Подают чай. Александра Михайловна заводит разговор о
погоде, спрашивает, как переносит посланник шведский климат. Японский д
ипломат покашливает, нервничает, слова у него застревают в горле. Наконе
ц он улучает момент и спрашивает:
Ц Госпожа министр, я имею поручение моего императорского правительств
а выяснить ваше личное мнение, как сложатся отношения между нашими стран
ами после войны с Германией, которая, как теперь можно полагать, окончитс
я вашей победой.
Лицо Александры Михайловны непроницаемо. Она звонит в серебряный колок
ольчик.
Ц Пожалуйста, Ц еще чаю, Ц говорит она вошедшей горничной и обращаетс
я с вопросом ко мне:
Ц Вы знакомы с японским искусством составлять букеты цветов? Это изуми
тельное искусство Ц икебана.
Я отвечаю, что нет, не знакома. Александра Михайловна начинает живо расск
азывать об этом сложном искусстве под одобрительные и восхищенные репл
ики посланника. Но он заинтересован в другом.
Ц Госпожа министр, я хотел бы знать ваше личное мнение. Существует ли сог
лашение СССР с вашими великими союзниками в отношении Японии?
Ц Одну минуточку, Ц говорит Александра Михайловна, подходит к столику,
берет толстую японскую книгу со множеством цветных фотографий икебана
и спрашивает посланника:
Ц Скажите, это последнее издание? Я очень внимательно слежу за развитие
м этого вида искусства.
Японский посланник смахивает платком обильный пот со лба, умоляюще смот
рит на советского посла.
Александра Михайловна делает какое-то неуловимое движение, означающее,
что аудиенция закончена. Распаренный японец с отчаянным видом встает со
стула, низко кланяется и уходит.
Александра Михайловна тоже вздыхает, снимая напряжение, и звонко смеетс
я:
Ц Бедный посланник, он сейчас возьмется за эту книгу и будет гадать. Я ем
у показала несколько сочетаний букетов, никакого отношения к интересую
щему его вопросу не имеющих. Я же его не спрашивала, почему Япония держит К
вантунскую армию у наших границ в Маньчжурии.
Затем является болгарский посланник. Его занимает тот же вопрос. Он тоже
пытается узнать «личное мнение» мадам Коллонтай, каковы планы Советско
го Союза в отношении Болгарии. Правительство царя Бориса связало судьбу
страны с гитлеровской Германией. Болгарский народ ведет героическую бо
рьбу против фашизма, в стране действуют сотни партизанских отрядов. Все
это известно Коллонтай, и она понимает состояние посланника фашистског
о правительства Филова, но Александра Михайловна спрашивает болгарин
а, каков был урожай на розовое масло в истекшем году, вспоминает свое ране
е детство, проведенное в Болгарии, когда ее отец, полковник царской армии,
участвовал в русско-турецкой войне, освободившей Болгарию от турецкого
ига, и был одним из авторов первой болгарской конституции. Предлагает по
сланнику попробовать печенье, которое напоминает ей болгарскую баницу.
Но посланник Филова настырен.
Ц Болгария высоко ценит подвиг вашего отца, генерала Домонтовича, и во и
мя старой дружбы Ц болгарский посланник машинально вынимает из карма
на пачку сигарет, вертит ее в руках.
Ц О, я доставлю вам сейчас удовольствие, Ц говорит весело Александра Ми
хайловна. Ц Курите, разрешаю. Кстати, мадам, Ц указывает она на меня, Ц т
оже курит и, наверное, уже проголодалась, Ц а затем следует движение, озн
ачающее: «Пора и честь знать»
Болгарин ищет глазами пепельницу, сует сигарету в чашку с недопитым кофе
и откланивается.
Ц Я уверена, что он сейчас пойдет гадать на кофейной гуще, Ц замечает Ал
ександра Михайловна, обмахиваясь веером.
Александра Михайловна много читала. Читала быстро, схватывая основную
мысль, не забывая проследить и за формой, и за средствами изображения. Мне
кажется, что ничто так не характеризует и не раскрывает человека, как его
отношение к книге, обращение с ней. Александра Михайловна брала в руки кн
игу каким-то удивительно бережным движением и перелистывала страницы с
верхнего угла.
