Яковлев был тертый калач и через военпредов знал все, что делается на сборке у Королева. Вопрос министра позабавил маршала артиллерии:
– И то сказать, Дмитрий Федорович, пора отправлять. А то залежится ваш товар, моль побьет, жучок заведется. Ведь поди, уже часа два лежит, а?
Устинов понял, что разоблачен, засмеялся, не обиделся. С Яковлевым, несмотря на их частые стычки, работать было интересно.
Надо признать, что маршал Яковлев был одним из тех людей, которые на первом этапе становления нашей ракетной техники сыграли роль очень важную. Конечно, Королев и без Яковлева сделал бы то, что он хотел сделать, но с Яковлевым он смог сделать это быстрее.
Сын пожарника из Старой Руссы, Николай Дмитриевич Яковлев в армию был призван едва ли не последним указом Николая II в январе 1917 года. Послужной список его длинен и безупречен. 21 июня 1941 года он явился в Москву, чтобы представиться Народному комиссару обороны Тимошенко в должности начальника ГАУ, а потом до глубокой ночи сидел на совещании, которое, уходя с этого поста, проводил маршал Кулик. (Про Кулика в армии ходила злая поговорка: «Кулик, хоть умом невелик, зато трус». Не берусь судить о его смелости, но, судя по его дальнейшей деятельности, он не был выдающимся полководцем. Однако каким-то непостижимым образом Кулик сумел внушить Сталину, что он как раз выдающийся, и некоторое время числился в фаворитах.)
В ту ночь засиделись засветло. Где-то около четырех часов утра зазвонила «кремлевка». Кулик слушал, бледнея. Совещание тут же распустил, но офицерам ничего не сказал. Только Яковлева поманил в соседнюю комнату, прошептал: «Война!» И тут же уехал.
Николай Дмитриевич в совершенно пустом здании сидел один в кресле начальника ГАУ – почетнейшем кресле русской армии, в котором сиживали великие князья. Шел первый час войны, и это был, наверное, самый тихий час в его жизни...
Начальником ГАУ Яковлев войну начал, начальником ГАУ и кончил. В 1944-м стал маршалом артиллерии, а на следующий год – первым заместителем командующего артиллерией Николая Николаевича Воронова. Учился Николай Дмитриевич немного: высшая артиллерийская школа в 1924 году, да стажировка в Чехословацкой армии в 1937-м, но был от природы умен, обладал памятью невероятной и мог удерживать в голове объем информации, превышающий все нормы для нормального человека. Это свойство его отточилось во время войны, когда он должен был, не полагаясь на бумаги, докладывать Сталину кучу цифр по снабжению фронтов боеприпасами. С удивительной быстротой сопоставлял он все вновь услышанное с запасом прежних сведений, сразу отбрасывал второстепенное, вышелушивал главную идею, очищал, оголял, демонстрировал ее всем и объяснял, что это такое, откуда взялось, почему появилось и что с этим надо делать.
Интуиция подсказывала Николаю Дмитриевичу, что в ракетах «что-то есть», но причислять его к людям, подобным Устинову, которые сразу поверили в ракетную технику, было бы неверно. Поначалу Яковлев присматривался. Сделать его верным союзником ракеты могла только сама ракета: данные стрельбы. Но ведь можно по-разному ждать эти данные. Можно при первой же неудаче заявить: «Ну, что я говорил! Убедились?» А можно сказать: «Обидно. Но давайте еще раз попробуем...» Яковлев не был убежден в совершенстве ракетного оружия, но очень хотел убедиться в этом совершенстве. Вот эта исходная позиция сближала его с Королевым. Сергей Павлович знал: в армии у него есть союзник.
И еще один сильный и надежный союзник был у Королева в армии. Не меньше, а наверняка больше Яковлева отдал сил ракетной технике Василий Иванович Вознюк – человек в ракетных войсках легендарный, строгий командир, неутомимый строитель, подлинный хозяин полигона Капустин Яр. Он приехал в богом забытое заволжское село, построил первый в нашей стране ракетный полигон и завещал могилу ему вырыть здесь же, в Кап.Яре. Там его и похоронили в сентябре 1976 года...
