— произнес старшина и добродушно пояснил:
— Тут у нас ведь разные ходят. И преступников по общему коридору водим, и вообще… Не возражаете?
Оля, вздрогнув при упоминании о преступниках, расхаживающих по коридору где-то совсем рядом, пусть даже и под охраной этого молодцеватого старшины, решительно кивнула:
— Не возражаю! Закрывайте!
— Ничего, не бойтесь, вам тут уже совсем недолго осталось, — обнадежил ее тот, покидая камеру. — Я ведь вас отсюда сразу освобожу, пусть только капитан приедет…
Снова лязгнул металлический засов и девушка уже в который раз за последнее время оказалась в одиночестве и запертой. Но теперь это было совсем не страшно и она уже с чисто женским подходом к делу подумала, что к приезду капитана ей надо постараться выглядеть на все сто, негоже предстать перед ним такой некрасивой… Она взяла свой чемоданчик, который оказался тут же, возле нар, и, вытащив из него платье, принялась переодеваться, скинув перепачканный в лесу спортивный костюм. Затем она достала маленькое зеркальце, косметичку и принялась прихорашиваться, одновременно обдумывая, о чем ей рассказывать капитану, а о чем лучше и не заикаться.
Некоторые подробности проделанного с ней совсем не предназначались для чужих ушей. Пусть даже для милицейских…
Добродушный старшина, понравившийся Ольге своей молодцеватой выправкой, а на самом деле уголовник Патрикеев по кличке «Штукатур», — был выбран Мышастым для такой ответственной работы отчасти потому, что у него практически не имелось наколок, во всяком случае на самых заметных местах, наподобие кистей рук и пальцев. В свое время Патрикеев не стал уподобляться большинству своих сокамерников, разрисовывая себя на манер воинов диких африканских племен, чему был весьма рад в данный момент — работенка предстояла не из тяжелых, весьма интересная и денежная, да к тому же возле красивой женщины, за переодеванием которой он сейчас восторженно наблюдал через глазок металлической двери, запирающей ее камеру. Для того чтобы проделать такое, не боясь быть пойманным с поличным случайно обернувшейся пленницей, он сначала прогрохотал тяжелыми коваными сапогами вдоль по коридору, а затем, уже бесшумно, на цыпочках, вернулся обратно, что свидетельствовало о его хитрости и уме — и это было вторым качеством, за которое Мышастый избрал Штукатура на его ответственную роль, помимо отсутствия отметин на теле, которых работникам органов иметь не пристало. Примерно такими же данными обладал и его нынешний подельник, «сержант Копылов», разве что в чуть меньших масштабах. Но тот был моложе и у него все еще было впереди.
А сейчас «старшина» во все глаза смотрел на полуголую Ольгу и отчаянно завидовал «капитану Решетникову», который, как он знал в общих чертах, должен был забавляться с этой восхитительно красивой девушкой целую неделю…
А капитан Решетников, он же Эдуард Воловиков, бывший мэр города Мшанска, прибытие которого в «отделение» «ожидалось с минуты на минуту», уже давно был на месте и, примеряя милицейскую форму, так же отчаянно материл про себя Мышастого, который произвел его в чин всего лишь какого-то капитана… «Ишь, зараза, это он нарочно, подколоть меня таким образом решил: дескать, ты, Эдик, больше чем на четыре махоньких звездочки и не тянешь, — с раздражением думал Воловиков, все же с удовольствием разглядывая в зеркале свою сухую поджарую фигуру, облаченную в мундир — сейчас несколько неожиданным образом сбывалась его старая детсадовская мечта стать милиционером и ловить плохих дядей… Знаю я его, бестию — вон ведь, мундир как раз мне в пору, будто на заказ сшит, а ведь я всего лишь сообщил по телефону свои размеры. И раз он так удачно выбрал мне мундирчик, значит и погоны, само собой, мог подобрать другие — ну, хоть подполковника на худой конец, если не выше. Ну да ничего, я ему потом покажу шуточки, все при случае выскажу», — решил Воловиков, надевая фуражку и отправляясь на свое «рабочее место». Он вдруг с интересом поймал себя на том, что испытывает легкую внутреннюю дрожь… Интересно, а Антон при первой встрече с ней волновался? — мелькнуло у него в голове. Надо будет поинтересоваться, любопытно все же. Если скажет, конечно. Да только хрена, наверняка…
Все тот же старшина Иванько пришел, наконец, за Ольгой вновь.
