Дальше все по госпиталям, спасибо, врачи на ноги поставили. Да ты же сам видел — бутылкой по башке получил, и все, отмахался. А потом черт его знает, нашло что-то. Может злость какая взяла, а? — Он вопросительно посмотрел на Климова.
— Ну да, злость! — хмыкнул тот скептически. — Мне б так научиться злиться, вроде тебя. Разозлился и бац — безо всякой подготовки чемпион. Нет, ну кроме шуток, ведь я разбираюсь маленько, насмотрелся, да и сам не лапоть — в соревнованиях участвовал. Ты хоть знаешь, как здорово работаешь? Из наших тебе никто и в подметки не годится, разве что сам тренер… — Он задумчиво помолчал. — Да нет, ерунда. Ты и тренера нашего приложил бы так, что тот костей не собрал. Техника у тебя просто обалденная. Только вот что-то никак не пойму, что у тебя за стиль? Вроде ни на один из знакомых мне не похож. Может, какая смесь? Что-то один приемчик, которым ты того, в кожанке припечатал, мне боевое самбо напомнил — вроде кто-то показывал. А может и ошибаюсь я… — Роман замолчал.
— Рома, ну не знаю я, честно. Ничего не могу тебе сказать. После того удара я словно другим человеком стал. Ну хрен его знает…
— А может в тебя Брюс Ли вселился, а? — засмеялся Роман. — А что, читал, небось, про переселение душ? Говорят, некоторые так и бродят неприкаянными. Чуть подвернется какое тело в отключке или на последнем издыхании, они — бац, и занимают место. Вот Брюс и въехал в твое. А, Брюс? — Он шутливо пихнул Чижа в бок. — Хотя нет, — уже серьезно продолжил он, — чепуха все это. Но ты действительно изменился, погляди на себя. Обычно ты слегка сутулишься — это немножко тебя портит, ведь вообще у тебя фигура будь здоров. А вот сейчас ты и плечи распрямил и вообще какой-то стал подтянутый, что ли? И походка у тебя сейчас кошачья — ну чисто как у каратистов. Настоящих, я имею в виду, не доморощенных.
— Ну не знаю я, Рома.
— Ну, Чижик! — слегка обиделся Климов. — Заладил! Не знаю, да не знаю. Я ведь все равно от тебя не отстану. Все равно расколю, никуда не денешься. Это твой дом? — Разговор они вели уже остановившись возле подъезда Чижа. Тот кивнул.
— Ладно, в гости напрашиваться не буду, тебе после всего отдохнуть не помешает. Да и сам устал как собака. Знаешь, минута реального дела, когда все что хочешь может произойти — и пырнуть тебя могут, и башку проломить — выматывает, словно десяток тренировок… Ну, пока! — Он пожал руку Чижа и побрел прочь, опустив голову. Видимо, обдумывал состоявшийся разговор.
Чиж мельком глянул ему вслед и вошел в подъезд. Дома он поужинал и лег спать, причем у него начала жутко болеть голова. Несколько раз у него даже вырвался невольный стон…
Уже лежа в кровати ему чудилось, что кто-то должен позвонить, чтобы сообщить ему что-то невероятно важное, чтобы он, Чиж, был спокоен и продолжал свою обычную жизнь, что когда он понадобится, его позовут вновь. Но куда? — засыпая, еще смутно удивился он…
И вот сейчас, сидя в курилке, все отдавали себе отчет, что если Чижик не в духе, то от него лучше отвязаться. В конце концов, будут и другие дни, когда его можно будет подкалывать сколько влезет — вообще-то он парень свой в доску и совсем не обидчивый. Действительно, после той драки в «Фениксе» вся фабрика, благодаря в первую очередь длинному языку Волкова, мгновенно узнала о произошедшем. И теперь на него смотрели с уважением, хотя на следующий день Чиж явился как обычно, слегка сутулясь, тяжеловатой походкой, ничем не напоминая вчерашнего крутого супер-бойца, которому ничего не стоит замочить пятерку-другую бывалых уркаганов. Роман некоторое время еще внимательно к нему присматривался, пытаясь определить степень актерского мастерства Чижа — как это он может прикидываться обычным парнем при таких возможностях, о которых он, Климов, мог только мечтать. Потом махнул рукой, констатируя, что эта загадка ему не по зубам, и более разговоров, подобных тому, что состоялся сразу после побоища, он не заводил. А Волков, которого просто распирало от самодовольства и чувства собственной значимости человека, принимавшего участие в таком опасном для жизни предприятии, увлеченно расписывал всем желающим, в коих недостатка не наблюдалось, как происходила знаменитая драка. При этом он, конечно, не забывал и себя, постепенно все больше увлекаясь собственными фантазиями и отводя своей персоне в инциденте все более и более значительную роль, показывая слушателям расцарапанную кошкой руку и утверждая, что это след прошедшего вскользь бандитского ножа, и вообще договорившись до того, что он, Волков, отметелил добрую половину пивной, а Чиж под конец его немного подстраховал. В конце концов он заставил плеваться даже самых доверчивых слушателей, которые, впрочем, все равно догадывались, что к чему…
— Ладно, — сказал Роман, — не приставай к человеку. Захочет, сам расскажет, как провел ночь, а не захочет… — Он замолчал.
