но она не знала, что он является подонком такой высшей пробы…
Да, ей приходилось с любезной улыбкой на лице принимать участие в давно опостылевшей, да что там — попросту омерзительной «игре с авторучкой», участницей и исполнительницей главной роли в которой она являлась, но все это не шло ни в какое сравнение с только что виденным… К тому же она совершала все пусть не совсем, не до конца, но можно считать, добровольно, в то время, как над той женщиной ее патрон попросту зверски надругался, по-настоящему изнасиловал. Это было ужасно и по той причине, что если она до некоторых пор еще тешила себя иллюзией безопасности — мол, все то звериное, что порой просачивалось из под его маски полубизнесмена-полубандита, никогда ее не коснется, подобно тому, как некоторые хищники мирятся с присутствием в их клетке животного другого вида, зачастую просто привыкая к соседу и не вонзая в него клыки, в особенности если его хорошо кормят, то только не сейчас. Сейчас она впервые наконец ясно осознала, что этот подонок уже давно переступил ту грань, что отделяла его от нормальных людей, и что его действия в любой момент могут стать непредсказуемыми — в том числе и в отношении нее, а это уже просто внушало страх… В случае чего, при малейшей угрозе — даже не жизни, нет, а хотя бы его благополучию, — он расправится с ней не задумываясь, несмотря даже на то, что она явно очень нравилась ему как женщина и с первых дней своей работы ни в чем ему не отказывала — именно на этих условиях он ее и принимал, заметив и оценив на том самом, как уже теперь ей казалось, злополучном для нее конкурсе красоты…
Словно во сне Таня подошла к давно надрывающемуся телефону и на вопрос охранника, действительно ли именно к ним в офис приехала машина скорой помощи, ответила утвердительно.
Вскоре она механически отвечала на какие-то вопросы суетившихся вокруг Альбининого тела людей в белых халатах и с безразличием следила, как той делают какие-то уколы и укладывают на носилки. Значит, жива… Так совершенно без всяческих эмоций подумала девушка и, глядя на внезапно ставшее совсем маленьким тело лежащей на носилках женщины, которая враз потеряла свою былую грозность и мощь — а возможно, ей с самого начала просто от страха показалось, что та была размерами не менее Гаргантюа с Пантагрюэлем вместе взятых, — к ней вдруг пришла в голову отчаянная в своей дерзости идея, за которую она тут же уцепилась… Только потом, значительно позже, уже отойдя от суматохи и впечатлений этого страшного для нее дня, она, уже подлечив свое разбитое лицо, с удивлением спрашивала себя, как не побоялась совершить такой дерзкий поступок и сама же себе отвечала: вероятнее всего от трепки, полученной от Альбины, от ее сильных ударов у нее просто помутилось в голове; ничем иным свою минутную смелость объяснить было невозможно…
Схватив обе кассеты, бросив их в свою сумочку, девушка бросилась вслед за врачами, заперла за собой двери офиса и, проскальзывая вслед за носилками мимо удивленно уставившегося на ее разбитое, горевшее огнем лицо, охранника, сумбурно объяснила ему на ходу, показывая на свой опухший, только-только прекративший кровоточить носик:
— Я сильно пострадала, и… я сейчас, я только съезжу в травмпункт… да и ее нужно сопроводить… — Она кивнула на носилки. — Если будет звонить мой шеф, передайте ему все это, пожалуйста!
Тот кивнул, а Таня, мигом запрыгнув в свой «Опелек», уже через секунду рассекала по улицам, поминутно нарушая правила дорожного движения и непрестанно создавая аварийные ситуации, но при этом упорно мчась по нужному ей адресу и не обращая никакого внимания на сигналы разгневанных водителей.