За утренним кофе она просматривала кипу газет. Толстый карандаш, с одной
стороны красный, с другой синий, всегда лежал перед ней на столе. Она отчер
кивала красным то, что следует немедленно перевести и по линии ТАСС сооб
щить в Москву; синим Ц что надо перевести и с чем ознакомить военного, вое
нно-морского, торгового атташе или своих советников. Тогда она писала на
полях инициалы: «Н. И.», что означало «Николаю Ивановичу» (военный атташе),
и такие характерные пометки «нотабене», знаки восклицания, вопроситель
ные. Опустошенные газеты сбрасывались ею на пол. Газета интересовала ее,
пока она была в ее руках, а затем она превращалась, как говорят сейчас, в ма
кулатуру.
Иное дело книга. К книгам, особенно любимым, она возвращалась не раз и, про
тягивая руку за ней, как бы приглашала к собеседованию.
В чтении, в разговоре Александра Михайловна очень легко переходила с одн
ого языка на другой, скажем, с французского на шведский или с итальянског
о на немецкий, с английского на болгарский. Читала газеты на всех европей
ских языках, в том числе на нидерландском, румынском, греческом, чешском и
других. На скандинавских языках она говорила с милым акцентом, который в
осхищал шведов, норвежцев, датчан. Натренированная память ее хранила сот
ни стихов, поэмы, и тоже на многих языках. Рядом с ней становилось совестно
, что не можешь справиться с произношением шведского «у» (среднее между «
ю» и «у») и, садясь в такси, несколько раз повторяешь водителю адрес посоль
ства «Виллагатан шюттон» (Виллагатан, шестнадцать).
Впервые я увидела Александру Михайловну Коллонтай в Москве в Главконц
есскоме в 1929 году. Она приехала с норвежскими коммерсантами для переговор
ов о концессии по отлову тюленей в наших водах. Она поразила мое и не тольк
о мое воображение и своей элегантностью, и простотой, и восхитительной м
анерой интересно говорить о юридических пунктах договора, о выплавке тю
леньего жира и выделке шкур. Она была и прекрасной дамой, и бизнесменом, и
дипломатом, и поэтом одновременно.
Позже, когда я познакомилась с Александрой Михайловной ближе, я спросила
, откуда у нее такие коммерческие навыки. Она пояснила, что в начале 1923 года
Ленин посоветовал ей поехать в Норвегию торговым представителем и заку
пить там сельдь. Наша страна только-только выходила из голода. Но Алексан
дра Михайловна не умела торговать. Где, у кого учиться? «Учитесь у приказч
иков», Ц посоветовал Владимир Ильич. В Норвегии она встретилась с рыбоп
ромышленниками. Торговались. Понимала, что каждая выторгованная крона н
а центнере Ц это лишние рыбины, лишний килограмм рыбьего жира, так необх
одимого изголодавшимся людям, особенно детям. А предприниматели не усту
пали. Александра Михайловна вынула блокнот и принялась писать столбики
цифр. «Мадам проверяет средние мировые цены на сельдь?» Ц поинтересовал
ись норвежцы. «Нет, Ц ответила Александра Михайловна, Ц я высчитываю, с
колько лет мне нужно будет прожить и проработать, чтобы покрыть разницу
из своего заработка между ценами, назначенными мне моим правительством,
и теми, которые предлагаете вы. Получается очень много, что-то около двухс
от лет». Норвежцы умеют ценить шутку. Коммерсанты оказались джентльмена
ми и установили нормальную, принятую на мировом рынке цену на сельдь
Обаяние Александры Михайловны было огромно. Она обладала редким даром в
ходить в контакт с людьми, окружать себя талантливыми помощниками. В нек
оторых очерках, появившихся в печати, и в кино Александра Михайловна пок
азана во время войны одинокой, несчастной, изолированной. Даже в посольс
тве, по мнению иных авторов, бродили какие-то бестелесные тени. Это глубок
ое заблуждение, если не сказать, досужий вымысел. На самом деле она умела в
ыкристаллизовывать и собирать вокруг себя здоровые силы. Так было и в са
мом посольстве, и в стране пребывания, в данном случае в Швеции.
Александра Михайловна встретилась с известным профессором-химиком Па
льмером, который в свое время был на симпозиуме в Ленинграде, влюбился в э
тот город, в его людей, в архитектурные памятники и ансамбли Северной Пал
ьмиры, и предложила ему создать в Швеции Общество друзей Советского Союз
а и стать его президентом. Профессор охотно согласился и, более того, помо
г развернуть филиалы общества в крупных городах страны. В Гётеборге обще
ство возглавил главный арбитр страны Пинеус.