— А ну-ка, барышня, с вещами на выход! — радостно гаркнул он с порога, но вовремя сообразив, что порядочная девушка вряд ли понимает такие специфические шутки, поправился:
— Да нет, это я так шучу, оставьте свой чемодан здесь. Просто мы с вами сейчас пойдем к капитану знакомиться. Он уже на месте.
Оля, которая действительно, согласно полученной команде вначале собиралась захватить свои вещи, оставила чемоданчик и пристроилась вслед за старшиной.
— Даму вперед! — сделал тот приглашающий жест и она послушно вышла вперед. — Опять шучу. Пропускать вперед — это у меня уже просто привычка, — смущенно пояснил старшина, — мы так обычно конвоируем. — На самом же деле он избрал место сзади, чтобы иметь возможность получше разглядеть великолепные ноги послушно вышедшей вперед женщины, что он сейчас с удовольствием и делал — это и являлось истинной причиной такого его распоряжения. — Налево! — скомандовал Иванько и Оля свернула в указанном направлении, по пути с интересом рассматривая обшарпанные стены — в милицейском учреждении ей довелось бывать впервые. — Прямо!.. А вот и его кабинет, — показал старшина на дверь в торце коридора. — Простите… — Теперь он зашел вперед, постучал и, услышав «Войдите!», открыл дверь и бодро отрапортовал:
— Товарищ капитан, доставил задержанную. Ну, ту, что вчера на дороге обнаружили, я вам уже докладывал.
Почему задержанную? — удивилась про себя Оля. А впрочем, какая ей разница — может, у них просто положено так называть?
Тем временем Иванько пропустил ее в кабинет и, получив указание капитана, удалился, тихо прикрыв за собой дверь.
— Присаживайтесь, пожалуйста! — Встав со своего стула, капитан указал на табуретку, стоящую напротив его стола.
Присев, Оля попыталась пододвинуться поближе к капитану и с удивлением обнаружила, что табуретка наглухо привинчена к полу.
— Положено так, — разъяснил хозяин кабинета, заметив ее недоумение. В свою очередь он с интересом рассматривал молодую женщину, робко примостившуюся на самом краешке табуретки и выглядевшую несколько смущенной.
Хороша, — окончив беглый осмотр, сделал предварительный вывод Воловиков. — И перышки уже успела почистить — подмазаться, подкраситься. О том, что над ней целую неделю усиленно работал Антон, говорят разве что наметившиеся круги под глазами, но это ей очень даже идет, делая ее лицо еще красивее, придавая ему дополнительный шарм — этакая утомленность, пресыщенность великосветской дамы, ведущей богемный образ жизни…
— В первую очередь, давайте знакомиться, девушка. Меня зовут Решетников Иван Николаевич, — представился капитан. — Капитан милиции. А вас?
Ольга представилась тоже.
— И зачем же вы, девушка, хотели видеть конкретно меня?
— поинтересовался Иван Николаевич. — Мне ведь старшина Иванько именно так доложил. И что вы делали в лесу, ночью, одна? В общем, давайте-ка не спеша, по порядочку все и расскажите. И не волнуйтесь вы так, Оля, я вас прошу… — мягко произнес капитан, заметив, что она как-то напряглась, готовясь к неприятному для себя повествованию. — Может, желаете чаю? — И не дожидаясь ответа, позвал:
— Иванько!
— Я! — Дверь тут же приоткрылась и в кабинет просунулась любопытная физиономия старшины.
— Сооруди-ка нам чаю с бутербродами, — распорядился хозяин кабинета. — И поживее.
— Есть! — Тот мгновенно сгинул и капитан продолжил:
— Я вас слушаю.
— Можно мне сигаретку? — робко попросила Оля, собираясь с духом для предстоящего неприятного для нее рассказа.
— Пожалуйста! — Капитан выдвинул ящик стола и выложил перед ней пачку «Примы». Девушка поблагодарила и вытянула сигарету, хотя курила только облегченные «Мальборо», да и то очень редко. Капитан также угостился сигаретой из своей пачки, хотя тоже курил исключительно «Кэмел». Поднеся огонек сначала даме, только потом он прикурил сам.
— Рассказывайте, Оленька, рассказывайте. — Глаза капитана отечески ласково глядели на сидящую перед ним собеседницу.