Ее мысль отличалась той простотой и гениальностью, которая только могла посетить в тот момент ее травмированную голову: быстренько переписать обе кассеты и вернуть оригиналы в сейф хозяина, пользуясь его занятостью после свалившегося на него несчастья — а теперь уже и не одного. Если он вернется в ее отсутствие, она объяснит, что кассеты схватила взбесившаяся Альбина, а куда они делись потом, она и представить себе не может — или их прибрали к рукам санитары, или они потерялись по дороге, — главное при этих наивных объяснениях держаться как можно более естественней… Это только потом, окончательно придя в себя, Таня с запоздалым ужасом сообразила, что потеряв такой материал, который для врагов Мышастого или милиции представлял неимоверную ценность, а для него же означавший либо новый срок, либо бесконечное ублажение непомерных аппетитов шантажистов, он не ограничился бы ее наивными разъяснениями — он наверняка не остановился бы вообще ни перед чем и, добиваясь признания, расколол бы ее куда легче грецкого ореха, даже если бы для этих целей ему пришлось использовать пресловутый утюг, паяльник, или просто нож под ребро…
Но это осознание пришло к ней уже потом, гораздо позже, а сейчас Таня была твердо убеждена, что получить дубликаты — это ее единственная возможность уцелеть, если когда-нибудь в будущем некоторые обстоятельства вдруг сложатся не в ее пользу. Девушка довольно наивно полагала, что имея в загашнике спрятанный на своего шефа компромат, она будет иметь возможность в случае чего выторговать себе жизнь…
Наконец она остановилась возле дома своего давнего знакомого, с которым пребывала в приятельских отношениях и который, создав на дому что-то наподобие небольшой видеостудии, обзаведясь для этого полупрофессиональной аппаратурой, клепал всевозможные пиратские копии или выполнял спецзаказы многочисленных клиентов. Именно такой клиенткой сейчас собиралась стать и она.
— О, Танюшка! Сколько лет, сколько зим! — Он собрался было ее приобнять, но при виде изуродованного лица испуганно отшатнулся. — Да что это с тобой? Тебе же надо немедленно в больницу, Таня! У тебя ведь может быть сотрясение. Где это тебя так угораздило? Ты что, попала в аварию?
— Вроде того, — усмехнулась она и, бесцеремонно отодвинув парня в сторону, прошла прямиком в комнату, где мигали какие-то лампочки, горели индикаторы, что-то бесшумно крутилось, шевелилось… — Слушай, Игорь, только ради бога, не задавай лишних вопросов, — сразу приступила Таня к делу. — У меня нет ни единой лишней секунды и любое промедление может мне очень дорого обойтись, возможно даже стоить жизни.
Игорь, внимательно посмотрев девушке в глаза, только молча кивнул — видимо ее внешний вид вполне подтверждал серьезность только что сказанного.
— Ты, Игорек, пожалуйста, сверни все, чем сейчас занимаешься, а неустойку я позже тебе оплачу. Ты же знаешь, что я слов на ветер не бросаю и обманывать тебя не стану. — Тот опять молча кивнул, с интересом ожидая продолжения столь неожиданно прозвучавшей просьбы. — Я тебе сейчас дам две видеокассеты, а ты мне быстренько сделай с них дубликаты. Понимаешь? Максимально быстро, дорога каждая минута, поверь.
Ведь есть же у тебя какая-нибудь там ускоренная перезапись или что-то в этом роде? И еще… О содержании этих кассет ты ни в коем случае не должен знать — это может создать угрозу в том числе и для тебя самого. А потом, там есть… — Она запнулась. — Мое очень… очень личное. Понимаешь?
— А они записаны до конца? — Игорь уже с профессиональным интересом вертел в руках переданные девушкой видеокассеты.
— Игорек, миленький… Ей-богу, не знаю, я видела только самое начало. Поторопись, пожалуйста…
Тот молча подошел к своим работающим агрегатам, быстро и уверенно защелкал какими-то клавишами, тумблерами, вынул кассеты, видимо стоявшие на перезаписи — Татьяне все это было неинтересно, — зарядил поданные ею, что-то быстро настроил и, заметив ее настороженный взгляд, с улыбкой произнес:
— Все, все, уходим на кухню, подглядывать не собираюсь. Только через какое-то время вместе зайдем и проверим, может пленки записаны не до конца. — И увлек девушку на кухню.
Спустя некоторое время, налив обоим по чашке кофе, Игорь вдруг пристально уставился на лицо гостьи.
— Что, не нравлюсь? Страшной стала? — усмехнулась Таня.
Она осторожно отпила глоточек напитка, стараясь не потревожить распухшие губы, и вдруг бросилась к оставленной в комнате сумочке за зеркальцем… — Да-а-а, ничего не скажешь, просто красавица! Настоящая, без малейших преувеличений… — наигранно бодрым тоном постаралась произнести Таня, но ее голос предательски задрожал, а на глаза навернулись слезы. — Ну, что уставился? — теперь уже нарочито грубо спросила она, устав от непрерывного и какого-то странного взгляда Игоря, значения которого пока никак не могла разгадать. — Говорю же, не смей меня рассматривать! Я не хочу! И не расспрашивай также, кто меня так отделал, все равно ничего не скажу!