— Ты, Волков, лучше сам расскажи нам про какую-нибудь свою новую бабу. Как там, на вокзале, невест еще хватает? — с невинным видом поинтересовался Сергей Быков и Волков окончательно затих.
Весь дальнейший перекур он просидел, словно набрав в рот воды, чем изрядно удивил и обрадовал собравшихся, которым давно осточертело выслушивать его однообразные шуточки.
Быков, сам того не подозревая, случайно попал в самую точку, допустив ошибку лишь в мелочи — новая подруга была подцеплена Волковым не на вокзале, а возле винно-водочного магазина, где она стояла, пьяно покачиваясь и смущая прохожих видом мокрого пятна, растекшегося в районе лобка на грязной юбке, источая при этом запах мочи и немытого тела в надежде, что кто-нибудь по доброте душевной нальет ей сто грамм. И после проведенной с ней брачной ночи он чувствовал все нарастающий зуд в основной из двух своих маленьких головок в момент мочеиспускания и обреченно прикидывал, как скоро там все прорвет окончательно, уже заранее считая, сколько опять денег придется ухнуть на лечение гонореи, так неудачно обещавшей наслоиться на не до конца залеченную старую. Или, может, опять заняться самолечением — так ведь обойдется дешевле?..
На следующий день, после окончания смены к Волкову, уже стоявшему под душем, подошел Чиж и сообщил о своем желании поговорить, попросив обождать его на проходной. Уже ожидая того за воротами, прислушиваясь к зуду в паху, который становился уже просто невыносимым, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, Волков гадал, зачем он понадобился, перебирая при этом самые немыслимые варианты. Первый, самый неприятный и опасный для себя — что Сашка будет его бить за неотданные вовремя деньги, когда-то одолженные на бутылку — он отмел сразу, даже своим умишком, обладающим непомерно буйной фантазией, поняв всю его несостоятельность. А больше, как он ни старался, в голову ничего не лезло. Облегчил его страдания, уже дошедшие до крайней точки, внезапно появившийся Чиж, которого Шурка, увлекшись домыслами, сразу и не приметил.
— Слушай, Волков, — как-то нерешительно, кляня про себя обстоятельства, заставлявшие его обращаться за помощью к такому несерьезному человеку, начал Чиж, — ты вроде как-то говорил, что у тебя сосед по коммуналке какой-то там психиатр или психотерапевт?
— Да, да, точно, так и есть, — обрадовано зачастил тот, заранее довольный тем, что, кажется, имеет возможность оказать услугу Чижу, которого он уважал и с некоторых пор побаивался, а еще оттого, что ему не предъявляются претензии по поводу невозвращенных денег. У него даже появилась призрачная надежда, что кредитор про них просто забыл. — Психиатр, причем высшей квалификации — то ли профессор, то ли доктор, а может доцент, мне там в них еще разбираться… — Он пренебрежительно махнул рукой, чтобы как можно нагляднее показать свое отношение к «какому-то там доценту».
— А с чего ты взял, что он высшей квалификации? — недоверчиво спросил Чиж, ни на секунду не забывая, с каким пустобрехом имеет дело.
— Так он мне сам говорил! — даже приостановился Волков, оскорбленный недоверием собеседника. — Да и к тому же старый он уже. Ну, пожилой…
Чиж невольно усмехнулся — словно возраст имел отношение к профессиональным качествам человека. Ну, балбес!
— Ну, а если он такой прекрасный специалист, то у него, наверное, отбоя нет от клиентов? Практикует?