Оля, собравшись, наконец, с силами окончательно, принялась излагать свою страшную историю по порядку, делая это может быть даже излишне подробно, начиная с того самого момента, как увидела в газете злополучное объявление — таким образом она старалась оттянуть самую неприятную для себя часть повествования. Капитан Решетников внимательно, очень внимательно слушал, и его выразительные брови при этом то удивленно вздымались вверх, то грозно хмурились, то как-то по особому складывались, выражая сочувствие к несчастной; в общем, отображали целую гамму бурных эмоций, которые вызвал у него рассказ обманутой и столь жестоко поплатившейся за свою излишнюю доверчивость девушки. Он ни разу не перебил ее на протяжении того часа, что заняло у нее изложение этой чудовищной истории, не укладывающейся у него в голове; они прервались ненадолго, лишь когда старшина принес чай с бутербродами… А затем капитан Решетников долго молчал, что-то про себя обдумывая, и лишь слегка безмолвно шевелил при этом губами, очевидно, в такт своим мыслям.
— Вы мне не верите? — с некоторым отчаянием произнесла Ольга, по своему истолковав молчание капитана.
— Что? — как бы очнувшись, произнес тот и немедленно запротестовал:
— Нет, нет! Что вы, Оленька, как вы могли такое подумать. Напротив, вы лишь подтвердили кое-какие мои догадки и подозрения. Дело в том, что я уже давно предполагал, что в моем районе действует опасный маньяк. Не предполагал даже, точнее — знал, но взять его с поличным настолько трудная задача… Ведь у него весьма высокие покровители там. — Он выразительно вскинул кверху глаза. — И потом. Понимаете… — Капитан слегка замялся. — Он не оставляет свидетелей. Вот так вот, Оленька. Вы, кажется, первая, кому посчастливилось вырваться из его кровожадных лап живой.
Не найдя слов, потрясенная до глубины души женщина моментально расплакалась. Ну не чудо ли, что именно ей судьба предоставила шанс убежать от этого подонка, который ко всему прочему оказался еще и убийцей.
— Не надо… Ну, не надо, Оленька, прошу вас, — уговаривал Решетников, обойдя стол и ласково поглаживая потрясенную женщину по плечу. — Он налил стакан воды из графина и насильно всучил ей в руки. — Пейте! — теперь уже властно приказал он. — Пейте и ничего не бойтесь! Хватит уже этому маньяку бесчинствовать, придется немедленно его брать! Да, немедленно!.. — Он забежал обратно, на свою половину стола и, схватив трубку старенького телефонного аппарата черного цвета, принялся отдавать четкие, также властные распоряжения:
— Сидоров! Опергруппу на выезд!.. Да, да! Именно сейчас, я сказал! Алло!.. Завхоз?! Степаныч, срочно выдай ребятам бронежилеты!.. Что?! А мне начхать! Да, начхать, я тебе говорю! Чтобы через пять минут они все были у меня укомплектованы! Все!.. Управление? Решетников говорит!.. Да, да, из сто пятого. Майора Крамника, срочно!.. Крамник? Узнал? Решетников, да. Слушай, мне срочно нужен взвод твоих ОМОН-овцев! Сделаешь?.. Да, да, всю ответственность я беру на себя! Перед генералом отчитаюсь сам, лично… Что? Хорошо, пусть подъезжают к лесу, на тридцатый километр. Все, до встречи…
Совершив еще массу звонков, периодически с бешеной энергией накручивая диск телефонного аппарата, разговаривая быстро, напористо, сжато, порой покрикивая на кого-то, видимо на каких-то нерадивых работников, он, как поняла Ольга, готовился к немедленному захвату той «киносъемочной группы», и вообще, все его решительные действия произвели на нее огромнейшее впечатление.
Давно перестав плакать, женщина во все глаза смотрела на этого беспредельно уверенного в себе капитана, вслушивалась в отдаваемые им распоряжения, из которых понимала едва половину, и чувствовала, что не зря Филипыч посоветовал ей обратиться именно к нему. Да, не кто иной, как именно этот капитан наверняка способен обезвредить опасного бандита, невзирая на связи того с высокопоставленными чиновниками.
Только сейчас ей вдруг пришло в голову, что этот несомненно отдающий работе всего себя целиком милиционер давно достиг пенсионного возраста, но до сих пор служит, да еще имеет такое невысокое воинское звание. Это лишь подтверждало слова Филипыча о его, капитана, честности и неподкупности. Наверняка ему ставят палки в колеса коррумпированные коллеги, не давая возможности нормально выполнять свою нелегкую, посвященную борьбе с преступниками, работу. Эта мысль вселила в нее еще большую уверенность в правильности нелегко давшегося ей решения сотрудничать с органами, а также усилила надежду в благоприятном для нее исходе того страшного дела, в которое она по своей же глупости и доверчивости влипла.
