Ленинградцы получили многоквартирный дом на Донской улице. Знакомых у них в Москве было мало, и чреда новоселий превратилась в чреду вечеринок сослуживцев, на которых за выпивкой и патефоном противоречия стирались, недоразумения разрешались и обиды улетучивались. Жить Стало как-то веселее, особенно бывшим гирдовцам, у которых инженерная ставка подскочила с 80 рублей до 350! Примерно столько платили в знаменитом ЦАГИ.
Наладили дело с транспортом. Теперь были грузовики с крышей и скамейками, которые каждое утро забирали ленинградцев с Донской и москвичей с Новинского бульвара и Сухаревки, везли в Лихоборы. Клейменов получил квартиру в Доме правительства на набережной и ездил, конечно, не на грузовике, а на персональном «форде». А Королев – на грузовике. Но он не завидовал ему. Королев искренне начинал верить, что все, наверное, к лучшему, потому что освобождение от административных забот позволяло теперь ему все ближе и ближе подбираться к живому и любимому делу, все больше засасывало оно его чувства и мысли и превращало жизнь в то высокое и постоянное напряжение, желаннее которого ничего для него на свете не было.


Иван Терентьевич Клейменов



Георгий Эрихович Лангемак с женой. 1937 г.



22
Лишь сумма преодоленных препятствий является действительно правильным мерилом подвига и человека, совершившего этот подвиг.
Стефан Цвейг
С назначением Лангемака главным инженером тематика РНИИ была окончательно продумана и утверждена. Определилась структура. Примерно четыреста сотрудников РНИИ, кроме плановиков, АХО и мастерских, были разбиты на четыре неравных отдела. Первый был самым многочисленным и занимался пороховыми снарядами. Второй, где теперь работал Королев, – жидкостными ракетами. Из заместителя начальника института Королев, слетев на несколько административных ступенек, превратился просто в старшего инженера. Над ним оказались не только Клейменов и Лангемак, появились и непосредственные начальники: отделом руководил Алексей Стеняев, сектором – Евгений Щетинков. Стеняев – один из недавних выпускников Военно-воздушной инженерной академии, не так чтобы уж очень большой специалист по жидкостным ракетам, но человек не без организаторского таланта. Надо отдать должное Клейменову и Лангемаку – они узаконили в РНИИ правило, согласно которому руководителем того или иного подразделения не обязательно должен был быть самый знающий и опытный специалист. Такому специалисту надо было создать максимально благоприятные условия для непосредственной его работы, а не отвлекать на административно-хозяйственные хлопоты. При этом его ставка могла быть выше, чем у его формального начальника. Конечно, и Королев, и Глушко, и Тихонравов понимали в жидкостных ракетах больше Стеняева. Точно так же у пороховиков: ленинградского профессора Петрова, а затем опытного москвича Победоносцева сменил хороший администратор Глухарев, а у Дудакова – лучшего специалиста третьего отдела, который занимался твердотопливными ускорителями для самолетов, начальником был поставлен Зуйков – тоже из недавних выпускников ВВИА.
Наконец, в четвертом отделе работали химики, которые занимались ракетными порохами, готовили свои адские смеси на маленьком пороховом заводике в Софрино.
Однако не будем лукавить: очевидная разумность подобной кадровой системы имела и другое объяснение, о котором не принято было говорить, но о котором знали все. Во главе отделов должны были стоять люди партийные, еще лучше – военные, с которых можно было в случае чего спросить со всей партийной строгостью, которым можно было не просто приказать, но приказать командирским голосом. Победоносцев называл их «комиссарами при командирах». А командирами не на бумаге были как раз настоящие специалисты. Конечно, приказывать им было труднее. Ну, прижал ты его, а он взял и ушел в другое место, в ЦАГИ например. Хороший работник – трудноуправляем, ибо знает себе цену, смело критикует, не боится гнева начальства, да и вообще, кого боится хороший работник? Только того, кто мешает ему быть хорошим работником. А значит, руководить им трудно. Никак в умах человеческих уже на 17-м году Советской власти все не разграничивались два понятия: руководить и принуждать. Увы, и Сергей Павлович Королев – сын своего времени, не всегда эти понятия отличал, но об этом разговор впереди... Клейменов понимал, что идейно выдержанные партийцы из военной академии в решении принципиальных научно-технических вопросов института будут слабоваты. Поэтому действительными членами образованного уже в 1935 году научно-технического совета были все-таки в основном специалисты – «мозги РНИИ»: Лангемак, Королев, Глушко, Победоносцев, Тихонравов и Дудаков.
