– Вилли, – сказал он, протягивая руну принцу. Однако Том нарочно не стал произносить: „Приветствую вас".
– Я в восторге, – заявил принц Вилли, кланяясь Тому. Его голос был резким и низким, но улыбка – сверкающей. – Я надеюсь, что вы ничего не имеете против нашего вторжения. Мой друг Чип говорит, что у вас прекрасное место – дикое и естественное. Я приехал на Юг в поисках такого места для охоты. Мы уже охотились по всему миру и теперь ищем какой-нибудь новый, неиспорченный уголок, где смогли бы пострелять диких свиней и ваших белохвостов. Чип говорит, что их много в здешних лесах. Я бы хотел гарантировать своей группе много охотничьих трофеев.
Том и Клэй повернулись, чтобы посмотреть на Чипа, который льстиво улыбался. Но я заметила, что он не может стоять спокойно под взглядом двух пар голубых глаз.
– Я знаю, что ты не выдаешь лицензии на охоту на своей земле, Том, – проговорил Чип заискивающе. – Ну, какого черта? Вилли может заплатить тебе достаточно за охоту в течение недели, столько, что ты сможешь взять отпуск на год. Я подумал, вдруг ты переменишь решение хоть на один раз? Черт возьми, конечно, я бы хотел продать ему лицензию на „Королевский дуб", но если он хочет действительно что-то дикое, тогда нет другого места, кроме как здесь, у тебя. Было бы приятно, чтобы на семейных землях побывал принц.
Клэй Дэбни смотрел на сына и молчал. В его голубых глазах было что-то похожее на стыд. Выражение лица Тома не изменилось.
– Это не семейная земля, Чип, – произнес он ровным голосом. – Это моя земля, и я не выдаю на нее лицензии. Нет. Даже, – и он небрежно улыбнулся переминающемуся с ноги на ногу Вилли, – даже принцам.
– Я просто думал, что хоть на этот раз… – начал Чип.
– Ты не думал вообще, – отрезал Том. – В противном случае ты бы не побеспокоился даже приезжать сюда. А может, ты и вправду думал? Интересно было бы знать, о чем именно, Чип.
– Ты мог бы, по крайней мере, быть вежливым, – заявил Чип, причем его розовое лицо вспыхнуло ярко-красным цветом. – Вилли приехал издалека.
– Мне кажется, это ты нуждаешься в небольшом уроке этикета, Чип, – мягко заметил Клэй, но его глаза, глядящие на сына, потемнели от чего-то более близкого к боли, а не к стыду. – Я не помню, чтобы Том приглашал тебя и твою компанию в свой дом.
– Да, но я знаю, что вы с мамой направлялись сюда. И я думал, поскольку это семья… – бормотал Чип надувшись. Фрэнк Милликэн смотрел вдаль, за ручей, с явным недовольством, пристально глядя туда, где, как я думала, леса Тома становились его лесами. Принц Вилли, казалось, не страдал от мрачности Милликэна или от неловкости. Он вертел своей коротко остриженной желтой головой от одного Дэбни к другому, наблюдая и слушая с интересом.
– Чудесное место, этот дом и ручей, – произнес принц Вилли. – Именно то, что и ищут мои ребята. Они европейцы, как и я, но сейчас они вдали от родины. Они привыкли охотиться в диких местах в Европе и Азии. Из того, что я видел за последнее время, это место больше всего похоже на знакомые нам края. Хотя „Королевский дуб" Чипа тоже прекрасное место. Если вы гарантируете мне дичь, я куплю эти леса у вас. Или я могу сам доставить сюда животных. Я буду очень щедр.
– Козий ручей не продается. – Том не изменил свой тон, но внезапно голос стал похож на лед и железо.
Большое лицо Вилли покраснело, а лицо Чипа, и так красное, стало просто пунцовым. Вокруг рта Тома появилось белое кольцо, но в целом лицо оставалось неподвижным и спокойным. Клэй поднялся со своего места и подошел к сыну. Старик положил руку на плечо Чипа.
– Ты говорил, что какие-то люди прибудут на взлетную полосу в три часа, сынок, – произнес он глубоким, протяжным голосом. – Сейчас уже полчетвертого, а у Тома целая толпа, которую надо кормить. Почему бы тебе не позволить Фрэнку отвезти вас обратно в леса Биг Сильвер и не выяснить, что этот принц думает о них. Они очень похожи на здешние леса, только дом отличается. Да и в старом маленьком доме у Тома не может разместиться на ночлег более трех-четырех человек.
