— Пораспустились…
Поколебавшись, зайти к Ольге или не надо — ведь он, возможно, теперь долго ее не увидит, не считая того дня, когда немножко подыграет Воловикову, — решил, что не стоит.
Разговаривать она с ним все равно откажется, а после сегодняшних двух бурных заходов, этого дела ему от нее тоже больше не требуется — у него даже слегка ноет натертый о девчонку член… Он решительно направился к автомашине:
— Рули, боцман! Вперед!..
Поздним вечером в комнате Ольги раздался традиционно вкрадчивый стук Филипыча. Изведшаяся от ожидания женщина мгновенно вскочила и с надеждой вгляделась в лицо доброго старика — какие вести он ей сегодня принес?
— Собирайтесь, Оленька, — тихо зашептал тот, — все делаем так, как договаривались. Головорезы сегодня напились — удачно справили день рождения. И охранники, что на территории, и те что дома — абсолютно все.
— А почему не слышно шума пьянки, голосов, вообще ничего? — спросила Оля. В ее представлении оргия должна была происходить совсем по-другому, с дикими криками и возней.
— Они в каминном зале, — объяснил старик. — Это же далеко от вашей комнаты, и стены там толстые. И вообще, им приказано нести службу тихо, скрытно, поэтому-то вы и не слышали их ни разу. Собирайте свои вещи, да побыстрее…
Ольга оказалась готовой мгновенно: во-первых, у нее было не так много вещей, а во-вторых, она уложилась уже давно, намеренно оставив на виду всего несколько тряпок, чтобы «режиссер» ничего не заподозрил.
— А собак на территории нет? — Она боялась, что какая-нибудь злобная тварь непременно вцепится ей в ногу.
Филипыч хотел было похвастаться, что собак он отравил, но это было бы уже чересчур, тем более, что и лая за все время, что девушка здесь пребывала, ни разу не было слышно.
Поэтому он ограничился лишь коротким:
— Нет.
— А вам за меня ничего не будет? Вдруг они догадаются, что вы мне помогали? — волновалась Оля за доброго старика, возможно жертвовавшего ради ее спасения своей жизнью.
— Ничего, мне все равно, я уже такой старый… Да и будем надеяться, что пронесет, — вздохнул Филипыч и продолжил, искусно создавая впечатление, что якобы еле сдерживает рыдания:
— Может, и о моей внучке кто-нибудь так же позаботится, ведь она… — Он не договорил, прикрыв рукой глаза.
— Спасибо вам, дедушка. — Оля ласково поцеловала старика в щеку. — Дай вам бог здоровья. И внучке вашей чтобы так же повезло, как и мне. — Она решилась, наконец, идти. Странно, но ей было страшно уходить в ночную тьму, хотя и здесь оставаться было омерзительно да и просто небезопасно, и своими расспросами она лишь преступно тянула время.
Филипыч, который от прикосновения ее губ как-то странно дернулся, направился к выходу и поманил девушку за собой:
— Идемте, я вас немного провожу.
— Но ведь…
— Не спорьте, не спорьте, — тихо, но решительно отрезал старик. — Мне так будет гораздо за вас спокойнее…
Проводив Ольгу до ворот, Филипыч давал ей последние наставления перед дорогой:
— Пройдете прямо по лесу, никуда не сворачивая, километра два. Увидите шоссе. Выйдите на него и ждите. Машины здесь вообще-то ходят нечасто, но постарайтесь дождаться какую-нибудь, и голосуйте. Вам нужно добраться до милиции.
Ведь вы собираетесь обратиться в милицию?
— Я… — Ольга в растерянности замолчала. Вообще-то она пока об этом не думала. Все ее планы ограничивались простым желанием сбежать отсюда, а потом… — Я… я не знаю… — честно призналась она.
— Непременно идите в милицию, непременно. Она единственная наша добрая и справедливая спасительница, — напутствовал ее старый рецидивист. — Но и доверяйтесь там тоже не всякому. Есть как раз в здешнем районном отделении некто капитан Решетников. Худой такой, жилистый, высокий… Ему примерно годочков пятьдесят шесть будет. Вот к нему-то и обращайтесь. Он человек честный и давно подозревает, что здесь происходит что-то неладное. Расскажите ему обо всем без утайки, а уж он найдет способ разорить это осиное гнездо.
— Решетников. — Оля кивнула. — Я запомню.
