Впервые в Феодосии выходила даже специальная газета «Самолет».
На слет привезли 22 планера, из них было много совершенно новых, ранее неизвестных. Называли имена молодых конструкторов из Харькова, Саратова. Героем слета опять стал Василий Степанчонок, которого в печати называли лучшим летчиком-планеристом. На этот раз Степанчонок перелетел на планере Г-9 из Москвы в Коктебель, прицепившись к самолету У-2, который пилотировал конструктор этого планера Владислав Константинович Грибовский.
Королев завидовал Василию. Он летал на своей «Красной звезде», но никаких рекордов не установил, впрочем, он и не собирался их устанавливать. Просто хотелось полетать, увидеть снова любимые места. Но уже через несколько дней стало тянуть его в Москву. Теперь было у него в Москве свое дело, о котором ни на минуту не мог забыть он ни в Севастополе, ни в Коктебеле. Ни солнце, ни море, ни дали степного Крыма, распахнувшиеся с высоты, не могли отвлечь мысли его от подвала на Садово-Спасской, и однажды вечером он вдруг сказал Ляле:
– Поедем завтра в Москву, а?
18
У каждого есть перед глазами определенная цель, – такая цель, которая, по крайней мере ему самому, кажется великой и которая в действительности такова, если ее признает великой самое глубокое убеждение, проникновеннейший голос сердца...
Карл Маркс
Когда Циолковского приглашали куда-нибудь, он всегда отказывался, ссылаясь на недомогание, слабость, старость, глухоту, а был просто отчаянный домосед вроде Ньютона. Еще в 1921 году Николай Алексеевич Рынин писал ему, что место преподавателя физики и математики в Институте путей сообщения ему гарантировано, звал в Петроград, – Циолковский и тут отказался. Всякая дорога пугала его, со страхом думал он о гостиницах, обо всем этом ужасно непривычном быте, когда не знаешь, где и как будешь есть, на чем спать...
Поэтому торжественное заседание в Москве, посвященное 75-летию Константина Эдуардовича, запоздало: только в октябре выбрался он в столицу. В Москву его сопровождал Сергей Иванович Самойлович из калужской секции научных работников, друг преданный и внимательный. Ничего не сказав Константину Эдуардовичу, он взял у Варвары Евграфовны (жены Циолковского) подушку, запаковал его жестяную слуховую трубу, и они покатили в столицу. В Москве их поселили в прекрасном трехкомнатном номере «Метрополя» с балконом. Внизу на площади Свердлова, звенели трамваи и катились людские толпы, один вид которых приводил Циолковского в трепет. Он страшно обрадовался родной подушке, этому кусочку привычного бытия, а труба пригодилась, когда в номер повалили посетители и целые делегации.
17 октября в Колонном зале Дома Союзов состоялся торжественный вечер в честь 75-летия Константина Эдуардовича. О трудах юбиляра в дирижаблестроении докладывал профессор Воробьев, приехавший из Ленинграда профессор Рынин рассказывал о работах по авиации и ракетному движению. Но лучше всех, энергичнее всех и теплее говорил председатель ЦС Осоавиахима Роберт Петрович Эйдеман:
– Два факта мне бы хотелось вспомнить здесь: ведь некогда в дореволюционное время, самая большая дотация, которую удалось соорудить в помощь исследованиям Циолковского не превышала 55 рублей, а в 1930 году Осоавиахим собрал на советское дирижаблестроение 25 миллионов рублей!
Особенно аплодировали Эйдеману, когда он сообщил о награждении Константина Эдуардовича орденом Трудового Красного Знамени.
Циолковский выступал с ответным словом. Голос звучал устало, выглядел он утомленным.
– Мне совестно, что мой юбилей вызвал столько хлопот, ведь, может быть, мои изобретения не осуществятся, – Константин Эдуардович оглядывал зал грустными, серьезными глазами. – Я изо всех сил стремился к работе: работал изо всех сил, все каникулы проводил в труде, производил опыты по сопротивлению воздуха, а главным образом, – все вычислял... Теперь я нахожусь в сомнении, заслуживаю ли я того, что сейчас вижу...
После торжественного вечера Циолковский вернулся домой, а примерно через месяц – 26 ноября – приехал снова, опять с Самойловичсм, получать орден.
Орден в Кремле вручал Михаил Иванович Калинин. Циолковский был взволнован. Приняв орден, тихо, почти доверительно сказал Калинину:
– Я могу отблагодарить правительство только трудами. Благодарить словами нет никакого смысла...
