночь, молчаливые леса и освещенная костром величественная громада Королевского дуба – такими близкими, что к ним можно было прикоснуться рукой. Несмотря на сухость в горле, я проглотила комок и с интересом взглянула на рождественское дерево, на ручей, на огонь в камине и на два динамика, прикрепленных к потолочным балкам. Но я не посмотрела на Тома.
– Итак, – произнесла я. – Мы снова встретились.
– Да, мы снова встретились.
– Действительно великолепная елка, – продолжала я светский разговор. – Что за необычная идея – использовать дары природы для украшения? Ты это сделал для Хилари?
– Не только. Моим мальчикам всегда это нравилось, – любезно отозвался Том. – Да и мне нравится заниматься украшением рождественского дерева. Я делаю все это в такой же степени для себя, как и для кого-то другого. Бывают годы, когда я единственная персона, кроме Скретча, Риза и иногда Мартина, кто лицезреет подобную красоту. Но я все равно каждый год наряжаю елку.
– На самом деле ты мог бы выиграть за дизайн приз на любом конкурсе рождественских украшений, – продолжала я, чувствуя, как жалко и глупо звучат мои слова, но я не могла сдержаться: что-то неумолимое готовилось ворваться в каждую секунду нашего с Томом молчания.
– Боже упаси, – ответил он.
– О нет, тебе бы удалось, – уверяла я. – Твоя идея украшения такая свежая, интересная и некоммерческая…
Наконец я замолчала, онемев от сознания собственной глупости.
Том пересек комнату, положил руки на мои плечи и слегка встряхнул меня. Волна легкого стыда залила меня так сильно, что я зажмурилась, пытаясь защититься от нее. „Господи Боже, – подумала я. – Эти Дуни прикасались ко мне прошлой ночью, прикасались к каждой клетке моего тела, на моей коже нет и дюйма, который бы не попробовал этот рот".
– Диана, перестань жмуриться и посмотри на меня. Ты похожа на летучую мышь, которую вынесли на дневной свет.
Его голубые глаза были рядом с моими, и я прочла в них веселость. И никакой опасности. Никакого намека. Ничего, кроме веселого удивления.
– Послушай, – сказал он. – Я думал, что мы уже все решили. Я думал, что мы договорились действовать так, будто субботней ночи никогда не было. Это твой выбор, дорогая, не мой. Такое поведение мне кажется величайшей глупостью, и я не вижу в нем никакой необходимости, но… Мы договорились. Поэтому давай так и поступать. Перестань коситься на меня, как будто я собираюсь прыгнуть на тебя, пока ты не видишь. Перестань болтать насчет конкурсов по украшению елок и о моем превосходном рождественском дереве. Тебе это безразлично. Ты просто перепугана, ты боишься, что я буду думать о тебе как о грязной девке из-за того, что мы сделали. Напротив, я думаю, то, что мы сделали, – чертовски чудесно, и ты тоже чертовски чудесна, и я всегда буду так думать. Но я намерен вести себя с тобой так, как будто мы только и делали, что восхищались свежим, интересным и „некоммерческим", как ты говоришь, рождественским деревом. И точка. Так будет всегда, до тех пор, пока ты сама не попросишь меня остановиться. А теперь перестань вести себя как малолетка, и тогда мы займемся делом. Смотри на себя так, как будто ничего не случилось.
Я рассмеялась, а он слегка обнял меня. День внезапно стал сияющим, беззаботным и праздничным, с бесконечной лентой времени, таким, каким и должен был быть день накануне сочельника. Я позвала Хилари из кухни, и мы уселись перед камином в ожидании подарков.
Вдруг Том стал почти застенчивым – я никогда не видела в нем такой неуверенности.
– В свое время я думал, что это интересная затея, но теперь не очень уверен в том, что подарки вам понравятся. Они вовсе не такие уж великолепные…
– Как говорится, важно внимание, а не подарок, – улыбнулась я. – Нам не нужно и мы не хотим что-нибудь великолепное – оно у нас уже было в Атланте.
– Какой он – значения не имеет, важен сам подарок, – практично заметила Хилари. – Скорее, Том. Я не могу больше ждать.
– Ну что ж, я вас предупредил, – пожал плечами Том и ушел в спальню. Через минуту он появился, держа руки за спиной.
– Закройте глаза. Мы повиновались.
– Счастливого Рождества, Диана и Хилари!
Мы открыли глаза. Улыбаясь, Том стоял перед нами и держал два изящных лука и два колчана, наполненных небольшими тонкими стрелами. Даже при первом взгляде я могла определить, что это оружие не современно – оно было сделано в стиле, который мастера перестали применять раньше, чем были написаны и напечатаны книги, описывающие его. Я знала, что Том изготовил луки сам. Они были очень просты и очень красивы.
Но… луки и стрелы? Для меня, для моей десятилетней дочери, нам обеим, городским созданиям – и вдруг такой подарок? Орудия убийства – нам? Я не знала, что сказать.
А Хилари знала.
– О Том, они великолепны, они просто прекрасны! – воскликнула девочка. – Они на самом деле мои? Ты сам сделал их? Ты научишь меня стрелять? Могу я взять лук в школу и показать всем? Ни у кого нет ничего подобного!
– Да, они действительно твои, – ответил Том. Его неуверенная улыбка стала более широкой. – И я сделал их сам. Именно для тебя. И конечно, научу стрелять, прямо с сегодняшнего дня и начнем, если захочешь. Но я бы предпочел, чтобы ты хранила их здесь, Хилари. Это серьезное дело. Не для показов и разговоров. Не знаю детей, кроме тебя, в ком я был бы так же уверен, что они поймут и будут относиться к лукам и стрелам с уважением. Место этих вещей – здесь, в лесу. Ты должна понять лук и стрелять из него только здесь. Он как… тайна, которая нам открыта, тайна, принадлежащая только Козьему ручью. Никто больше не должен быть посвящен в нее. Ну как, о'кей?
– Да, – согласилась девочка, серьезно глядя на мужчину. – Да, я понимаю, что ты имеешь в виду.
Я смотрела на них, освещенных огнем камина и свечей на языческом рождественском дереве. Легкие мурашки побежали у меня по затылку. Я знала, что Хилари понимает, о чем говорит этот человек, понимает и слова, и смысл этих слов. И так же знала, что сама ничего не понимаю. Том посмотрел на меня.
– А тебе нравится твой лук, Диана? – спросил он почти официально. – Они вам очень подойдут. В идеале – вы должны подогнать их по длине своей руки, а я рассчитывал все на глаз. Я могу сделать другой, если этот не по мерке.
– Луки действительно красивы, – медленно произнесла я. – Это превосходная, искусная работа. У тебя, наверно, ушли на нее месяцы. Никогда раньше не видела ничего подобного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68