Это общество, в свою очередь, способствовало возникновению клубов, в кот
орых женщины шили, вязали теплые вещи для наших людей, главным образом дл
я детей Ленинграда и партизан. Таких клубов в Швеции было более трехсот. У
страивались также благотворительные вечера, на них знатные дамы из влия
тельных слоев общества сервировали столы, угощали чаем, за стакан которо
го приглашенные платили крупные суммы. Один видный судостроитель запла
тил за чашку чая с русским бубликом пятьсот крон. На эту сумму можно было к
упить пять-шесть детских меховых комбинезонов.
Александра Михайловна откликалась на просьбы посетить вернисажи худож
ников.
Ц Сегодня мы с вами идем к принцу Евгению. Он будет показывать свои новые
картины, Ц сказала она мне. Ц Кстати, заедем в «Темпо» и чем-то освежим п
латья.
В магазине «Темпо» любая вещь стоит одну крону: перчатки, чулки, воротнич
ки, украшения, пуговицы и прочее. Александра Михайловна выбрала две брош
ки: одну для себя с хрустальными камешками и другую для меня с сиреневыми
стекляшками.
Ц Эта брошка хорошо будет выглядеть на черном бархате, Ц говорит она за
думчиво.
Я смущена:
Ц Александра Михайловна, ну как можно вам являться к принцу в таких «дра
гоценностях»?
Коллонтай быстро парирует:
Ц Я надеюсь, что принц Евгений не приглашает на прием ювелиров. Он художн
ик, понимает толк в живописи, а вот отличить хрусталь от бриллиантов чист
ой воды едва ли может. Кроме того, мне кажется, он близорук. И кто посмеет по
думать, что мадам Коллонтай носит украшения из простого стекла. На брилл
ианты у меня нет ни денег, ни охоты их носить. Будешь думать Ц как бы не пот
ерять, а у меня голова занята другими, более важными заботами, Ц смеется
она. Ц Вам, полагаю, полезно познакомиться со многими великосветскими д
амами. Они не чопорны, вместе с тем плохо знают нас, советских, и Россию воо
бще и поэтому проявят к вам интерес.
И действительно, на этом приеме я познакомилась с графиней Поссе, котора
я тут же пригласила к себе на дамский чай, затем с четой иранского посланн
ика, он после войны был послом Ирана в Москве, с рядом крупных промышленни
ков, деловых людей. Все они, за малым исключением, приветствовали Коллонт
ай, и советский посол была, как сказал бы Лев Николаевич Толстой, «главным
угощением» на вернисаже.
Длинными зимними вечерами мы устраивались у радиоприемника. В Швеции в
о время войны радиоприемниками пользовались свободно, их не сдавали. Но
гитлеровцы глушили радиопередачи из Советского Союза, Великобритании
и даже из Швеции, что вызывало яростный протест шведов.
В полночь, как обычно, я слушала и записывала московские передачи, сводки
Совинформбюро, утром за завтраком рассказывала последние новости Алек
сандре Михайловне. Она строго выполняла предписанный врачами режим Ц л
ожилась спать в 10 часов вечера.
У Александры Михайловны была потребность высказаться, поделиться свои
ми мыслями. Мы говорили обо всем Ц о любви, о семейных отношениях, о полож
ении наших женщин, и, конечно, главной темой была война. Как-то, передавая с
водку Совинформбюро, я прочитала, что наши части понесли большие потери.
Александра Михайловна, постучав лорнетом по столу, что означало крайнюю
степень ее волнения, произнесла:
Ц Вы знаете, война началась значительно раньше, в 36, 37, 38-м годах. С тех пор во
круг меня образуются пустоты, исчезали один за другим мои друзья. Я знала
всех наших военачальников. Кто из них остался? Я до сих пор гадаю, в чем пр
овинился Михаил Николаевич Тухачевский. Старые военные специалисты, на
пример Сергей Сергеевич Каменев, считали маршала Тухачевского одним из
крупнейших военных теоретиков.
В эти минуты я вспомнила: в 30-е годы наша разведка получила сведения от наш
его агента из Германии, что Тухачевский, находясь в плену у немцев во врем
я первой мировой войны, был завербован ими и ему был организован «побег»
из лагеря военнопленных.
Накануне войны я искала в архиве НКВД следственное дело на Тухачевского
, но нашла лишь одну папку с двумя-тремя листочками-«объективками». Следс
твенного дела в архиве НКВД не оказалось, и никаких материалов, подтверж
дающих версию о «шпионаже» Тухачевского, я не обнаружила. А версия приоб
рела уже официальный характер, была прочно пригвождена в сознании общес
твенности.