— Да нет, — снова махнул рукой Волков, — в том-то и дело, что не работает он. Пьет. Я про него все знаю, мы частенько поддаем вместе. Он рассказывал, что при коммунистах у него что-то там не сложилось, не продвигали его, в общем, ну, он и ушел на пенсию, обиделся. А сейчас, говорит, по нынешним временам мог бы и частную практику организовать, да не хочет. Перегорел, мол, все ему давно до лампочки. Денег на выпивку хватает, ну еще кому по знакомству поможет, отблагодарят, а большего, дескать, и не надо. Жуть какой на жизнь обиженный, — прояснил Волков ситуацию. — А у тебя что, какие-то проблемы? — У него даже загорелись глаза от предвкушения узнать какое-нибудь жуткое откровение. Например, что на самом деле Чиж — сексуальный маньяк и решил наконец излечиться, или еще что-нибудь в таком роде. — Так ты это… В общем, я с ним договорюсь. Тебе придется проставить ему хорошенько, ну, отстегнуть там немного денег…
— Да нет, — уклончиво ответил Чиж, — какие у меня проблемы? Так, один знакомый спрашивал. Где бы, говорит, хорошего специалиста найти. Так я ему передам?
— Да, конечно, стопроцентно, — уверено ответил Шурка, словно являлся если не коллегой, к мнению которого прислушивался профессор, то уж по-крайней мере опытным секретарем, лучше своего босса знающим все его привычки и желания. — Я с ним переговорю, а потом тебе скажу, когда можно будет. Лады?
— Лады, — подтвердил Чиж, в общем-то удовлетворенный исходом дела, к которому даже не знал, как бы аккуратней подступиться, чтобы избежать глупой ситуации, когда Волков станет бегать по фабрике с очередной сенсацией, что Чиж сошел с ума и ему требуется лечение. Вдруг он заметил, что маленькое личико собеседника напряглось в предвкушении чего-то несомненно весьма приятного, а быстрые глазки поглядывают на него с немым вопросом.
— Да, кстати, я тебе за это долг спишу. — Чиж сообразил, наконец, что от него ожидалось, и увидел, как разочарованно вытянулась физиономия Волкова, который уже окончательно уверовал в свое же предположение, что Чиж все-таки забыл про те деньги. Сейчас же эта надежда рухнула и он чувствовал себя так, словно эту сумму у него только что вынула из кармана чья-то проворная жуликоватая рука. — Ну, и проставлюсь еще, — добавил Александр, и Шурка опять воспрял духом.
Дальше говорить было не о чем, они какое-то время шли молча, и лишь перед самым перекрестком, на котором их пути должны были разойтись, Волков неожиданно спросил:
— Как думаешь, поймают того снайпера, или нет?
— Какого еще снайпера? — рассеянно спросил Чиж, задумавшись о чем-то своем.
— Ну, того самого. Ты что, газеты вчерашней не читал?
— Нет, — коротко ответил Александр.
— Ну, это целая история… — с воодушевлением начал Шурка, обрадованный тем, что нашел неинформированного слушателя, перед которым можно было вдоволь пораспинаться, беззастенчиво разбавляя факты своими домыслами и прочей отсебятиной.
— Только покороче… — буркнул Чиж, прочувствовав желание собеседника пересказывать битый час содержание какой-нибудь коротенькой статейки, обильно сопровождая ее своими нелепыми комментариями.
— А короче — так… — продолжил Шурка, ничуть не смутившись его тоном. — Застрелили какого-то бандюгу. Какого-то там Ахметова или что-то в этом роде. Авторитета. А стрелял снайпер из двенадцатиэтажки, метров с трехсот. Понимаешь…
— Азартно размахивая руками, он показывал месторасположение ресторана и высотки, откуда стрелял снайпер, причем безбожно перевирая и путая факты, приведенные в статье, воодушевленный тем, что Чиж слушает его с неожиданно вспыхнувшим интересом и даже не делает попыток приостановить словесный понос, неудержимо распиравший словоохотливого собеседника.
А Чиж действительно слушал очень внимательно, даже не имея ни малейшего представления, чем его так привлек этот весьма заурядный для последнего времени случай. Конечно, он сразу отметил про себя кучу несуразностей и противоречий, наплетенных Шуркой, и решил непременно купить эту самую газету, чтобы самому внимательно все прочитать. Удивительно, но то, что было пересказано Волковым с редкостной бестолковостью, каким-то образом нашло отклик в его душе. Ему внезапно почудилось, что все это ему каким-то странным образом знакомо, что ли, или как там еще можно было точнее определить неожиданно возникшее чувство «дежа вю»?..