— Не в том дело. — Игорь как будто все не решался что-то произнести. — Ты же сама прекрасно знаешь, что нравишься мне с тех самых пор, как мы с тобой познакомились и это, — он кивнул на ее лицо, — не играет для меня ровным счетом никакого значения. Ведь все это временно, через недельку ты опять станешь такой же красавицей, какой была всегда. — При его словах Таня не смогла сдержать улыбки, но все еще не понимала, куда он клонит. — В общем, я насчет оплаты… — Ее собеседник немножко замялся.
— Ах, так вот что это за взгляды! — Она рассмеялась. — И только-то? Но я же тебе ясно сказала, что нужную сумму ты назовешь сам, а я не поскуплюсь и торговаться не собираюсь.
Ну, в пределах разумного, конечно, — осмотрительно добавила молодая женщина. — К примеру, поездку на те же Канары ты за мой счет вряд ли сможешь себе устроить. Так что, смело называй свою цену, не стесняйся, — приободрила она все еще мявшегося Игоря.
— Я… ты понимаешь, мне не нужны деньги… — и посмотрев удивленной женщине в глаза, собравшись, наконец, с духом, Игорь решительно выпалил:
— Мне нужна ты сама!
— Я… я правильно тебя поняла? — Таня с удивлением посмотрела на вновь смутившегося от своего откровения мужчину. — Ты хочешь сказать, что…
— Да! Я хочу тебя! — снова набравшись храбрости рубанул он. — Так, и только так! Иначе… — Он дернулся в сторону комнаты. — Я останавливаю запись!
— Стой! Да стой же ты, дурачок! — вскочив, перехватила его на полпути Таня. — Погоди, ведь я же тебе еще ничего не ответила. Я ведь не сказала, что я… я согласна. Да, я согласна, шантажист ты мой милый. Пользуешься моим девичьим безвыходным положением… — Женщина привстала на цыпочки, обвила руками шею мгновенно сомлевшего от счастья Игоря и нежно прикоснулась разбитыми губами к мужским, напрягшимся в ожидании. — Милый…
Через минуту она, захлебываясь от наплыва чувств, шептала растерянному, не верящему в происходящее Игорю:
— Что ж ты раньше-то молчал, дурачок? Ты мне тоже давно нравишься, но кто, в конце концов, должен делать первый шаг?
Неужели слабая женщина? — И опять, преодолевая боль в разбитых губах, нежно его поцеловала. — Ведь сколько времени потеряно, скольких ошибок мне можно было избежать, если б ты не был у меня таким робким.
— Ничего, мы с тобой еще все наверстаем, — улыбался так неожиданно обретший свое счастье мужчина и вдруг, вспомнив, закричал:
— Танюшка, мы с тобой оба сошли с ума! Ведь сама говорила, что тебе надо быстрей, что это очень важно… — Он бросился в комнату. Татьяна тут же помчалась вслед за ним.
— Все, — констатировал Игорь, посмотрев на пустой экран и сверившись с часами. — Было записано примерно до половины.
Ну, плюс-минус… — Он поспешно вынул четыре кассеты и протянул их Тане:
— Быстро, милая. Может, мне поехать с тобой?
— Он выпятил грудь. — Теперь я буду тебя защищать. Отныне это мое неотъемлемое право и почетная обязанность, как… как твоего… — Он еще не решался произнести слово, обозначающее его новое положение по отношению к девушке, которую считал самой красивой и желанной на свете. А вдруг ему все приснилось и она сейчас над ним лишь посмеется?
— Сиди уж, защитник, — с улыбкой остановила его Таня. — К сожалению, именно в этом моем деле тебе помочь не удастся.
— Вспомнив о грозящей ей опасности, девушка заторопилась. — Все Игорек, жди, я сама тебе позвоню. Привет!
— А телефон? — закричал тот, выскочив вслед за ней на лестничную клетку. — Ведь ты не знаешь моего телефона!