В декабре 1932-го начинаются в ГИРД горячие деньки. За неделю до Нового года был наконец закончен монтаж долгожданного двигателя ОР-2. Королев, Цандер, инженеры Корнеев и Полярный, механик Флоров и техник-сборщик Авдонин с торжественностью дипломатов подписали акт приемки. Можно было начинать испытания. Трудно сказать, кто больше был рад: Цандер, увидевший наконец свою мечту, воплощенную в металл, или Королев, который уже больше года ждал этот двигатель для своего ракетоплана. Впрочем, событие это было праздником для всех обитателей подвала.
На общем собрании было решено объявить «неделю штурма». Организовали штаб «штурма» из трех человек, который выработал план: кому что делать.
С 25 декабря до Нового года день и ночь возились они с капризным двигателем. Понятия «рабочий день» и «отдых» расплылись окончательно, потеряли всякие границы: кто-то уходил на час-другой поспать, кто-то приходил ему на смену. Вымотались все предельно. Уж на что Цандер, никогда не помышлявший об отдыхе, даже он однажды ночью залез потихоньку под стол и вдруг ко всеобщему веселью запел оттуда по-петушиному. Потом вылез сияющий и сказал:
– Петух дал сигнал! Пора кончать!
Всем очень хотелось довести этот проклятый двигатель до ума к 1 января, чтобы хоть на Новый год веселиться и не думать ни о чем. Да не вышло...
И у инженеров, и у механиков опыта еще было маловато. Открылась течь в соединениях предохранительных клапанов, в тройнике. Обнаружилась вдруг трещина в бензиновом баке. Потом потекли соединения у штуцера левого кислородного бака, потом засвистело из сбрасывателя бензинового бака – каждый день что-нибудь новое.
Невеселый получился Новый год.
2 января, пока механики готовили ОР-2 к новым испытаниям, Цандер закончил и передал Королеву «Техническое описание мощного реактивного двигателя» – свой план на будущее.
На следующий день опять испытывали ОР-2. И вдруг все пошло отлично. Давление держалось. Тут же проверили циркуляцию воды во всех трубах при работе центробежной помпы. Все шло отлично! Оказывается, Новый год был счастливым!
5 января опять обнаружилась течь газа, потом травили клапаны, потом деформировался бак...
И так весь январь.
Цандер ходил серый от усталости. Иногда, видя, что все очень вымотались, Фридрих Артурович начинал рассказывать о межпланетных полетах, о далекой дороге к Марсу... Он говорил тихо, но с такой страстью, что слушали его не дыша. Королев любил минуты этих передышек. Однажды совершенно серьезно спросил:
– Но, Фридрих Артурович, почему вы все время говорите о Марсе? Почему не о Луне? Ведь Луна гораздо ближе...
Все переглянулись: Королев редко говорил о межпланетных полетах.
Иногда Цандер вовсе забывал о доме, о семье. Тогда его насильно одевали в кожаное пальто с меховым воротником и отправляли домой. Но даже когда провожали до трамвайной остановки, он каким-то образом через полчаса опять прокрадывался в подвал, Корнеев писал в своих воспоминаниях:
«Все гирдовцы работали буквально сутками. Помнится, как в течение трех суток не удавалось подготовить нужного испытания. Все члены бригады были моложе Цандера и значительно легче переносили столь большую перегрузку. Видя, что Фридрих Артурович очень устал и спал, что называется, на ходу, ему был поставлен „ультиматум“: если он сейчас же не уйдет домой, все прекратят работать, а если уйдет и выспится, то все будет подготовлено к утру и с его приходом начнутся испытания. Сколько ни спорил, ни возражал Цандер против своего ухода, бригада была неумолима. Вскоре, незаметно для всех, Цандер исчез, а бригада еще интенсивнее начала работать. Прошло пять-шесть часов, и один из механиков не без торжественности громко воскликнул: „Все готово, поднимай давление, даешь Марс!“.
И вдруг все обомлели. Стоявший в глубине подвала топчан с грохотом опрокинулся и оттуда выскочил Цандер. Он кинулся всех обнимать, а затем, смеясь, сказал, что он примостился за топчаном и оттуда следил за работами, а так как ему скучно было сидеть, то он успел закончить ряд расчетов и прекрасно отдохнул».
