— Он постарался придать голосу необходимую твердость и выразительно кивнул на очередь из пенсионеров. — На улицу выйдем, а там я уж посмотрю, где его лучше по стене-то размазать…
Но и выйдя на улицу, он, к негодованию своего напарника, совсем не спешил предпринять попытку догнать неспешно удаляющегося Бугая, направлявшегося к своей автомашине.
Майкл, подталкивая Семена сзади, пытаясь вдохновить того на решительные действия, матерно ругался, разбрызгивая слюну и кривя свое и без того несимпатичное сморщенное личико. Так, сопровождая амбала, они и дошли до его машины. Уже почти садясь в нее, Бугай впервые оглянулся и увидел за своей спиной двух странно ведущих себя парней, один из которых толкал в бок другого, а тот откровенно старался этого не замечать.
Мгновение поразмыслив, он вполне миролюбиво поинтересовался:
— Что за проблемы, ребята?
— Никаких проблем, командир! — пустив петуха, пискнул в ответ Аркаша, струхнув уже окончательно — он представил себе, что будет, если этот страшный амбал возьмется с пристрастием выяснять, что же все-таки им от него надо.
— Все н-нормально, — подтвердил и Майкл, наконец обретя дар речи, тоже вдруг куда-то исчезнувший при встрече с этим страшилой лицом к лицу. — Мы просто… мы… тут… вот.
— Ну-ну, — снисходительно бросил Бугай и грузно ввалился на водительское сиденье, от чего немаленькая, в общем-то, машина слегка завалилась набок.
— Ну что, охранник хренов, обосрался? — Провожая глазами отъезжающую автомашину, Майкл зло сплюнул. — Это тебе не красоток щупать, прикативших за славой фотомоделей… — Вспомнив о девицах, он едва не заскрипел зубами от ярости.
Из бесконечного потока приезжающих к ним «манекенщиц» он с некоторых пор имел возможность заполучать довольно симпатичных — дослужился, начальство уже позволило выбирать. Теперь пачка писем, которую держал в руках амбал, разрослась в его воображении до поистине невероятных размеров — ему казалось, что именно в этой пачке находились фотографии самых красивых и аппетитных девушек, которые сейчас безвозвратно для него утеряны. У Майкла возникло ощущение, словно только что у него из-под носа увели законную невесту, которую теперь никак уже не вернуть. — Ну, погоди у меня! Все Левензону расскажу!
— напоследок злобно пригрозил он и, резко развернувшись, зашагал прочь, не дожидаясь своего дружка, незадачливого каратиста-охранника…
Засада, усиленная двумя здоровяками, присланная на следующий день взбешенным Левензоном, безрезультатно просидела на почте два дня под смешки очень довольной таким поворотом событий Наташи, после чего была снята за ненадобностью — их корреспонденция более никого не интересовала.
А Бугай, беззаботно насвистывая какой-то популярный мотив, при этом безбожно его перевирая, давно мчался назад, в Мшанск. Ему было отчего веселиться — устроив себе неплохой день отдыха, он возвращался к шефу отнюдь не с пустыми руками — задание было выполнено. О двух странных парнях, крутившихся возле его автомашины, он уже и думать забыл…
— Лежать! — истошно орал Голованов, грозно водя из стороны в сторону сделанным из карабина обрезом. — Всем лежать, я сказал!.. — На его голову был натянут черный чулок, сделанный из половинки пришедших в негодность Светланиных колготок — он старательно подражал грабителям из любимых американских боевиков. Благодаря этому чулку его и без того страшная рожа сейчас казалась и вовсе какой-то фантасмагорически-нереальной, вселяя ужас на двух случайных посетителей небольшого магазинчика на окраине Мшанска, которые, подчиняясь грозным воплям этого чудища, поспешно вжались в пол. — Мелкий, быстро!.. — Он ткнул стволом в бок мгновенно отпрянувшего, испугавшегося возможности случайного выстрела подельника, на голове которого красовалась вторая половинка колготок Светланы и тот, перепрыгнув через две фигуры, в страхе съежившиеся на полу и прикрывающие руками головы, рванул к продавцу, таращившему на них остекленевшие от ужаса глаза и твердо решившему про себя, что если ему посчастливится выбраться из этой передряги живым, то он немедленно вернется на завод, несмотря на то, что зарплату ему там последний раз выдавали более полугода назад. Ну его на хрен — подрабатывать ночным продавцом!..