После смерти Сталина в ЦК партии была создана комиссия по расследованию
дела Тухачевского. Меня вызывали на Старую площадь. Я изложила в объясни
тельной записке официальную версию о Тухачевском и написала свое мнени
е, смысл которого заключался в том, что это дело, по всей вероятности, сфаб
риковано в недрах германской разведки, чтобы уничтожить ведущего воена
чальника враждебного им Советского государства. Сейчас выясняется, что
тогдашний наш агент в Германии Ц жена высокопоставленного чиновника г
ерманского МИДа Ц была расшифрована как наш агент и через нее подбрасыв
алась эта чудовищная «деза» о Тухачевском.
Александра Михайловна положила мне руку на плечо и с горечью сказала:
Ц Знаете, как страшно было открывать газеты. Еще один еще несколько Вр
аги народа Как страшно Когда я вхожу в свой кабинет и смотрю на развеша
нные фотографии, передо мной мемориал, я ступаю на ковер и каждый раз вспо
минаю незабвенного Серго. Многое покрыто неизвестностью Безумно, горь
ко терять друзей. И наконец, этот выстрел Павла Дыбенко. Он понимал, что за
ним пришли, и покончил с собой
Я все время слушала молча, но здесь спросила::
Ц Это была ваша самая страшная потеря?
Ц Нет, Ц ответила Александра Михайловна. Ц Павел уже не был для меня кр
ылатым эросом. Но товарищем по партии, по идее он оставался.
В комнату вошла горничная, принесла «дежурную» простоквашу.
Ц Так Спас
ибо (норв.).
, Ц принимая стакан, поблагодарила Коллонтай.
Ц Так, Ц ответила горничная, забирая поднос. Ц Гут нат, Ц пожелала спо
койной ночи она и сделала книксен. Уходя, снова сказала: Ц Так со мюкет!
Александра Михайловна рассмеялась:
Ц Норвежцы в этом смысле более рациональны. Они сразу говорят: «Тюссен т
ак!», отпускают вам одним разом тысячу благодарностей, а шведы эту тысячу
выдают поодиночке
Ц Я влюблена в Норвегию, Ц призналась я.
Александра Михайловна обратилась ко мне с неожиданным вопросом:
Ц Зачем вы вышли замуж?
Ц Брак по любви, Ц ответила я.
Ц Я за любовь, самую крылатую, поэтическую, красивую, но зачем брак? Зачем
эти узы?
Ц Я хочу иметь мужа, и каждый раз дома, когда я прихожу с работы часа в четы
ре утра, а случается так, что он приходит раньше, я сажусь на сундук перед в
ешалкой, смотрю на висящую шинель, папаху, начищенные, приготовленные к у
тру сапоги, я знаю, это шинель моего мужа, любимого мною человека.
Ц Но почему на любовь нужно иметь документ? Я против этого. Брак обязывае
т женщину следовать за мужем, быть его принадлежностью. Мне тоже была уго
тована судьба быть женой комдива, а затем ком-кора. Я на это не согласилас
ь. Но и Павел не согласился стать мужем советского полпреда.
Ц Ваш брак был зарегистрирован?
Ц Да, но это было сделано в пропагандистских целях. Чтобы люди знали, что
помимо церковного брака есть и гражданский Я за свободную любовь. Эту м
ою позицию многие истолковывают превратно, как «стакан воды». Нет, я враг
пошлости и распущенности. Любовь для меня Ц это прежде всего поэзия.
В санаторий приехал Михаил Владимирович Коллонтай с цветами, любимыми
лакомствами мамы. Он осторожно прикоснулся губами к руке, лежавшей непод
вижно, и перецеловал пальцы правой руки матери. Сколько взаимной любви и
нежности я уловила в глазах и жестах Александры Михайловны и ее сына.
После обеда мы с нею и Михаилом Владимировичем выбрались в парк, покрыты
й толстым слоем снега, устроились на расчищенной скамеечке. Михаил Влади
мирович щелкнул фотоаппаратом и поспешил на поезд.
Ц Мишуля, свет души моей, Ц с пронзительной нежностью и грустью прошепт
ала Александра Михайловна, глядя вслед удаляющейся высокой, стройной фи
гуре сына.