Таня, вместо ответа, даже не оборачиваясь, только отмахнулась от него рукой — не объяснять же было этому несмышленышу, что она уже давно знала его телефон, но у нее просто не хватало смелости ему позвонить. А еще у нее была девичья гордость, мешавшая это осуществить — неужели, действительно, это ей надо было делать первый шаг к сближению? «А интересно, можно ли такой как я еще рассуждать о какой-то девичьей гордости после всего того, что я позволяла проделывать с собой Мышастому? — задала она себе вопрос. — После всех этих игр с авторучками и подобного?.. Потом, сейчас некогда! — тут же оборвала себя молодая женщина, уходя от скользкой и неприятной для себя темы. — Надо спешить, время поджимает — а это уже опасно. — И уже мчась назад, опять вспомнила:
— Нет, но какой же он все-таки подонок… Что он с той девчонкой сотворил… — А через секунду, неожиданно:
— А если бы Игорь увидел ту, «мою» кассету? Захотел бы он после такого со мной встречаться?» — Ее мгновенно бросило в жар…
В тот день все закончилось весьма для нее благополучно.
Вернувшись в офис, Таня никого не застала — ни сам Мышастый, ни какой-либо гонец от него не появлялся. Также повезло, что в тот день отсутствовал его зам, Валентин Самойлов — тот был в отъезде, а будь он на месте, нечего было и думать провернуть такую операцию. Но с другой стороны, при нем Альбина не натворила бы всего того, что произошло, включая и Танины ушибы. И о видеокассетах она бы ничего не узнала и продолжала бы жить спокойно. К лучшему все оказалось или к худшему — как сейчас можно было определить? И только теперь Татьяна наконец вспомнила, что ей давно было необходимо сделать, как секретарше Мышастого — она позвонила шефу на мобильник и доложила о трагедии, произошедшей с Альбиной Георгиевной. Тот лишь крепко выругался и тут же дал отбой.
К его возвращению Таня уже придумала довольно складную, как ей казалось, полуправдивую версию о том, что здесь произошло, не упоминая о таком факте, что его жена обнаружила злополучную кассету. По ее словам, Альбину Георгиевну просто хватила кондрашка от переизбытка эмоций, связанных с анонимным посланием — этот измятый в боях листок лежал сейчас на столе патрона в качестве вещдока, а кассеты она уже давно аккуратно вернула на свои места.
Так что, все прошло относительно для нее гладко — вернувшийся патрон грузно, с одышкой ходил по офису, непрерывно матерился, с любопытством разглядывал изменившееся Танино лицо и порой кричал. Кричал на «этих идиотских похитителей», которые «совсем оборзели»; кричал на идиотку Альбину, которая начала «заниматься херней» и в итоге сама же от этого и пострадала; на идиота Бодрова — только здесь уже Таня так и не поняла до конца, чем тот не угодил ее шефу; кричал и на других идиотов, что окружают его уже давно — сначала по отдельности, а затем и на всех скопом… Единственным спокойным и как бы между прочим заданным вопросом был — не входила ли случайно жена в комнату отдыха во время его отсутствия.
Тане вроде бы удалось, как она, по крайней мере на то надеялась, вполне правдоподобно изобразить отрицание этого факта, тем более, что по ее теперешнему новому лицу все равно ничего конкретного определить было нельзя, и шеф вроде бы успокоился…
Нет, ну это надо же, — размышлял Мышастый, в остервенении расхаживая по своему кабинету, — сколько всякого дерьма свалилось на мою голову. А что самое неприятное — свалилось одновременно, разом. Во-первых — эта дурацкая история с дочерью. Деньги будут у него уже завтра, насчет этого он договорился, но как состоится этот дурацкий обмен и вообще, что будет дальше, тут даже гадать невозможно, до того все было непредсказуемо. Потом еще эта идиотка Альбина… Ну за каким хером, спрашивается, ее вообще понесло к нему в офис? Чтобы здесь грохнуться то ли с инфарктом, то ли с инсультом? Кстати, надо будет все-таки съездить к ней в больницу, поинтересоваться — как-никак она его жена; а Татьяне дать указание, чтобы созвонилась пока с врачами, разузнала подробности. А эта мудацкая записка?