На улице дежурили Умник с Соколом, прикрывая двоих, потрошивших магазин. На их головах красовались две разрозненные половинки тоже черных, но уже ажурных колготок той же Светланы — простых черных у нее больше не нашлось. Они стояли, опустив свои обрезы стволами вниз — на улице в поздний час никого больше не было. Дрын сидел за рулем старенького жигуленка-»копейки», который они заполучили в пользование, предварительно выбросив из него старичка-хозяина, на свою голову согласившегося подвезти случайно встретившихся по дороге молодых ребят — такова была их благодарность за проявленное тем великодушие.
— Скажи еще спасибо, — напутствовал водителя Дрын, ударив его пивной бутылкой по голове и грубо вытряхивая из машины, — что вообще жив остался!..
— Деньги!.. — продолжал орать Голова. — Выкладывай деньги!
Трясущимися руками, не попадая непослушными пальцами в нужную кнопку кассового аппарата, продавец тщетно пытался выполнить его требование. Голова, нетерпеливо отпихнув его в сторону, двумя мощными ударами аппарата о прилавок заставил его распахнуть свой зев и убедившись, что их ожидали лишь какие-то жалкие крохи после проведенной недавно инкассации, зло брякнул аппаратом об пол. — Набирай водку, сигареты, жратву! Живо! — приказал он Мелкому, который сейчас же, распахнув хозяйственную сумку, сноровисто рванул к прилавку.
Забив ее доверху водкой, во вторую, уже спортивную, он принялся пихать банки консервов, колбасу — все, что попадалось под руку.
— «Поп-Корн» — то нам на хрена?! — крикнул ему пахан, заметив, что Мелкий пытается затолкать в сумку огромную коробку воздушной кукурузы. Тогда тот, отбросив ее в сторону, украдкой присоединил к награбленному упаковку шоколада — сладкое он очень любил. Голова, от внимания которого не укрылся и этот поступок подельника, усмехнулся, но на сей раз ничего не сказал.
— Мы еще встретимся, сука!.. — проорал он в ухо застывшему в ужасе продавцу, которого угораздило попасть в такую передрягу, проработав в магазине всего первую неполную неделю. — Завтра же придем! Чтоб готовил деньги, понятно?! — И опрокинув несколько стеллажей с лимонадом, который взорвавшись, шумно пенящейся массой растекся по полу, пнул изо всей силы лежавшего на полу случайного посетителя, который впоследствии, придя в себя, зарекся вечерами куда-либо выходить, как он опрометчиво сделал это сегодня, отправившись за сигаретами и поимев в итоге два сломанных ребра. И вообще, может жена, давно советовавшая ему бросать эту пагубную привычку, не так уж и не права?
— Уходим!.. — бросил Голова Мелкому и тот, согнувшись в три погибели под тяжестью набитых сумок, ринулся вслед за ним…
Оставив в блиндаже оружие и половину сегодняшней добычи, они поехали обратно в город, в гости к двум проживающим вместе девицам, с которыми им недавно случилось познакомиться. Бросив ненужную уже машину в каком-то темном дворе, через некоторое время компания ломилась в дверь, обитую потертым дерматином, где обитались их новые подружки, не брезговавшие за угощение продуктами и выпивкой принимать вдвоем всех четверых. Умник от их услуг принципиально отказывался — у него была своя подруга.
— Открывай, шкуры!.. — кричал Голова, злясь, что нельзя как следует вмазать по двери ногой или кулаком — мягкая обивка все равно погасит удар. — Спите, мать вашу?!
Из образовавшейся щелочки осторожно выглянула заспанная девичья головка с некрасивым птичьим личиком и недоверчиво похлопав глазками, признав своих дружков, радостно поприветствовала:
— Ого! Ребятки прикатили!..
Через какой-нибудь час, напрочь игнорируя возмущенный стук соседей, желающих отдохнуть и громко барабанящих в стену, в комнате уже воцарился обычный, неизменно сопутствующий их приезду бардак. Из динамика старенького магнитофона, прорываясь сквозь громкий треск и хрипы, вовсю гремела пиратская аудиозапись «Мумия тролля» — «Кот кота — ниже живота», а Дрын, умудряясь одновременно бешено топать ногами, щипать сновавших мимо подруг и опрокидывать стакан за стаканом водку, еще и громко, во всю глотку подвывал, тщетно стараясь попасть в лад.