Решение о строительстве полигона было принято 23 июня 1947 года. Ни о каком полигоне в ту пору Вознюк ничего не знал. Всю войну провоевал он с «катюшами» на Брянском, Воронежском и Юго-Западном фронтах, окружал Паулюса, прошел с 3-м Украинским по всему югу до Балкан и встретил победу в Австрии. Когда в Москве готовили решение о строительстве полигона, Василий Иванович отдыхал от ракетных дел в славном городе Констанце, где был заместителем командующего артиллерией Южной группы наших войск. В мае 1946 года его вызвали в Генеральный штаб на совещание по итогам войны. Василий Иванович сделал толковый доклад о применении «катюш» в тылах противника, рассказывал, как ходили гвардейцы-минометчики вместе с кавалеристами и танкистами в рейды на Одессу и Белград, и уже собрался возвращаться в Констанцу, как приказано было ему явиться в ЦК. Предложили организовать некий полигон для некой техники – туман непроницаемый. Вознюк отказался. Собеседник его сначала промолчал, но движением бровей показал, что неприятно удивлен. Потом протянул задумчиво:
– Странно. Но приказ о вашем назначении согласован с товарищем Булганиным и подписан товарищем Яковлевым...
Теперь уже Вознюку было впору удивляться: зачем спрашивать его согласие, если приказ о его назначении подписал начальник Главного артиллерийского управления?
– Приказы не обсуждаются, а выполняются, – сказал Василий Иванович.
– И я тоже так думаю, – кисло улыбнулся его собеседник.
Вознюк поехал в Германию, разыскивал там своих гвардейцев, собирал народ для будущего полигона покрепче, понадежнее, понимал, будет не легче, чем на фронте, ну, разве что не убьют, и уж во всяком случае, куда солонее будет, чем в Констанце на румынских харчах.
Но как ему будет трудно, он еще не знал тогда.
В деревню Капустин Яр приехал он со своими офицерами 20 августа 1947 года. Разбили палатки, организовали кухню, госпиталь. Все были фронтовики, подобный быт считался нормой. А потом ведь, действительно, не стреляют! Конечно, видели они места и покрасивее этой голой степи, но приказ есть приказ. Вместе с гвардейцами Вознюка приехали военные строители маршала инженерных войск Михаила Петровича Воробьева. На третий день по прибытии они начали строить бетонный стенд для огневых испытаний двигателей. В сентябре – новое подкрепление: из Тюрингии прибыла БОН генерала Тверецкого. Следом за ними – два спецпоезда, сформированных в Германии. Кроме бетонного испытательного стенда, примерно за полтора месяца люди Воробьева, Вознюка и Тверецкого построили стартовую площадку с бункером, временную техническую позицию, монтажный корпус, мост, провели шоссе и железнодорожную ветку, соединяющую полигон с главной магистралью на Сталинград. Все строилось только для ракеты, – для людей ничего. Когда осенние холода стали вымораживать из палаток, начали расселяться по крестьянским домам, ютились по углам, в каждой щели. Офицеры приехали с женами, с детьми. Когда на следующий год построили два первых кирпичных дома, комнату давали семье, в которой было не менее трех детей.
– Вы когда-нибудь жили в квартире, в которой рядом с вами девять маленьких детей? – спросил меня Василий Иванович, когда в феврале 1970 года я приехал к нему в Кап.Яр.
Сколько раз потом приходилось читать о самоотверженности наших воинов, которые «несмотря на чудовищные трудности», и т.д. Да при чем здесь самоотверженность?! Воин, он и есть воин: приказ командира – закон для подчиненного. Зубами скрипели, а делали и не делать не могли. Куда больше здесь не самоотверженности, а самодержавного сталинского бездушия и презрения к людям, не только удобства и здоровье, но самая жизнь или смерть которых давно перестали его интересовать. Впрочем, а интересовали ли когда-нибудь?..
Мы ходили с Вознюком по городу, и он показывал мне гостиницы, магазины, библиотеки, детские сады.
– А вы знаете, что первая елка, которую мы привезли черт-те откуда под Новый 1948 год для ребятишек, освещалась аккумулятором, снятым с ракеты? – говорил Василий Иванович, глядя на светящиеся вывески магазинов.
Как Петр I своим Петербургом, гордился Вознюк своим Кап.Яром. Василию Ивановичу предлагали очень высокие должности в Большом доме на Фрунзенской набережной, но он оставался верен своему полигону до конца жизни. Тогда, в 47-м, еле вытаскивая сапоги из липкой, цепкой грязи, он ворчал:
– Погодите, сейчас сюда присылают по приказу, но будет время – по блату будут присылать...