Воловиков же, чувствуя на себе восхищенный взгляд молодой красивой женщины, видя себя со стороны этаким капитаном Жегловым, беспощадно искореняющим всяческую нечисть, и еще больше от этого распаляясь, бешено орал в трубку бутафорского телефона, импровизируя на ходу — к нему пришло истинное вдохновение… Наконец, унявшись, он достал из кармана носовой платок, вытер со лба пот и устало улыбнулся прямо на глазах воспрянувшей духом женщине.
— Все, Оленька, считайте, отгулялся ваш «режиссер», это вам обещаю я! Через… — он перестал стучать себя в грудь и взглянул на наручные часы, — максимум два часа он будет сидеть здесь, в моем кабинете, на его кровавых лапах будут сверкать наручники, а мы с вами устроим ему очную ставку.
— Очную ставку? — холодея от ужаса, едва выдохнула непослушными губами Ольга. — Н-н-нет! Не надо! Ни за что!
— Что, боитесь? — ласково спросил капитан. — Или, может быть, стесняетесь? Ладно, там что-нибудь придумаем… А сейчас я провожу вас совсем в другую комнату, где вам будет значительно удобнее, чем в камере… — И, не прибегая на сей раз к помощи Иванько, сам проводил Олю по уже знакомому ей коридору до помещения, также имевшего стальную дверь, но значительно более комфортабельного, чем та камера, в которой она сегодня проснулась. Оглядевшись, Оля с удивлением обнаружила, что это помещение удивительным образом напоминает ей обычную однокомнатную квартиру, только без кухни, коридора и окон. Окном служила такая же маленькая зарешеченная амбразура под самым потолком, что и в утренней камере.
— Это что ж такое? — с недоумением спросила она. — На камеру совсем непохоже. Куда вы меня привели?
— Это специальная комната для свидетелей, — пояснил капитан и продолжил несколько даже напыщенно:
— Знаете, Оленька, здесь у нас все, как у них там в Америке — фильмы, небось, смотрите? Так вот. У этих… американцев существует специальная программа защиты свидетелей. Мы вот тоже решили… На областном уровне пока только, в порядке эксперимента. Но лиха беда начало, а данная комната будет на первое время идеальным для вас убежищем.
— Но… но я…
— Понимаю. Домой хотите? — усмехнулся капитан. — А вы уверены, Оленька, что выйдя отсюда без охраны, вы сможете прожить хотя бы несколько дней? Да что дней — часов? А здесь… — Его голос приобрел стальной оттенок. — Безопасность гарантирую вам я! Лично! А что значит слово капитана Решетникова — можете спросить у любого в нашем городе. Поэтому располагайтесь пока, сейчас я перенесу сюда ваши вещи, а как только вернусь с выезда, мы с вами еще переговорим…
Раскладывая принесенный капитаном чемодан, Оля с каким-то неожиданным страхом подумала, что все это удивительным образом напоминает то, что совсем недавно с ней происходило. Опять она заперта в комнате, опять здесь есть и ванна, и душ, и туалет, будто специально для того, чтобы она имела возможность содержать себя в порядке для вполне определенного рода мужских действий… Да что еще за глупости! — оборвала она себя. — Ведь я же в милиции, а не… Как он сказал?
Программа защиты свидетелей? Ну вот видишь, глупенькая, а ты… И еще она вспомнила слова капитана о том, что не проживет и нескольких часов, выйдя отсюда без охраны. Ей стало жутко. Нет, это конечно же правильно, что ее заперли. Очень даже правильно. Только… А вдруг и сюда, в милицию, внедрен какой-нибудь приспешник этого самого «Ильи Матвеевича»? Ведь у него такие связи! Может быть, даже тот бравый старшина…
Как его? Иванько, да… Ольга со страхом оглянулась на запертую дверь — жаль, что опять нет никакого запора с ее стороны. А собственно, почему так? Ей стало еще более жутко…
Да нет, это уже слишком. Пуганая ворона и куста боится — так ведь, кажется, говорят. Надо просто решительно выкинуть все эти глупости из головы. А совсем скоро этого негодяя арестуют — вон как шумят ребята-милиционеры…
А по коридору в этот момент и в самом деле бегали четверо, нарочито громко громыхая коваными сапогами, лязгая железными дверьми и вообще стараясь производить как можно больше шума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
— Тут у нас ведь разные ходят. И преступников по общему коридору водим, и вообще… Не возражаете?