— Коты — пидоры! — периодически восторженно ревел он…
Запершись на кухне вместе с Умником и Соколом, весь окутанный ядовитыми клубами табачного дыма от беспрерывно выкуриваемых ими сигарет, пахан излагал боевым соратникам новую концепцию своего видения дальнейших действий банды:
— Мочить надо козлов!.. Мочить!.. Надо браться за крупное дело!.. — бросал Голова отрывисто, размахивая во все стороны руками и смачно сплевывая прямо на пол. — Всех до единого!.. Мочить!.. — Пьяно щурясь, он периодически зачем-то хватал Сокола за грудки:
— Мы бандиты или кто?! — Сокол заискивающе поддакивал, производя безуспешные попытки оторвать руки главаря от своей совсем еще новой куртки, которую он недавно снял с какого-то припозднившегося прохожего и которой очень дорожил. — Дайте мне крупное дело!.. — продолжал настаивать Голова, потрясая хлипкий кухонный стол резкими ударами своего мощного кулака.
— Мальчики, тише! Соседи сейчас ментов вызовут! — попыталась урезонить его открывшая кухонную дверь Зинка — одна из подруг, снимавших эту гостеприимную квартиру.
— И мусоров мочить тоже! — взревел Голова, швыряя в нее пустым стаканом, который, ударившись о стену совсем рядом с птичьей головкой Зины, осыпал ее градом осколков. Та, испуганно отшатнувшись, поспешила захлопнуть дверь. — Стоять, паскуда, кому говорю! — внезапно опомнился Голова и предпринял безуспешную попытку вскочить, опрокидывая стол с остатками водки, которая со звоном грохнула об пол. — Зинка, шкура, ко мне!.. — Он с трудом удержался за старенький холодильник и положив руку на плечо вцепившегося в него Сокола, с его помощью кое-как смог выбраться из кухни. Тот, уложив вырубившегося главаря на продавленный диван с многочисленными дырками прожженной обивки, с облегчением распрямился.
— Тяжеленный сука!.. — выдохнул он в сторону уснувшего за столом Дрына и добавил:
— Как бы не обоссался, как в прошлый раз — потом опять злой будет…
Умник, при этих словах вспомнив, что давно хотел отлить, ломанулся было в туалет, но там, в этом тесном сантехническом пространстве однокомнатной «хрущевки», уже распоряжался Мелкий. С прилежным пыхтением первоклассника, старательно выводящего неумелые закорючки в своей тетради, он обрабатывал раскорячившуюся над ванной Нинку — подругу Зинки.
Преодолев брезгливое желание немедленно выскочить, Умник принялся мочиться в унитаз рядом с усердно занятой своим делом и не обращающей на него ни малейшего внимания парочкой, лишь Нинка что-то пьяно пробормотала, а Мелкий, даже не повернув головы на звук звонко бьющей рядом струи, продолжал свое дело, похлопывая свою подругу по заднице свободной рукой — вторая была занята надкусанной плиткой размякшего шоколада.
«Ну их всех на хер, поеду к Светке…» — пронеслось в голове Колесникова и он со злостью громыхнул входной дверью этого вертепа. Соседи за стеной продолжали все так же бесплодно стучать. Страна, набираясь сил, готовилась к новому трудовому дню…
— Толик, мне с тобой очень хорошо… — Жаркий шепот молодой женщины заставил Молчуна довольно улыбнуться. Закончив свое дело, он хотел перевернуться на спину, чтобы ощутить кожей прохладную простыню кровати, но черта с два она будет прохладной в такое жаркое лето с такой жаркой девкой! — Мне хорошо… — повторила Таня, ласково ероша его непослушные волосы.
Анатолий и не сомневался в своей мужской силе, но лишнее подтверждение тому слышать, конечно, приятно. И от кого?
