– Нет, не собирались, не спорили, – грустно вздохнула Нина Ивановна.
Можно по пальцам перечесть гостей, которых запомнил этот дом за те шесть с небольшим лет, что прожил в нем Королев.
Келдыш был однажды. Приезжал министр здравоохранения Курашов и хирург Вишневский с женами. Вот тогда был и Келдыш, один, без жены.
Чаще других бывал в доме Гагарин. Иногда он приезжал с Титовым, Николаевым, Поповичем. Еще не летавшие космонавты в доме Королева не бывали. Первую ночь после смерти Сергея Павловича Гагарин ночевал на одном раскладном диване вместе с Германом Семеновым. Почти всегда космонавты приходили без жен. Даже Валя Гагарина, к которой Сергей Павлович относился с подчеркнутым уважением, редко приезжала с Юрой. В доме бывали, но тоже очень редко: Мишин, Тихонравов, Черток, Бушуев, Охапкин. Несколько сотрудников ОКБ приезжали, когда Королев болел, привозили на подпись бумаги. Чаще других бывал Константин Иванович Трунов, который знал Королева еще в Казани. Иногда появлялись случайные гости. Павел Алексеевич Курочкин, генерал, впервые обнаруживший в Польше осколки Фау-2. Или Борис Евгеньевич Патон из Киева.
Всем запомнился последний день рождения Сергея Павловича в останкинском доме в январе 1965 года. Он сам вдруг стал звонить по телефону, приглашать. Сергея Николаевича Люшина звонок очень удивил: они не виделись лет пятнадцать.
– Серега, ты знаешь, я пришел домой и узнал, что сегодня день моего рождения. Приезжай, пожалуйста...
– А как к тебе добираться?
– Сейчас позову Нину, она тебе расскажет, сам я не знаю...
Через пять лет Сергей Николаевич рассказывал мне об этом вечере: «Я вошел и несколько оторопел: почти все присутствующие были с Золотыми Звездами на груди. Но Королев, взяв меня под руку, ввел в столовую так, будто всех этих людей он собрал только ради того, чтобы познакомить их со мной...» В тот вечер в доме было действительно много народу: стульев не хватало, принесли скамейки. Были и свои – «подлипкинские» и космонавты, Николай Дмитриевич Кузнецов из Куйбышева – двигателист, глава могучей фирмы, с которой Королев связывал большие надежды на будущее...
Сергей Павлович был необыкновенно весел, улыбчив, приветлив со всеми, вспоминал разные истории.
Вечер этот, может быть, потому и запомнился многим, что был он исключением из общих правил жизни Главного конструктора.
Королев не умел отдыхать. Как танк, созданный для боя, неуклюж на пахоте, так и Королев. На отдыхе чувствовал себя не в своей родной стихии. Приходилось читать, что Главный конструктор работал без устали, без выходных, годами не бывая в отпуске. Это неверно. Работал много, часто без выходных, но в отпуске бывал регулярно, за редким исключением почти каждый год: я смотрел его курортные книжки, сохраненные Ниной Ивановной.
И все-таки Королев не умел отдыхать. Часто тяготился отдыхом. На юге, в каком-нибудь санатории он поначалу исправно ходил на все процедуры, гулял с Ниной, вечерами смотрели кино, даже на танцплощадке они появлялись, но при всем при этом в подсознании он работал. Уже через несколько дней начинались телефонные звонки в Москву, из Москвы. Случалось, что рядом отдыхали опять же «свои» – Козлов, Бушуев, Ключарев, Ивановский. Не говорить с ними о делах он не мог. Но если даже и не говорил...
Чрезвычайно характерную деталь приводит в своих воспоминаниях Олег Генрихович Ивановский. Вместе с Королевым летом 1963 года он оказался на Кавказе. На пляже Олег игриво сказал Главному:
– Сергей Павлович, а между прочим, сегодня в парке – лекция: «Достижения СССР в освоении космического пространства». Читает не кто-нибудь, а кандидат наук, член Общества по распространению политических и научных знаний из Москвы...
Королев мгновенно встрепенулся:
– Непременно надо сходить!
И он пошел, и слушал очень внимательно...
Что мог нового сказать ЕМУ столичный лектор? Но лектор этот (знал ли он, кому рассказывает?!) вернул Сергея Павловича в желанный мир его трудов и грез.
В редкие праздные воскресные дни Нине Ивановне иногда удавалось вытащить его на природу.