— Только обязательно в милицию, мать нашу родную, — строго повторил Филипыч и напомнил:
— И моей внучке это поможет… — И не углубляясь в излишние детали — каким именно образом это может помочь его внучке, старик, у которого не то что внуков — ни детей, ни даже собаки за всю жизнь никогда не было, произнес напоследок:
— Все Оленька, идите с богом. Удачи вам. Дайте-ка я тоже поцелую вас на прощанье. — И крепко стиснув тонкую талию, жадно привлек женщину к себе…
Сначала Ольга бросилась было бегом, но тут же убедилась, что в ночному лесу делать это явно не следовало — это было попросту небезопасно. Ведь если она сломает себе ногу, поскользнувшись на сырой траве или наткнувшись на поваленное дерево, то так и останется здесь лежать, дожидаясь, пока ее утром найдут пустившиеся в погоню пособники «Ильи Матвеевича». Старик гарантировал, что до утра они не проспятся — это было просто отлично.
Все таки хороший старик, — подумала Оля, — так из-за меня рисковать… И что, интересно, с его внучкой? В какую еще западню этого «кинорежиссера» попалась она? Оля так и не решилась расспрашивать старика, видя какую боль и переживания вызывает у него эта тема. Правда, у Филипыча тоже были какие-то странности… Например, иногда она ощущала на себе такой его взгляд, что не будь он славным семидесятилетним стариком, из которого, если говорить об известном деле, как она была уверена, уже давно сыпется песок, то она могла бы подумать, что он явно не отказался бы с ней… Или хотя бы сейчас… Как притянет к себе, как поцелует прямо в губы, а одна рука вдруг как скользнет ниже ее талии, по ягодицам — случайно, наверное… Нет, он славный несчастный старик, а все остальное ей просто мерещится, — окончательно решила Оля, осторожно пробираясь сквозь густые заросли кустарника.
— Пуганая ворона ведь и куста боится. А ее напугали гораздо сильнее любой вороны…
И сколько же она прошла? Километр? Половину? Она почему-то совсем не могла оценить преодоленное расстояние — в ночном лесу это оказалось для нее настолько сложным делом.
Днем — еще куда ни шло, но сейчас… И хорошо, что догадалась надеть спортивный костюм, — похвалила себя девушка за предусмотрительность, — а то шастала бы по кустам в легком платьице. Вот только с обувью ничего нельзя было поделать — смешно, но ей приходилось идти в босоножках на высоких каблуках, в тех самых, в которых она приехала в этот город. Туфельки без задников соскочили бы с ее ног в секунду, а босиком она пробовала минут десять назад, но смогла ступить всего пару шагов. Для такого способа передвижения ей нужно было тренироваться ходить без обуви с детства; тогда на пятках образовались бы твердые толстые корки и можно было бы запросто ступать по шишкам да веткам. Да что там, осколки стекла были бы нипочем!.. А босоножкам скоро придет конец, — как-то некстати подумалось ей, — ни одна починка потом не поможет. Но спохватившись, тут же себя обругала: дура, тебе ведь главное остаться живой, да и вообще, после всего того, что с ней сотворил режиссер, до босоножек ли теперь… И опять вспомнилось — нет, но надо же, до чего славный старик… Если б не он, сколько бы ей еще пришлось терпеть надругательства этого подонка…
А «славный старик» почти бегом вернулся на кухню и сейчас же принялся колдовать, заваривая чифирь для скорейшего успокоения. Все это актерское мастерство требовало немалого напряжения и не будь у него столь богатой школы, когда он на допросах так умело вводил неопытных следователей в заблуждение, что те чуть не рыдали, слушая его рассказы о своей нелегкой судьбе… Да еще и поцелуй с этой «внучкой» уж слишком разбередил в нем кое-какие желания. Эх, засадить бы ей по самый корень!.. Старик взял в руки трубку «уоки-токи» и, щелкнув кнопкой, доложил:
— Все сделано, будьте наготове, не пропустите. Ушла минут десять назад, а когда появится — прикидывайте сами.
— Будь спок, — весело отозвался голос и где-то на шоссе молодой парень, сидевший за рулем служебной машины в форме сержанта милиции, отрапортовал сидящему рядом «старшине»:
— Слышь, Штукатур, Филипыч говорит, скоро она появится.
— Слышал, не глухой, — ответил тот и тут же злобно рыкнул:
— Слушай, Смаль, сколько раз тебе повторять — я старшина Иванько, а ты сержант Копылов. Что неясно? Смотри, вот скажу пахану, а то и сам тебе зубы пересчитаю, понял?