От дочки Мышастого, своего шефа, от этой избалованной похотливой сучки, которую он уже давно мечтал обработать как надо — уж слишком она его раздражала своими мини-юбками! Стоит только молодой козе сесть в машину, привычно закинуть ногу на ногу — и он уже смотрит больше не на дорогу, а эта стерва знай себе посмеивается, иногда нарочно, чтобы смутить, перехватывая его взгляды. И ведь дразнила специально, зная, что он в отношении нее ничего не может предпринять. Конечно — кто он и кто она… Она дочка его патрона, а он ее шофер-телохранитель. Уж лучше бы он возил мужика — настолько тяжело ему было охранять ее тело, осознавая, что он не может заняться им вплотную. Но зато теперь… Ну и задал же он ей жару, когда, раздевшись, они бросились в объятия друг друга… Уж он постарался сделать так, чтобы потаскушка надолго запомнила эту их первую встречу. В тот раз он как бы мстил Тане за все ее издевательства и намеренно дразнящие жесты — жестоко искусал ей грудь, стискивал в объятиях куда сильнее борцов, дерущихся за олимпийское золото — аж ребра бедной девчонки трещали, — мял и щипал все ее тело, оставляя на нем многочисленные отметины, входил в нее нарочито грубо, словно в купленную на улице проститутку, которую видит в первый и последний раз и поэтому можно вытворять с ней что хочешь…
И что самое интересное, она совсем не возражала против всего этого, только иногда болезненно ойкала в стальных тисках его рук и стонала от боли, когда он слишком уж сильно, чуть не до крови кусал ее грудь или жестко бил своим лобком о ее… Потом Анатолий лишь посмеивался про себя, выслушивая ее несильные, впрочем, жалобы. Сучка получила лишь то, на что давно напрашивалась — не более; и к тому же ей, очевидно, все это пришлось очень даже по душе, иначе бы она разговаривала с ним совсем другим тоном и не ласкала бы с утра его член, словно догадавшись, как давно он мечтал познать мягкость ее сочных губ. Он не жалел, что пошел у нее на поводу, моментально бросившись снимать квартиру для встреч, и что все вышло именно так, как они вдвоем того пожелали, хотя порой его и угнетала мысль — что будет, когда об их отношениях узнает сам Мышастый…
С другой стороны, — думалось ему, — что в этом особенного? В конце концов, ничего предосудительного не произошло — он мужчина, она женщина… Ей как-никак уже двадцать лет и девочкой она до него не была — напротив, как он догадывался по некоторым весьма откровенным фразам, иногда слетавшим с ее прелестных губ, особенно, когда она бывала поддатой, и кое-каким слухам, ходившим среди боевиков Мышастого, — она была порядочной блядью. Так что, ничего такого особенного он не совершил, — успокаивал Молчун сам себя, но все равно, какой-то неприятный осадок на душе все же оставался…
— Как повозил моего папочку? — поинтересовалась Таня, когда их страсти несколько поулеглись и он слез с нее, переворачиваясь, как только что мечтал, на спину, с сожалением при этом констатируя, что его предположения оказались верны — простыня была горячей… Пока он обдумывал, что ей ответить, и что она вообще имеет в виду, Таня попросила его:
— Дай, пожалуйста, «Колы»… — Выждав, пока он нальет в стакан пенистого напитка, она протянула руку и отпив глоток, поморщилась:
— Фу, какая теплая. Толик, отнеси ее в холодильник… — И пока он вставал, а потом, преодолев мимолетный порыв стыдливости, так и не натянув трусов и не прикрывшись чем-нибудь, пошел на кухню в чем мать родила, с интересом его разглядывала, ведь голого она видела его всего второй раз. Оценив по достоинству его рельефную мускулатуру и мужественное лицо с украшавшим его шрамом, она была вынуждена признать, что такого отвечающего ее запросам самца у нее пока еще не было. А как он восхитительно груб с ней в постели!
У нее до сих пор еще не прошли синяки, полученные после первой встречи. И истерзанная грудь только-только перестала, наконец, болеть. Нет, надо быть настоящей дурой, чтобы отказаться от такого мужика. Татьяна Антоновна внезапно подумала, что шаг к их сближению ей следовало сделать гораздо раньше, тем более, что согласно своему положению, он сделать его первым не мог.
— Толик, а как тебя мама в детстве называла? — дождавшись, когда он вернулся с кухни и присел, закурив, на край просторной двуспальной кровати, спросила она.
— Так и называла Толиком, — нехотя ответил он, пожимая плечами. — А что?
— И я тоже буду так тебя называть, — доверительно сообщила ему Таня, проведя пальцами по его мокрой от пота спине.
— Можно? — Анатолий опять пожал плечами.
— Называй как хочешь, — буркнул он.
— Только в печь не клади, да? — улыбнулась девушка.
— В печь? В какую печь? — Мужчина повернулся, стараясь поймать ее глаза — не смеется ли она над ним.