– Помню, однажды небольшой компанией мы уехали на машине за город, – вспоминает она, – очень долго выбирали местечко, где бы нам остановиться: то место некрасивое, то народу много. Наконец, Сережа нашел полянку.
– Тут, – говорит. – Замечательное место!
И улегся где-то в тенечке на раскладушке, а мы сели, начали в карты играть. Потом чувствуем, что-то под нами мокреет. Оглянулись, а мы сидим на болоте. Сережа спал...
Когда я просил Сергея Павловича рассказать мне о себе, он начинал объяснять, как он занят, и улетать надо, и вообще... В следующий раз как-нибудь... Забыв о том, что он вырос в Одессе, я однажды предложил:
– Поедемте за грибами. Будем собирать грибы и вспоминать вашу жизнь...
– За грибами? Собирать грибы? – переспросил он с какой-то ироничной задумчивостью и разговор этот не продолжал. Я понял, что дело не только в том, что он, как каждый южанин, ничего в грибах не понимает и не может любить грибную охоту, но и в том, что у него есть свои, на первый взгляд простые вопросы, даже для него неразрешимые.
Когда в воскресенье Сергей Павлович не уезжал на работу и оставался дома, он был очень непохож на Королева, всем известного. Он долго спал, неохотно вставал, медленно завтракал, снова ложился. Набирал в постель целую кипу газет и журналов, но быстро засыпал. При этом не любил оставаться дома один: должен был знать, что Нина в доме.
– Однажды я собралась к сестре, – рассказывала Нина Ивановна. – Дело было в воскресенье. Сережа говорит:
– Я отдохну: устал что-то, а ты поезжай... Только аппарат телефонный поставь мне рядом...
Я уехала. Приезжаю, мне сообщают: «Сережа звонил». Позвонила ему. Он говорит:
– Ну что же ты уехала, бросила меня...
– Хочешь, я вернусь?
– Нет, не надо. Я спать буду... Через двадцать минут звонок:
– Это я. А что вы там делаете?
Я не выдержала и вернулась. Он спал...
Но чаще всего он не знал никакого различия между праздниками и буднями. Праздники даже раздражали его. Помните, как помешал ему Первомай 1953 года продолжить испытания ракеты Р-5? То же часто было и на Байконуре. Астрономически выверенный старт неудачной (как вскоре выяснилось) «Луны-4» требовал заправки ракеты 31 декабря 1962 года. Королев искренне не понимал и раздражался, когда ему говорили, что обидно работать в новогоднюю ночь. Какая разница?! Присутствия Главного вовсе не требовалось, но Сергей Павлович встретил Новый год на стартовой площадке. Наверное, здесь ему было интереснее, чем за праздничным столом с генералами...
Для «украшательства образа» о Королеве писали, что он любил работать в саду, возиться с цветами. Это уже стало стереотипом: и в книгах, и в фильмах положительный герой обязательно что-то сажает, окучивает, опершись на лопату, с мудрой улыбкой смотрит на младую поросль. Так вот, Королев любил цветы – сирень, розы, гвоздику, но в саду работать не любил и цветами не занимался.
Кроме творческой биографии К.Э. Циолковского, о которой уже шла речь, Королев мечтал написать книгу воспоминаний.
– Я напишу! – говорил он. – Надо, надо написать!
Но и этого он тоже не мог себе позволить.
Входя в избранный круг научно-технической элиты страны, был ли Королев богат? Не был. Он получал много денег, но богатым человеком Королев не был. До осенней денежной реформы 1960 года все его доходы, включая и «академические составляли 15 тысяч рублей в месяц. Позднее – соответственно 1500 рублей. В доме Королева – в этом может убедиться любой посетитель мемориального музея – есть хорошие вещи, но назвать дом богатым нельзя. И телевизор был, и магнитофон, но обычные, магазинные, хотя, конечно, он мог себе позволить японскую или немецкую дорогую технику. Из Ленинграда Сергей Павлович однажды привез картину: опушка леса. Почему она ему понравилась – неизвестно. Купил. Дома жене рассказывает:
– Представляешь! Пока они там спорили: Клодт это или не Клодт, я ее купил по дешевке...
В день рождения сослуживцы подарили ему его портрет, инкрустированный из кусочков дерева. Портрет Сергею Павловичу понравился. Он разыскал автора – художницу Ингу Сергеевну Сущинину и заказал ей такой же портрет Нины. Заплатил по современным ценам что-то около двухсот рублей и радостно поставил портрет в своем домашнем кабинете.