— Понял, понял, — испуганно подтвердил «сержант». Это я так, по привычке, сдуру. — Но, помолчав какое-то время, опять весело открыл рот:
— Нет, видели бы нас сейчас кореша в зоне, враз бы…
— Да заткнешься ты или нет? — прервал его «Иванько» и взглянул на часы. — А ну, трогай помаленьку.
Сержант запустил двигатель…
Ольга, добравшись, наконец, до шоссе и устав при этом до такой степени, словно пробежала полную марафонскую дистанцию, обессиленно присела на свой чемоданчик, укрывшись за кустами возле дороги. На проезжую часть она решила пока не выходить, мало ли что… А все же, идти ей в милицию или нет? Конечно, этого подонка просто необходимо наказать за все то, что он с ней сделал. Да еще, как говорил Филипыч, у скота и до нее были девушки, и тех он, кажется, вообще… И с ней ведь могло произойти то же самое, если б не помощь сердечного старика… Но с другой стороны, тот же Филипыч говорил, что у «режиссера» большие связи в верхах — а вдруг он запросто выпутается? Потом найдет ее и просто прибьет, ведь он же самый настоящий бандит. Да и как у нее язык повернется описывать все то, что он с ней вытворял?.. Вспомнив про отвратительную сцену в спортивном зале, Ольгу опять едва не стошнило, словно все произошло только что, какую минуту назад… Да и позже, разве мало он над ней издевался? Вдруг вспомнив, что произошедшее в самом вначале он снимал на видео, Ольга, не сдержавшись, заплакала. Ведь если его арестуют и эту кассету найдут при обыске… Нет, это просто невозможно, уж лучше ей… Ведь тогда все узнают о ее позоре…
Она вдруг заметила свет медленно приближающихся фар и мерное тарахтение двигателя. У девушки моментально высохли слезы и она с радостным нетерпением принялась наблюдать приближение своих спасителей.
Что это? Оля просто не поверила своим глазам — даже в темноте она сумела различить очертания милицейской машины!
Кажется, такую еще почему-то называют смешным словом «бобик», она это где-то слышала. Вот и ответ на ее вопрос — сама судьба подсказывает, как ей поступить. Ведь можно будет и не рассказывать милиционерам абсолютно всего, можно будет и обойтись без некоторых наиболее сильно унижающих ее подробностей… А ту кассету могут и не найти, и тогда никто не узнает, каким именно образом тот подонок ее… Зато внучка Филипыча будет спасена!
Воспрянув духом, Ольга выскочила на середину шоссе и отчаянно замахала свободной от чемоданчика рукой:
— Стойте!.. Стойте!.. Подождите!..
— Ты что, дура, прямо под колеса лезешь! — Из резко затормозившей машины выскочил грузный старшина и с недоумением уставился на Ольгу. — Ты вообще как здесь очутилась? В лесу?
Одна? — Он недоверчиво глядел на бурно расплакавшуюся — теперь уже от счастья — девушку. Какое-то время Оля не могла произнести ни единого слова, слезы текли ручьем. — Ну, ну, девушка, не плачьте, — внезапно смягчившись, уже по-отечески ласково принялся уговаривать ее старшина. — Что с вами произошло? Заблудились, что ли?
— Я… мне… — всхлипывала Ольга. — Мне нужен капитан… кажется… Да-да, капитан Решетников! — Она наконец вспомнила фамилию, названную Филипычем.
— Ого! — удивился старшина, разглядывая девушку уже с совсем другим интересом. — Вы капитана нашего знаете? — И подхватив у нее из рук чемоданчик, повел к машине. — Садитесь, гражданка. — Он открыл торцевую дверь фургончика. — Я бы вас в кабину, да не положено, уж извините, — добродушно пробасил дородный старшина, уже ловко подсаживая Ольгу, принявшуюся без промедления забираться внутрь.
— Да ничего, что вы, спасибо! — Ольга улыбнулась сквозь подсыхающие уже слезы. Она согласилась бы сейчас ехать хоть в кузове самосвала, лишь бы только подальше от этого страшного места. — Спасибо вам!
— Служба… — расправляя усы, солидно ответил старшина.
Он захлопнул за ней дверь.