Ц Признаюсь, Ц обратилась она ко мне, Ц я всегда чувствую свою вину пер
ед ним, моим самым драгоценным сокровищем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
погоде, спрашивает, как переносит посланник шведский климат. Японский д
ипломат покашливает, нервничает, слова у него застревают в горле. Наконе
ц он улучает момент и спрашивает:
Ц Госпожа министр, я имею поручение моего императорского правительств
а выяснить ваше личное мнение, как сложатся отношения между нашими стран
ами после войны с Германией, которая, как теперь можно полагать, окончитс
я вашей победой.
Лицо Александры Михайловны непроницаемо. Она звонит в серебряный колок
ольчик.
Ц Пожалуйста, Ц еще чаю, Ц говорит она вошедшей горничной и обращаетс
я с вопросом ко мне:
Ц Вы знакомы с японским искусством составлять букеты цветов? Это изуми
тельное искусство Ц икебана.
Я отвечаю, что нет, не знакома. Александра Михайловна начинает живо расск
азывать об этом сложном искусстве под одобрительные и восхищенные репл
ики посланника. Но он заинтересован в другом.
Ц Госпожа министр, я хотел бы знать ваше личное мнение. Существует ли сог
лашение СССР с вашими великими союзниками в отношении Японии?
Ц Одну минуточку, Ц говорит Александра Михайловна, подходит к столику,
берет толстую японскую книгу со множеством цветных фотографий икебана
и спрашивает посланника:
Ц Скажите, это последнее издание? Я очень внимательно слежу за развитие
м этого вида искусства.
Японский посланник смахивает платком обильный пот со лба, умоляюще смот
рит на советского посла.
Александра Михайловна делает какое-то неуловимое движение, означающее,
что аудиенция закончена. Распаренный японец с отчаянным видом встает со
стула, низко кланяется и уходит.
Александра Михайловна тоже вздыхает, снимая напряжение, и звонко смеетс
я:
Ц Бедный посланник, он сейчас возьмется за эту книгу и будет гадать. Я ем
у показала несколько сочетаний букетов, никакого отношения к интересую
щему его вопросу не имеющих. Я же его не спрашивала, почему Япония держит К
вантунскую армию у наших границ в Маньчжурии.
Затем является болгарский посланник. Его занимает тот же вопрос. Он тоже
пытается узнать «личное мнение» мадам Коллонтай, каковы планы Советско
го Союза в отношении Болгарии. Правительство царя Бориса связало судьбу
страны с гитлеровской Германией. Болгарский народ ведет героическую бо
рьбу против фашизма, в стране действуют сотни партизанских отрядов. Все
это известно Коллонтай, и она понимает состояние посланника фашистског
о правительства Филова, но Александра Михайловна спрашивает болгарин
а, каков был урожай на розовое масло в истекшем году, вспоминает свое ране
е детство, проведенное в Болгарии, когда ее отец, полковник царской армии,
участвовал в русско-турецкой войне, освободившей Болгарию от турецкого
ига, и был одним из авторов первой болгарской конституции. Предлагает по
сланнику попробовать печенье, которое напоминает ей болгарскую баницу.
Но посланник Филова настырен.
Ц Болгария высоко ценит подвиг вашего отца, генерала Домонтовича, и во и
мя старой дружбы Ц болгарский посланник машинально вынимает из карма
на пачку сигарет, вертит ее в руках.
Ц О, я доставлю вам сейчас удовольствие, Ц говорит весело Александра Ми
хайловна. Ц Курите, разрешаю. Кстати, мадам, Ц указывает она на меня, Ц т
оже курит и, наверное, уже проголодалась, Ц а затем следует движение, озн
ачающее: «Пора и честь знать»
Болгарин ищет глазами пепельницу, сует сигарету в чашку с недопитым кофе
и откланивается.
Ц Я уверена, что он сейчас пойдет гадать на кофейной гуще, Ц замечает Ал
ександра Михайловна, обмахиваясь веером.
Александра Михайловна много читала. Читала быстро, схватывая основную
мысль, не забывая проследить и за формой, и за средствами изображения. Мне
кажется, что ничто так не характеризует и не раскрывает человека, как его
отношение к книге, обращение с ней. Александра Михайловна брала в руки кн
игу каким-то удивительно бережным движением и перелистывала страницы с
верхнего угла.