Второй отдел, куда пришел разжалованный Королев, по широте своей тематики сам по себе был как бы маленьким институтом. Разные секторы занимались кислородными и азотно-кислотными двигателями, и бескрылыми и крылатыми ракетами, керамическими покрытиями камер сгорания, нужными, чтобы спасти их от страшного жара, и новыми жидкими топливами, рождающими еще более высокую температуру, чем та, которую могла выдержать керамика. Тут были свои испытательные стенды, свои приборные лаборатории – короче, целое многоотраслевое хозяйство. В каждом секторе – около десяти человек инженеров и техников.
Королев работал теперь с Евгением Сергеевичем Щетинковым, чему был очень рад. Королев давно и хорошо знал Щетинкова как отличного специалиста, человека порядочного и в высшей степени интеллигентного, хотя он был интеллигентом в первом поколении: отец его работал в Вязьме машинистом на паровозе. Щетинков был только на год моложе Королева. Сергей в юности был черепичником, Евгений – столяром. Вместе оканчивали МВТУ, оба работали в ЦКБ. Летом 1932 года они опять встретились в подвале на Садово-Спасской. В ГИРД Щетинков помогал Королеву в аэродинамических расчетах, без которых превратить бссхвостку в ракетоплан было невозможно. Потом разрабатывал методику испытательного полета с неустановившимся режимом работы двигателя, хотя двигателя еще не было, и вся методика была умозрительной. Щетинков приходил в подвал только вечером, днем он работал в отделе прочности ЦАГИ и о том, что ходил в ГИРД, помалкивал: в ЦАГИ гирдовцев презирали, называли «межпланетчиками», что звучало почти как ругательство.
Королев усиленно переманивал Щетинкова в ГИРД, но тот упирался и окончательно ушел из ЦАГИ уже только в РНИИ и в январе 1934 года был назначен руководителем 8-го сектора. Это не вызвало у Евгения Сергеевича ни малейшего восторга, поскольку ни на какую руководящую должность он никогда не претендовал: знал, что руководить он может в лучшем случае только собой. В этом отношении он был похож на Цандера, но без испепеляющей цандеровской неистовости. В 8-м секторе никакими административными хлопотами обременен он не был. Ему была предоставлена свобода в осуществлении его идей, никто, ни Стеняев, ни Лангемак, ни Клейменов, ему особенно не мешал, а случалось – даже помогали, и жаловаться Евгению Сергеевичу было не на что, разве что на здоровье: он болел туберкулезом и чувствовал себя день ото дня хуже. Врачи говорили, что надо бросать работу и уезжать в горы. Этот спокойный, грустный человек в нервные месяцы всеобщих волнений демонстрировал завидное хладнокровие и сумел сохранить гармоничное согласие с окружающим его миром даже в жаркие дни райкомовских разбирательств.
Приходу в сектор Королева Щетинков обрадовался искренне, потому что дело свое любил, болел за него и понимал, что Королев всю их работу активизирует. Угроза того, что Королев его «подсидит» (шел такой шепоток), совершенно его не волновала. Королев был его начальником в ГИРД, потом некоторое время в РНИИ, психологически он свыкся с мыслью, что вне зависимости от «табели о рангах», Королев – его начальник. Годы в РНИИ были для Королева трудными годами, но на сей раз ему повезло: сошлись единомышленники, люди разных темпераментов, но общих устремлений, прекрасно друг друга дополняющие. В самые трудные дни Королев знал: есть плечо, на которое можно опереться, сломается, но в сторону не вильнет. Все сотрудники РНИИ единодушны в своих воспоминаниях: ближе Евгения Сергеевича у Королева в РНИИ никого не было...