— Пословица такая есть, — терпеливо пояснила Таня, с сожалением отметив, что неплохо бы его умственным способностям соответствовать тому, что находится у него в штанах, а также телосложению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Но и выйдя на улицу, он, к негодованию своего напарника, совсем не спешил предпринять попытку догнать неспешно удаляющегося Бугая, направлявшегося к своей автомашине.
Майкл, подталкивая Семена сзади, пытаясь вдохновить того на решительные действия, матерно ругался, разбрызгивая слюну и кривя свое и без того несимпатичное сморщенное личико. Так, сопровождая амбала, они и дошли до его машины. Уже почти садясь в нее, Бугай впервые оглянулся и увидел за своей спиной двух странно ведущих себя парней, один из которых толкал в бок другого, а тот откровенно старался этого не замечать.
Мгновение поразмыслив, он вполне миролюбиво поинтересовался:
— Что за проблемы, ребята?
— Никаких проблем, командир! — пустив петуха, пискнул в ответ Аркаша, струхнув уже окончательно — он представил себе, что будет, если этот страшный амбал возьмется с пристрастием выяснять, что же все-таки им от него надо.
— Все н-нормально, — подтвердил и Майкл, наконец обретя дар речи, тоже вдруг куда-то исчезнувший при встрече с этим страшилой лицом к лицу. — Мы просто… мы… тут… вот.
— Ну-ну, — снисходительно бросил Бугай и грузно ввалился на водительское сиденье, от чего немаленькая, в общем-то, машина слегка завалилась набок.
— Ну что, охранник хренов, обосрался? — Провожая глазами отъезжающую автомашину, Майкл зло сплюнул. — Это тебе не красоток щупать, прикативших за славой фотомоделей… — Вспомнив о девицах, он едва не заскрипел зубами от ярости.
Из бесконечного потока приезжающих к ним «манекенщиц» он с некоторых пор имел возможность заполучать довольно симпатичных — дослужился, начальство уже позволило выбирать. Теперь пачка писем, которую держал в руках амбал, разрослась в его воображении до поистине невероятных размеров — ему казалось, что именно в этой пачке находились фотографии самых красивых и аппетитных девушек, которые сейчас безвозвратно для него утеряны. У Майкла возникло ощущение, словно только что у него из-под носа увели законную невесту, которую теперь никак уже не вернуть. — Ну, погоди у меня! Все Левензону расскажу!
— напоследок злобно пригрозил он и, резко развернувшись, зашагал прочь, не дожидаясь своего дружка, незадачливого каратиста-охранника…
Засада, усиленная двумя здоровяками, присланная на следующий день взбешенным Левензоном, безрезультатно просидела на почте два дня под смешки очень довольной таким поворотом событий Наташи, после чего была снята за ненадобностью — их корреспонденция более никого не интересовала.
А Бугай, беззаботно насвистывая какой-то популярный мотив, при этом безбожно его перевирая, давно мчался назад, в Мшанск. Ему было отчего веселиться — устроив себе неплохой день отдыха, он возвращался к шефу отнюдь не с пустыми руками — задание было выполнено. О двух странных парнях, крутившихся возле его автомашины, он уже и думать забыл…
— Лежать! — истошно орал Голованов, грозно водя из стороны в сторону сделанным из карабина обрезом. — Всем лежать, я сказал!.. — На его голову был натянут черный чулок, сделанный из половинки пришедших в негодность Светланиных колготок — он старательно подражал грабителям из любимых американских боевиков. Благодаря этому чулку его и без того страшная рожа сейчас казалась и вовсе какой-то фантасмагорически-нереальной, вселяя ужас на двух случайных посетителей небольшого магазинчика на окраине Мшанска, которые, подчиняясь грозным воплям этого чудища, поспешно вжались в пол. — Мелкий, быстро!.. — Он ткнул стволом в бок мгновенно отпрянувшего, испугавшегося возможности случайного выстрела подельника, на голове которого красовалась вторая половинка колготок Светланы и тот, перепрыгнув через две фигуры, в страхе съежившиеся на полу и прикрывающие руками головы, рванул к продавцу, таращившему на них остекленевшие от ужаса глаза и твердо решившему про себя, что если ему посчастливится выбраться из этой передряги живым, то он немедленно вернется на завод, несмотря на то, что зарплату ему там последний раз выдавали более полугода назад. Ну его на хрен — подрабатывать ночным продавцом!..