За утренним кофе она просматривала кипу газет. Толстый карандаш, с одной
стороны красный, с другой синий, всегда лежал перед ней на столе. Она отчер
кивала красным то, что следует немедленно перевести и по линии ТАСС сооб
щить в Москву; синим Ц что надо перевести и с чем ознакомить военного, вое
нно-морского, торгового атташе или своих советников. Тогда она писала на
полях инициалы: «Н. И.», что означало «Николаю Ивановичу» (военный атташе),
и такие характерные пометки «нотабене», знаки восклицания, вопроситель
ные. Опустошенные газеты сбрасывались ею на пол. Газета интересовала ее,
пока она была в ее руках, а затем она превращалась, как говорят сейчас, в ма
кулатуру.
Иное дело книга. К книгам, особенно любимым, она возвращалась не раз и, про
тягивая руку за ней, как бы приглашала к собеседованию.
В чтении, в разговоре Александра Михайловна очень легко переходила с одн
ого языка на другой, скажем, с французского на шведский или с итальянског
о на немецкий, с английского на болгарский. Читала газеты на всех европей
ских языках, в том числе на нидерландском, румынском, греческом, чешском и
других. На скандинавских языках она говорила с милым акцентом, который в
осхищал шведов, норвежцев, датчан. Натренированная память ее хранила сот
ни стихов, поэмы, и тоже на многих языках. Рядом с ней становилось совестно
, что не можешь справиться с произношением шведского «у» (среднее между «
ю» и «у») и, садясь в такси, несколько раз повторяешь водителю адрес посоль
ства «Виллагатан шюттон» (Виллагатан, шестнадцать).
Впервые я увидела Александру Михайловну Коллонтай в Москве в Главконц
есскоме в 1929 году. Она приехала с норвежскими коммерсантами для переговор
ов о концессии по отлову тюленей в наших водах. Она поразила мое и не тольк
о мое воображение и своей элегантностью, и простотой, и восхитительной м
анерой интересно говорить о юридических пунктах договора, о выплавке тю
леньего жира и выделке шкур. Она была и прекрасной дамой, и бизнесменом, и
дипломатом, и поэтом одновременно.
Позже, когда я познакомилась с Александрой Михайловной ближе, я спросила
, откуда у нее такие коммерческие навыки. Она пояснила, что в начале 1923 года
Ленин посоветовал ей поехать в Норвегию торговым представителем и заку
пить там сельдь. Наша страна только-только выходила из голода. Но Алексан
дра Михайловна не умела торговать. Где, у кого учиться? «Учитесь у приказч
иков», Ц посоветовал Владимир Ильич. В Норвегии она встретилась с рыбоп
ромышленниками. Торговались. Понимала, что каждая выторгованная крона н
а центнере Ц это лишние рыбины, лишний килограмм рыбьего жира, так необх
одимого изголодавшимся людям, особенно детям. А предприниматели не усту
пали. Александра Михайловна вынула блокнот и принялась писать столбики
цифр. «Мадам проверяет средние мировые цены на сельдь?» Ц поинтересовал
ись норвежцы. «Нет, Ц ответила Александра Михайловна, Ц я высчитываю, с
колько лет мне нужно будет прожить и проработать, чтобы покрыть разницу
из своего заработка между ценами, назначенными мне моим правительством,
и теми, которые предлагаете вы. Получается очень много, что-то около двухс
от лет». Норвежцы умеют ценить шутку. Коммерсанты оказались джентльмена
ми и установили нормальную, принятую на мировом рынке цену на сельдь
Обаяние Александры Михайловны было огромно. Она обладала редким даром в
ходить в контакт с людьми, окружать себя талантливыми помощниками. В нек
оторых очерках, появившихся в печати, и в кино Александра Михайловна пок
азана во время войны одинокой, несчастной, изолированной. Даже в посольс
тве, по мнению иных авторов, бродили какие-то бестелесные тени. Это глубок
ое заблуждение, если не сказать, досужий вымысел. На самом деле она умела в
ыкристаллизовывать и собирать вокруг себя здоровые силы. Так было и в са
мом посольстве, и в стране пребывания, в данном случае в Швеции.
Александра Михайловна встретилась с известным профессором-химиком Па
льмером, который в свое время был на симпозиуме в Ленинграде, влюбился в э
тот город, в его людей, в архитектурные памятники и ансамбли Северной Пал
ьмиры, и предложила ему создать в Швеции Общество друзей Советского Союз
а и стать его президентом. Профессор охотно согласился и, более того, помо
г развернуть филиалы общества в крупных городах страны. В Гётеборге обще
ство возглавил главный арбитр страны Пинеус.
