Были картины страшные. Однажды в одном лагерном отделении я сидела в каб
инете начальника. Туда вошел расконвоированный заключенный и, сделав ка
кое-то резкое движение правой рукой над левой, хлестнул кровавой струей
по лицу начальника отделения залил кровью бумаги на столе. Начальник схв
атил его руку с разрезанной веной, а я нажала на кнопку Ц вызвала дежурно
го. Пришли солдаты. Фельдшер жгутом перевязал окровавленную руку. Ворвав
шегося поволокли в медпункт. Как выяснилось, это было знаком протеста пр
отив отказа в его просьбах снизить срок наказания.
В другой раз, когда я была в спецчасти одного лагеря и проверяла постанов
ку учета заключенных, соблюдение установленных сроков отбытия наказан
ия, один из зеков, угрожая ножом, изнасиловал жену начальника отделения.

Самое страшное произошло в марте 1955 года, в день выборов в Верховный Совет
СССР. В лагере был поднят мятеж. Заключенные протестовали против условий
лагерной жизни, взяли в заложники несколько человек из администрации, в
том числе начальника производственного отдела майора Зосимова. Предъя
вили ультиматум: всех «двадцатипятилетников», то есть осужденных на 25 ле
т тюремного заключения и отсидевших 10 лет, выпустить на свободу. На работу
в этот день заключенные-шахтеры не вышли. На простынях, поднятых над голо
вами, были начертаны слова: «Даешь уголек Родине, а нам Свободу!»
Мятеж был подавлен прибывшими танковыми и артиллерийскими частями и во
оруженной охраной. Шестнадцать человек были расстреляны с вышек.
Приехавшие из Москвы и из столицы автономной республики прокуроры не пр
ивлекли никого из мятежников к уголовной ответственности Ц слишком ве
лик был накал против лагерного режима.
Много десятков тысяч дел хранит воркутинский архив. Среди них дела на ма
терых бандитов, убийц, насильников, грабителей. Но там же в алфавитном пор
ядке соседствуют дела таких «преступниц», как многодетные женщины, кажд
ая из которых украла на прядильной или ткацкой фабрике моток пряжи или н
иток ради того, чтобы заштопать чулки себе или ребенку. Или дела на опозда
вших на работу, виновные получали по пять лет заключения, а их детей на эти
годы власти отправляли в детские дома. Очень круто судебные органы осуж
дали людей, у которых бандеровцы Ц украинские националисты под угрозой
оружия забирали кур, яйца, хлеб. Этих мирных жителей, ограбленных бандеро
вцами, обвиняли «в помощи контрреволюционерам», и им давали аж до 15 лет. Ст
алинский указ действовал безотказно.
В самом страшном положении в лагере находились женщины. Заключенные в же
нском отделении работали на кирпичном заводе. Я добиралась туда в корзин
е, которую передвигали по тросу, протянутому над рекой Воркутой. В тот ден
ь мороз был 30 Ц 35 градусов. На кирпичном заводе в это время раздвигались во
рота в грандиозную печь. В ней обжигали кирпич. Женщины в толстых рукавиц
ах и тяжелых сапогах грузили на тачки и вывозили из этого ада кирпич. Я шаг
нула в эту печь и тут же вылетела обратно, боясь сгореть, а они выполняли н
орму.
После рабочего дня я зашла к женщинам в барак и увидела, что каждая из них
создала на своей наре свой мир. Вышитые, обвязанные кружевом покрывала, б
елоснежные подушки и расставленные по всей постели иконки, фотографии в
рамочках, главным образом детей, цветные открытки, клубки со спицами. Пос
редине барака стоял большой стол, покрытый свежей скатертью. Женские рук
и даже это тюремное помещение сумели украсить. Полы чисто выскоблены, и н
а печке, которая топилась, были навалены робы, рукавицы. От них шел вонючий
удушающий пар.
Я сидела и записывала жалобы этих женщин. Некоторые срывались, истеричес
ки кричали, проклиная суд и «отца народов». Запомнилась одна заключенная
, которая заявила, что за моток пряжи, оцененный в семьдесят копеек, она по
лучила пять лет в лагерях строгого режима, а судьба троих детей ей до сих п
ор неизвестна, и мужа нет.
После посещения этого лаготделения я отобрала пачку дел и копии с них по