Оказавшись в кромешной тьме, Оля с трудом подавила испуг — дура, чего бояться в милицейской машине, пусть даже в темноте? Вот еще глупости!.. Сидя на жесткой скамейке, проходящей вдоль борта фургончика, она счастливо улыбалась — наконец-то все страхи позади! А ведь все могло закончиться для нее значительно хуже, как, например, с ее предшественницами, о которых упоминал Филипыч. И как только минуту назад она могла быть такой бездушной эгоисткой, раздумывая, обращаться ей в милицию или нет? Конечно же, это просто необходимо сделать хотя бы ради тех несчастных девушек, матери которых наверняка даже не знают, где могилки их дочерей! А она? Она сама давно не посылала родителям ни весточки. Это надо будет немедленно исправить, только сначала пусть все образуется…
Ольге вдруг очень захотелось спать, несмотря на то, что скамейка была очень жесткой и каждая неровность дороги неизбежно отдавалась во всем ее измученном теле. Да, ведь и Филипыча надо спасать… Несчастный старик… И внучка… Что случилось с его внучкой?.. Но почему ей так хочется спать?..
Наверное, она просто перенервничала и очень устала в этом страшном лесу… Сейчас она уснет, в точности, как в машине этого липового режиссера… Негодяй!.. Какой негодяй, что он с ней сотворил!.. Нет, его необходимо немедленно изолировать от общества, такому подонку не место среди нормальных людей!… А она и вовсе никакая не эгоистка, просто ей очень, очень стыдно… Но ведь она может рассказать только половину правды, опуская слишком уж омерзительные и постыдные для нее подробности… А кассета?.. Нет, все же какой позор…. Ведь ей никак нельзя…
Мысли Ольги окончательно запутались и она незаметно для себя уснула…
«Старшина» посмотрел на наручные часы и перекрыл вентиль небольшого баллончика. Тонкий резиновый шланг уходил от баллончика в фургон, где сидела Ольга.
— Все! — скомандовал он «сержанту». — Разворачивай обратно!
Тот немедленно исполнил его команду…
Ольга проснулась, лежа на непривычно жесткой для нее поверхности. Что еще за чертовщина, где это она? Оглядевшись вокруг, женщина с изумлением обнаружила, что лежит вроде бы на каких-то нарах, прикрытая потертым казенным одеялом, безликие стены кругом тоже какого-то уныло-казенного цвета, а над самым потолком расположилось маленькое зарешеченное окошечко… Да ведь все это в точности напоминает тюремную камеру, какими их показывают в кино, — поразилась она. Зачем же ее заперли в камеру? Ведь она никакая не преступница, преступник другой, тот самый «Илья Матвеевич»… Вдруг вспомнив события минувшей ночи, она подскочила. Вот дура-то!
Ну конечно же, ведь это просто отделение милиции, куда, скорее всего, ее вчера привезли два этих симпатичных милиционера. Ну правильно, не хоромы же у них в отделении? И куда еще они ее могли отвезти? Но как же она уснула? Наверное, просто опять переволновалась. Ну да, все правильно…
— Откройте! Откройте!.. — Не чувствуя боли, Оля отчаянно забарабанила кулаками в массивную железную дверь с вделанным посередине, чуть выше уровня ее груди, глазком.
Дверь тотчас с грохотом распахнулась, словно кто-то находился за ней и только и ждал ее сигнала. На пороге стоял вчерашний старшина, глядевший на возбужденную девушку с веселой улыбкой. Его щеки были свежевыбриты, от него явственно пахло каким-то дешевым мужским одеколоном.
— Старшина Иванько! — радостно поприветствовал он Ольгу и даже козырнул ей, небрежно приложив руку к новенькой милицейской фуражке. — Я вижу, вы проснулись, барышня?
— Где я? В милиции? — спросила Оля просто так, на всякий случай. Она уже и без него догадалась где находится — не так уж это было и трудно.
— Так точно! — радостно гаркнул старшина и заметив, что молодая женщина болезненно поморщилась, уже несколько тише продолжил:
— Что, головка болит? — Она кивнула. — Ничего, вылечим! — оптимистично заверил ее старшина. — Так вы, барышня, вчерась утверждали, что желаете видеть не кого иного, как нашего капитана Решетникова? Я вас правильно понял? — Ольга, чуть поколебавшись, подтвердила. — Та-а-ак, значится, капитан Решетников будет… — Он взглянул на часы. — С минуты на минуту, в общем, и будет! А вы что, хотите сделать ему какое-то важное заявление?
Ольга опять заколебалась. Вчерашние страхи за свою репутацию вернулись к ней вновь, но тут же вспомнив о двух несчастных девушках, она кивнула — нельзя думать только о себе, она может попытаться спасти жизни других людей, пострадавших от негодяя куда больше ее!