Это общество, в свою очередь, способствовало возникновению клубов, в кот
орых женщины шили, вязали теплые вещи для наших людей, главным образом дл
я детей Ленинграда и партизан. Таких клубов в Швеции было более трехсот. У
страивались также благотворительные вечера, на них знатные дамы из влия
тельных слоев общества сервировали столы, угощали чаем, за стакан которо
го приглашенные платили крупные суммы. Один видный судостроитель запла
тил за чашку чая с русским бубликом пятьсот крон. На эту сумму можно было к
упить пять-шесть детских меховых комбинезонов.
Александра Михайловна откликалась на просьбы посетить вернисажи худож
ников.
Ц Сегодня мы с вами идем к принцу Евгению. Он будет показывать свои новые
картины, Ц сказала она мне. Ц Кстати, заедем в «Темпо» и чем-то освежим п
латья.
В магазине «Темпо» любая вещь стоит одну крону: перчатки, чулки, воротнич
ки, украшения, пуговицы и прочее. Александра Михайловна выбрала две брош
ки: одну для себя с хрустальными камешками и другую для меня с сиреневыми
стекляшками.
Ц Эта брошка хорошо будет выглядеть на черном бархате, Ц говорит она за
думчиво.
Я смущена:
Ц Александра Михайловна, ну как можно вам являться к принцу в таких «дра
гоценностях»?
Коллонтай быстро парирует:
Ц Я надеюсь, что принц Евгений не приглашает на прием ювелиров. Он художн
ик, понимает толк в живописи, а вот отличить хрусталь от бриллиантов чист
ой воды едва ли может. Кроме того, мне кажется, он близорук. И кто посмеет по
думать, что мадам Коллонтай носит украшения из простого стекла. На брилл
ианты у меня нет ни денег, ни охоты их носить. Будешь думать Ц как бы не пот
ерять, а у меня голова занята другими, более важными заботами, Ц смеется
она. Ц Вам, полагаю, полезно познакомиться со многими великосветскими д
амами. Они не чопорны, вместе с тем плохо знают нас, советских, и Россию воо
бще и поэтому проявят к вам интерес.
И действительно, на этом приеме я познакомилась с графиней Поссе, котора
я тут же пригласила к себе на дамский чай, затем с четой иранского посланн
ика, он после войны был послом Ирана в Москве, с рядом крупных промышленни
ков, деловых людей. Все они, за малым исключением, приветствовали Коллонт
ай, и советский посол была, как сказал бы Лев Николаевич Толстой, «главным
угощением» на вернисаже.
Длинными зимними вечерами мы устраивались у радиоприемника. В Швеции в
о время войны радиоприемниками пользовались свободно, их не сдавали. Но
гитлеровцы глушили радиопередачи из Советского Союза, Великобритании
и даже из Швеции, что вызывало яростный протест шведов.
В полночь, как обычно, я слушала и записывала московские передачи, сводки
Совинформбюро, утром за завтраком рассказывала последние новости Алек
сандре Михайловне. Она строго выполняла предписанный врачами режим Ц л
ожилась спать в 10 часов вечера.
У Александры Михайловны была потребность высказаться, поделиться свои
ми мыслями. Мы говорили обо всем Ц о любви, о семейных отношениях, о полож
ении наших женщин, и, конечно, главной темой была война. Как-то, передавая с
водку Совинформбюро, я прочитала, что наши части понесли большие потери.
Александра Михайловна, постучав лорнетом по столу, что означало крайнюю
степень ее волнения, произнесла:
Ц Вы знаете, война началась значительно раньше, в 36, 37, 38-м годах. С тех пор во
круг меня образуются пустоты, исчезали один за другим мои друзья. Я знала
всех наших военачальников. Кто из них остался? Я до сих пор гадаю, в чем пр
овинился Михаил Николаевич Тухачевский. Старые военные специалисты, на
пример Сергей Сергеевич Каменев, считали маршала Тухачевского одним из
крупнейших военных теоретиков.
В эти минуты я вспомнила: в 30-е годы наша разведка получила сведения от наш
его агента из Германии, что Тухачевский, находясь в плену у немцев во врем
я первой мировой войны, был завербован ими и ему был организован «побег»
из лагеря военнопленных.
Накануне войны я искала в архиве НКВД следственное дело на Тухачевского
, но нашла лишь одну папку с двумя-тремя листочками-«объективками». Следс
твенного дела в архиве НКВД не оказалось, и никаких материалов, подтверж
дающих версию о «шпионаже» Тухачевского, я не обнаружила. А версия приоб
рела уже официальный характер, была прочно пригвождена в сознании общес
твенности.