Он с раздражением повертел ее в руках, затем решительно смял и швырнул в мусорное ведро. Ну кому, ну какой, спрашивается, суке понадобилось такое вот вытворять? Небось, какой-нибудь Альбининой недоброжелательнице, кому ж еще. С ее-то вздорным характером таковых наверняка скопилось изрядное количество. Вся эта галиматья была явно сляпана наспех, кое-как, лишь для того, чтобы ее подразнить. Ни даже имени любовницы, никаких подробностей, а так, стрела, запущенная наугад — дескать, какой же начальник не спит со своей секретаршей?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Да, ей приходилось с любезной улыбкой на лице принимать участие в давно опостылевшей, да что там — попросту омерзительной «игре с авторучкой», участницей и исполнительницей главной роли в которой она являлась, но все это не шло ни в какое сравнение с только что виденным… К тому же она совершала все пусть не совсем, не до конца, но можно считать, добровольно, в то время, как над той женщиной ее патрон попросту зверски надругался, по-настоящему изнасиловал. Это было ужасно и по той причине, что если она до некоторых пор еще тешила себя иллюзией безопасности — мол, все то звериное, что порой просачивалось из под его маски полубизнесмена-полубандита, никогда ее не коснется, подобно тому, как некоторые хищники мирятся с присутствием в их клетке животного другого вида, зачастую просто привыкая к соседу и не вонзая в него клыки, в особенности если его хорошо кормят, то только не сейчас. Сейчас она впервые наконец ясно осознала, что этот подонок уже давно переступил ту грань, что отделяла его от нормальных людей, и что его действия в любой момент могут стать непредсказуемыми — в том числе и в отношении нее, а это уже просто внушало страх… В случае чего, при малейшей угрозе — даже не жизни, нет, а хотя бы его благополучию, — он расправится с ней не задумываясь, несмотря даже на то, что она явно очень нравилась ему как женщина и с первых дней своей работы ни в чем ему не отказывала — именно на этих условиях он ее и принимал, заметив и оценив на том самом, как уже теперь ей казалось, злополучном для нее конкурсе красоты…
Словно во сне Таня подошла к давно надрывающемуся телефону и на вопрос охранника, действительно ли именно к ним в офис приехала машина скорой помощи, ответила утвердительно.
Вскоре она механически отвечала на какие-то вопросы суетившихся вокруг Альбининого тела людей в белых халатах и с безразличием следила, как той делают какие-то уколы и укладывают на носилки. Значит, жива… Так совершенно без всяческих эмоций подумала девушка и, глядя на внезапно ставшее совсем маленьким тело лежащей на носилках женщины, которая враз потеряла свою былую грозность и мощь — а возможно, ей с самого начала просто от страха показалось, что та была размерами не менее Гаргантюа с Пантагрюэлем вместе взятых, — к ней вдруг пришла в голову отчаянная в своей дерзости идея, за которую она тут же уцепилась… Только потом, значительно позже, уже отойдя от суматохи и впечатлений этого страшного для нее дня, она, уже подлечив свое разбитое лицо, с удивлением спрашивала себя, как не побоялась совершить такой дерзкий поступок и сама же себе отвечала: вероятнее всего от трепки, полученной от Альбины, от ее сильных ударов у нее просто помутилось в голове; ничем иным свою минутную смелость объяснить было невозможно…
Схватив обе кассеты, бросив их в свою сумочку, девушка бросилась вслед за врачами, заперла за собой двери офиса и, проскальзывая вслед за носилками мимо удивленно уставившегося на ее разбитое, горевшее огнем лицо, охранника, сумбурно объяснила ему на ходу, показывая на свой опухший, только-только прекративший кровоточить носик:
— Я сильно пострадала, и… я сейчас, я только съезжу в травмпункт… да и ее нужно сопроводить… — Она кивнула на носилки. — Если будет звонить мой шеф, передайте ему все это, пожалуйста!
Тот кивнул, а Таня, мигом запрыгнув в свой «Опелек», уже через секунду рассекала по улицам, поминутно нарушая правила дорожного движения и непрестанно создавая аварийные ситуации, но при этом упорно мчась по нужному ей адресу и не обращая никакого внимания на сигналы разгневанных водителей.