На улице дежурили Умник с Соколом, прикрывая двоих, потрошивших магазин. На их головах красовались две разрозненные половинки тоже черных, но уже ажурных колготок той же Светланы — простых черных у нее больше не нашлось. Они стояли, опустив свои обрезы стволами вниз — на улице в поздний час никого больше не было. Дрын сидел за рулем старенького жигуленка-»копейки», который они заполучили в пользование, предварительно выбросив из него старичка-хозяина, на свою голову согласившегося подвезти случайно встретившихся по дороге молодых ребят — такова была их благодарность за проявленное тем великодушие.
— Скажи еще спасибо, — напутствовал водителя Дрын, ударив его пивной бутылкой по голове и грубо вытряхивая из машины, — что вообще жив остался!..
— Деньги!.. — продолжал орать Голова. — Выкладывай деньги!
Трясущимися руками, не попадая непослушными пальцами в нужную кнопку кассового аппарата, продавец тщетно пытался выполнить его требование. Голова, нетерпеливо отпихнув его в сторону, двумя мощными ударами аппарата о прилавок заставил его распахнуть свой зев и убедившись, что их ожидали лишь какие-то жалкие крохи после проведенной недавно инкассации, зло брякнул аппаратом об пол. — Набирай водку, сигареты, жратву! Живо! — приказал он Мелкому, который сейчас же, распахнув хозяйственную сумку, сноровисто рванул к прилавку.
Забив ее доверху водкой, во вторую, уже спортивную, он принялся пихать банки консервов, колбасу — все, что попадалось под руку.
— «Поп-Корн» — то нам на хрена?! — крикнул ему пахан, заметив, что Мелкий пытается затолкать в сумку огромную коробку воздушной кукурузы. Тогда тот, отбросив ее в сторону, украдкой присоединил к награбленному упаковку шоколада — сладкое он очень любил. Голова, от внимания которого не укрылся и этот поступок подельника, усмехнулся, но на сей раз ничего не сказал.
— Мы еще встретимся, сука!.. — проорал он в ухо застывшему в ужасе продавцу, которого угораздило попасть в такую передрягу, проработав в магазине всего первую неполную неделю. — Завтра же придем! Чтоб готовил деньги, понятно?! — И опрокинув несколько стеллажей с лимонадом, который взорвавшись, шумно пенящейся массой растекся по полу, пнул изо всей силы лежавшего на полу случайного посетителя, который впоследствии, придя в себя, зарекся вечерами куда-либо выходить, как он опрометчиво сделал это сегодня, отправившись за сигаретами и поимев в итоге два сломанных ребра. И вообще, может жена, давно советовавшая ему бросать эту пагубную привычку, не так уж и не права?
— Уходим!.. — бросил Голова Мелкому и тот, согнувшись в три погибели под тяжестью набитых сумок, ринулся вслед за ним…
Оставив в блиндаже оружие и половину сегодняшней добычи, они поехали обратно в город, в гости к двум проживающим вместе девицам, с которыми им недавно случилось познакомиться. Бросив ненужную уже машину в каком-то темном дворе, через некоторое время компания ломилась в дверь, обитую потертым дерматином, где обитались их новые подружки, не брезговавшие за угощение продуктами и выпивкой принимать вдвоем всех четверых. Умник от их услуг принципиально отказывался — у него была своя подруга.
— Открывай, шкуры!.. — кричал Голова, злясь, что нельзя как следует вмазать по двери ногой или кулаком — мягкая обивка все равно погасит удар. — Спите, мать вашу?!
Из образовавшейся щелочки осторожно выглянула заспанная девичья головка с некрасивым птичьим личиком и недоверчиво похлопав глазками, признав своих дружков, радостно поприветствовала:
— Ого! Ребятки прикатили!..
Через какой-нибудь час, напрочь игнорируя возмущенный стук соседей, желающих отдохнуть и громко барабанящих в стену, в комнате уже воцарился обычный, неизменно сопутствующий их приезду бардак. Из динамика старенького магнитофона, прорываясь сквозь громкий треск и хрипы, вовсю гремела пиратская аудиозапись «Мумия тролля» — «Кот кота — ниже живота», а Дрын, умудряясь одновременно бешено топать ногами, щипать сновавших мимо подруг и опрокидывать стакан за стаканом водку, еще и громко, во всю глотку подвывал, тщетно стараясь попасть в лад.