Весь 8-й сектор помещался в одной большой комнате главного корпуса РНИИ на втором этаже. В одном ее углу сделали жиденькую фанерную выгородку для двух письменных столов: Евгения Сергеевича и Сергея Павловича. Остальное пространство заполняли два ряда унылых в своей одинаковости столов, за которыми сидели сотрудники: Палло, Засько, Смирнов, Дедов, Косятов, Дрязгов, Кулешов, Матысик, позднее – Раушенбах, всего – человек 14 вместе с девушками-чертежницами. Окна были раскрыты: весна, домишки за забором по ту сторону Лихоборского шоссе уже укрылись за зеленым дымом молодой листвы. Было совсем тепло, но Королев ходил в шерстяной гимнастерке: с «ромбами» он расстался, но терять боевой вид не хотел. Военную форму он любил еще долгие годы, пока окончательно не убедился, что его приказы выполняются вне зависимости от того, как он одет.
Незадолго до смерти, вспоминая предвоенные годы, Сергей Павлович сказал журналисту Николаю Мельникову: «Я отдал ракетоплану восемь лет жизни». По сути вся личная работа Королева в ГИРД и РНИИ – это ракетоплан. В зависимости от обстоятельств, он может трансформироваться то в планер на склоне коктебельской горы Узун-Сырт, то в боевую крылатую торпеду на испытательном полигоне в Софрино под Москвой. Записывалось по-разному, а в уме всегда был ракетоплан, все восемь лет: 1931-1938 годы.
Ракетоплан не пускал в небо слабый, ненадежный двигатель. И 09 – без конца прогорающий гибрид Тихонравова, и ОР-2, так и не доведенный до ума Цандером и его последователями, – оба они были слишком маломощны, капризны, взрывоопасны, неизвестно было, как их регулировать в полете, и можно ли вообще их регулировать. Королев понимал, что у него нет и в ближайшее время не будет ракетного двигателя, тяга которого позволила бы поднять в небо человека. Зная это, любой другой конструктор на его месте переключился бы на какую-нибудь другую работу. Но Королев не мог позволить себе отложить полет в стратосферу! Если двигатели маломощны, их надо поставить на планеры меньших размеров, испытать и найти оптимальное отношение тяги к весу конструкции. Надо найти этот оптимум именно в реальном полете!
Королев строит три деревянных модели – этакие игрушечные ракетопланы с размахом крыльев около двух метров. Самолетики сначала кувыркались, но Сергей Павлович подогнал отклонение рулей под центровку, и модельки стали летать очень неплохо.
Все это было поздней осенью 1933 года, как раз тогда, когда переезжали из подвала в Лихоборы и начались первые трения с Клейменовым. Королев старался заинтересовать будущего шефа ракетопланом, накануне Октябрьской годовщины дважды возил его на гирдовский полигон в Нахабине, где Тихонравов запускал свою ракету. Первый раз замерз кислородный кран, и ракета не взлетела. Второй раз – под праздник, 6 ноября – взлетела, поднялась метров на сто пятьдесят, взвыла и разлетелась на куски. Зрелище это на Клейменова впечатления не произвело, и потом Королев жалел, что возил его на полигон: Клейменов не раз колол ему глаза «нахабинскими фейерверками». И все-таки, несмотря на эту отвлекающую от дел заварушку в верхах, опыты с маленькими крылатыми ракетами Королев продолжал.
Ракету запускали с горизонтальной деревянной фермы, по которой она разгонялась, а дальше ей полагалось лететь под углом градусов шестьдесят, постепенно набирая высоту. Но делать этого она не хотела. Соскочив с направляющих, «шестерка» – так называлась эта ракета, – пролетела метров десять, упала в снег, зашипела как змея, забилась, завертелась – сразу стало ясно, что прогорела камера сгорания.