В Капустном Яре он был полный и безраздельный хозяин, правда, не лишенный черт деспотизма. Он не позволял, например, книжному магазину продавать новинки до того, покуда сам их не увидит. По прибытии новой партии книг магазин закрывался, новинки раскладывались по прилавкам, после чего приезжал Василий Иванович и, как принимающий парад, обходил книжный строй, извлекая из него все то, что его интересовало. А интересовало его, выросшего в актерской семье, лихого командира гвардейских минометов, опытнейшего испытателя новой техники, интересовало его все! В его доме была огромная библиотека, а периодику он выписывал всегда не менее, чем рублей на двести пятьдесят...
Да, книги он покупал «без очереди», но, пожалуй, он заслужил это право тогда, в пыли и грязи осени 47-го года: первая ракета стартовала через шестьдесят дней после приезда Василия Ивановича Вознюка в деревню Капустин Яр.


Капустин Яр
Первый ряд (слева направо): (?), Н.А.Пилюгин, Г.А.Тюлин, В.Г.Шарыпов, С.С.Лавров;
второй ряд: М.С.Рязанский, В.П.Бармин, С.П.Королев, С.И.Ветошкин, Л.М.Гайдуков, В.И.Кузнецов;
третий ряд: В.П.Глушко (наклонил голову), Д.Д.Севрук, Б.Е.Черток, М.И.Борисенко, Л.А.Воскресенский, В.А.Рудницкий, (?)



Василий Иванович Вознюк.
После 1942 года



Место первого старта ракеты Р-1 18 октября 1947 г.



43
Счастье любви – в действии...
Лью Уоллес
При жизни Королева я не был в его останкинском доме и первый раз попал туда через полгода после его смерти – летом 1966 года, как сейчас помню, в день своего рождения, вот такой сам себе подарок смастерил! С вдовой Сергея Павловича Ниной Ивановной проговорили мы более трех часов, она показывала мне дом, кабинет Сергея Павловича – там все оставалось неизменным со дня его смерти.
Насколько я понимаю, к журналистам относилась она настороженно. Ей претила суетность вокруг имени Королева, бесцеремонность обращения с его памятью многих из тех, кто знал его хорошо, и наглость придуманных мемуаров тех, кто знал его плохо. Королев был для нее близким, дорогим человеком, и всякое вторжение в его мир людей чужих, а подчас, как ей (не без основания!) представлялось, корыстных, глубоко обижало ее. Настороженность к пишущей братии объяснялась еще и тем, что нередко попадались ей люди элементарно недобросовестные, а пуще того – просто неумные, которые, как известно, чаще всего и приносят нам всевозможные огорчения.
Главной причиной ее огорчений было вольное или невольное искажение истины в рассказах о Сергее Павловиче или отход от тех представлений о нем, который она считала истиной (чаще всего, тоже не без оснований). Однако вне зависимости от симпатий или антипатий к своим собеседникам Нина Ивановна, надо признать, была всегда абсолютно искренна. Она не пыталась дорисовать портрет своего мужа светлыми красками или, напротив, зарисовать какие-то тени на этом портрете, придумывать Сергею Павловичу несуществующие, но способные украсить его черты характера, привычки, увлечения, окружить его какими-то интересными, яркими людьми, далекими от технических сфер, которые его не окружали, равно как и приписывать себе мнимые заслуги или преувеличивать масштабы своего участия в его жизни и труде.
Да, у него был трудный характер, да, случалось, они и ссорились, и, может быть, не только Сергей Павлович был повинен в этих ссорах. Но он первым приходил мириться всегда, если был виноват. И была в нем ласковость и мягкость, неведомая его КБ. И усталость, тоже никому не известная.
В ее рассказах я встречался чаще всего с Королевым неизвестным, но в то же время как бы очень на себя похожим. Это как любительский снимок рядом с фотографией на анкете. С женой он был другим. И этого «другого» Королева никто в мире не мог знать лучше ее.
Мы встречались более двадцати лет, и я заметил, что и спустя многие годы после наших первых встреч Нина Ивановна, в отличие от некоторых других людей, близких к Королеву, никогда не выходила за рамки своих давних воспоминаний. Я никогда не устраивал специальных проверок, но, обнаружив записи одних и тех же эпизодов, сделанные в разные годы, убеждался в этом не раз. За эти годы Нина Ивановна узнала немало нового для себя о работе Сергея Павловича, но эта информация оставалась чужеродной тканью, которая не сращивалась с живым организмом ее собственных воспоминаний. Иногда так хотелось узнать что-то, скажем, о взаимоотношениях Королева с другими людьми, но я был благодарен ей за откровенное:
– Этого я не знаю... Сережа мне об этом не говорил...