Помимо двигателя ОР-2, шли опыты и над двигателем для жидкостной ракеты. Уже в этой первой ракете Цандер хотел сначала дробить, а затем сжигать в двигателе конструкции ракеты. Начались опыты с порошкообразным металлическим горючим: Корнеев, Полярный толкли в специальных мельницах алюминий и магний. Порошок через инжекторы должен был поступать в камеры сгорания, но он шел неравномерно, спекался, прожигал камеру. Всем было ясно, что мельниц на ракете не установишь, что превратить конструкцию в порошок немыслимое дело, а если и превратишь, то надо еще суметь его сжечь, всем было ясно, что из затеи с металлическим топливом ничего не получится. Всем, кроме Цандера. Корнеев и Полярный просили Фридриха Артуровича отказаться от металлического горючего и упростить систему подачи топлива в двигатель – Цандер категорически отказывался. Пробовали жаловаться Королеву, тот отмалчивался и не перечил Цандеру. Королев, конечно, понимал, что блестящая идея Цандера с дожиганием конструкций не может быть реализована, что не пришло еще ее время. Но как сказать об этом Цандеру? Возможно ли остановить движение этого человека, который сам летит вперед, словно ракета, не нуждаясь в помощи существующей вокруг среды, не боясь окружающей его всю жизнь пустоты непонимания? Королев никогда не спорил с Цандером и никогда не приказывал ему. Он мог просить. Но в данном случае Королев понимал, что и просить нельзя.
Цандер выглядел очень усталым, похудел, осунулся. В столовой, где они питались, гирдовцы вскоре заметили, что Цандер берет самую дешевую еду. Королев предложил собрать деньги и тайно от Цандера уплатить за него вперед. Фридрих Артурович по-прежнему платил свои 7 копеек, но блюда получал за 35 копеек. И все не мог нарадоваться: «Насколько лучше стали кормить в нашей столовой!» Мошкин был вегетарианцем, отдавал ему мясо. Цандер брал с благодарностью. Из столовой в железной баночке с проволочной ручкой носил в подвал кашу – на вечер. В одном из ящиков стола хранились у него какие-то корочки, сухарики. Иногда он выдвигал ящик, заглядывал туда и говорил с улыбкой:
– Мышка была...
А иногда с удивлением:
– Ой! Откуда же у меня здесь котлета?
Королев распорядился, чтобы вечером Фридриху Артуровичу приносили чай бутерброды.
Королев был на двадцать лет моложе Цандера, а в жизни выглядело наоборот– он словно опекал его. Он и выхлопотал ему путевку в Кисловодск, в санаторий. ...
Провожали Фридриха Артуровича 2 марта. Уезжать ему не хотелось: вот-вот должны были начаться огневые испытания его двигателя. Тухачевский выполнил свое обещание: теперь у них была своя экспериментальная база – 17-й участок научно-испытательного инженерно-технического полигона в Нахабине. Цандеру так хотелось увидеть, как работает его ОР-2... Королев уговаривал:
– Поезжайте, Фридрих Артурович, поезжайте. Ну что такое стендовые испытания? Кого мы с вами удивим стендовыми испытаниями? Вот вернетесь, мы поставим двигатель на бесхвостке, пустим вашу ракету – это другое дело. Обязательно нужно, чтобы летало, а на стенде каждый сумеет...
Цандер уехал. Первые испытания ОР-2 Королев начал 13 марта. Двигатель включился, но уже по звуку все поняли, что работает он как-то нехорошо. Через пять секунд раздался оглушительный хлопок. В камере сгорания дымилась дыра. 18 марта был новый запуск: через несколько секунд прогорело сопло...
Накануне первых испытаний в Нахабине Цандер из Кисловодска послал дочке и жене открытку:
«Дорогие мои Астра и Шура!
Живу спокойно в санатории. Здесь опять выпал снег, мало солнца, стоит легкий мороз. Еще нигде нет цветов, только в курзале за стеклами. Звери в парке курзала все живы. 4 медведя балуются, 7 красивых павлинов щеголяют своим хвостовым оперением.
Нас кормят здесь прелестно. 4 раза в день, у меня усиленный паек, много масла, молока, овощей, мяса! Астра! Напиши мне письмо! Ну, до свидания! Целую. Твой папа
Фридель...»
Он подписывался именем своего рижского детства...
Через несколько дней он заболел. В то утро, когда сгорело сопло, он был совсем плох, градусник показывал 39,4°. Страшно болела голова и кололо в боку. Потом выступила сыпь, и его отправили в инфекционную больницу: тиф. В истории болезни есть запись: «По всем данным больной заразился тифом во время дороги...» – хотел оставить дома побольше денег и ехал в третьем классе.