слала в Центральный Комитет партии, просила обратить внимание на это уза
коненное беззаконие. Получила ответ из ГУЛАГа на бланке, который рассыла
лся заключенным. Вижу свою фамилию и ниже типографский текст: «В вашей пр
осьбе отказано».
Были в моей воркутинской жизни и светлые дни. При 2-й шахте действовало да
мское ателье, в нем обшивали воркутинских женщин. Возглавляла это ателье
расконвоированная заключенная, осужденная на двадцать пять лет «за сот
рудничество с гитлеровскими оккупантами». Звали ее Оля. Она шила мне жак
ет. Я ездила туда на примерку.
В лагере Оля отсидела уже более десяти лет; Было ей около тридцати. Милови
дная женщина с роскошными волосами. Я удивлялась, как в таких условиях мо
жно было сохранить такие чудесные косы. Спросила, что она натворила тако
го, что получила высший срок. «О, гражданин начальник. Я вам расскажу, но вс
е равно вы мне не поверите». Ц «А все же…»
И она поведала мне свою историю. Оля из Орла. Была комсомолкой. Когда начал
ась война, попросилась на фронт. Немцы подходили к городу. В военкомате мо
лодой человек предложил ей остаться в Орле и, поскольку она в какой-то мер
е владеет немецким языком, постараться заслужить доверие гитлеровцев, в
ыяснить их планы, настроение, потери, в общем, стать разведчицей. Два раза
в месяц она должна была являться в условное место и закладывать в тайник
свое донесение и вынимать оттуда (из дупла) очередное задание.
Оля дала свое согласие, отправила мать в эвакуацию, сказала ей, что задерж
ивается здесь по комсомольским делам и потом приедет.
После оккупации города Оля быстро и легко вошла в офицерскую среду, вече
ра проводила в ресторанах, делая вид, что по-немецки она знает лишь нескол
ько слов. Как условились, она ходила к тайнику в определенные и контрольн
ые дни и… находила там свои донесения и никаких заданий.
Она была в отчаянии. Пыталась улизнуть из города, избежать грязных рук ок
купантов. Но это ей не удалось.
Орел находился в руках гитлеровцев больше двадцати месяцев, и все это вр
емя Оля не теряла надежды, что ее разыщут.
После освобождения Орла от захватчиков советскому командованию посыпа
лись донесения о предательском поведении этой «девки Ольги», которая пл
ясала с эсэсовцами в ресторанах, пила с ними вино и водку, разъезжала в их
автомобилях. Она была арестована и как военный преступник предстала пер
ед военным трибуналом.
Из ее рассказа по специфическим деталям, знакомым мне как разведчику, я п
оняла, что она говорит правду, и посоветовала ей подробно описать свои зл
оключения и просить Верховный суд пересмотреть ее дело. Олину исповедь я
отправила фельдсвязью.
Минуло несколько месяцев, и вот однажды вечером, разбирая почту, я вскрыл
а правительственный конверт и, к неописуемой своей радости, прочитала по
становление о полной реабилитации Оли «за отсутствием состава преступ
ления».
Я тут же вызвала свой «гнедой ЗИС» и распорядилась вознице быстро ехать
на 2-ю шахту. К слову, этот возница тоже был расконвоированный заключенный
, бывший путиловский рабочий, осужденный на 25 лет «за теракт против Сталин
а» (в пьяном виде запустил камнем в портрет вождя).
Мы приехали в ателье, когда работала ночная смена. Оли я не увидела и проси
ла ее срочно вызвать. «Гражданин начальник, Ц взмолились женщины. Ц Оля
сегодня мыла свои косы, а сейчас мороз за тридцать градусов. Замерзнет».
Ц «Пусть закутается получше. Отнесите ей мой платок».
Оля быстро пришла.
Ц Добрый вечер, товарищ Оля! Ц обратилась я к ней.
Ц Вы, гражданин начальник, все время забываете называть нас зеками.
Ц Нет, на этот раз я вам по праву говорю «товарищ». Я с доброй вестью. Вы по
лностью реабилитированы решением Верховного суда СССР «за отсутствием
состава преступления».
Оля прижала руку к сердцу и повалилась в обмороке. Женщины успели ее подх
ватить, уложили на раскроечный стол, окружили, обласкали. И когда Оля приш
ла в себя, она разрыдалась. Плакали и все вокруг. Это были счастливые слезы
.