Оля, вздрогнув при упоминании о преступниках, расхаживающих по коридору где-то совсем рядом, пусть даже и под охраной этого молодцеватого старшины, решительно кивнула:
— Не возражаю! Закрывайте!
— Ничего, не бойтесь, вам тут уже совсем недолго осталось, — обнадежил ее тот, покидая камеру. — Я ведь вас отсюда сразу освобожу, пусть только капитан приедет…
Снова лязгнул металлический засов и девушка уже в который раз за последнее время оказалась в одиночестве и запертой. Но теперь это было совсем не страшно и она уже с чисто женским подходом к делу подумала, что к приезду капитана ей надо постараться выглядеть на все сто, негоже предстать перед ним такой некрасивой… Она взяла свой чемоданчик, который оказался тут же, возле нар, и, вытащив из него платье, принялась переодеваться, скинув перепачканный в лесу спортивный костюм. Затем она достала маленькое зеркальце, косметичку и принялась прихорашиваться, одновременно обдумывая, о чем ей рассказывать капитану, а о чем лучше и не заикаться.
Некоторые подробности проделанного с ней совсем не предназначались для чужих ушей. Пусть даже для милицейских…
Добродушный старшина, понравившийся Ольге своей молодцеватой выправкой, а на самом деле уголовник Патрикеев по кличке «Штукатур», — был выбран Мышастым для такой ответственной работы отчасти потому, что у него практически не имелось наколок, во всяком случае на самых заметных местах, наподобие кистей рук и пальцев. В свое время Патрикеев не стал уподобляться большинству своих сокамерников, разрисовывая себя на манер воинов диких африканских племен, чему был весьма рад в данный момент — работенка предстояла не из тяжелых, весьма интересная и денежная, да к тому же возле красивой женщины, за переодеванием которой он сейчас восторженно наблюдал через глазок металлической двери, запирающей ее камеру. Для того чтобы проделать такое, не боясь быть пойманным с поличным случайно обернувшейся пленницей, он сначала прогрохотал тяжелыми коваными сапогами вдоль по коридору, а затем, уже бесшумно, на цыпочках, вернулся обратно, что свидетельствовало о его хитрости и уме — и это было вторым качеством, за которое Мышастый избрал Штукатура на его ответственную роль, помимо отсутствия отметин на теле, которых работникам органов иметь не пристало. Примерно такими же данными обладал и его нынешний подельник, «сержант Копылов», разве что в чуть меньших масштабах. Но тот был моложе и у него все еще было впереди.
А сейчас «старшина» во все глаза смотрел на полуголую Ольгу и отчаянно завидовал «капитану Решетникову», который, как он знал в общих чертах, должен был забавляться с этой восхитительно красивой девушкой целую неделю…
А капитан Решетников, он же Эдуард Воловиков, бывший мэр города Мшанска, прибытие которого в «отделение» «ожидалось с минуты на минуту», уже давно был на месте и, примеряя милицейскую форму, так же отчаянно материл про себя Мышастого, который произвел его в чин всего лишь какого-то капитана… «Ишь, зараза, это он нарочно, подколоть меня таким образом решил: дескать, ты, Эдик, больше чем на четыре махоньких звездочки и не тянешь, — с раздражением думал Воловиков, все же с удовольствием разглядывая в зеркале свою сухую поджарую фигуру, облаченную в мундир — сейчас несколько неожиданным образом сбывалась его старая детсадовская мечта стать милиционером и ловить плохих дядей… Знаю я его, бестию — вон ведь, мундир как раз мне в пору, будто на заказ сшит, а ведь я всего лишь сообщил по телефону свои размеры. И раз он так удачно выбрал мне мундирчик, значит и погоны, само собой, мог подобрать другие — ну, хоть подполковника на худой конец, если не выше. Ну да ничего, я ему потом покажу шуточки, все при случае выскажу», — решил Воловиков, надевая фуражку и отправляясь на свое «рабочее место». Он вдруг с интересом поймал себя на том, что испытывает легкую внутреннюю дрожь… Интересно, а Антон при первой встрече с ней волновался? — мелькнуло у него в голове. Надо будет поинтересоваться, любопытно все же. Если скажет, конечно. Да только хрена, наверняка…
Все тот же старшина Иванько пришел, наконец, за Ольгой вновь.