Татьяна, дочь Мышастого, восседала на правом переднем сиденье шикарного белого «Мерседеса», томно откинувшись на спинку обтянутого кожей мягкого кресла, и чуть нервозно попыхивала тонкой сигаретой ментолового «More», зажатой в длинных пальцах с покрытыми красным лаком ногтями. Все чаще и чаще ее одолевала скука, и, что самое противное, злиться кроме как на саму себя, было больше не на кого. Она прекрасно отдавала себе отчет, что никакой возвышенной цели в ее жизни нет. В свои двадцать лет Татьяна Антоновна уже пресытилась всевозможными развлечениями, лишь о малой толике которых может всю жизнь бесплодно промечтать, так и не реализовав на практике, среднестатистическая россиянка и которыми с легкостью небедного человека обеспечивал девушку ее любимый, но изрядно надоевший своей мелочной опекой и ограничениями в некоторых вопросах отец. Все плюсы и минусы, которые предоставлял ей тот факт, что она являлась дочерью известного в городе коммерсанта-бандита Мышастого, Татьяна сейчас перебирала в своей голове. А будучи девушкой неглупой, она не могла не признать, что плюсов все же было гораздо больше, а те минусы, которые она бросила на противоположную чашу весов, являются скорее иллюзорными, нежели существуют на самом деле. Ну можно ли считать, к примеру, серьезным минусом то, что отец категорически запретил ей излишне часто влезать в кадр, когда местное телевидение снимает различного рода презентации и тусовки, большой любительницей которых она являлась? В конце концов, надо просто смириться с тем фактом, что она действительно не является эстрадной знаменитостью или кинозвездой и без этого можно обойтись, стараясь вести себя несколько скромнее. Отец ведь и впрямь фигура весьма неоднозначная, и светить лишний раз знаменитую не одними только славными делами фамилию совсем ни к чему. Или то, что отец запрещает ей открыто сорить деньгами… Нет, конечно он ей мало в чем отказывает и совсем не желает, чтобы она ездила в стареньком «Запорожце» вместо того же «Мерседеса», но и излишеств с некоторых пор тоже не позволяет. Например, когда в прошлом году она небрежно проиграла весьма крупную денег в казино и этот факт еще долго пережевывался местной желтой прессой, отец сделал ей строгое внушение и в назидание на несколько месяцев лишил привычных сумм карманных денег. В конце концов, — сказал он тогда ей, — хотя бы могла играть в казино, принадлежащем мне, тогда и деньги остались бы в семье, и, как ты об этом прекрасно знаешь, излишне говорливых газетчиков там не бывает. В общем, ладно, — решила Таня, — отец во многом прав, но то, что он приставил ко мне глуповатого шофера-телохранителя — это уже слишком. Против телохранителя как такового она ничего против не имеет — в конце концов надо быть безмозглой дурой, чтобы в наше время отказываться от подобных привилегий, — тем более, что ему уже несколько раз довелось выручить ее из сомнительных ситуаций, в которые она с необычной легкостью попадала благодаря своей безалаберности. Но ведь он не просто телохранитель, он еще и соглядатай по совместительству, докладывающий отцу о каждом ее шаге!..
