— Виноват, шеф, но мы тоже давно в дороге, — выслушав гневную тираду Мышастого, успокоил его Гринько. — Я думаю, если мы сейчас поднажмем, то или догоним их, или приедем сразу вслед, разница во времени получится небольшой. Самойлов быстро очухался и все нам сообщил.
— Ну то-то же… Иначе я бы шкуру с тебя живьем спустил, — проворчал Мышастый, у которого отлегло от сердца. — Когда вы будете-то?
— Да минут десять всего осталось, — сообщил, прикинув, Ворон. — А что делать, если мы их в дороге нагоним?
— Первыми не начинать, — решил пахан, — если только сами не полезут. Поговорить хочет — пусть говорит… Постой, а ты с кем? С теми, из кабака? Они не слишком набрались?
— Да нет, все более-менее. — Ворон замолчал. Он не хотел признаваться патрону, что относительно трезвых осталось всего двенадцать человек, которых он и взял с собой. Ну да ничего, ведь у Мышастого был еще пяток, а Бодров покричит и успокоится, вряд ли дело дойдет до чего серьезного.
— Ладно, тогда отбой. — Мышастый спрятал телефон и вздохнул.
— Что, Антон, что-то серьезное? — Воловиков примерно дошадался, о чем разговаривал его товарищ.
— Ну… Есть кое-какие проблемы, — признался тот, размышляя, не отправить ли этих двоих от греха подальше, мало ли чем может все закончиться.
Хотя, с другой стороны, может Лысый действительно хочет просто с ним поговорить, ведь, как утверждает Гринько, у него дома этот деятель ничего не тронул, в офисе тоже. Ну, настучал по голове охранникам — такое бывает, когда ребята на взводе, хотя, конечно, это не оправдание и он еще за наглость ответит… Вот только зачем он забрал из офиса эту проститутку? — опять с недоумением подумал Мышастый. — Наверное, чтобы уязвить меня посильнее, — решил он. Больше эта коза ни на что никому не нужна. Вообще, надо подумать, как разговаривать с этим долболобом. Дружили, дружили, и вот на тебе… Хотя, какая тут, к черту, может быть дружба? Так, вооруженный нейтралитет. А вообще, слишком он вспыльчив, этот Бодров. Как и положено пьянице — нервы-то расшатаны. Но и отходчив, правда, как многие буйные. Ладно, скоро узнаем, что этот придурок затеял, а сейчас надо отдать кое-какие распоряжения. Ничего серьезного быть не должно, да и подкрепление прибудет с минуты на минуту…
— Бугай! — крикнул он и тот моментально появился на пороге.
— Слушаю, шеф!
— Значит, делаем так… — соображая на ходу, принялся командовать Мышастый. — Все тачки загнали во двор? Хорошо.
Пусть эти ребята, ну… Скелета… Пусть все встанут в воротах и никого не пускают хотя бы несколько минут, больше и не потребуется. Там уже и Ворон со своими подоспеет. А ты сам будь здесь, при мне, вот, пожалуй, и все. Задача ясна?
— Ясно, хозяин. — Бугай поймал все на лету, тем более, что будучи телохранителем, он волей-неволей был в курсе всех дел. Он поспешно отправился выполнять распоряжения патрона.
А через несколько минут раздались сигналы автомобильных клаксонов и Мышастый, окинув взглядом слегка побледневших друзей, пошел к окну посмотреть…
Бодров, сидя в отдельном кабинете принадлежавшего ему ресторана, завтракал. Точнее, он нервно ковырялся в тарелке, отщипывая по микроскопическому кусочку сочной отбивной и долго пережевывая каждый. Но делал это не потому, что прочитал в дешевом медицинском издании, что нужно совершать не менее тридцати с чем-то жевательных движений на одно глотательное, а потому, что ему просто было не до еды… Причиной первой, самой простой и традиционной, являлось обычное похмелье. Да плюс ко всему, от этих мудаков, уехавших на дело с почтовиками, до сих пор не поступило никаких вестей, что еще больше увеличивало отвращение к пище. «Что все это означает?
Что же они, с двумя тетками да одним ментом управиться не могут? Ну, плюс еще шофер, самый что ни на есть обыкновенный… Ладно, пусть только приедет этот Крот, он ему покажет. А не слинял ли тот вообще? С добытыми деньгами? — мелькнула шальная мысль. — Да нет, кому-кому, а Кроту приходилось держать в руках и более значительные суммы, и ни в чем подозрительном тот до сих пор замечен не был. Скорее всего это говнистый мент что-нибудь напутал. Ну, пусть только объявятся… Будет им такое вознаграждение!..»