Он никогда не «вкладывал деньги» в произведения искусства. Понравился пейзаж – купил, понравился портрет – заказал. Он получал (или не получал) удовольствие от вещей вне зависимости от их цены. Ничего не собирал, не коллекционировал. Мебель в доме была хорошая, но не антикварная. Посуда красивая, но не драгоценная. Библиотека большая, но не редкая. Неверно было бы сказать, что он относился к деньгам совершенно равнодушно. Нет, это не так. Но он относился к ним спокойно. Где-то, кажется у Хемингуэя, есть: постель должна быть мягкой, фуфайка теплой...
Так он и жил.
Впрочем, была у Королева одна действительно дорогая вещь. Из Германии он привез двухстволку «Зауэр-три кольца» – настоящие охотники знают, что это такое. Но на охоту Сергей Павлович так и не собрался и о двухстволке забыл.
– Ружье лежало в сундуке совершенно беспризорное, – вспоминала Нина Ивановна, – смазка в нем затвердела. Я отдала его знающему человеку. Он его вычистил, смазал, говорит мне: «Ему цены нет, этому ружью...» А потом Сережа подарил двухстволку хирургу Вишневскому.
«Королева многие считали очень богатым человеком, – рассказывает Нина Ивановна. – Мария Николаевна однажды спросила у него: „Сережа, у тебя открытый счет?“ Он улыбнулся и говорит: „Да, мама. А сколько тебе надо?“ – „Шестнадцать рублей“. Он поморщился: ведь он давал матери каждый месяц 250 рублей.
Помню, он получил премию – пять тысяч рублей – и говорит:
– А куплю-ка я тебе шубу норковую!
Я его отговаривала, но он купил. Другой раз подарил мне заграничный киноаппарат. Он стоил 800 рублей. Потом я случайно узнаю, что деньги на этот аппарат он занял и потихоньку выплачивает...
Останкинским домом Сергей Павлович был награжден правительством. Но забыли внести какой-то пункт в постановление, и мы платили довольно большие деньги за дом и за участок земли, на котором дом стоит. Сережа часто одалживал людям деньги, а то и просто давал. Приходит, помню, однажды и говорит: «Солдатика тут привез с полигона. На работу к нам устраивается. Нет у него ничего. Я дал ему...» Какая-то давняя его пассия, певица из Пскова, прислала письмо, просила «взаймы» денег на концертное платье. Он послал 300 рублей. Одна из первых фотографий Сережи 1907 года – ему и годика нет – на руках у няни. Варвары Ивановны Марченко, молоденькой деревенской девушки. Вдруг объявился ее брат: «Надо бы денег на оградку варвариной могилки...» Опять послал. Не помню точно, но какие-то деньги он давал на памятник Цандеру в Кисловодске... Деньги мы все тратили. После смерти Сергея Павловича у него на сберегательной книжке было 16 рублей 24 копейки...»
Королев не следил за модой, к одежде был довольно равнодушен. Ни разу не видел его в галстуке. Да и мало кто видел: он одевал галстук лишь при крайней необходимости, в случае высочайшего официоза. Однажды Нина Ивановна купила ему несколько мягоньких сереньких рубашек, которые носят без галстуков. Он их полюбил и очень долго носил, пока не протерлись воротнички. Больше такие рубашки не продавались. Нина Ивановна перелицевала на одной воротничок...
Я увидел первый раз Королева летом 1961 года и хорошо помню, как он был одет. Легкая рубашка на «молнии» с короткими рукавами была заправлена в светлые бумажные брюки. Если не ошибаюсь, это были брюки китайской фирмы «Дружба очень хорошие для лета, которые тогда все носили. Дешевле брюк, насколько я помню, не продавалось. Обут он был в коричневые летние туфли с дырочками – в этих туфлях и фотографировался с космонавтами на Явейной даче.
Сергей Павлович очень не любил менять свои туалеты: если начинал носить костюм, то заставить его переодеться было трудно.
– Возьми другой костюм, я этот поглажу, – говорила Нина Ивановна.
– Да нет, я в этом пойду...
Он считал «счастливым» тяжелое пальто из дорогого драпа: с ним были связаны удачные старты. Королев вообще, как и многие другие ракетчики и авиаторы, был не лишен суеверий, без улыбок относился к приметам – например, считал, что разбить зеркало – к несчастью. Обрадовался, найдя однажды подкову, и с удовольствием приколотил ее к дереву у останкинского дома. У него был своеобразный талисман: две копеечные монетки, которые он всегда носил с собой. 5 января 1966 года, уезжая из дома последний раз, долго искал в пиджаке эти копеечки, выворачивал карманы, не нашел и очень расстроился.