— Коты — пидоры! — периодически восторженно ревел он…
Запершись на кухне вместе с Умником и Соколом, весь окутанный ядовитыми клубами табачного дыма от беспрерывно выкуриваемых ими сигарет, пахан излагал боевым соратникам новую концепцию своего видения дальнейших действий банды:
— Мочить надо козлов!.. Мочить!.. Надо браться за крупное дело!.. — бросал Голова отрывисто, размахивая во все стороны руками и смачно сплевывая прямо на пол. — Всех до единого!.. Мочить!.. — Пьяно щурясь, он периодически зачем-то хватал Сокола за грудки:
— Мы бандиты или кто?! — Сокол заискивающе поддакивал, производя безуспешные попытки оторвать руки главаря от своей совсем еще новой куртки, которую он недавно снял с какого-то припозднившегося прохожего и которой очень дорожил. — Дайте мне крупное дело!.. — продолжал настаивать Голова, потрясая хлипкий кухонный стол резкими ударами своего мощного кулака.
— Мальчики, тише! Соседи сейчас ментов вызовут! — попыталась урезонить его открывшая кухонную дверь Зинка — одна из подруг, снимавших эту гостеприимную квартиру.
— И мусоров мочить тоже! — взревел Голова, швыряя в нее пустым стаканом, который, ударившись о стену совсем рядом с птичьей головкой Зины, осыпал ее градом осколков. Та, испуганно отшатнувшись, поспешила захлопнуть дверь. — Стоять, паскуда, кому говорю! — внезапно опомнился Голова и предпринял безуспешную попытку вскочить, опрокидывая стол с остатками водки, которая со звоном грохнула об пол. — Зинка, шкура, ко мне!.. — Он с трудом удержался за старенький холодильник и положив руку на плечо вцепившегося в него Сокола, с его помощью кое-как смог выбраться из кухни. Тот, уложив вырубившегося главаря на продавленный диван с многочисленными дырками прожженной обивки, с облегчением распрямился.
— Тяжеленный сука!.. — выдохнул он в сторону уснувшего за столом Дрына и добавил:
— Как бы не обоссался, как в прошлый раз — потом опять злой будет…
Умник, при этих словах вспомнив, что давно хотел отлить, ломанулся было в туалет, но там, в этом тесном сантехническом пространстве однокомнатной «хрущевки», уже распоряжался Мелкий. С прилежным пыхтением первоклассника, старательно выводящего неумелые закорючки в своей тетради, он обрабатывал раскорячившуюся над ванной Нинку — подругу Зинки.
Преодолев брезгливое желание немедленно выскочить, Умник принялся мочиться в унитаз рядом с усердно занятой своим делом и не обращающей на него ни малейшего внимания парочкой, лишь Нинка что-то пьяно пробормотала, а Мелкий, даже не повернув головы на звук звонко бьющей рядом струи, продолжал свое дело, похлопывая свою подругу по заднице свободной рукой — вторая была занята надкусанной плиткой размякшего шоколада.
«Ну их всех на хер, поеду к Светке…» — пронеслось в голове Колесникова и он со злостью громыхнул входной дверью этого вертепа. Соседи за стеной продолжали все так же бесплодно стучать. Страна, набираясь сил, готовилась к новому трудовому дню…
— Толик, мне с тобой очень хорошо… — Жаркий шепот молодой женщины заставил Молчуна довольно улыбнуться. Закончив свое дело, он хотел перевернуться на спину, чтобы ощутить кожей прохладную простыню кровати, но черта с два она будет прохладной в такое жаркое лето с такой жаркой девкой! — Мне хорошо… — повторила Таня, ласково ероша его непослушные волосы.
Анатолий и не сомневался в своей мужской силе, но лишнее подтверждение тому слышать, конечно, приятно. И от кого?