…Я провела в Воркуте около двух лет. Воркута стала для меня большой жизне
нной школой. Я познакомилась с тысячами изломанных, исковерканных судеб
. Видела и пыталась помочь тем, кто был наказан несправедливо.
За работу в лагере я не получила наград или благодарностей. Никаких. И сег
одня со светлым чувством вспоминаю самый большой подарок, полученный мн
ою. Это были два волшебных белоснежных кустика флоксов. Их вырастили для
меня заключенные шахтеры и преподнесли мне зимою, принесли на квартиру в
сорокаградусный мороз. Флоксы были уложены в старый каркас абажура и бе
режно закутаны в лагерные куртки. Таких душистых цветов белее воркутинс
кого снега я никогда не встречала.
Настоящая награда!



ЭДУАРД ШАРАПОВ. ДВЕ ЖИЗНИ

Глава 1. Вместо предисловия


В Москве в доме № 29 по Красноармейской улице, где живут в основном писател
и, в ее честь нет мемориальной доски. Да мало ли у нас творцов, чей труд не от
мечен по достоинству?… Сказать по правде, скромный и добрый человек Зоя И
вановна Воскресенская, лауреат Государственной и многих других премий,
автор нескольких десятков книг, переведенных на многие языки мира, в том
числе китайский, японский, монгольский, никогда не претендовала на такую
высокую честь.
На самом деле судьба Зои Ивановны примечательная и, можно даже сказать, г
ероическая. До недавнего времени мало кому было известно, что писательни
ца З. И. Воскресенская двадцать пять лет своей жизни отдала разведке.
Друзья не один раз советовали ей написать книгу о прежней службе, но, по пр
изнанию самой Зои Ивановны, над ней, как дамоклов меч, висел гриф секретно
сти. Поэтому она и отвечала своим советчикам: «Я не знаю, что можно писать
о работе в разведке, а что нельзя». Но пришло время, и ее «рассекретили». В г
азетах появилось множество статей о Воскресенской, в которых правда был
а перемешана с вымыслом, а порой и ложью. И смертельно больная Зоя Ивановн
а взялась за перо. Она была готова поведать бумаге эпизоды своей неордин
арной жизни. Так родилась рукопись «Теперь я могу сказать правду» (Из вос
поминаний разведчицы). К сожалению, Зоя Ивановна не увидела даже сигналь
ного экземпляра. Она умерла в январе 1992 года, а книга вышла в свет в декабре.
Писательница Воскресенская, из-под пера которой появилось множество пр
оизведений для детей и юношества, создала единственную книгу о своей пер
вой профессии Ц профессии разведчицы.
В ней читатель найдет фотографию 3. И. Воскресенской в мастерской скульпт
ора. На глиняную болванку он накладывает большие и маленькие, продолгова
тые и круглые кусочки глины. Затем скульптурный портрет будет отлит в ги
псе или бронзе, и зритель увидит именно те черты, которые хотел запечатле
ть творец. Точно так и писатель, показывая одну черту характера за другой,
создает зримый образ своей героини.
В скульптурном портрете Зоя Ивановна предстает перед зрителями в тот мо
мент, когда мастер ее видел. Писатель же, мне кажется, находится в более вы
годном положении. Его героиня Ц не слепок застывшего времени, а мозаичн
ый рисунок, в силу житейских обстоятельств постоянно меняющийся. С годам
и изменялся и характер Зои Ивановны, неизменным оставался лишь его стерж
ень Ц честность, преданность делу и друзьям. Кстати о друзьях, которые бы
ли одновременно ее коллегами и соратниками, с которыми она делила чаще т
рудные, чем радостные годы жизни в разведке. Общение с ними тоже влияло на
становление ее характера, поэтому здесь пойдет речь и о тех людях, с котор
ыми в разные периоды времени сталкивала Зою Ивановну жизнь.
Я хочу рассказать о женщине, у которой было две судьбы: двадцать пять лет с
лужбы в разведке и тридцать пять в литературе. Надо сказать, что эти две су
дьбы оказались неразрывно связанными: писательница Воскресенская выро
сла из разведчицы Зои Ивановны Рыбкиной.
Вот о чем я думал, берясь за работу над этой книгой.
Удалось мне это или нет Ц судить вам.