— А ну-ка, барышня, с вещами на выход! — радостно гаркнул он с порога, но вовремя сообразив, что порядочная девушка вряд ли понимает такие специфические шутки, поправился:
— Да нет, это я так шучу, оставьте свой чемодан здесь. Просто мы с вами сейчас пойдем к капитану знакомиться. Он уже на месте.
Оля, которая действительно, согласно полученной команде вначале собиралась захватить свои вещи, оставила чемоданчик и пристроилась вслед за старшиной.
— Даму вперед! — сделал тот приглашающий жест и она послушно вышла вперед. — Опять шучу. Пропускать вперед — это у меня уже просто привычка, — смущенно пояснил старшина, — мы так обычно конвоируем. — На самом же деле он избрал место сзади, чтобы иметь возможность получше разглядеть великолепные ноги послушно вышедшей вперед женщины, что он сейчас с удовольствием и делал — это и являлось истинной причиной такого его распоряжения. — Налево! — скомандовал Иванько и Оля свернула в указанном направлении, по пути с интересом рассматривая обшарпанные стены — в милицейском учреждении ей довелось бывать впервые. — Прямо!.. А вот и его кабинет, — показал старшина на дверь в торце коридора. — Простите… — Теперь он зашел вперед, постучал и, услышав «Войдите!», открыл дверь и бодро отрапортовал:
— Товарищ капитан, доставил задержанную. Ну, ту, что вчера на дороге обнаружили, я вам уже докладывал.
Почему задержанную? — удивилась про себя Оля. А впрочем, какая ей разница — может, у них просто положено так называть?
Тем временем Иванько пропустил ее в кабинет и, получив указание капитана, удалился, тихо прикрыв за собой дверь.
— Присаживайтесь, пожалуйста! — Встав со своего стула, капитан указал на табуретку, стоящую напротив его стола.
Присев, Оля попыталась пододвинуться поближе к капитану и с удивлением обнаружила, что табуретка наглухо привинчена к полу.
— Положено так, — разъяснил хозяин кабинета, заметив ее недоумение. В свою очередь он с интересом рассматривал молодую женщину, робко примостившуюся на самом краешке табуретки и выглядевшую несколько смущенной.
Хороша, — окончив беглый осмотр, сделал предварительный вывод Воловиков. — И перышки уже успела почистить — подмазаться, подкраситься. О том, что над ней целую неделю усиленно работал Антон, говорят разве что наметившиеся круги под глазами, но это ей очень даже идет, делая ее лицо еще красивее, придавая ему дополнительный шарм — этакая утомленность, пресыщенность великосветской дамы, ведущей богемный образ жизни…
— В первую очередь, давайте знакомиться, девушка. Меня зовут Решетников Иван Николаевич, — представился капитан. — Капитан милиции. А вас?
Ольга представилась тоже.
— И зачем же вы, девушка, хотели видеть конкретно меня?
— поинтересовался Иван Николаевич. — Мне ведь старшина Иванько именно так доложил. И что вы делали в лесу, ночью, одна? В общем, давайте-ка не спеша, по порядочку все и расскажите. И не волнуйтесь вы так, Оля, я вас прошу… — мягко произнес капитан, заметив, что она как-то напряглась, готовясь к неприятному для себя повествованию. — Может, желаете чаю? — И не дожидаясь ответа, позвал:
— Иванько!
— Я! — Дверь тут же приоткрылась и в кабинет просунулась любопытная физиономия старшины.
— Сооруди-ка нам чаю с бутербродами, — распорядился хозяин кабинета. — И поживее.
— Есть! — Тот мгновенно сгинул и капитан продолжил:
— Я вас слушаю.
— Можно мне сигаретку? — робко попросила Оля, собираясь с духом для предстоящего неприятного для нее рассказа.
— Пожалуйста! — Капитан выдвинул ящик стола и выложил перед ней пачку «Примы». Девушка поблагодарила и вытянула сигарету, хотя курила только облегченные «Мальборо», да и то очень редко. Капитан также угостился сигаретой из своей пачки, хотя тоже курил исключительно «Кэмел». Поднеся огонек сначала даме, только потом он прикурил сам.
— Рассказывайте, Оленька, рассказывайте. — Глаза капитана отечески ласково глядели на сидящую перед ним собеседницу.