От дочки Мышастого, своего шефа, от этой избалованной похотливой сучки, которую он уже давно мечтал обработать как надо — уж слишком она его раздражала своими мини-юбками! Стоит только молодой козе сесть в машину, привычно закинуть ногу на ногу — и он уже смотрит больше не на дорогу, а эта стерва знай себе посмеивается, иногда нарочно, чтобы смутить, перехватывая его взгляды. И ведь дразнила специально, зная, что он в отношении нее ничего не может предпринять. Конечно — кто он и кто она… Она дочка его патрона, а он ее шофер-телохранитель. Уж лучше бы он возил мужика — настолько тяжело ему было охранять ее тело, осознавая, что он не может заняться им вплотную. Но зато теперь… Ну и задал же он ей жару, когда, раздевшись, они бросились в объятия друг друга… Уж он постарался сделать так, чтобы потаскушка надолго запомнила эту их первую встречу. В тот раз он как бы мстил Тане за все ее издевательства и намеренно дразнящие жесты — жестоко искусал ей грудь, стискивал в объятиях куда сильнее борцов, дерущихся за олимпийское золото — аж ребра бедной девчонки трещали, — мял и щипал все ее тело, оставляя на нем многочисленные отметины, входил в нее нарочито грубо, словно в купленную на улице проститутку, которую видит в первый и последний раз и поэтому можно вытворять с ней что хочешь…
И что самое интересное, она совсем не возражала против всего этого, только иногда болезненно ойкала в стальных тисках его рук и стонала от боли, когда он слишком уж сильно, чуть не до крови кусал ее грудь или жестко бил своим лобком о ее… Потом Анатолий лишь посмеивался про себя, выслушивая ее несильные, впрочем, жалобы. Сучка получила лишь то, на что давно напрашивалась — не более; и к тому же ей, очевидно, все это пришлось очень даже по душе, иначе бы она разговаривала с ним совсем другим тоном и не ласкала бы с утра его член, словно догадавшись, как давно он мечтал познать мягкость ее сочных губ. Он не жалел, что пошел у нее на поводу, моментально бросившись снимать квартиру для встреч, и что все вышло именно так, как они вдвоем того пожелали, хотя порой его и угнетала мысль — что будет, когда об их отношениях узнает сам Мышастый…
С другой стороны, — думалось ему, — что в этом особенного? В конце концов, ничего предосудительного не произошло — он мужчина, она женщина… Ей как-никак уже двадцать лет и девочкой она до него не была — напротив, как он догадывался по некоторым весьма откровенным фразам, иногда слетавшим с ее прелестных губ, особенно, когда она бывала поддатой, и кое-каким слухам, ходившим среди боевиков Мышастого, — она была порядочной блядью. Так что, ничего такого особенного он не совершил, — успокаивал Молчун сам себя, но все равно, какой-то неприятный осадок на душе все же оставался…
— Как повозил моего папочку? — поинтересовалась Таня, когда их страсти несколько поулеглись и он слез с нее, переворачиваясь, как только что мечтал, на спину, с сожалением при этом констатируя, что его предположения оказались верны — простыня была горячей… Пока он обдумывал, что ей ответить, и что она вообще имеет в виду, Таня попросила его:
— Дай, пожалуйста, «Колы»… — Выждав, пока он нальет в стакан пенистого напитка, она протянула руку и отпив глоток, поморщилась:
— Фу, какая теплая. Толик, отнеси ее в холодильник… — И пока он вставал, а потом, преодолев мимолетный порыв стыдливости, так и не натянув трусов и не прикрывшись чем-нибудь, пошел на кухню в чем мать родила, с интересом его разглядывала, ведь голого она видела его всего второй раз. Оценив по достоинству его рельефную мускулатуру и мужественное лицо с украшавшим его шрамом, она была вынуждена признать, что такого отвечающего ее запросам самца у нее пока еще не было. А как он восхитительно груб с ней в постели!
У нее до сих пор еще не прошли синяки, полученные после первой встречи. И истерзанная грудь только-только перестала, наконец, болеть. Нет, надо быть настоящей дурой, чтобы отказаться от такого мужика. Татьяна Антоновна внезапно подумала, что шаг к их сближению ей следовало сделать гораздо раньше, тем более, что согласно своему положению, он сделать его первым не мог.
— Толик, а как тебя мама в детстве называла? — дождавшись, когда он вернулся с кухни и присел, закурив, на край просторной двуспальной кровати, спросила она.
— Так и называла Толиком, — нехотя ответил он, пожимая плечами. — А что?
— И я тоже буду так тебя называть, — доверительно сообщила ему Таня, проведя пальцами по его мокрой от пота спине.
— Можно? — Анатолий опять пожал плечами.
— Называй как хочешь, — буркнул он.
— Только в печь не клади, да? — улыбнулась девушка.
— В печь? В какую печь? — Мужчина повернулся, стараясь поймать ее глаза — не смеется ли она над ним.
— Пословица такая есть, — терпеливо пояснила Таня, с сожалением отметив, что неплохо бы его умственным способностям соответствовать тому, что находится у него в штанах, а также телосложению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90