После смерти Сталина в ЦК партии была создана комиссия по расследованию
дела Тухачевского. Меня вызывали на Старую площадь. Я изложила в объясни
тельной записке официальную версию о Тухачевском и написала свое мнени
е, смысл которого заключался в том, что это дело, по всей вероятности, сфаб
риковано в недрах германской разведки, чтобы уничтожить ведущего воена
чальника враждебного им Советского государства. Сейчас выясняется, что
тогдашний наш агент в Германии Ц жена высокопоставленного чиновника г
ерманского МИДа Ц была расшифрована как наш агент и через нее подбрасыв
алась эта чудовищная «деза» о Тухачевском.
Александра Михайловна положила мне руку на плечо и с горечью сказала:
Ц Знаете, как страшно было открывать газеты. Еще один еще несколько Вр
аги народа Как страшно Когда я вхожу в свой кабинет и смотрю на развеша
нные фотографии, передо мной мемориал, я ступаю на ковер и каждый раз вспо
минаю незабвенного Серго. Многое покрыто неизвестностью Безумно, горь
ко терять друзей. И наконец, этот выстрел Павла Дыбенко. Он понимал, что за
ним пришли, и покончил с собой
Я все время слушала молча, но здесь спросила::
Ц Это была ваша самая страшная потеря?
Ц Нет, Ц ответила Александра Михайловна. Ц Павел уже не был для меня кр
ылатым эросом. Но товарищем по партии, по идее он оставался.
В комнату вошла горничная, принесла «дежурную» простоквашу.
Ц Так Спас
ибо (норв.).
, Ц принимая стакан, поблагодарила Коллонтай.
Ц Так, Ц ответила горничная, забирая поднос. Ц Гут нат, Ц пожелала спо
койной ночи она и сделала книксен. Уходя, снова сказала: Ц Так со мюкет!
Александра Михайловна рассмеялась:
Ц Норвежцы в этом смысле более рациональны. Они сразу говорят: «Тюссен т
ак!», отпускают вам одним разом тысячу благодарностей, а шведы эту тысячу
выдают поодиночке
Ц Я влюблена в Норвегию, Ц призналась я.
Александра Михайловна обратилась ко мне с неожиданным вопросом:
Ц Зачем вы вышли замуж?
Ц Брак по любви, Ц ответила я.
Ц Я за любовь, самую крылатую, поэтическую, красивую, но зачем брак? Зачем
эти узы?
Ц Я хочу иметь мужа, и каждый раз дома, когда я прихожу с работы часа в четы
ре утра, а случается так, что он приходит раньше, я сажусь на сундук перед в
ешалкой, смотрю на висящую шинель, папаху, начищенные, приготовленные к у
тру сапоги, я знаю, это шинель моего мужа, любимого мною человека.
Ц Но почему на любовь нужно иметь документ? Я против этого. Брак обязывае
т женщину следовать за мужем, быть его принадлежностью. Мне тоже была уго
тована судьба быть женой комдива, а затем ком-кора. Я на это не согласилас
ь. Но и Павел не согласился стать мужем советского полпреда.
Ц Ваш брак был зарегистрирован?
Ц Да, но это было сделано в пропагандистских целях. Чтобы люди знали, что
помимо церковного брака есть и гражданский Я за свободную любовь. Эту м
ою позицию многие истолковывают превратно, как «стакан воды». Нет, я враг
пошлости и распущенности. Любовь для меня Ц это прежде всего поэзия.
В санаторий приехал Михаил Владимирович Коллонтай с цветами, любимыми
лакомствами мамы. Он осторожно прикоснулся губами к руке, лежавшей непод
вижно, и перецеловал пальцы правой руки матери. Сколько взаимной любви и
нежности я уловила в глазах и жестах Александры Михайловны и ее сына.
После обеда мы с нею и Михаилом Владимировичем выбрались в парк, покрыты
й толстым слоем снега, устроились на расчищенной скамеечке. Михаил Влади
мирович щелкнул фотоаппаратом и поспешил на поезд.
Ц Мишуля, свет души моей, Ц с пронзительной нежностью и грустью прошепт
ала Александра Михайловна, глядя вслед удаляющейся высокой, стройной фи
гуре сына.
Ц Признаюсь, Ц обратилась она ко мне, Ц я всегда чувствую свою вину пер
ед ним, моим самым драгоценным сокровищем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44