Он лежал в шестиместной палате в забытьи.
А в Нахабине отремонтировали сопло и снова запустили его двигатель. Хлопок, потом ровное горение. ОР-2 работал секунд десять. Потом полетели золотые искры. Комиссия из Реввоенсовета установила прогар внутри сопла...
Он ничего не знал об этом. В этот день его положили в отдельную палату, рядом сидела медсестра, но он уже не видел ни этой комнаты, ни лица этой девушки.
Он умер 28 марта 1933 года в шесть часов утра. Его похоронили в Кисловодске.
Последнее письмо Фридриха Артуровича друзьям на Садово-Спасскую кончалось так: «Вперед, товарищи, и только вперед! Поднимайте ракеты все выше и выше, ближе к звездам...»
Когда в ГИРД пришла телеграмма из Кисловодска, все словно оцепенели. Королев плакал и не скрывал слез. Потом спросил тихо:
– Останется ли теперь ГИРД?
Почему-то думают, что Королев не мог быть слабым. Мог. И бывал. И это прекрасно.
На траурном митинге Сергей Павлович говорил о том, как много сделал Цандер для ракетной техники, о том, что работы его имеют непреходящее значение.
На траурных митингах всегда так говорят, но эти слова не были данью обычаю. В мировой плеяде пионеров космонавтики Цандер занимает особое место. Может быть, среди этих людей по возрасту и устремлениям ближе всего к нему стоял Роберт Годдард. Но сами американцы пишут о нем: «Нельзя установить прямую связь между Годдардом и современной ракетной техникой. Он на том ответвлении, которое отмерло». Цандер – на том, которое живет.
Никому не удалось еще сжигать металл самой конструкции ракеты во время ее полета, – эта идея, как и полвека назад, принадлежит будущему. Пока удается лишь подобрать эффективные металлсодержащие топлива с добавками бериллия, лития, железа, алюминия, магния. Но другая идея, идея использования на старте воздуха атмосферы, идея создания ракетного гибрида – воздушно-реактивного и жидкостного двигателя – с каждым годом находит все большее число поклонников. Беспилотный высокоманевренный экспериментальный воздушно-космический самолет. собираются построить японцы. Почти все ведущие американские аэрокосмические корпорации: «Боинг», «Макдоннелл-Дуглас», «Пратт энд Уитни», «Дженерал Электрик», «Аэроджет» и другие с середины 80-х годов, т.е. более чем через полвека после проекта Цандера, начали энергичные работы по исследованию воздушно-космических аппаратов. На XXXVIII конгрессе Международной астронавтической федерации в Брайтоне осенью 1987 года представитель компании «Бритиш Аэроспейс» докладывал о проекте «Хотол» – английском варианте такого грузо-пассажирского аппарата, способного вывести на орбиту искусственного спутника Земли восемь тонн полезных грузов. Недаром еще в 1967 году академик Благонравов сказал:
– Труды Цандера до сих пор являются такими работами, в которых исследователи и конструкторы находили возможность черпать новые для себя идеи. Его наследие до сих пор помогает заглянуть вперед, использовать то, что он писал, о чем думал для дальнейшего развития ракетной техники.
В 1948 году вместе с Ниной Ивановной Сергей Павлович отдыхал в Кисловодске, в санатории имени Серго Орджоникидзе. Они ходили на кладбище, но могилы Цандера не нашли. Королев очень расстроился. Вернувшись и Москву, он вызвал своих хозяйственников и приказал им ехать в Кисловодск, поднять все кладбищенские архивы и найти могилу Фридриха Артуровича во что бы то ни стало. С большим трудом могилу разыскали. Королев добился, чтобы на ней был установлен красивый памятник с бюстом Фридриха Артуровича и летящей в зенит ракетой Цандера, запущенной уже после его смерти – единственной осуществленной конструкцией этого прекрасного человека, первого нашего звездного инженера...