— Ну так я, барышня, закрою тогда вас опять, вы уж не обессудьте, у нас тут порядок такой, у нас с этим строго!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Поколебавшись, зайти к Ольге или не надо — ведь он, возможно, теперь долго ее не увидит, не считая того дня, когда немножко подыграет Воловикову, — решил, что не стоит.
Разговаривать она с ним все равно откажется, а после сегодняшних двух бурных заходов, этого дела ему от нее тоже больше не требуется — у него даже слегка ноет натертый о девчонку член… Он решительно направился к автомашине:
— Рули, боцман! Вперед!..
Поздним вечером в комнате Ольги раздался традиционно вкрадчивый стук Филипыча. Изведшаяся от ожидания женщина мгновенно вскочила и с надеждой вгляделась в лицо доброго старика — какие вести он ей сегодня принес?
— Собирайтесь, Оленька, — тихо зашептал тот, — все делаем так, как договаривались. Головорезы сегодня напились — удачно справили день рождения. И охранники, что на территории, и те что дома — абсолютно все.
— А почему не слышно шума пьянки, голосов, вообще ничего? — спросила Оля. В ее представлении оргия должна была происходить совсем по-другому, с дикими криками и возней.
— Они в каминном зале, — объяснил старик. — Это же далеко от вашей комнаты, и стены там толстые. И вообще, им приказано нести службу тихо, скрытно, поэтому-то вы и не слышали их ни разу. Собирайте свои вещи, да побыстрее…
Ольга оказалась готовой мгновенно: во-первых, у нее было не так много вещей, а во-вторых, она уложилась уже давно, намеренно оставив на виду всего несколько тряпок, чтобы «режиссер» ничего не заподозрил.
— А собак на территории нет? — Она боялась, что какая-нибудь злобная тварь непременно вцепится ей в ногу.
Филипыч хотел было похвастаться, что собак он отравил, но это было бы уже чересчур, тем более, что и лая за все время, что девушка здесь пребывала, ни разу не было слышно.
Поэтому он ограничился лишь коротким:
— Нет.
— А вам за меня ничего не будет? Вдруг они догадаются, что вы мне помогали? — волновалась Оля за доброго старика, возможно жертвовавшего ради ее спасения своей жизнью.
— Ничего, мне все равно, я уже такой старый… Да и будем надеяться, что пронесет, — вздохнул Филипыч и продолжил, искусно создавая впечатление, что якобы еле сдерживает рыдания:
— Может, и о моей внучке кто-нибудь так же позаботится, ведь она… — Он не договорил, прикрыв рукой глаза.
— Спасибо вам, дедушка. — Оля ласково поцеловала старика в щеку. — Дай вам бог здоровья. И внучке вашей чтобы так же повезло, как и мне. — Она решилась, наконец, идти. Странно, но ей было страшно уходить в ночную тьму, хотя и здесь оставаться было омерзительно да и просто небезопасно, и своими расспросами она лишь преступно тянула время.
Филипыч, который от прикосновения ее губ как-то странно дернулся, направился к выходу и поманил девушку за собой:
— Идемте, я вас немного провожу.
— Но ведь…
— Не спорьте, не спорьте, — тихо, но решительно отрезал старик. — Мне так будет гораздо за вас спокойнее…
Проводив Ольгу до ворот, Филипыч давал ей последние наставления перед дорогой:
— Пройдете прямо по лесу, никуда не сворачивая, километра два. Увидите шоссе. Выйдите на него и ждите. Машины здесь вообще-то ходят нечасто, но постарайтесь дождаться какую-нибудь, и голосуйте. Вам нужно добраться до милиции.
Ведь вы собираетесь обратиться в милицию?
— Я… — Ольга в растерянности замолчала. Вообще-то она пока об этом не думала. Все ее планы ограничивались простым желанием сбежать отсюда, а потом… — Я… я не знаю… — честно призналась она.
— Непременно идите в милицию, непременно. Она единственная наша добрая и справедливая спасительница, — напутствовал ее старый рецидивист. — Но и доверяйтесь там тоже не всякому. Есть как раз в здешнем районном отделении некто капитан Решетников. Худой такой, жилистый, высокий… Ему примерно годочков пятьдесят шесть будет. Вот к нему-то и обращайтесь. Он человек честный и давно подозревает, что здесь происходит что-то неладное. Расскажите ему обо всем без утайки, а уж он найдет способ разорить это осиное гнездо.
— Решетников. — Оля кивнула. — Я запомню.