Кое-как одолев едва половину порции, он брезгливо оттолкнул тарелку в сторону и приготовился было позвать официанта, который, впрочем, уже сам, услужливо согнувшись, подлетал к нему на полусогнутых, как вдруг в кабинет буквально ворвался Шустрый — здоровяк, возивший его на «Вольво».
— Пахан! — его голос и взгляд не предвещал ничего хорошего.
— Ну! — рявкнул Лысый, и официант мгновенно куда-то испарился.
— Пахан… — повторил здоровяк, и Бодров выпучил на него мгновенно покрасневшие глаза — первый признак ярости.
— Что, никак не можешь разродиться, подобно бабе? — заорал он в бешенстве. — Говори, мать твою так!
— Щербатый приехал, — как-то растерянно произнес Шустрый.
— Ну что — Щербатый? Что он? — теперь свирепо завращал выпученными глазами пахан. — И где Крот? Где остальные?
— Их накрыли. А Щербатый еле слинял. Подстрелили его в ногу, вся машина в кровище.
— Та-ак! — У Бодрова начала подергиваться щека. — Денег, как я понимаю, нет, и людей тоже нет. И что значит накрыли? Они что, в ментовке, что ли?
— Нет, их обстреляли. Они попали в засаду, — принялся объяснять Шустрый. — В живых остался Щербатый, да еще одного, кажется, потом подобрала скорая. Щербатого тоже хотели добить, но у того, что целился, патроны кончились, а когда те укатили, он кое-как вполз в тачку, и… В общем, еле добрался, сознание по дороге несколько раз терял.
— Хватит полоскать мне мозги мудацкими подробностями!
Где сейчас этот урод? — прорычал Бодров, выискивая глазами водку, но той на столе не оказалось. — Половой! — заорал он, и выросший из-под земли официант, стараясь избежать его налитого бешенством взгляда, согнулся теперь уже чуть не пополам. — Почему на столе нет водки, я тебя спрашиваю? — Он едва не съездил этого растяпу по физиономии, совершенно позабыв, что сам же, во избежании соблазна, распорядился подать водку только к концу завтрака. Официант, не напоминая ему, естественно, о такой мелочи, через считанные секунды уже наливал в рюмку вожделенный напиток из запотевшего графинчика.
— Пусти, я сам! — Тот оттолкнул мгновенно исчезнувшего от греха подальше официанта и, убрав с глаз долой раздражающую его рюмку, уже плескал водку в обычный граненый стакан, который тот, отлично зная привычки Бодрова, также предусмотрительно захватил с собой. Сделав запрещающий жест пытающемуся что-то произнести Шустрому, он в три огромных глотка осушил почти доверху наполненную посудину и, шумно отрыгнув, опять вперился взглядом в здоровяка:
— Теперь продолжай.
— Его срочно отвезли к врачу. Ну, к этому, нашему, проверенному. Тот уже начал его латать. Говорит, что Щербатый крови много потерял. Ну, переливание нужно, то-се, и вытянет ли он вообще или нет, хрен его знает. А расспрашивать его сейчас бесполезно, он в отключке полнейшей, — угадал Шустрый желание хозяина послать его для разговора с раненым или даже поехать самому.
— Ну и что он еще рассказал перед тем, как отрубиться?
— неожиданно почти спокойно спросил Бодров, с интересом прислушиваясь, как водка приживается в желудке. Если бы не эта живительная влага, идиоты-помощники давно бы свели его в могилу — это он знал наверняка. Ну надо же, в засаду какую-то попали, мудаки! Да какая еще, на хер, может быть засада? Чья?
— Самое главное, хозяин, — напряженным голосом выдал Шустрый, — он опознал, кто это был. Ну, те, что их побили.
— Ну! — Успокоившаяся было щека Бодрова опять угрожающе задергалась. — Не тяни!
— Точнее, не всех. Он точно опознал только одного. По шраму на рыле.
— Ну же! Не тяни, я тебе сказал! — снова заорал Лысый.
— Кто такие? Шустрый, мать твою! Ну!
— Рыло со шрамом он видел как-то раз с Молчуном, — выдал наконец тот. — Те оба тогда просто разговаривали.
— С каким таким Молчуном? — удивился Бодров. От недоумения он даже прекратил орать. — Что за хрен такой с бугра?
— Молчун — шофер дочки Мышастого, — пояснил Шустрый.
Зовут Анатолий, фамилии не знаю. Ну, фамилию можно легко выяснить.
— Так, так, так… — процедил пахан. — На хрен мне его фамилия, когда и без того все ясно. Ошибки быть не может? И откуда он знает этого Молчуна? Щербатый что, встречается с людьми Мышастого? Так, может, он еще и работает на него, а?