Татьяна усмехнулась и покосилась на Толика — двадцатипятилетнего мужчину, имевшего за спиной опыт семилетней отсидки и кличку Молчун. Ну конечно, этот придурок опять исподтишка уставился на ее колени и проворонил зеленый свет, дождавшись сигнала какого-то нетерпеливого водителя, пристроившегося сзади. А может, его просто известным способом приручить? — лениво размышляла Татьяна, теперь уже в упор уставясь на своего опекуна и разглядывая его лицо — довольно интеллигентного вида, никак не соответствовавшее внутреннему содержанию этого человека — и его руки, цепко стиснувшие руль автомашины своими сильными кистями…
В общем-то, Анатолий очень даже ничего, — вынуждена была признать она, — и ростом вышел и фигурой, а этот шрам, пересекающий щеку, придает его довольно красивому лицу мужественность. Туповат, но тут уж ничего не поделаешь. И потом, разве это минус? Ведь им можно будет с легкостью манипулировать, если понадобится повести какую-нибудь свою игру… А ведь он, должно быть, очень груб в постели, — с внезапно вспыхнувшим интересом подумала Таня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
— Ну да, злость! — хмыкнул тот скептически. — Мне б так научиться злиться, вроде тебя. Разозлился и бац — безо всякой подготовки чемпион. Нет, ну кроме шуток, ведь я разбираюсь маленько, насмотрелся, да и сам не лапоть — в соревнованиях участвовал. Ты хоть знаешь, как здорово работаешь? Из наших тебе никто и в подметки не годится, разве что сам тренер… — Он задумчиво помолчал. — Да нет, ерунда. Ты и тренера нашего приложил бы так, что тот костей не собрал. Техника у тебя просто обалденная. Только вот что-то никак не пойму, что у тебя за стиль? Вроде ни на один из знакомых мне не похож. Может, какая смесь? Что-то один приемчик, которым ты того, в кожанке припечатал, мне боевое самбо напомнил — вроде кто-то показывал. А может и ошибаюсь я… — Роман замолчал.
— Рома, ну не знаю я, честно. Ничего не могу тебе сказать. После того удара я словно другим человеком стал. Ну хрен его знает…
— А может в тебя Брюс Ли вселился, а? — засмеялся Роман. — А что, читал, небось, про переселение душ? Говорят, некоторые так и бродят неприкаянными. Чуть подвернется какое тело в отключке или на последнем издыхании, они — бац, и занимают место. Вот Брюс и въехал в твое. А, Брюс? — Он шутливо пихнул Чижа в бок. — Хотя нет, — уже серьезно продолжил он, — чепуха все это. Но ты действительно изменился, погляди на себя. Обычно ты слегка сутулишься — это немножко тебя портит, ведь вообще у тебя фигура будь здоров. А вот сейчас ты и плечи распрямил и вообще какой-то стал подтянутый, что ли? И походка у тебя сейчас кошачья — ну чисто как у каратистов. Настоящих, я имею в виду, не доморощенных.
— Ну не знаю я, Рома.
— Ну, Чижик! — слегка обиделся Климов. — Заладил! Не знаю, да не знаю. Я ведь все равно от тебя не отстану. Все равно расколю, никуда не денешься. Это твой дом? — Разговор они вели уже остановившись возле подъезда Чижа. Тот кивнул.
— Ладно, в гости напрашиваться не буду, тебе после всего отдохнуть не помешает. Да и сам устал как собака. Знаешь, минута реального дела, когда все что хочешь может произойти — и пырнуть тебя могут, и башку проломить — выматывает, словно десяток тренировок… Ну, пока! — Он пожал руку Чижа и побрел прочь, опустив голову. Видимо, обдумывал состоявшийся разговор.
Чиж мельком глянул ему вслед и вошел в подъезд. Дома он поужинал и лег спать, причем у него начала жутко болеть голова. Несколько раз у него даже вырвался невольный стон…
Уже лежа в кровати ему чудилось, что кто-то должен позвонить, чтобы сообщить ему что-то невероятно важное, чтобы он, Чиж, был спокоен и продолжал свою обычную жизнь, что когда он понадобится, его позовут вновь. Но куда? — засыпая, еще смутно удивился он…
И вот сейчас, сидя в курилке, все отдавали себе отчет, что если Чижик не в духе, то от него лучше отвязаться. В конце концов, будут и другие дни, когда его можно будет подкалывать сколько влезет — вообще-то он парень свой в доску и совсем не обидчивый. Действительно, после той драки в «Фениксе» вся фабрика, благодаря в первую очередь длинному языку Волкова, мгновенно узнала о произошедшем. И теперь на него смотрели с уважением, хотя на следующий день Чиж явился как обычно, слегка сутулясь, тяжеловатой походкой, ничем не напоминая вчерашнего крутого супер-бойца, которому ничего не стоит замочить пятерку-другую бывалых уркаганов. Роман некоторое время еще внимательно к нему присматривался, пытаясь определить степень актерского мастерства Чижа — как это он может прикидываться обычным парнем при таких возможностях, о которых он, Климов, мог только мечтать. Потом махнул рукой, констатируя, что эта загадка ему не по зубам, и более разговоров, подобных тому, что состоялся сразу после побоища, он не заводил. А Волков, которого просто распирало от самодовольства и чувства собственной значимости человека, принимавшего участие в таком опасном для жизни предприятии, увлеченно расписывал всем желающим, в коих недостатка не наблюдалось, как происходила знаменитая драка. При этом он, конечно, не забывал и себя, постепенно все больше увлекаясь собственными фантазиями и отводя своей персоне в инциденте все более и более значительную роль, показывая слушателям расцарапанную кошкой руку и утверждая, что это след прошедшего вскользь бандитского ножа, и вообще договорившись до того, что он, Волков, отметелил добрую половину пивной, а Чиж под конец его немного подстраховал. В конце концов он заставил плеваться даже самых доверчивых слушателей, которые, впрочем, все равно догадывались, что к чему…
— Ладно, — сказал Роман, — не приставай к человеку. Захочет, сам расскажет, как провел ночь, а не захочет… — Он замолчал.