— Только обязательно в милицию, мать нашу родную, — строго повторил Филипыч и напомнил:
— И моей внучке это поможет… — И не углубляясь в излишние детали — каким именно образом это может помочь его внучке, старик, у которого не то что внуков — ни детей, ни даже собаки за всю жизнь никогда не было, произнес напоследок:
— Все Оленька, идите с богом. Удачи вам. Дайте-ка я тоже поцелую вас на прощанье. — И крепко стиснув тонкую талию, жадно привлек женщину к себе…
Сначала Ольга бросилась было бегом, но тут же убедилась, что в ночному лесу делать это явно не следовало — это было попросту небезопасно. Ведь если она сломает себе ногу, поскользнувшись на сырой траве или наткнувшись на поваленное дерево, то так и останется здесь лежать, дожидаясь, пока ее утром найдут пустившиеся в погоню пособники «Ильи Матвеевича». Старик гарантировал, что до утра они не проспятся — это было просто отлично.
Все таки хороший старик, — подумала Оля, — так из-за меня рисковать… И что, интересно, с его внучкой? В какую еще западню этого «кинорежиссера» попалась она? Оля так и не решилась расспрашивать старика, видя какую боль и переживания вызывает у него эта тема. Правда, у Филипыча тоже были какие-то странности… Например, иногда она ощущала на себе такой его взгляд, что не будь он славным семидесятилетним стариком, из которого, если говорить об известном деле, как она была уверена, уже давно сыпется песок, то она могла бы подумать, что он явно не отказался бы с ней… Или хотя бы сейчас… Как притянет к себе, как поцелует прямо в губы, а одна рука вдруг как скользнет ниже ее талии, по ягодицам — случайно, наверное… Нет, он славный несчастный старик, а все остальное ей просто мерещится, — окончательно решила Оля, осторожно пробираясь сквозь густые заросли кустарника.
— Пуганая ворона ведь и куста боится. А ее напугали гораздо сильнее любой вороны…
И сколько же она прошла? Километр? Половину? Она почему-то совсем не могла оценить преодоленное расстояние — в ночном лесу это оказалось для нее настолько сложным делом.
Днем — еще куда ни шло, но сейчас… И хорошо, что догадалась надеть спортивный костюм, — похвалила себя девушка за предусмотрительность, — а то шастала бы по кустам в легком платьице. Вот только с обувью ничего нельзя было поделать — смешно, но ей приходилось идти в босоножках на высоких каблуках, в тех самых, в которых она приехала в этот город. Туфельки без задников соскочили бы с ее ног в секунду, а босиком она пробовала минут десять назад, но смогла ступить всего пару шагов. Для такого способа передвижения ей нужно было тренироваться ходить без обуви с детства; тогда на пятках образовались бы твердые толстые корки и можно было бы запросто ступать по шишкам да веткам. Да что там, осколки стекла были бы нипочем!.. А босоножкам скоро придет конец, — как-то некстати подумалось ей, — ни одна починка потом не поможет. Но спохватившись, тут же себя обругала: дура, тебе ведь главное остаться живой, да и вообще, после всего того, что с ней сотворил режиссер, до босоножек ли теперь… И опять вспомнилось — нет, но надо же, до чего славный старик… Если б не он, сколько бы ей еще пришлось терпеть надругательства этого подонка…
А «славный старик» почти бегом вернулся на кухню и сейчас же принялся колдовать, заваривая чифирь для скорейшего успокоения. Все это актерское мастерство требовало немалого напряжения и не будь у него столь богатой школы, когда он на допросах так умело вводил неопытных следователей в заблуждение, что те чуть не рыдали, слушая его рассказы о своей нелегкой судьбе… Да еще и поцелуй с этой «внучкой» уж слишком разбередил в нем кое-какие желания. Эх, засадить бы ей по самый корень!.. Старик взял в руки трубку «уоки-токи» и, щелкнув кнопкой, доложил:
— Все сделано, будьте наготове, не пропустите. Ушла минут десять назад, а когда появится — прикидывайте сами.
— Будь спок, — весело отозвался голос и где-то на шоссе молодой парень, сидевший за рулем служебной машины в форме сержанта милиции, отрапортовал сидящему рядом «старшине»:
— Слышь, Штукатур, Филипыч говорит, скоро она появится.
— Слышал, не глухой, — ответил тот и тут же злобно рыкнул:
— Слушай, Смаль, сколько раз тебе повторять — я старшина Иванько, а ты сержант Копылов. Что неясно? Смотри, вот скажу пахану, а то и сам тебе зубы пересчитаю, понял?