Ее мысль отличалась той простотой и гениальностью, которая только могла посетить в тот момент ее травмированную голову: быстренько переписать обе кассеты и вернуть оригиналы в сейф хозяина, пользуясь его занятостью после свалившегося на него несчастья — а теперь уже и не одного. Если он вернется в ее отсутствие, она объяснит, что кассеты схватила взбесившаяся Альбина, а куда они делись потом, она и представить себе не может — или их прибрали к рукам санитары, или они потерялись по дороге, — главное при этих наивных объяснениях держаться как можно более естественней… Это только потом, окончательно придя в себя, Таня с запоздалым ужасом сообразила, что потеряв такой материал, который для врагов Мышастого или милиции представлял неимоверную ценность, а для него же означавший либо новый срок, либо бесконечное ублажение непомерных аппетитов шантажистов, он не ограничился бы ее наивными разъяснениями — он наверняка не остановился бы вообще ни перед чем и, добиваясь признания, расколол бы ее куда легче грецкого ореха, даже если бы для этих целей ему пришлось использовать пресловутый утюг, паяльник, или просто нож под ребро…
Но это осознание пришло к ней уже потом, гораздо позже, а сейчас Таня была твердо убеждена, что получить дубликаты — это ее единственная возможность уцелеть, если когда-нибудь в будущем некоторые обстоятельства вдруг сложатся не в ее пользу. Девушка довольно наивно полагала, что имея в загашнике спрятанный на своего шефа компромат, она будет иметь возможность в случае чего выторговать себе жизнь…
Наконец она остановилась возле дома своего давнего знакомого, с которым пребывала в приятельских отношениях и который, создав на дому что-то наподобие небольшой видеостудии, обзаведясь для этого полупрофессиональной аппаратурой, клепал всевозможные пиратские копии или выполнял спецзаказы многочисленных клиентов. Именно такой клиенткой сейчас собиралась стать и она.
— О, Танюшка! Сколько лет, сколько зим! — Он собрался было ее приобнять, но при виде изуродованного лица испуганно отшатнулся. — Да что это с тобой? Тебе же надо немедленно в больницу, Таня! У тебя ведь может быть сотрясение. Где это тебя так угораздило? Ты что, попала в аварию?
— Вроде того, — усмехнулась она и, бесцеремонно отодвинув парня в сторону, прошла прямиком в комнату, где мигали какие-то лампочки, горели индикаторы, что-то бесшумно крутилось, шевелилось… — Слушай, Игорь, только ради бога, не задавай лишних вопросов, — сразу приступила Таня к делу. — У меня нет ни единой лишней секунды и любое промедление может мне очень дорого обойтись, возможно даже стоить жизни.
Игорь, внимательно посмотрев девушке в глаза, только молча кивнул — видимо ее внешний вид вполне подтверждал серьезность только что сказанного.
— Ты, Игорек, пожалуйста, сверни все, чем сейчас занимаешься, а неустойку я позже тебе оплачу. Ты же знаешь, что я слов на ветер не бросаю и обманывать тебя не стану. — Тот опять молча кивнул, с интересом ожидая продолжения столь неожиданно прозвучавшей просьбы. — Я тебе сейчас дам две видеокассеты, а ты мне быстренько сделай с них дубликаты. Понимаешь? Максимально быстро, дорога каждая минута, поверь.
Ведь есть же у тебя какая-нибудь там ускоренная перезапись или что-то в этом роде? И еще… О содержании этих кассет ты ни в коем случае не должен знать — это может создать угрозу в том числе и для тебя самого. А потом, там есть… — Она запнулась. — Мое очень… очень личное. Понимаешь?
— А они записаны до конца? — Игорь уже с профессиональным интересом вертел в руках переданные девушкой видеокассеты.
— Игорек, миленький… Ей-богу, не знаю, я видела только самое начало. Поторопись, пожалуйста…
Тот молча подошел к своим работающим агрегатам, быстро и уверенно защелкал какими-то клавишами, тумблерами, вынул кассеты, видимо стоявшие на перезаписи — Татьяне все это было неинтересно, — зарядил поданные ею, что-то быстро настроил и, заметив ее настороженный взгляд, с улыбкой произнес:
— Все, все, уходим на кухню, подглядывать не собираюсь. Только через какое-то время вместе зайдем и проверим, может пленки записаны не до конца. — И увлек девушку на кухню.
Спустя некоторое время, налив обоим по чашке кофе, Игорь вдруг пристально уставился на лицо гостьи.
— Что, не нравлюсь? Страшной стала? — усмехнулась Таня.
Она осторожно отпила глоточек напитка, стараясь не потревожить распухшие губы, и вдруг бросилась к оставленной в комнате сумочке за зеркальцем… — Да-а-а, ничего не скажешь, просто красавица! Настоящая, без малейших преувеличений… — наигранно бодрым тоном постаралась произнести Таня, но ее голос предательски задрожал, а на глаза навернулись слезы. — Ну, что уставился? — теперь уже нарочито грубо спросила она, устав от непрерывного и какого-то странного взгляда Игоря, значения которого пока никак не могла разгадать. — Говорю же, не смей меня рассматривать! Я не хочу! И не расспрашивай также, кто меня так отделал, все равно ничего не скажу!