Следующий пуск был более удачным: камеру облицевали керамикой. Ракета пролетела метров сто, но сорвалась в пике. Потом на ракету поставили простейший автомат, который должен был обеспечить ее устойчивость в полете, но и он не обеспечил: ракета поднялась на высоту пятиэтажного дома, потом вдруг клюнула носом и врезалась в землю. Менее чем за год до этого Королев писал: «Перед всяким исследователем, перед каждым работником в этой области должен в центре внимания стоять мотор... Все остальные, пусть даже самые сложные, вопросы в процессе работы с летающими моделями объектов и целыми объектами (а летать они будут наверняка в том случае, если есть надежный двигатель), несомненно, будут своевременно и достаточно полно разрешены». Заявление весьма общее. Он уточняет: «Значит ли это, что всеми остальными сопутствующими вопросами не следует заниматься? Конечно, нет. Ими заниматься следует и нужно. И такие вопросы, как, например, достижение устойчивого полета, рациональная система управления РЛА, приспособления для регистрации различных данных на очень больших высотах и многие другие, надо разрешать. Но в каждом таком случае надо помнить, что это будет работа не над ракетой, а над каким-то ее частным вопросом и что хорошо разработать, например, управление – еще не значит иметь хорошую ракету».
Понимать он это понимал, но на деле получилось по-другому. Какой-никакой, пусть еще далекий от совершенства, но ракетный мотор у него уже был. Узким местом в ракетной технике стала новая проблема: управление ракетой в полете. Если сказать честно, то не только «достаточно полного», как пишет Королев, а вообще никакого решения ее не было. Обеспечить равномерный прогресс во всех областях, уравнять движение разных коллективов не за счет замедления его в угоду отстающему, а, наоборот, за счет ускорения до темпов лидера – в этом и проявлялось высокое искусство Королева-организатора.
Проблемой управления в секторе 8 только начинал заниматься Сергей Алексеевич Пивоваров, смекалистый рукодел, но эмпирик, доверявший своему изобретательскому чутью больше, чем высшей математике, которую он знал «в самых общих чертах». Пивоваров очень старался, работал, не жалея сил, и в конце концов родил ГПС – гироскопический прибор стабилизации. Как его настраивать, никто толком не знал. Откуда брать нужные коэффициенты? По какой методике считать статическую устойчивость и эффективность рулей? Подобно тому как ракетный двигатель для своего совершенствования требовал вторжения в дотоле неизвестные инженерам области термодинамики, проблема устойчивости и управления ракетами в полете тоже потребовала вторжения в те области механики и математики, куда инженеры никогда не проникали.
Королев понял это раньше других. Буквально на всех техсоветах и совещаниях он говорит о необходимости развивать работы по автоматическому управлению, создать специальные мастерские по изготовлению автоматов и измерительных приборов.
Понимает он и другое: ракетная техника в развитии своем достигла такого уровня, когда она нуждается в конкретной помощи фундаментальных наук. Для дальнейшего движения вперед надо привлекать ученых. Сергей Павлович начал с того, что сам прочел закрытую лекцию о проблеме управления крылатыми ракетами в Институте механики МГУ. Задача была: расшевелить и увлечь идеями.
Отношение к лекции у слушателей было слегка ироничное: молодой парень в гимнастерке «учил жить» университетскую профессуру. В первом ряду уселись, умиротворенно сложив руки на животе, корифеи: директор института, ученик самого Н.Е. Жуковского профессор Леонид Самуилович Лейбензон, тоже профессор и тоже ученик Жуковского, аэромеханик Владимир Васильевич Голубев, консультант Королева, «посол большой науки» в РНИИ Николай Николаевич Бухгольц и другие известные ученые. Королев закончил доклад призывом помочь решить проблему управления полетом ракет. Корифеи дружно закивали: помочь нужно. Королев уточнил: это не общественная работа, РНИИ готов платить деньги. В рядах аспирантов сразу наметилось некоторое шевеление: не так часто удавалось им подзаработать. Дело кончилось тем, что с сотрудниками института: Х.А. Рахматулиным (он станет академиком в Узбекистане), Д.С. Вилькером, Л.П. Смирновым, Г.И. Двушерстновым Королев заключил хозрасчетные договоры. Но сказать, что молодые механики, вдохновленные речью Сергея Павловича, увлеклись ракетной техникой, значило бы погрешить против истины. Пожалуй, никто из них, кроме Георгия Александровича Тюлина, в этой области работать не стали. Многие из них рассматривали РНИИ как сытную оборонную кормушку, где можно подкормиться. Договорные работы нередко преследовали цель попросту «запудрить мозги» ракетчикам. Они были безупречны по форме, наукообразны по языку, но нередко очень бедны по содержанию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157