— Я не знаю, но вряд ли. — Здоровяк пожал плечами. — Кто-то говорил мне, что они вместе чалились. Может, встретились случайно, вот тот со шрамом и всплыл.
— Ладно, ты не очень-то выгораживай своего Щербатого.
Всем известно, что вы и водяру вместе жрете, и по бабам вместе шастаете. Я вот еще устрою ему допрос с пристрастием, пусть он только у меня очухается… Вот у меня для него патронов хватит! А может, вы вместе, — он прищурился, — на Мышастого подрабатываете, а?
— Да я… — От незаслуженного оскорбления лицо Шустрого пошло красными пятнами.
— Ладно, ладно, шучу. — Бодров махнул рукой и задумчиво пробормотал:
— Мышастый, Мышастый… Опять, Антоша, твое имя всплывает. Уж не ты ли мне все эти козни строишь?
Он сейчас же набрал номер Мышастого, но никакого облегчения или ясности этот разговор ему не принес. Они только полаяли друг на друга, а встретиться тот категорически отказался. «Ну, скотина, — опять наливаясь яростью, подумал Бодров, — Что же с тобой делать? Завтра, он, понимаете ли, только сможет. А я, Бодров Александр Иванович, хочу говорить с тобой именно сегодня! — Он даже грохнул кулаком по столу, в подтверждение своим мыслям, отчего графин звякнул, как раз вовремя напомнив ему о своем существовании. Водка не должна зазря простаивать на столе — этого правила Александр Иванович придерживался неукоснительно — должны же в жизни каждого быть какие-то принципы! Плеснув себе еще сто пятьдесят, он проделал ритуальную процедуру — три мощных фирменных Бодровских глотка, громкая отрыжка и последующая ясность в голове. — А я сказал, сегодня! — Он грохнул кулаком вторично и, заметив недоумевающий взгляд Шустрого, сделал ему успокаивающий жест рукой: „Сейчас…“ Так неужели же Антон? Да нет, не может такого быть. Надо встретиться, поговорить, а этот говнюк, видите ли, не желает. А если гора не идет к Магомету, то… Как он там сказал? Хрена ты меня найдешь? Бодров найдет! Бодров всегда добивается своей цели!..» И окончательно созрев для решения проблемы, приказал:
— Шустрый, раз Крот приказал долго жить, ты его замещаешь. Понял?
— Понял! — почти по-армейски вытянулся здоровяк. — Понял, шеф, — с воодушевлением повторил он. На такое он и не рассчитывал. Вот что означает «оказаться в нужное время в нужном месте» — наконец дошел до него смысл давно известной присказки. Любой, кто сейчас оказался бы в кабинете, подвернувшись под руку выпившему чуть менее бутылки багроволицому Бодрову, автоматически стал бы его заместителем. Пруха!
— Собери людей. Всех, кого сможешь сейчас набрать. И пусть будут в полной готовности. Поедем, пощупаем немного Мышастого за разные приятные места. Все! Пошел!
— Есть! — четко отрапортовал теперь уже заместитель…
Через час, отъезжая от жилища Мышастого, оставляя после своего набега помятых охранников, не сумевших ничего предпринять против превосходящих сил противника, Бодров решил теперь посетить офис избегающего разговора с ним наглеца.
«Неплохо тут обустроился» — заметил он, поднимаясь по лестнице на второй этаж. С охраной проблем не возникло, имя Бодрова тут знали — с удовлетворением отметил он, когда мент на входе, замявшись, не решился протестовать, хотя помимо него зашло еще пятеро, как он объяснил, телохранителей, а ведь так не было принято. Быстро разобравшись с тремя охранниками, сидевшими в приемной и распивающими чаи с худосочной девицей — он уже видел раньше эту тертую подстилку, секретаршу Мышастого, — Бодров вошел в кабинет Самойлова, который, как он знал, был используем своим шефом только из-за своей светлой головы и занимался в основном чистой работой, требующей именно мозговых усилий. Вот по этому-то мозгу, надежно спрятавшемуся за высокими залысинами, и ударил Александр Иванович. Ударил сам, лично, когда Самойлов недоуменно уставился на вошедших, с трудом оторвавшись от дисплея компьютера. А что, надо же и ему периодически разминаться? И врачи рекомендуют, и рукам, опять же, приятно.
— За что? — с трудом прошепелявил тот, барахтаясь где-то под столом, за которым только что так хорошо, умничая, сидел.