— Ты, Волков, лучше сам расскажи нам про какую-нибудь свою новую бабу. Как там, на вокзале, невест еще хватает? — с невинным видом поинтересовался Сергей Быков и Волков окончательно затих.
Весь дальнейший перекур он просидел, словно набрав в рот воды, чем изрядно удивил и обрадовал собравшихся, которым давно осточертело выслушивать его однообразные шуточки.
Быков, сам того не подозревая, случайно попал в самую точку, допустив ошибку лишь в мелочи — новая подруга была подцеплена Волковым не на вокзале, а возле винно-водочного магазина, где она стояла, пьяно покачиваясь и смущая прохожих видом мокрого пятна, растекшегося в районе лобка на грязной юбке, источая при этом запах мочи и немытого тела в надежде, что кто-нибудь по доброте душевной нальет ей сто грамм. И после проведенной с ней брачной ночи он чувствовал все нарастающий зуд в основной из двух своих маленьких головок в момент мочеиспускания и обреченно прикидывал, как скоро там все прорвет окончательно, уже заранее считая, сколько опять денег придется ухнуть на лечение гонореи, так неудачно обещавшей наслоиться на не до конца залеченную старую. Или, может, опять заняться самолечением — так ведь обойдется дешевле?..
На следующий день, после окончания смены к Волкову, уже стоявшему под душем, подошел Чиж и сообщил о своем желании поговорить, попросив обождать его на проходной. Уже ожидая того за воротами, прислушиваясь к зуду в паху, который становился уже просто невыносимым, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, Волков гадал, зачем он понадобился, перебирая при этом самые немыслимые варианты. Первый, самый неприятный и опасный для себя — что Сашка будет его бить за неотданные вовремя деньги, когда-то одолженные на бутылку — он отмел сразу, даже своим умишком, обладающим непомерно буйной фантазией, поняв всю его несостоятельность. А больше, как он ни старался, в голову ничего не лезло. Облегчил его страдания, уже дошедшие до крайней точки, внезапно появившийся Чиж, которого Шурка, увлекшись домыслами, сразу и не приметил.
— Слушай, Волков, — как-то нерешительно, кляня про себя обстоятельства, заставлявшие его обращаться за помощью к такому несерьезному человеку, начал Чиж, — ты вроде как-то говорил, что у тебя сосед по коммуналке какой-то там психиатр или психотерапевт?
— Да, да, точно, так и есть, — обрадовано зачастил тот, заранее довольный тем, что, кажется, имеет возможность оказать услугу Чижу, которого он уважал и с некоторых пор побаивался, а еще оттого, что ему не предъявляются претензии по поводу невозвращенных денег. У него даже появилась призрачная надежда, что кредитор про них просто забыл. — Психиатр, причем высшей квалификации — то ли профессор, то ли доктор, а может доцент, мне там в них еще разбираться… — Он пренебрежительно махнул рукой, чтобы как можно нагляднее показать свое отношение к «какому-то там доценту».
— А с чего ты взял, что он высшей квалификации? — недоверчиво спросил Чиж, ни на секунду не забывая, с каким пустобрехом имеет дело.
— Так он мне сам говорил! — даже приостановился Волков, оскорбленный недоверием собеседника. — Да и к тому же старый он уже. Ну, пожилой…
Чиж невольно усмехнулся — словно возраст имел отношение к профессиональным качествам человека. Ну, балбес!
— Ну, а если он такой прекрасный специалист, то у него, наверное, отбоя нет от клиентов? Практикует?