Рассказывает Нина Ивановна тихо, жестикулирует мало, но лицо ее во время беседы очень живое, а улыбка как бы говорит: «Нет, вы послушайте, что я вам сейчас еще расскажу...»
Нина Ивановна выросла в большой трудовой семье: папа, мама, четыре дочери и сын, погибший в дорожной катастрофе в 35 лет. Отец ее Иван Осипович Котенков был крупным администратором-оружейником, коммерческим директором на тульских и ижевских заводах, а с 1929 года обосновался в Подлипках. В 1936 году 46-летнего Ивана Осиповича настиг рак легких, и он умер в Боткинской больнице, оставив без главного кормильца большую семью. Незадолго перед смертью Орджоникидзе наградил Котенкова автомобилем, теперь его продали, на эти деньги и жили. Жили трудно, потому что даже такая редкая тогда вещь, как автомобиль, это все-таки не Великий Могол, а народу много и есть хотелось всем.
Нина – младшая в семье – в 18 лет вышла замуж за авиаконструктора Владимира Григорьевича Ермолаева, который вскоре был назначен руководителем нового ОКБ. Этому ОКБ было поручено довести до ума прекрасный самолет Роберта Бартини «Сталь-7», – Бартини уже сидел, как вам известно, в Болшевском мозговом отстойнике. Ермолаев с заданием справился, в июне 1940 года был выпущен опытный бомбардировщик, который выдержал все испытания, а в октябре уже пошел в серию. Ермолаев хотел дать новой машине имя ее подлинного автора, на худой конец – назвать ее, используя буквы своей фамилии и фамилии Бартини, но это ему было категорически запрещено. Бомбардировщик назывался Ер-2. До лета 41-го успели выпустить несколько десятков этих бомбардировщиков, которые были в боях с первых дней войны и даже бомбили Берлин.
Перед войной Ермолаев получил на Соколе большую квартиру, где и жил с молодой женой, которая изучала английский в Институте иностранных языков. Потом началась война. В октябре 1941 года ОКБ эвакуировали в Казань. В 1943 году Нина ушла от Ермолаева, узнав, что у него есть другая женщина. Совсем еще молодой генерал Владимир Григорьевич Ермолаев в одночасье умер 31 декабря 1944 года в Иркутске от сыпного тифа.
В том же 1944 году Нина, как переводчица, ездила в Иран, но тем же летом вернулась.
– Я еще раз была замужем. Правда, всего несколько месяцев, – рассказывала Нина Ивановна, – а потом была командирована в Германию...
Приходилось читать, что Сергей Павлович познакомился с Ниной Ивановной в Германии. Это неверно. Они были в Германии в одно и то же время, но жили в разных городах, не встречались и ничего друг о друге не знали. О знакомстве с Королевым сама Нина Ивановна рассказывала так:
– Весной 1947 года я работала в бюро переводов НИИ-88. Я была единственная «англичанка», остальные переводчицы «немки»: почти вся нужная для работы документация была на немецком языке. Но вот однажды начальник отдела технической информации Назимов говорит:
– У Королева накопилось много английских журналов. Сходите к нему, он вам покажет, что надо перевести.
Кто такой Королев, я толком не знала. Начальник 3-го отдела. Выхожу на лестничную площадку. Там стоит одна наша переводчица, спрашивает:
– Чего тебя вызывали?
– К какому-то Королеву посылают...
А она толкает меня за колонну и делает страшные глаза. Оказывается, Королев поднимается по лестнице и слышит мои слова. Но он тогда, наверное, о чем-то думал и никак на них не прореагировал. Все-таки неудобно как-то, и я решила сходить к Королеву на следующий день.
Прихожу. Секретарь Люся Башарова говорит: «Он занят». Слышу, действительно говорит с кем-то по телефону. Разговор явно не деловой, приятельский:
– Да о чем ты говоришь! Я из Германии привез две машины. Одну подарил...
Он мне показался хвастунишкой. Слышу, телефонный разговор окончился. Дверь кабинета приоткрылась:
– Вы ко мне? Пожалуйста... Садитесь...
Представился:
– Королев Сергей Павлович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157