— Понял, понял, — испуганно подтвердил «сержант». Это я так, по привычке, сдуру. — Но, помолчав какое-то время, опять весело открыл рот:
— Нет, видели бы нас сейчас кореша в зоне, враз бы…
— Да заткнешься ты или нет? — прервал его «Иванько» и взглянул на часы. — А ну, трогай помаленьку.
Сержант запустил двигатель…
Ольга, добравшись, наконец, до шоссе и устав при этом до такой степени, словно пробежала полную марафонскую дистанцию, обессиленно присела на свой чемоданчик, укрывшись за кустами возле дороги. На проезжую часть она решила пока не выходить, мало ли что… А все же, идти ей в милицию или нет? Конечно, этого подонка просто необходимо наказать за все то, что он с ней сделал. Да еще, как говорил Филипыч, у скота и до нее были девушки, и тех он, кажется, вообще… И с ней ведь могло произойти то же самое, если б не помощь сердечного старика… Но с другой стороны, тот же Филипыч говорил, что у «режиссера» большие связи в верхах — а вдруг он запросто выпутается? Потом найдет ее и просто прибьет, ведь он же самый настоящий бандит. Да и как у нее язык повернется описывать все то, что он с ней вытворял?.. Вспомнив про отвратительную сцену в спортивном зале, Ольгу опять едва не стошнило, словно все произошло только что, какую минуту назад… Да и позже, разве мало он над ней издевался? Вдруг вспомнив, что произошедшее в самом вначале он снимал на видео, Ольга, не сдержавшись, заплакала. Ведь если его арестуют и эту кассету найдут при обыске… Нет, это просто невозможно, уж лучше ей… Ведь тогда все узнают о ее позоре…
Она вдруг заметила свет медленно приближающихся фар и мерное тарахтение двигателя. У девушки моментально высохли слезы и она с радостным нетерпением принялась наблюдать приближение своих спасителей.
Что это? Оля просто не поверила своим глазам — даже в темноте она сумела различить очертания милицейской машины!
Кажется, такую еще почему-то называют смешным словом «бобик», она это где-то слышала. Вот и ответ на ее вопрос — сама судьба подсказывает, как ей поступить. Ведь можно будет и не рассказывать милиционерам абсолютно всего, можно будет и обойтись без некоторых наиболее сильно унижающих ее подробностей… А ту кассету могут и не найти, и тогда никто не узнает, каким именно образом тот подонок ее… Зато внучка Филипыча будет спасена!
Воспрянув духом, Ольга выскочила на середину шоссе и отчаянно замахала свободной от чемоданчика рукой:
— Стойте!.. Стойте!.. Подождите!..
— Ты что, дура, прямо под колеса лезешь! — Из резко затормозившей машины выскочил грузный старшина и с недоумением уставился на Ольгу. — Ты вообще как здесь очутилась? В лесу?
Одна? — Он недоверчиво глядел на бурно расплакавшуюся — теперь уже от счастья — девушку. Какое-то время Оля не могла произнести ни единого слова, слезы текли ручьем. — Ну, ну, девушка, не плачьте, — внезапно смягчившись, уже по-отечески ласково принялся уговаривать ее старшина. — Что с вами произошло? Заблудились, что ли?
— Я… мне… — всхлипывала Ольга. — Мне нужен капитан… кажется… Да-да, капитан Решетников! — Она наконец вспомнила фамилию, названную Филипычем.
— Ого! — удивился старшина, разглядывая девушку уже с совсем другим интересом. — Вы капитана нашего знаете? — И подхватив у нее из рук чемоданчик, повел к машине. — Садитесь, гражданка. — Он открыл торцевую дверь фургончика. — Я бы вас в кабину, да не положено, уж извините, — добродушно пробасил дородный старшина, уже ловко подсаживая Ольгу, принявшуюся без промедления забираться внутрь.
— Да ничего, что вы, спасибо! — Ольга улыбнулась сквозь подсыхающие уже слезы. Она согласилась бы сейчас ехать хоть в кузове самосвала, лишь бы только подальше от этого страшного места. — Спасибо вам!
— Служба… — расправляя усы, солидно ответил старшина.
Он захлопнул за ней дверь.