— Не в том дело. — Игорь как будто все не решался что-то произнести. — Ты же сама прекрасно знаешь, что нравишься мне с тех самых пор, как мы с тобой познакомились и это, — он кивнул на ее лицо, — не играет для меня ровным счетом никакого значения. Ведь все это временно, через недельку ты опять станешь такой же красавицей, какой была всегда. — При его словах Таня не смогла сдержать улыбки, но все еще не понимала, куда он клонит. — В общем, я насчет оплаты… — Ее собеседник немножко замялся.
— Ах, так вот что это за взгляды! — Она рассмеялась. — И только-то? Но я же тебе ясно сказала, что нужную сумму ты назовешь сам, а я не поскуплюсь и торговаться не собираюсь.
Ну, в пределах разумного, конечно, — осмотрительно добавила молодая женщина. — К примеру, поездку на те же Канары ты за мой счет вряд ли сможешь себе устроить. Так что, смело называй свою цену, не стесняйся, — приободрила она все еще мявшегося Игоря.
— Я… ты понимаешь, мне не нужны деньги… — и посмотрев удивленной женщине в глаза, собравшись, наконец, с духом, Игорь решительно выпалил:
— Мне нужна ты сама!
— Я… я правильно тебя поняла? — Таня с удивлением посмотрела на вновь смутившегося от своего откровения мужчину. — Ты хочешь сказать, что…
— Да! Я хочу тебя! — снова набравшись храбрости рубанул он. — Так, и только так! Иначе… — Он дернулся в сторону комнаты. — Я останавливаю запись!
— Стой! Да стой же ты, дурачок! — вскочив, перехватила его на полпути Таня. — Погоди, ведь я же тебе еще ничего не ответила. Я ведь не сказала, что я… я согласна. Да, я согласна, шантажист ты мой милый. Пользуешься моим девичьим безвыходным положением… — Женщина привстала на цыпочки, обвила руками шею мгновенно сомлевшего от счастья Игоря и нежно прикоснулась разбитыми губами к мужским, напрягшимся в ожидании. — Милый…
Через минуту она, захлебываясь от наплыва чувств, шептала растерянному, не верящему в происходящее Игорю:
— Что ж ты раньше-то молчал, дурачок? Ты мне тоже давно нравишься, но кто, в конце концов, должен делать первый шаг?
Неужели слабая женщина? — И опять, преодолевая боль в разбитых губах, нежно его поцеловала. — Ведь сколько времени потеряно, скольких ошибок мне можно было избежать, если б ты не был у меня таким робким.
— Ничего, мы с тобой еще все наверстаем, — улыбался так неожиданно обретший свое счастье мужчина и вдруг, вспомнив, закричал:
— Танюшка, мы с тобой оба сошли с ума! Ведь сама говорила, что тебе надо быстрей, что это очень важно… — Он бросился в комнату. Татьяна тут же помчалась вслед за ним.
— Все, — констатировал Игорь, посмотрев на пустой экран и сверившись с часами. — Было записано примерно до половины.
Ну, плюс-минус… — Он поспешно вынул четыре кассеты и протянул их Тане:
— Быстро, милая. Может, мне поехать с тобой?
— Он выпятил грудь. — Теперь я буду тебя защищать. Отныне это мое неотъемлемое право и почетная обязанность, как… как твоего… — Он еще не решался произнести слово, обозначающее его новое положение по отношению к девушке, которую считал самой красивой и желанной на свете. А вдруг ему все приснилось и она сейчас над ним лишь посмеется?
— Сиди уж, защитник, — с улыбкой остановила его Таня. — К сожалению, именно в этом моем деле тебе помочь не удастся.
— Вспомнив о грозящей ей опасности, девушка заторопилась. — Все Игорек, жди, я сама тебе позвоню. Привет!
— А телефон? — закричал тот, выскочив вслед за ней на лестничную клетку. — Ведь ты не знаешь моего телефона!