– Я бы позаботился о дополнительных местах для сна, – заявил принц Вилли: его душевное равновесие восстановилось. – Это было бы очень просто. Очень жаль, что мистер Дэбни не желает совершить сделку. Его дом в высшей степени очарователен. В высшей степени… Старый мир… Но я уважаю его желание. Что вы скажете по этому поводу, мистер Милликэн? Может быть, мы поедем и посмотрим ваши леса? Конечно, при условии, что вы заверите меня, что не отравили воздух и воду вашими бомбами и на охоте нам не попадутся шестиногие олени и всякие подобные монстры.
Принц Вилли громко рассмеялся. Фрэнк Милликэн посмотрел на него плоскими серыми глазами:
– Наш завод такой же чистый, как кухня ресторана, принц. Никаких монстров. Никаких шестиногих оленей. Я с удовольствием показал бы вам наши леса. Мы продаем лицензии охотникам время от времени.
– Хорошо, тогда давайте поедем и предоставим мистеру Дэбни и его гостям возможность отобедать, – предложил принц, улыбаясь всем окружающим, с любопытством смотрящим на него. Он низко и натянуто поклонился еще раз. – Обед пахнет просто превосходно. Возможно, мистер Дэбни пожелает быть поваром в нашей группе, когда мы возвратимся?
– Возможно, я так и сделаю, принц Вилли, – произнес Том Дэбни. – Я ничто, если не творю.
Клэй с силой сжал плечо Чипа и повел его за угол дома. Принц и Фрэнк Милликэн поплелись за ними следом.
– Если этот парень – принц, то я – Главный визирь всех русских, – заявил Чарли, которого увиденное забавляло и раздражало одновременно. – Я уверен, что его имя – Вилли Графт из Сенокуса, а наряд свой он взял в костюмерной какого-нибудь театра. Но где Чип раздобыл свой, как вы думаете?
– Тебе следует продезинфицировать это место, Том, – проговорил Фиппс Каррингтон, сидя на перилах веранды. – „Я заполню животными это место сам"… Задница! Уверен, он никогда в жизни не охотился, а если и постреливал дичь, то только ту, которой заранее раскладывали приманку.
– Конечно, я вычищу это место, – произнес Том с легкой улыбкой. Но белое кольцо вокруг рта сохранялось. – Вычищу и освящу как следует. Очень жаль, что дядя Клэй не сможет сделать то же самое в „Королевском дубе".
– Я схожу в поместье и устрою там хороший очищающий обряд, – сказал старый чернокожий Скретч Первис. Его голос был проржавевшим и разрушенным, просто мягкий хрип. Старин не произнес еще ни слова с тех пор, как мы приехали. Я с любопытством взглянула на него, он улыбнулся в ответ. Это была исключительно милая улыбка, белая и широкая. Я тоже улыбнулась ему.
– Да, у Скретча есть формула, которая обеззараживает любое место, – снова усмехнулся Том. – Отделаетесь от всего, начиная с принца Вилли и заканчивая вампирами. У кого-нибудь из присутствующих есть вампиры, которых вы хотите изгнать? Скретч вам поможет.
Все засмеялись, включая и чернокожего, и внезапно день снова стал нормальным. Клэй Дэбни, возвратясь из-за дома, сказал кратко:
– Прости, Том, я не думал, что он притащит сюда эту задницу. Я ему говорил, чтобы он этого не делал. И думаю, он не повторит затею.
– Все в порядке, дядя Клэй, – улыбнулся Том. – На самом деле все в порядке. В течение зимы принц Вилли послужит пищей для разговоров на всех приемах и обедах.
Мы все опять засмеялись.
Пришло время обеда. Дети прибежали с берега ручья, и все потянулись мимо накрытых столов и наполнили тарелки.
Хилари держалась поблизости от меня и Картера, но все время косилась на Тома. Эрл плюхнулся с ее плеча, проковылял с веранды и скрылся из виду.
– У него там внизу подружка, – объяснил Том. – Они живут вместе уже три года, но она все не соглашается выйти за Эрла замуж. Слишком он большой разгильдяй. Ее зовут Рэкуэл Анвелл. Когда я впервые заметил ее, она была такой вялой и бледной, что я решил: она больна. Но оказалось, что Рэкуэл беременна. У нее бывают малыши каждую весну с тех пор, как она подружилась с Эрлом. Но дамочка не хочет завязывать семейные узы.
Хилари захихикала. Мы сели обедать. Это был настоящий пир: ребрышки оленей, чили, окорока и дикая индейка, которую подстрелил Скретч в верховьях Козьего ручья, соус из кукурузных сухарей, на приготовлении которого специализировался Мартин Лонгстрит, и какие-то дикие овощи, приготовленные с мясом и травами и имевшие дымный приятный вкус, – их приготовил юрист Риз Кармоди.