Оля, собравшись, наконец, с силами окончательно, принялась излагать свою страшную историю по порядку, делая это может быть даже излишне подробно, начиная с того самого момента, как увидела в газете злополучное объявление — таким образом она старалась оттянуть самую неприятную для себя часть повествования. Капитан Решетников внимательно, очень внимательно слушал, и его выразительные брови при этом то удивленно вздымались вверх, то грозно хмурились, то как-то по особому складывались, выражая сочувствие к несчастной; в общем, отображали целую гамму бурных эмоций, которые вызвал у него рассказ обманутой и столь жестоко поплатившейся за свою излишнюю доверчивость девушки. Он ни разу не перебил ее на протяжении того часа, что заняло у нее изложение этой чудовищной истории, не укладывающейся у него в голове; они прервались ненадолго, лишь когда старшина принес чай с бутербродами… А затем капитан Решетников долго молчал, что-то про себя обдумывая, и лишь слегка безмолвно шевелил при этом губами, очевидно, в такт своим мыслям.
— Вы мне не верите? — с некоторым отчаянием произнесла Ольга, по своему истолковав молчание капитана.
— Что? — как бы очнувшись, произнес тот и немедленно запротестовал:
— Нет, нет! Что вы, Оленька, как вы могли такое подумать. Напротив, вы лишь подтвердили кое-какие мои догадки и подозрения. Дело в том, что я уже давно предполагал, что в моем районе действует опасный маньяк. Не предполагал даже, точнее — знал, но взять его с поличным настолько трудная задача… Ведь у него весьма высокие покровители там. — Он выразительно вскинул кверху глаза. — И потом. Понимаете… — Капитан слегка замялся. — Он не оставляет свидетелей. Вот так вот, Оленька. Вы, кажется, первая, кому посчастливилось вырваться из его кровожадных лап живой.
Не найдя слов, потрясенная до глубины души женщина моментально расплакалась. Ну не чудо ли, что именно ей судьба предоставила шанс убежать от этого подонка, который ко всему прочему оказался еще и убийцей.
— Не надо… Ну, не надо, Оленька, прошу вас, — уговаривал Решетников, обойдя стол и ласково поглаживая потрясенную женщину по плечу. — Он налил стакан воды из графина и насильно всучил ей в руки. — Пейте! — теперь уже властно приказал он. — Пейте и ничего не бойтесь! Хватит уже этому маньяку бесчинствовать, придется немедленно его брать! Да, немедленно!.. — Он забежал обратно, на свою половину стола и, схватив трубку старенького телефонного аппарата черного цвета, принялся отдавать четкие, также властные распоряжения:
— Сидоров! Опергруппу на выезд!.. Да, да! Именно сейчас, я сказал! Алло!.. Завхоз?! Степаныч, срочно выдай ребятам бронежилеты!.. Что?! А мне начхать! Да, начхать, я тебе говорю! Чтобы через пять минут они все были у меня укомплектованы! Все!.. Управление? Решетников говорит!.. Да, да, из сто пятого. Майора Крамника, срочно!.. Крамник? Узнал? Решетников, да. Слушай, мне срочно нужен взвод твоих ОМОН-овцев! Сделаешь?.. Да, да, всю ответственность я беру на себя! Перед генералом отчитаюсь сам, лично… Что? Хорошо, пусть подъезжают к лесу, на тридцатый километр. Все, до встречи…
Совершив еще массу звонков, периодически с бешеной энергией накручивая диск телефонного аппарата, разговаривая быстро, напористо, сжато, порой покрикивая на кого-то, видимо на каких-то нерадивых работников, он, как поняла Ольга, готовился к немедленному захвату той «киносъемочной группы», и вообще, все его решительные действия произвели на нее огромнейшее впечатление.
Давно перестав плакать, женщина во все глаза смотрела на этого беспредельно уверенного в себе капитана, вслушивалась в отдаваемые им распоряжения, из которых понимала едва половину, и чувствовала, что не зря Филипыч посоветовал ей обратиться именно к нему. Да, не кто иной, как именно этот капитан наверняка способен обезвредить опасного бандита, невзирая на связи того с высокопоставленными чиновниками.
Только сейчас ей вдруг пришло в голову, что этот несомненно отдающий работе всего себя целиком милиционер давно достиг пенсионного возраста, но до сих пор служит, да еще имеет такое невысокое воинское звание. Это лишь подтверждало слова Филипыча о его, капитана, честности и неподкупности. Наверняка ему ставят палки в колеса коррумпированные коллеги, не давая возможности нормально выполнять свою нелегкую, посвященную борьбе с преступниками, работу. Эта мысль вселила в нее еще большую уверенность в правильности нелегко давшегося ей решения сотрудничать с органами, а также усилила надежду в благоприятном для нее исходе того страшного дела, в которое она по своей же глупости и доверчивости влипла.