Таня, вместо ответа, даже не оборачиваясь, только отмахнулась от него рукой — не объяснять же было этому несмышленышу, что она уже давно знала его телефон, но у нее просто не хватало смелости ему позвонить. А еще у нее была девичья гордость, мешавшая это осуществить — неужели, действительно, это ей надо было делать первый шаг к сближению? «А интересно, можно ли такой как я еще рассуждать о какой-то девичьей гордости после всего того, что я позволяла проделывать с собой Мышастому? — задала она себе вопрос. — После всех этих игр с авторучками и подобного?.. Потом, сейчас некогда! — тут же оборвала себя молодая женщина, уходя от скользкой и неприятной для себя темы. — Надо спешить, время поджимает — а это уже опасно. — И уже мчась назад, опять вспомнила:
— Нет, но какой же он все-таки подонок… Что он с той девчонкой сотворил… — А через секунду, неожиданно:
— А если бы Игорь увидел ту, «мою» кассету? Захотел бы он после такого со мной встречаться?» — Ее мгновенно бросило в жар…
В тот день все закончилось весьма для нее благополучно.
Вернувшись в офис, Таня никого не застала — ни сам Мышастый, ни какой-либо гонец от него не появлялся. Также повезло, что в тот день отсутствовал его зам, Валентин Самойлов — тот был в отъезде, а будь он на месте, нечего было и думать провернуть такую операцию. Но с другой стороны, при нем Альбина не натворила бы всего того, что произошло, включая и Танины ушибы. И о видеокассетах она бы ничего не узнала и продолжала бы жить спокойно. К лучшему все оказалось или к худшему — как сейчас можно было определить? И только теперь Татьяна наконец вспомнила, что ей давно было необходимо сделать, как секретарше Мышастого — она позвонила шефу на мобильник и доложила о трагедии, произошедшей с Альбиной Георгиевной. Тот лишь крепко выругался и тут же дал отбой.
К его возвращению Таня уже придумала довольно складную, как ей казалось, полуправдивую версию о том, что здесь произошло, не упоминая о таком факте, что его жена обнаружила злополучную кассету. По ее словам, Альбину Георгиевну просто хватила кондрашка от переизбытка эмоций, связанных с анонимным посланием — этот измятый в боях листок лежал сейчас на столе патрона в качестве вещдока, а кассеты она уже давно аккуратно вернула на свои места.
Так что, все прошло относительно для нее гладко — вернувшийся патрон грузно, с одышкой ходил по офису, непрерывно матерился, с любопытством разглядывал изменившееся Танино лицо и порой кричал. Кричал на «этих идиотских похитителей», которые «совсем оборзели»; кричал на идиотку Альбину, которая начала «заниматься херней» и в итоге сама же от этого и пострадала; на идиота Бодрова — только здесь уже Таня так и не поняла до конца, чем тот не угодил ее шефу; кричал и на других идиотов, что окружают его уже давно — сначала по отдельности, а затем и на всех скопом… Единственным спокойным и как бы между прочим заданным вопросом был — не входила ли случайно жена в комнату отдыха во время его отсутствия.
Тане вроде бы удалось, как она, по крайней мере на то надеялась, вполне правдоподобно изобразить отрицание этого факта, тем более, что по ее теперешнему новому лицу все равно ничего конкретного определить было нельзя, и шеф вроде бы успокоился…
Нет, ну это надо же, — размышлял Мышастый, в остервенении расхаживая по своему кабинету, — сколько всякого дерьма свалилось на мою голову. А что самое неприятное — свалилось одновременно, разом. Во-первых — эта дурацкая история с дочерью. Деньги будут у него уже завтра, насчет этого он договорился, но как состоится этот дурацкий обмен и вообще, что будет дальше, тут даже гадать невозможно, до того все было непредсказуемо. Потом еще эта идиотка Альбина… Ну за каким хером, спрашивается, ее вообще понесло к нему в офис? Чтобы здесь грохнуться то ли с инфарктом, то ли с инсультом? Кстати, надо будет все-таки съездить к ней в больницу, поинтересоваться — как-никак она его жена; а Татьяне дать указание, чтобы созвонилась пока с врачами, разузнала подробности. А эта мудацкая записка?
Он с раздражением повертел ее в руках, затем решительно смял и швырнул в мусорное ведро. Ну кому, ну какой, спрашивается, суке понадобилось такое вот вытворять? Небось, какой-нибудь Альбининой недоброжелательнице, кому ж еще. С ее-то вздорным характером таковых наверняка скопилось изрядное количество. Вся эта галиматья была явно сляпана наспех, кое-как, лишь для того, чтобы ее подразнить. Ни даже имени любовницы, никаких подробностей, а так, стрела, запущенная наугад — дескать, какой же начальник не спит со своей секретаршей?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90