– Водяной кресс-салат, – объяснил он, туманно улыбаясь, чуть захмелев от пунша. – С моего ручья. Приятное варево из овощей, не так ли?
Том принес охлажденное белое вино и легкие напитки для детей. И мы подняли тост в честь наступления сезона, и затем, прежде чем мы приступили к еде, хозяин обеда, наклонив свою темную голову, просто произнес:
– Благодарю тебя за эти леса и эту воду, за их изобилие, от которого мы снова вкушаем на пиру в День Благодарения. Благослови тех из нас, кто собрался отпраздновать этот день и разделить эту трапезу. И пошли нам хорошую зиму и еще одну весну.
Я бросила взгляд на его темное лицо, когда он говорил эти слова – странный, формальный и старомодный вид благословения. Я почему-то не ожидала этого от Тома. Но в то же время слова эти были странно-трогательны среди дикой природы, в освещенной солнцем тишине. Когда Том закончил свою речь, Мартин Лонгстрит, Риз Кармоди и Скретч Первис вместе с ним пробормотали: „Аминь".
Мы ели до тех пор, пока в нас уже ничего не лезло. Не думаю, что когда-либо пробовала что-нибудь более приятное. Воздух был подобен вину, а само вино и мед позволили мне расслабиться и избавиться от беспокойства. Я ела с жадностью, которой не чувствовала многие месяцы до нашего приезда в Пэмбертон, до безобразной ночи, обозначившей конец моего замужества.
Я посмотрела на Хилари. Дочка тоже деловито жевала и потихоньку бросала кусочки Эрлу, который вернулся с ручья и устроился под ее стулом.
Когда мы закончили обед и сидели, постанывая от удовольствия, пили крепкий горячий кофе с диким ликером, который был „похож на греческое вино „Ретсину", но не совсем такое, – его делает Мартин", тени успели стать длинными и синеватыми, а воздух начал быстро остывать.
– Нам пора возвращаться, – лениво произнесла Тиш. – Мне хотелось бы, чтобы ты сыграл, прежде чем мы разойдемся. Это будет достойный финал такого чудесного дня.
Том сходил в дом и принес из гостиной большую гитару „Мартин" и что-то маленькое и яркое, что тут же бросил Мартину Лонгстриту. Я увидела – это была флейта.
– Будьте любезны, окажите мне честь, доктор, – сказал Том.
– Буду счастлив услужить, – произнес декан своим глубоким басом.
Том и Мартин начали играть так слаженно, как будто сговорились заранее. Это был странный минорный мотив, почти монотонный, с дикими нотами; своего рода плач, который, если бы в нем были слова, превратился бы, скорее всего, в речитатив. Он звучал очень старо и как-то по-восточному, но в нем слышались ноты индейцев с плоскогорий обеих Америк. В музыке было много повторений и почти не чувствовался главный мотив.
Начиная с третьего повтора Том стал петь, но слова были не английские, не похожие ни на один из знакомых мне языков. Так же как и в тот день, когда Том проигрывал Дилана Томаса, его глаза были закрыты, а лицо казалось невероятно увлеченным. Он пел негромко, на странном старом языке, а при последнем повторе к нему присоединились Риз Кармоди с чистым, высоким тенором и Скретч Первис с удивительным, глубоким басом.
Когда они закончили, наступила длительная, наполненная чувством пауза, в которой последние протяжные ноты флейты и гитары, казалось, повисли в воздухе, трепещущие и волнующие. Наконец Тиш нарушила молчание.
– Том, это было прекрасно, – произнесла она. – Что это? Я никогда не слышала ничего подобного.
– Мартин выучил эту песню, – сказал Том. – И потом научил нас. Это песнь эскимосов, благодарящих Бога за хороший охотничий сезон и благословляющих наступающую зиму. Подходит для сегодняшнего дня, не правда ли?
– Очень, – отозвалась Тиш. – Где вы выучили ее, доктор Лонгстрит?
– Я познакомился с Джо Кемпбеллом, когда он преподавал в Сара Лоуренс, – объяснил Мартин. – Он был самым крупным фольклористом и знатоком мифологии из тех, что у нас когда-либо были. У Джо были чудесные записи. И эта песня с одной из его кассет.
Дети, ставшие беспокойными из-за разговоров взрослых и музыки, отправились опять к ручью и звали с собой Хилари. Но она съежилась, глаза стали большими, и девочка ничего не ответила.
– Пойдем в гостиную, Хил, – предложила Тиш. – Я слышу там кряканье глупых уток. Они воображают, что они дети хозяина.