Так же как не замечал он вещей или одежды, был Королев абсолютно неприхотчив и в еде. «Обедал Сергей Павлович очень быстро, на скорую руку, – вспоминала Антонина Алексеевна Злотникова – секретарь в приемной Главного конструктора с 1947 по 1966 год. – Вечером, часов в девять, пил чай с лимоном.
И бутерброд: черный хлеб с толстым куском вареной колбасы, которую он, смеясь, называл «собачьей радостью».
Из писем с Кап.Яра и Тюратама видно, что просил он прислать что-нибудь вкусненькое только тогда, когда дело было уж совсем труба – просто нечего есть. В эти дни он просил в столовой приготовить хорошо известный по военным годам суп «кондёр» – похлебку из желтого пшена, приправленную мясом. Домашний его стол был самым простым. Нина Ивановна затруднилась назвать его любимые блюда. Он просил иногда сварить ему пшенную кашу на воде, но со шкварками. Очень ценил кулинарные таланты своей тещи Серафимы Ивановны, всегда нахваливал ее голубцы под сметаной. А в общем, как говорится, ел что дают.
Уже рассказывалось о своеобразном отношении Сергея Павловича к алкоголю. Он не был ни его воинствующим противником, ни убежденным поклонником. Просто мало об этом думал. Мне кажется, что алкоголь занимал в его жизни то место, которое он и должен занимать в жизни каждого мужчины. Избегал, а часто и пресекал полигонные холостяцкие пирушки, никогда не пил «от усталости», «чтобы разрядиться». Не «пропускал рюмку» перед обедом.
Никогда не пил с «нужными» людьми, которых надо в чем-то убедить, что-то с их помощью пробить и т.п. Короче, никогда не подмешивал в водку дела. Королев считал, что ни те, кто стоит над ним, ни те, кто под ним, видеть его пьяным не должны. Тем более, что пьянел он быстро и «размякал», становился словоохотливым, добрым, подчас сентиментальным. А для него все это считалось проявлением слабости. Поэтому даже в великие минуты торжества на кремлевских приемах, когда должно было расслабиться, Келдыш мог позволить себе лишнюю стопку водки, а Королев – нет.
Вместе с тем Королев не был бы Королевым, если бы и в этом вопросе был однозначен. Антонина Алексеевна Злотникова вспоминала, что в последние годы после какого-нибудь успешного старта Королев иногда просил ее организовать маленький банкет. К столу приходил последним, наливал себе рюмку коньяка, всех поздравлял, выпивал коньяк, рюмку бил об пол и быстро уходил.
Как и во многом другом, Королев и в застольях тоже был практически непредсказуем. Евгений Александрович Фролов рассказывал, что однажды на космодроме он вместе с одним из ведущих королевских испытателей Аркадием Осташовым прогуливался вдоль бетонки «площадки № 2» когда им повстречался «СП». Главный был в удивительно благодушном настроении. Кратко поинтересовавшись делами, он, к их величайшему удивлению, пригласил их к 20.00 в гости и предложил свою машину, чтобы они до этого смогли съездить искупаться. «А я пока немного поработаю – добавил Королев.
Машину они взяли, но поехали не на Сырдарью и не на пруды у кислородного завода, а в магазин. Купили какую-то нехитрую закуску, большой пакет черешни и четыре бутылки коньяка. В тот вечер они втроем выпили все эти бутылки и неизвестно откуда взявшуюся бутылку «Рижского бальзама» (Королев протестовал, что они пьют его, словно воду, а не капают для аромата, как положено). Сергей Павлович заводил пластинки Чайковского, Моцарта, читал наизусть Пушкина и Лермонтова и прочел одно свое стихотворение, которое он сам написал, когда поспорил с Бушуевым, кто из них лучше пишет стихи. После этого, расчувствовавшись, Сергей Павлович достал еще одну «заветную» бутылку дорогого коньяка, которую они тоже выпили. По словам Фролова, Королев совершенно не был пьян. Разошлись они около четырех часов утра, и на прощанье Главный предупредил, что в восемь они должны быть на работе, так как «могут понадобиться»...
Вот вам и «правила»! Исключения, конечно, были...
Я наблюдал Королева за столом один раз на банкете в останкинском ресторане «Звездный» в честь 50-летия Б.В. Раушенбаха Сергей Павлович был оживлен, даже весел, пил очень мало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157