Летом в Москву приехал Юрий Васильевич Кондратюк – замечательный исследователь, человек причудливой биографии. Нить его жизни лишь совсем недавно удалось распутать его биографу Борису Ивановичу Романенко. Ничего не зная о трудах Циолковского, он в далеком Новосибирске сам открыл закон движения ракеты, а через года наткнулся на заметку в журнале «Вестник воздухоплавания», из которой понял, что «не является первым и единственным исследователем в этой области».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157
На слет привезли 22 планера, из них было много совершенно новых, ранее неизвестных. Называли имена молодых конструкторов из Харькова, Саратова. Героем слета опять стал Василий Степанчонок, которого в печати называли лучшим летчиком-планеристом. На этот раз Степанчонок перелетел на планере Г-9 из Москвы в Коктебель, прицепившись к самолету У-2, который пилотировал конструктор этого планера Владислав Константинович Грибовский.
Королев завидовал Василию. Он летал на своей «Красной звезде», но никаких рекордов не установил, впрочем, он и не собирался их устанавливать. Просто хотелось полетать, увидеть снова любимые места. Но уже через несколько дней стало тянуть его в Москву. Теперь было у него в Москве свое дело, о котором ни на минуту не мог забыть он ни в Севастополе, ни в Коктебеле. Ни солнце, ни море, ни дали степного Крыма, распахнувшиеся с высоты, не могли отвлечь мысли его от подвала на Садово-Спасской, и однажды вечером он вдруг сказал Ляле:
– Поедем завтра в Москву, а?
18
У каждого есть перед глазами определенная цель, – такая цель, которая, по крайней мере ему самому, кажется великой и которая в действительности такова, если ее признает великой самое глубокое убеждение, проникновеннейший голос сердца...
Карл Маркс
Когда Циолковского приглашали куда-нибудь, он всегда отказывался, ссылаясь на недомогание, слабость, старость, глухоту, а был просто отчаянный домосед вроде Ньютона. Еще в 1921 году Николай Алексеевич Рынин писал ему, что место преподавателя физики и математики в Институте путей сообщения ему гарантировано, звал в Петроград, – Циолковский и тут отказался. Всякая дорога пугала его, со страхом думал он о гостиницах, обо всем этом ужасно непривычном быте, когда не знаешь, где и как будешь есть, на чем спать...
Поэтому торжественное заседание в Москве, посвященное 75-летию Константина Эдуардовича, запоздало: только в октябре выбрался он в столицу. В Москву его сопровождал Сергей Иванович Самойлович из калужской секции научных работников, друг преданный и внимательный. Ничего не сказав Константину Эдуардовичу, он взял у Варвары Евграфовны (жены Циолковского) подушку, запаковал его жестяную слуховую трубу, и они покатили в столицу. В Москве их поселили в прекрасном трехкомнатном номере «Метрополя» с балконом. Внизу на площади Свердлова, звенели трамваи и катились людские толпы, один вид которых приводил Циолковского в трепет. Он страшно обрадовался родной подушке, этому кусочку привычного бытия, а труба пригодилась, когда в номер повалили посетители и целые делегации.
17 октября в Колонном зале Дома Союзов состоялся торжественный вечер в честь 75-летия Константина Эдуардовича. О трудах юбиляра в дирижаблестроении докладывал профессор Воробьев, приехавший из Ленинграда профессор Рынин рассказывал о работах по авиации и ракетному движению. Но лучше всех, энергичнее всех и теплее говорил председатель ЦС Осоавиахима Роберт Петрович Эйдеман:
– Два факта мне бы хотелось вспомнить здесь: ведь некогда в дореволюционное время, самая большая дотация, которую удалось соорудить в помощь исследованиям Циолковского не превышала 55 рублей, а в 1930 году Осоавиахим собрал на советское дирижаблестроение 25 миллионов рублей!
Особенно аплодировали Эйдеману, когда он сообщил о награждении Константина Эдуардовича орденом Трудового Красного Знамени.
Циолковский выступал с ответным словом. Голос звучал устало, выглядел он утомленным.
– Мне совестно, что мой юбилей вызвал столько хлопот, ведь, может быть, мои изобретения не осуществятся, – Константин Эдуардович оглядывал зал грустными, серьезными глазами. – Я изо всех сил стремился к работе: работал изо всех сил, все каникулы проводил в труде, производил опыты по сопротивлению воздуха, а главным образом, – все вычислял... Теперь я нахожусь в сомнении, заслуживаю ли я того, что сейчас вижу...
После торжественного вечера Циолковский вернулся домой, а примерно через месяц – 26 ноября – приехал снова, опять с Самойловичсм, получать орден.
Орден в Кремле вручал Михаил Иванович Калинин. Циолковский был взволнован. Приняв орден, тихо, почти доверительно сказал Калинину:
– Я могу отблагодарить правительство только трудами. Благодарить словами нет никакого смысла...