Хилари встала и подала руку Тиш. Они скрылись в доме. Том посмотрел на меня.
– Что-то напугало девочку? Что? Она боится воды?
– Какие-то дети, которые живут в верховьях ручья и учатся с Хил в одном классе, сказали ей ужасную вещь по поводу того, что воды ручья вспыхивают, горят, делают кровь черной и разлагают кости, – объяснила я причину испуга дочери. – Это был просто детский разговор. Наверно, они пытались запугать новенькую. Но все произошло в тяжелое для Хилари время – она не была здорова по-настоящему с тех пор… с тех пор, как мы приехали в Пэмбертон. И на нее рассказ очень сильно подействовал. Теперь она приходит в ужас при виде воды. Я не в силах внушить ей, что это были просто небылицы.
Том смотрел на меня некоторое время, а затем перевел взгляд на Скретча Первиса. Старик спокойно смотрел на мужчину.
– Видел я это, – наконец произнес Скретч. – Видел, как ручей вспыхивал. Вот уж не знаю, гниют ли кости, но одно скажу: это не небылицы.
– Ты прекрасно знаешь, что это болотный газ, – нетерпеливо перебил его Том. – То, что старые люди называли „духом болот" или блуждающим огоньком. Просто болотный газ. Он есть в каждой стране, и в каждой культуре существуют мифы о нем. Это ровным счетом ничего не значит, кроме того, что где-то в глубине, в иле, на краю болота что-то разлагается, и это производит метан. Подобное явление наверняка и видели дети.
– Могло быть и так, – упрямился старик, – но, видно, что-то странное во всем этом есть. Что-то обязательно случится. Только вот не знаю что. Никогда раньше не видел светящейся воды.
– Ты – невежественный старый козел, – заявил Том с любовью и раздражением одновременно. – Уверен, что твоя дверь такая же синяя, как дохлая макрель. Я как-нибудь возьму с собой Хилари, покажу ей болотный газ и объясню, откуда он появляется. Если вы мне позволите, Диана.
– Пусть пройдет немного времени, – забеспокоилась я. – Сегодня дочка чувствовала себя лучше, чем раньше. Все из-за животных. Я вам очень благодарна за помощь. Но давайте не будем торопиться.
– О'кей, – согласился Том. – Как только вы сочтете, что она готова, я буду к вашим услугам. Стыдно жить в Пэмбертоне и бояться воды.
Разговоры постепенно истощились, и люди один за другим поднялись, попрощались и уехали в быстро сгущающиеся сумерки. Картер встал и протянул мне руку, но Том остановил его:
– Я хотел бы, чтобы вы все остались еще ненадолго. Сегодня будет один из великолепнейших закатов в году и ранний восход луны. Именно на такое зрелище стоит полюбоваться в конце осени.
И только потому, что мне было лень подниматься с кресла и покидать мягкое голубое небо над головой, я сонно проговорила:
– Хорошо, если Картер согласен, то… Хилари еще никогда не видела заката в Пэмбертоне.
– Все в порядке, – заверил Картер.
Том отправился в дом и вынес свитеры для меня и Картера, а Хилари завернул в теплый шерстяной платок. Он захватил с собой гитару и прислонил ее к стулу. Пришел Эрл и, тихо стрекоча, снова забрался на плечо Хилари. Мы сидели на веранде. День становился все более серым, а затем внезапно, как будто какая-то невидимая рука повернула выключатель, мир стал малиновым, фиолетовым и золотым. Небо над ручьем вспыхнуло неземной красотой. Я никогда не видела ничего подобного. Это выглядело так, как, по моим представлениям, должно было выглядеть северное сияние. Огромные полосы золотого, красного, розового, пурпурного цвета простерлись через все небо, а над этим, окутанный в последнюю неземную синеву дня, поднимался уже белый призрак полной луны.
Я почувствовала слезы радости и посмотрела на дочь. Ее глаза были круглыми, как блюдца, она сидела не шелохнувшись, спрятав щеку в мех енота, слегка раскрыв рот, и не отрываясь смотрела на небо.
Том Дэбни улыбался, как будто долгожданному старому другу. Никто не произнес ни слова. Я едва дышала.
Так же внезапно, как начался, солнечный закат вдруг погас, и наступила ночь. Низкая луна расплылась в полупрозрачной белизне и нависла, огромная и волшебная, прямо над вершинами деревьев. Мир превратился в черно-серебряный негатив. Козий ручей пылал холодным блеском, а вода, воздух и окаймляющие поток тростники были серебряными, живыми, пламенеющими. Хилари издала слабый звук: было ли это то, о чем говорили дети?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68