— Да нет, — снова махнул рукой Волков, — в том-то и дело, что не работает он. Пьет. Я про него все знаю, мы частенько поддаем вместе. Он рассказывал, что при коммунистах у него что-то там не сложилось, не продвигали его, в общем, ну, он и ушел на пенсию, обиделся. А сейчас, говорит, по нынешним временам мог бы и частную практику организовать, да не хочет. Перегорел, мол, все ему давно до лампочки. Денег на выпивку хватает, ну еще кому по знакомству поможет, отблагодарят, а большего, дескать, и не надо. Жуть какой на жизнь обиженный, — прояснил Волков ситуацию. — А у тебя что, какие-то проблемы? — У него даже загорелись глаза от предвкушения узнать какое-нибудь жуткое откровение. Например, что на самом деле Чиж — сексуальный маньяк и решил наконец излечиться, или еще что-нибудь в таком роде. — Так ты это… В общем, я с ним договорюсь. Тебе придется проставить ему хорошенько, ну, отстегнуть там немного денег…
— Да нет, — уклончиво ответил Чиж, — какие у меня проблемы? Так, один знакомый спрашивал. Где бы, говорит, хорошего специалиста найти. Так я ему передам?
— Да, конечно, стопроцентно, — уверено ответил Шурка, словно являлся если не коллегой, к мнению которого прислушивался профессор, то уж по-крайней мере опытным секретарем, лучше своего босса знающим все его привычки и желания. — Я с ним переговорю, а потом тебе скажу, когда можно будет. Лады?
— Лады, — подтвердил Чиж, в общем-то удовлетворенный исходом дела, к которому даже не знал, как бы аккуратней подступиться, чтобы избежать глупой ситуации, когда Волков станет бегать по фабрике с очередной сенсацией, что Чиж сошел с ума и ему требуется лечение. Вдруг он заметил, что маленькое личико собеседника напряглось в предвкушении чего-то несомненно весьма приятного, а быстрые глазки поглядывают на него с немым вопросом.
— Да, кстати, я тебе за это долг спишу. — Чиж сообразил, наконец, что от него ожидалось, и увидел, как разочарованно вытянулась физиономия Волкова, который уже окончательно уверовал в свое же предположение, что Чиж все-таки забыл про те деньги. Сейчас же эта надежда рухнула и он чувствовал себя так, словно эту сумму у него только что вынула из кармана чья-то проворная жуликоватая рука. — Ну, и проставлюсь еще, — добавил Александр, и Шурка опять воспрял духом.
Дальше говорить было не о чем, они какое-то время шли молча, и лишь перед самым перекрестком, на котором их пути должны были разойтись, Волков неожиданно спросил:
— Как думаешь, поймают того снайпера, или нет?
— Какого еще снайпера? — рассеянно спросил Чиж, задумавшись о чем-то своем.
— Ну, того самого. Ты что, газеты вчерашней не читал?
— Нет, — коротко ответил Александр.
— Ну, это целая история… — с воодушевлением начал Шурка, обрадованный тем, что нашел неинформированного слушателя, перед которым можно было вдоволь пораспинаться, беззастенчиво разбавляя факты своими домыслами и прочей отсебятиной.
— Только покороче… — буркнул Чиж, прочувствовав желание собеседника пересказывать битый час содержание какой-нибудь коротенькой статейки, обильно сопровождая ее своими нелепыми комментариями.
— А короче — так… — продолжил Шурка, ничуть не смутившись его тоном. — Застрелили какого-то бандюгу. Какого-то там Ахметова или что-то в этом роде. Авторитета. А стрелял снайпер из двенадцатиэтажки, метров с трехсот. Понимаешь…
— Азартно размахивая руками, он показывал месторасположение ресторана и высотки, откуда стрелял снайпер, причем безбожно перевирая и путая факты, приведенные в статье, воодушевленный тем, что Чиж слушает его с неожиданно вспыхнувшим интересом и даже не делает попыток приостановить словесный понос, неудержимо распиравший словоохотливого собеседника.
А Чиж действительно слушал очень внимательно, даже не имея ни малейшего представления, чем его так привлек этот весьма заурядный для последнего времени случай. Конечно, он сразу отметил про себя кучу несуразностей и противоречий, наплетенных Шуркой, и решил непременно купить эту самую газету, чтобы самому внимательно все прочитать. Удивительно, но то, что было пересказано Волковым с редкостной бестолковостью, каким-то образом нашло отклик в его душе. Ему внезапно почудилось, что все это ему каким-то странным образом знакомо, что ли, или как там еще можно было точнее определить неожиданно возникшее чувство «дежа вю»?..