Двое громил, вошедших в кабинет вместе с паханом, весело загоготали, тыча пальцами в «интеллигента», который даже удар по-человечески держать не умеет. А для чего тогда дана человеку голова, спрашивается? Трое других остались сторожить обезвреженных охранников Мышастого.
— Добавить, пахан? — Один из двоих, с огромной, до блеска выбритой головой, покрытой какими-то безобразными на вид шишками, ткнул в сторону Самойлова растопыренной пятерней. Вот он-то как раз очень хорошо держал этот самый удар, что подтверждало наличие черепных вздутостей.
— Тебя, кажется, спрашивают, добавить тебе или нет? Ты что, не слышишь? — вкрадчиво спросил Бодров, с презрением глядя на поднявшегося кое-как на ноги мужчину.
— А что вам вообще от меня нужно? — выпрямляясь со стоном, спросил тот.
— Где твой шеф?
— Я не знаю… — ответил Самойлов. — Честно, не знаю! — поспешил добавить он, увидев, что по едва заметному сигналу Бодрова шишковатый сделал шаг в его сторону.
— Хорошо, допустим, — согласился Бодров, сделав теперь шишковатому знак «отставить». — Но где он может быть, ты же можешь подсказать? Вот та шлюшка, например, — он сделал жест в сторону приемной, где находилась секретарша Татьяна Смирнова, — утверждает, что он постоянно ездит на какую-то новую дачу, что ли… Видишь, она девочка хорошая, говорит все, что знает. Но она, к сожалению, не знает точного адреса этой самой дачи, зато его прекрасно знаешь ты. Ну так как, будем говорить, или…
— Не надо «или». — Самойлов решил не корчить из себя голливудского героя. В конце концов, он устраивался на работу не в качестве боксерской груши! Вон, и так голова гудит подобно колоколу, а ведь сколько ему еще предстоит работы…
— На Белом озере этот особняк.
— А точнее? Адрес говори, как туда проехать!
Самойлов объяснил… Когда трое выходили из его кабинета, Бодров, уловив полный сожаления взгляд шишковатого, который тот бросил на Самойлова, сам предложил, находясь после выпитого в весьма неплохом расположении духа:
— Что, Шишка, размяться хочешь? Но только чуть-чуть, а то ведь парню для работы с компьютером голова нужна светлая.
Оч-чень светлая… — Шишка, восторженно взревев, бросился обратно, к съежившемуся под его взглядом Самойлову.
— Ладно, нам здесь вроде бы делать больше нечего, — решил Бодров и, задумчиво поглядев на Татьяну, приказал:
— Слышь-ка, ты, шкура, ну-ка набери нам еще разок телефоны Мышастого. Все, что есть, набери. Начни с мобильника.
— Мобильник не отвечает, — тут же доложила Татьяна и поторопилась набрать другие номера.
Уже поняв, что это ничего не даст, Бодров скомандовал, не слушая больше разговоров девушки с теми, кто отвечал по номерам ее шефа:
— Ладно, решено, поехали к нему в гости. Не желает по телефону, придется навестить лично… Шишка, хватит дурака валять, пошли! — крикнул он в сторону раскрытых дверей кабинета Самойлова, откуда слышалась азартная возня и жалобные стоны. Оттуда нехотя вышел разгоряченный шишковатый, потирая ладонь об ладонь. Уже перед самым выходом он опять попросил, кивая теперь уже на приглянувшуюся ему молодую женщину, красоту загорелых ног которой он успел оценить сразу, едва только зайдя в кабинет:
— Пахан, а может и ее с собой прихватим? С ней веселее будет, да и дорогу нам покажет.
— А ведь наглеешь, Шишка, — с улыбкой посмотрел тот на своего, очевидно, любимца. — Стоило дать тебе палец, — он подразумевал только что состоявшуюся «разминку», — а ты уже всю руку готов схряпать? — Но задумался. — А что? Почему бы, собственно, и нет? Мысль вообще-то дельная, — одобрил в итоге Бодров. Откровенно говоря, ему не нужна была эта никчемная подстилка Мышастого, но представив, как подпрыгнет тот от ярости, узнав, что они увезли его горячо любимую секретаршу, решил, что идея неплохая. Конечно, нутром он чувствовал, что Антон вряд ли виноват, просто в этом деле все так неудачно для всех совпало или же Щербатый что-то напутал — все же раненый был, наверняка соображал не очень-то — но здесь во всем первую роль играли уже его амбиции, с которыми он никак не мог совладать, хотя и понимал, что не прав. Ведь не Мышастому же диктовать условия ему, Лысому, когда им следует встречаться. Скорее всего они решат вопрос мирно, а тогда тем более — кому на радостях будет дело до этой потаскушки, не войну же из-за нее начинать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90