В декабре 1932-го начинаются в ГИРД горячие деньки. За неделю до Нового года был наконец закончен монтаж долгожданного двигателя ОР-2. Королев, Цандер, инженеры Корнеев и Полярный, механик Флоров и техник-сборщик Авдонин с торжественностью дипломатов подписали акт приемки. Можно было начинать испытания. Трудно сказать, кто больше был рад: Цандер, увидевший наконец свою мечту, воплощенную в металл, или Королев, который уже больше года ждал этот двигатель для своего ракетоплана. Впрочем, событие это было праздником для всех обитателей подвала.
На общем собрании было решено объявить «неделю штурма». Организовали штаб «штурма» из трех человек, который выработал план: кому что делать.
С 25 декабря до Нового года день и ночь возились они с капризным двигателем. Понятия «рабочий день» и «отдых» расплылись окончательно, потеряли всякие границы: кто-то уходил на час-другой поспать, кто-то приходил ему на смену. Вымотались все предельно. Уж на что Цандер, никогда не помышлявший об отдыхе, даже он однажды ночью залез потихоньку под стол и вдруг ко всеобщему веселью запел оттуда по-петушиному. Потом вылез сияющий и сказал:
– Петух дал сигнал! Пора кончать!
Всем очень хотелось довести этот проклятый двигатель до ума к 1 января, чтобы хоть на Новый год веселиться и не думать ни о чем. Да не вышло...
И у инженеров, и у механиков опыта еще было маловато. Открылась течь в соединениях предохранительных клапанов, в тройнике. Обнаружилась вдруг трещина в бензиновом баке. Потом потекли соединения у штуцера левого кислородного бака, потом засвистело из сбрасывателя бензинового бака – каждый день что-нибудь новое.
Невеселый получился Новый год.
2 января, пока механики готовили ОР-2 к новым испытаниям, Цандер закончил и передал Королеву «Техническое описание мощного реактивного двигателя» – свой план на будущее.
На следующий день опять испытывали ОР-2. И вдруг все пошло отлично. Давление держалось. Тут же проверили циркуляцию воды во всех трубах при работе центробежной помпы. Все шло отлично! Оказывается, Новый год был счастливым!
5 января опять обнаружилась течь газа, потом травили клапаны, потом деформировался бак...
И так весь январь.
Цандер ходил серый от усталости. Иногда, видя, что все очень вымотались, Фридрих Артурович начинал рассказывать о межпланетных полетах, о далекой дороге к Марсу... Он говорил тихо, но с такой страстью, что слушали его не дыша. Королев любил минуты этих передышек. Однажды совершенно серьезно спросил:
– Но, Фридрих Артурович, почему вы все время говорите о Марсе? Почему не о Луне? Ведь Луна гораздо ближе...
Все переглянулись: Королев редко говорил о межпланетных полетах.
Иногда Цандер вовсе забывал о доме, о семье. Тогда его насильно одевали в кожаное пальто с меховым воротником и отправляли домой. Но даже когда провожали до трамвайной остановки, он каким-то образом через полчаса опять прокрадывался в подвал, Корнеев писал в своих воспоминаниях:
«Все гирдовцы работали буквально сутками. Помнится, как в течение трех суток не удавалось подготовить нужного испытания. Все члены бригады были моложе Цандера и значительно легче переносили столь большую перегрузку. Видя, что Фридрих Артурович очень устал и спал, что называется, на ходу, ему был поставлен „ультиматум“: если он сейчас же не уйдет домой, все прекратят работать, а если уйдет и выспится, то все будет подготовлено к утру и с его приходом начнутся испытания. Сколько ни спорил, ни возражал Цандер против своего ухода, бригада была неумолима. Вскоре, незаметно для всех, Цандер исчез, а бригада еще интенсивнее начала работать. Прошло пять-шесть часов, и один из механиков не без торжественности громко воскликнул: „Все готово, поднимай давление, даешь Марс!“.
И вдруг все обомлели. Стоявший в глубине подвала топчан с грохотом опрокинулся и оттуда выскочил Цандер. Он кинулся всех обнимать, а затем, смеясь, сказал, что он примостился за топчаном и оттуда следил за работами, а так как ему скучно было сидеть, то он успел закончить ряд расчетов и прекрасно отдохнул».