Оказавшись в кромешной тьме, Оля с трудом подавила испуг — дура, чего бояться в милицейской машине, пусть даже в темноте? Вот еще глупости!.. Сидя на жесткой скамейке, проходящей вдоль борта фургончика, она счастливо улыбалась — наконец-то все страхи позади! А ведь все могло закончиться для нее значительно хуже, как, например, с ее предшественницами, о которых упоминал Филипыч. И как только минуту назад она могла быть такой бездушной эгоисткой, раздумывая, обращаться ей в милицию или нет? Конечно же, это просто необходимо сделать хотя бы ради тех несчастных девушек, матери которых наверняка даже не знают, где могилки их дочерей! А она? Она сама давно не посылала родителям ни весточки. Это надо будет немедленно исправить, только сначала пусть все образуется…
Ольге вдруг очень захотелось спать, несмотря на то, что скамейка была очень жесткой и каждая неровность дороги неизбежно отдавалась во всем ее измученном теле. Да, ведь и Филипыча надо спасать… Несчастный старик… И внучка… Что случилось с его внучкой?.. Но почему ей так хочется спать?..
Наверное, она просто перенервничала и очень устала в этом страшном лесу… Сейчас она уснет, в точности, как в машине этого липового режиссера… Негодяй!.. Какой негодяй, что он с ней сотворил!.. Нет, его необходимо немедленно изолировать от общества, такому подонку не место среди нормальных людей!… А она и вовсе никакая не эгоистка, просто ей очень, очень стыдно… Но ведь она может рассказать только половину правды, опуская слишком уж омерзительные и постыдные для нее подробности… А кассета?.. Нет, все же какой позор…. Ведь ей никак нельзя…
Мысли Ольги окончательно запутались и она незаметно для себя уснула…
«Старшина» посмотрел на наручные часы и перекрыл вентиль небольшого баллончика. Тонкий резиновый шланг уходил от баллончика в фургон, где сидела Ольга.
— Все! — скомандовал он «сержанту». — Разворачивай обратно!
Тот немедленно исполнил его команду…
Ольга проснулась, лежа на непривычно жесткой для нее поверхности. Что еще за чертовщина, где это она? Оглядевшись вокруг, женщина с изумлением обнаружила, что лежит вроде бы на каких-то нарах, прикрытая потертым казенным одеялом, безликие стены кругом тоже какого-то уныло-казенного цвета, а над самым потолком расположилось маленькое зарешеченное окошечко… Да ведь все это в точности напоминает тюремную камеру, какими их показывают в кино, — поразилась она. Зачем же ее заперли в камеру? Ведь она никакая не преступница, преступник другой, тот самый «Илья Матвеевич»… Вдруг вспомнив события минувшей ночи, она подскочила. Вот дура-то!
Ну конечно же, ведь это просто отделение милиции, куда, скорее всего, ее вчера привезли два этих симпатичных милиционера. Ну правильно, не хоромы же у них в отделении? И куда еще они ее могли отвезти? Но как же она уснула? Наверное, просто опять переволновалась. Ну да, все правильно…
— Откройте! Откройте!.. — Не чувствуя боли, Оля отчаянно забарабанила кулаками в массивную железную дверь с вделанным посередине, чуть выше уровня ее груди, глазком.
Дверь тотчас с грохотом распахнулась, словно кто-то находился за ней и только и ждал ее сигнала. На пороге стоял вчерашний старшина, глядевший на возбужденную девушку с веселой улыбкой. Его щеки были свежевыбриты, от него явственно пахло каким-то дешевым мужским одеколоном.
— Старшина Иванько! — радостно поприветствовал он Ольгу и даже козырнул ей, небрежно приложив руку к новенькой милицейской фуражке. — Я вижу, вы проснулись, барышня?
— Где я? В милиции? — спросила Оля просто так, на всякий случай. Она уже и без него догадалась где находится — не так уж это было и трудно.
— Так точно! — радостно гаркнул старшина и заметив, что молодая женщина болезненно поморщилась, уже несколько тише продолжил:
— Что, головка болит? — Она кивнула. — Ничего, вылечим! — оптимистично заверил ее старшина. — Так вы, барышня, вчерась утверждали, что желаете видеть не кого иного, как нашего капитана Решетникова? Я вас правильно понял? — Ольга, чуть поколебавшись, подтвердила. — Та-а-ак, значится, капитан Решетников будет… — Он взглянул на часы. — С минуты на минуту, в общем, и будет! А вы что, хотите сделать ему какое-то важное заявление?
Ольга опять заколебалась. Вчерашние страхи за свою репутацию вернулись к ней вновь, но тут же вспомнив о двух несчастных девушках, она кивнула — нельзя думать только о себе, она может попытаться спасти жизни других людей, пострадавших от негодяя куда больше ее!
— Ну так я, барышня, закрою тогда вас опять, вы уж не обессудьте, у нас тут порядок такой, у нас с этим строго!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90