Татьяна, дочь Мышастого, восседала на правом переднем сиденье шикарного белого «Мерседеса», томно откинувшись на спинку обтянутого кожей мягкого кресла, и чуть нервозно попыхивала тонкой сигаретой ментолового «More», зажатой в длинных пальцах с покрытыми красным лаком ногтями. Все чаще и чаще ее одолевала скука, и, что самое противное, злиться кроме как на саму себя, было больше не на кого. Она прекрасно отдавала себе отчет, что никакой возвышенной цели в ее жизни нет. В свои двадцать лет Татьяна Антоновна уже пресытилась всевозможными развлечениями, лишь о малой толике которых может всю жизнь бесплодно промечтать, так и не реализовав на практике, среднестатистическая россиянка и которыми с легкостью небедного человека обеспечивал девушку ее любимый, но изрядно надоевший своей мелочной опекой и ограничениями в некоторых вопросах отец. Все плюсы и минусы, которые предоставлял ей тот факт, что она являлась дочерью известного в городе коммерсанта-бандита Мышастого, Татьяна сейчас перебирала в своей голове. А будучи девушкой неглупой, она не могла не признать, что плюсов все же было гораздо больше, а те минусы, которые она бросила на противоположную чашу весов, являются скорее иллюзорными, нежели существуют на самом деле. Ну можно ли считать, к примеру, серьезным минусом то, что отец категорически запретил ей излишне часто влезать в кадр, когда местное телевидение снимает различного рода презентации и тусовки, большой любительницей которых она являлась? В конце концов, надо просто смириться с тем фактом, что она действительно не является эстрадной знаменитостью или кинозвездой и без этого можно обойтись, стараясь вести себя несколько скромнее. Отец ведь и впрямь фигура весьма неоднозначная, и светить лишний раз знаменитую не одними только славными делами фамилию совсем ни к чему. Или то, что отец запрещает ей открыто сорить деньгами… Нет, конечно он ей мало в чем отказывает и совсем не желает, чтобы она ездила в стареньком «Запорожце» вместо того же «Мерседеса», но и излишеств с некоторых пор тоже не позволяет. Например, когда в прошлом году она небрежно проиграла весьма крупную денег в казино и этот факт еще долго пережевывался местной желтой прессой, отец сделал ей строгое внушение и в назидание на несколько месяцев лишил привычных сумм карманных денег. В конце концов, — сказал он тогда ей, — хотя бы могла играть в казино, принадлежащем мне, тогда и деньги остались бы в семье, и, как ты об этом прекрасно знаешь, излишне говорливых газетчиков там не бывает. В общем, ладно, — решила Таня, — отец во многом прав, но то, что он приставил ко мне глуповатого шофера-телохранителя — это уже слишком. Против телохранителя как такового она ничего против не имеет — в конце концов надо быть безмозглой дурой, чтобы в наше время отказываться от подобных привилегий, — тем более, что ему уже несколько раз довелось выручить ее из сомнительных ситуаций, в которые она с необычной легкостью попадала благодаря своей безалаберности. Но ведь он не просто телохранитель, он еще и соглядатай по совместительству, докладывающий отцу о каждом ее шаге!..
Татьяна усмехнулась и покосилась на Толика — двадцатипятилетнего мужчину, имевшего за спиной опыт семилетней отсидки и кличку Молчун. Ну конечно, этот придурок опять исподтишка уставился на ее колени и проворонил зеленый свет, дождавшись сигнала какого-то нетерпеливого водителя, пристроившегося сзади. А может, его просто известным способом приручить? — лениво размышляла Татьяна, теперь уже в упор уставясь на своего опекуна и разглядывая его лицо — довольно интеллигентного вида, никак не соответствовавшее внутреннему содержанию этого человека — и его руки, цепко стиснувшие руль автомашины своими сильными кистями…
В общем-то, Анатолий очень даже ничего, — вынуждена была признать она, — и ростом вышел и фигурой, а этот шрам, пересекающий щеку, придает его довольно красивому лицу мужественность. Туповат, но тут уж ничего не поделаешь. И потом, разве это минус? Ведь им можно будет с легкостью манипулировать, если понадобится повести какую-нибудь свою игру… А ведь он, должно быть, очень груб в постели, — с внезапно вспыхнувшим интересом подумала Таня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90