Помимо двигателя ОР-2, шли опыты и над двигателем для жидкостной ракеты. Уже в этой первой ракете Цандер хотел сначала дробить, а затем сжигать в двигателе конструкции ракеты. Начались опыты с порошкообразным металлическим горючим: Корнеев, Полярный толкли в специальных мельницах алюминий и магний. Порошок через инжекторы должен был поступать в камеры сгорания, но он шел неравномерно, спекался, прожигал камеру. Всем было ясно, что мельниц на ракете не установишь, что превратить конструкцию в порошок немыслимое дело, а если и превратишь, то надо еще суметь его сжечь, всем было ясно, что из затеи с металлическим топливом ничего не получится. Всем, кроме Цандера. Корнеев и Полярный просили Фридриха Артуровича отказаться от металлического горючего и упростить систему подачи топлива в двигатель – Цандер категорически отказывался. Пробовали жаловаться Королеву, тот отмалчивался и не перечил Цандеру. Королев, конечно, понимал, что блестящая идея Цандера с дожиганием конструкций не может быть реализована, что не пришло еще ее время. Но как сказать об этом Цандеру? Возможно ли остановить движение этого человека, который сам летит вперед, словно ракета, не нуждаясь в помощи существующей вокруг среды, не боясь окружающей его всю жизнь пустоты непонимания? Королев никогда не спорил с Цандером и никогда не приказывал ему. Он мог просить. Но в данном случае Королев понимал, что и просить нельзя.
Цандер выглядел очень усталым, похудел, осунулся. В столовой, где они питались, гирдовцы вскоре заметили, что Цандер берет самую дешевую еду. Королев предложил собрать деньги и тайно от Цандера уплатить за него вперед. Фридрих Артурович по-прежнему платил свои 7 копеек, но блюда получал за 35 копеек. И все не мог нарадоваться: «Насколько лучше стали кормить в нашей столовой!» Мошкин был вегетарианцем, отдавал ему мясо. Цандер брал с благодарностью. Из столовой в железной баночке с проволочной ручкой носил в подвал кашу – на вечер. В одном из ящиков стола хранились у него какие-то корочки, сухарики. Иногда он выдвигал ящик, заглядывал туда и говорил с улыбкой:
– Мышка была...
А иногда с удивлением:
– Ой! Откуда же у меня здесь котлета?
Королев распорядился, чтобы вечером Фридриху Артуровичу приносили чай бутерброды.
Королев был на двадцать лет моложе Цандера, а в жизни выглядело наоборот– он словно опекал его. Он и выхлопотал ему путевку в Кисловодск, в санаторий. ...
Провожали Фридриха Артуровича 2 марта. Уезжать ему не хотелось: вот-вот должны были начаться огневые испытания его двигателя. Тухачевский выполнил свое обещание: теперь у них была своя экспериментальная база – 17-й участок научно-испытательного инженерно-технического полигона в Нахабине. Цандеру так хотелось увидеть, как работает его ОР-2... Королев уговаривал:
– Поезжайте, Фридрих Артурович, поезжайте. Ну что такое стендовые испытания? Кого мы с вами удивим стендовыми испытаниями? Вот вернетесь, мы поставим двигатель на бесхвостке, пустим вашу ракету – это другое дело. Обязательно нужно, чтобы летало, а на стенде каждый сумеет...
Цандер уехал. Первые испытания ОР-2 Королев начал 13 марта. Двигатель включился, но уже по звуку все поняли, что работает он как-то нехорошо. Через пять секунд раздался оглушительный хлопок. В камере сгорания дымилась дыра. 18 марта был новый запуск: через несколько секунд прогорело сопло...
Накануне первых испытаний в Нахабине Цандер из Кисловодска послал дочке и жене открытку:
«Дорогие мои Астра и Шура!
Живу спокойно в санатории. Здесь опять выпал снег, мало солнца, стоит легкий мороз. Еще нигде нет цветов, только в курзале за стеклами. Звери в парке курзала все живы. 4 медведя балуются, 7 красивых павлинов щеголяют своим хвостовым оперением.
Нас кормят здесь прелестно. 4 раза в день, у меня усиленный паек, много масла, молока, овощей, мяса! Астра! Напиши мне письмо! Ну, до свидания! Целую. Твой папа
Фридель...»
Он подписывался именем своего рижского детства...
Через несколько дней он заболел. В то утро, когда сгорело сопло, он был совсем плох, градусник показывал 39,4°. Страшно болела голова и кололо в боку. Потом выступила сыпь, и его отправили в инфекционную больницу: тиф. В истории болезни есть запись: «По всем данным больной заразился тифом во время дороги...» – хотел оставить дома побольше денег и ехал в третьем классе.