Воловиков же, чувствуя на себе восхищенный взгляд молодой красивой женщины, видя себя со стороны этаким капитаном Жегловым, беспощадно искореняющим всяческую нечисть, и еще больше от этого распаляясь, бешено орал в трубку бутафорского телефона, импровизируя на ходу — к нему пришло истинное вдохновение… Наконец, унявшись, он достал из кармана носовой платок, вытер со лба пот и устало улыбнулся прямо на глазах воспрянувшей духом женщине.
— Все, Оленька, считайте, отгулялся ваш «режиссер», это вам обещаю я! Через… — он перестал стучать себя в грудь и взглянул на наручные часы, — максимум два часа он будет сидеть здесь, в моем кабинете, на его кровавых лапах будут сверкать наручники, а мы с вами устроим ему очную ставку.
— Очную ставку? — холодея от ужаса, едва выдохнула непослушными губами Ольга. — Н-н-нет! Не надо! Ни за что!
— Что, боитесь? — ласково спросил капитан. — Или, может быть, стесняетесь? Ладно, там что-нибудь придумаем… А сейчас я провожу вас совсем в другую комнату, где вам будет значительно удобнее, чем в камере… — И, не прибегая на сей раз к помощи Иванько, сам проводил Олю по уже знакомому ей коридору до помещения, также имевшего стальную дверь, но значительно более комфортабельного, чем та камера, в которой она сегодня проснулась. Оглядевшись, Оля с удивлением обнаружила, что это помещение удивительным образом напоминает ей обычную однокомнатную квартиру, только без кухни, коридора и окон. Окном служила такая же маленькая зарешеченная амбразура под самым потолком, что и в утренней камере.
— Это что ж такое? — с недоумением спросила она. — На камеру совсем непохоже. Куда вы меня привели?
— Это специальная комната для свидетелей, — пояснил капитан и продолжил несколько даже напыщенно:
— Знаете, Оленька, здесь у нас все, как у них там в Америке — фильмы, небось, смотрите? Так вот. У этих… американцев существует специальная программа защиты свидетелей. Мы вот тоже решили… На областном уровне пока только, в порядке эксперимента. Но лиха беда начало, а данная комната будет на первое время идеальным для вас убежищем.
— Но… но я…
— Понимаю. Домой хотите? — усмехнулся капитан. — А вы уверены, Оленька, что выйдя отсюда без охраны, вы сможете прожить хотя бы несколько дней? Да что дней — часов? А здесь… — Его голос приобрел стальной оттенок. — Безопасность гарантирую вам я! Лично! А что значит слово капитана Решетникова — можете спросить у любого в нашем городе. Поэтому располагайтесь пока, сейчас я перенесу сюда ваши вещи, а как только вернусь с выезда, мы с вами еще переговорим…
Раскладывая принесенный капитаном чемодан, Оля с каким-то неожиданным страхом подумала, что все это удивительным образом напоминает то, что совсем недавно с ней происходило. Опять она заперта в комнате, опять здесь есть и ванна, и душ, и туалет, будто специально для того, чтобы она имела возможность содержать себя в порядке для вполне определенного рода мужских действий… Да что еще за глупости! — оборвала она себя. — Ведь я же в милиции, а не… Как он сказал?
Программа защиты свидетелей? Ну вот видишь, глупенькая, а ты… И еще она вспомнила слова капитана о том, что не проживет и нескольких часов, выйдя отсюда без охраны. Ей стало жутко. Нет, это конечно же правильно, что ее заперли. Очень даже правильно. Только… А вдруг и сюда, в милицию, внедрен какой-нибудь приспешник этого самого «Ильи Матвеевича»? Ведь у него такие связи! Может быть, даже тот бравый старшина…
Как его? Иванько, да… Ольга со страхом оглянулась на запертую дверь — жаль, что опять нет никакого запора с ее стороны. А собственно, почему так? Ей стало еще более жутко…
Да нет, это уже слишком. Пуганая ворона и куста боится — так ведь, кажется, говорят. Надо просто решительно выкинуть все эти глупости из головы. А совсем скоро этого негодяя арестуют — вон как шумят ребята-милиционеры…
А по коридору в этот момент и в самом деле бегали четверо, нарочито громко громыхая коваными сапогами, лязгая железными дверьми и вообще стараясь производить как можно больше шума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90