Глава 2. Знакомство на всю жиз
нь

Стремление заниматься литературным трудом появилось у меня еще во врем
я учебы в средней школе. Было даже намерение поступить на учебу в Литерат
урный институт имени М. Горького. Но помешали многие обстоятельства. Зак
ончив историко-филологический факультет Ярославского государственно
го педагогического института имени К. Д. Ушинского, я в том же 1955 году был пр
изван на работу в органы государственной безопасности. Но в глубине души
всегда теплилась надежда на возможность заниматься литературой.
Году в 1970-м я написал небольшой рассказ о деревенском мальчике, который по
зднее получил название «Лешка». Черновик этого рассказа всего на нескол
ьких листах долгое время находился в «потайном» отделении моего портфе
ля. И вот как-то мы принимали в Германии Михаила Стельмаха (я тогда служил
там). Как часто бывает в таких случаях, не хватило водки, и когда решили, ком
у бежать, я отдал свой портфель приятелю. Потом случайно портфель оказал
ся у писателя, который обнаружил рассказ, прочитал его и счел нужным сооб
щить моему товарищу свою рекомендацию Ц заняться литературой… Так нео
жиданное участие Стельмаха толкнуло меня к дальнейшим литературным за
нятиям. Но напечатать рассказ было не так-то просто. И наверняка я бросил
бы эти попытки, если бы не его письмо.

«Уважаемый Эдуард Прокофье
вич!
Извините, что не мог Вам своевременно ответить. Ваш рассказ «Счасть
е», по-моему, хорош, поэтичен и по-человечески, без назиданий, без дидактик
и рассказывает, что такое доброе дело для человека. Не огорчайтесь, что Ва
с не понял корреспондент одной газеты Ц субъективизм не так
легко изжить.
Примите мои самые лучшие пожелания. Михаил Стельмах.
Киев, 20.01.74 г.»

Это письмо и послужило поводом моего знакомства с Зоей Ивановной. Мне ну
жно было получить консультацию писателя-профессионала. Зная, что она ко
гда-то была начальником того же немецкого отдела, где работал и я, набравш
ись храбрости, отправился к ней домой. Но об этом несколько позднее, а сейч
ас мне хотелось бы сказать, каким характером обладала эта женщина.
Одни говорят, что этот человек был соткан из чувства добра, нежности и заб
оты к окружающим ее людям. Иные утверждают, что основные ее черты Ц черст
вость, безразличие и даже жестокость по отношению к другим. Но все сходят
ся в одном: Зоя Ивановна Ц человек железной воли. В действительности все
эти качества, кроме жестокости, проявлялись в ней по-разному в зависимос
ти от того, с каким человеком ей приходилось сталкиваться и в каких обсто
ятельствах. Она, например, терпеть не могла в людях расхлябанности, недис
циплинированности, и уж совсем выводил ее из себя человек-лгун. Больше вс
его она ненавидела ложь. А в целом Ц стержнем ее характера были жажда доб
ра, желание приносить людям пользу.
Расскажу несколько эпизодов, которые показывают многогранность ее хар
актера.
Зима 1974 года. Декабрь. Заснеженная Москва. С трудом найдя букетик цветов (в
то время в Москве было трудно с цветами, особенно зимой), еду в метро на ста
нцию «Аэропорт» искать Красноармейскую улицу.
По совету моего товарища, немного знавшего Зою Ивановну, я позвонил ей по
телефону и попросил «оказать помощь начинающему литератору». Меня высл
ушали, и ровный, официальный голос коротко сказал в трубку: «Приезжайте».

Поднимаясь на шестой этаж писательского дома на Красноармейской улице,
я вдруг болезненно почувствовал бессмысленность и даже глупость своег
о предстоящего визита. Известная на всю страну писательница, лауреат нес
кольких премий, человек, только что издавший трехтомник своих произведе
ний… и я, никогда и нигде не издавший ни одной строчки. Нелепость?! Но отсту
пать было поздно. Я позвонил. Дверь почти сразу же открыли. Передо мной сто
яла высокая, стройная женщина в темном, строгом платье с небольшим ворот
ничком-стоечкой, отороченным белым кружевом. На ногах домашние тапочки
из серого войлока, но без примятых, стоптанных, как обычно, пяток. Темно-ру
сые, заколотые на затылке волосы. И глаза Ц внимательные, серые, изучающи
е. Это теперь я могу дать ее подробное описание. А тогда… тогда я ничего не
видел. Видимо поняв мою растерянность, Зоя Ивановна сдержанно улыбнулас
ь и сказала: «Проходите, раздевайтесь. Вот вешалка».
Ее улыбка сняла с меня и робость и скованность. Посреди комнаты, которая с
лужила кабинетом и гостиной одновременно, чуть ближе к окну стоял письме
нный стол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44