Он лежал в шестиместной палате в забытьи.
А в Нахабине отремонтировали сопло и снова запустили его двигатель. Хлопок, потом ровное горение. ОР-2 работал секунд десять. Потом полетели золотые искры. Комиссия из Реввоенсовета установила прогар внутри сопла...
Он ничего не знал об этом. В этот день его положили в отдельную палату, рядом сидела медсестра, но он уже не видел ни этой комнаты, ни лица этой девушки.
Он умер 28 марта 1933 года в шесть часов утра. Его похоронили в Кисловодске.
Последнее письмо Фридриха Артуровича друзьям на Садово-Спасскую кончалось так: «Вперед, товарищи, и только вперед! Поднимайте ракеты все выше и выше, ближе к звездам...»
Когда в ГИРД пришла телеграмма из Кисловодска, все словно оцепенели. Королев плакал и не скрывал слез. Потом спросил тихо:
– Останется ли теперь ГИРД?
Почему-то думают, что Королев не мог быть слабым. Мог. И бывал. И это прекрасно.
На траурном митинге Сергей Павлович говорил о том, как много сделал Цандер для ракетной техники, о том, что работы его имеют непреходящее значение.
На траурных митингах всегда так говорят, но эти слова не были данью обычаю. В мировой плеяде пионеров космонавтики Цандер занимает особое место. Может быть, среди этих людей по возрасту и устремлениям ближе всего к нему стоял Роберт Годдард. Но сами американцы пишут о нем: «Нельзя установить прямую связь между Годдардом и современной ракетной техникой. Он на том ответвлении, которое отмерло». Цандер – на том, которое живет.
Никому не удалось еще сжигать металл самой конструкции ракеты во время ее полета, – эта идея, как и полвека назад, принадлежит будущему. Пока удается лишь подобрать эффективные металлсодержащие топлива с добавками бериллия, лития, железа, алюминия, магния. Но другая идея, идея использования на старте воздуха атмосферы, идея создания ракетного гибрида – воздушно-реактивного и жидкостного двигателя – с каждым годом находит все большее число поклонников. Беспилотный высокоманевренный экспериментальный воздушно-космический самолет. собираются построить японцы. Почти все ведущие американские аэрокосмические корпорации: «Боинг», «Макдоннелл-Дуглас», «Пратт энд Уитни», «Дженерал Электрик», «Аэроджет» и другие с середины 80-х годов, т.е. более чем через полвека после проекта Цандера, начали энергичные работы по исследованию воздушно-космических аппаратов. На XXXVIII конгрессе Международной астронавтической федерации в Брайтоне осенью 1987 года представитель компании «Бритиш Аэроспейс» докладывал о проекте «Хотол» – английском варианте такого грузо-пассажирского аппарата, способного вывести на орбиту искусственного спутника Земли восемь тонн полезных грузов. Недаром еще в 1967 году академик Благонравов сказал:
– Труды Цандера до сих пор являются такими работами, в которых исследователи и конструкторы находили возможность черпать новые для себя идеи. Его наследие до сих пор помогает заглянуть вперед, использовать то, что он писал, о чем думал для дальнейшего развития ракетной техники.
В 1948 году вместе с Ниной Ивановной Сергей Павлович отдыхал в Кисловодске, в санатории имени Серго Орджоникидзе. Они ходили на кладбище, но могилы Цандера не нашли. Королев очень расстроился. Вернувшись и Москву, он вызвал своих хозяйственников и приказал им ехать в Кисловодск, поднять все кладбищенские архивы и найти могилу Фридриха Артуровича во что бы то ни стало. С большим трудом могилу разыскали. Королев добился, чтобы на ней был установлен красивый памятник с бюстом Фридриха Артуровича и летящей в зенит ракетой Цандера, запущенной уже после его смерти – единственной осуществленной конструкцией этого прекрасного человека, первого нашего звездного инженера...
Летом в Москву приехал Юрий Васильевич Кондратюк – замечательный исследователь, человек причудливой биографии. Нить его жизни лишь совсем недавно удалось распутать его биографу Борису Ивановичу Романенко. Ничего не зная о трудах Циолковского, он в далеком Новосибирске сам открыл закон движения ракеты, а через года наткнулся на заметку в журнале «Вестник воздухоплавания», из которой понял, что «не является первым и единственным исследователем в этой области».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157