Ждали несколько дней, неделю, две, все без т
олку. Мы не понимали, почему в такое горячее время должны бездействовать.
В чем дело? Борис Аркадьевич позвонил начальнику управления, вновь проси
л нас принять и вновь получил все тот же ответ: «Ждите…»
Наконец нас вызвали аж к наркому Абакумову. В другие времена докладывать
наркому всегда ходили в сопровождении начальника управления, а здесь от
делались настораживающим: «Идите сами».
Нарком Абакумов поздоровался, спросил о самочувствии, здоровье и затем,
пожав плечами, произнес:
Ц Не знаю, что мне с вами делать.
Мы недоумевали. Нарком пояснил:
Ц Дело в том, что не распутана ваша связь, характер вашей дружбы, Ц он ука
зал на Рыбкина, Ц с резидентом английской разведки.
Я была потрясена.
Ц Я вас не понимаю, товарищ нарком, Ц протестующе сказал Рыбкин.
Абакумов нажал кнопку, вызвал секретаря и велел ему пригласить заместит
еля наркома по кадрам Свинелупова с личным делом полковника Рыбкина.
Абакумов принялся нас расспрашивать, кто мы, в каких странах работали, со
став семьи. Свинелупов пришел с довольно объемистым личным делом «Кина».
Ц Так какая там дружба была у Рыбкина с английским разведчиком? Ц спрос
ил Абакумов у своего зама.
Свинелупов полистал дело и зачитал:
Ц Вот выписка из показаний резидента английской разведки: «Моим ближай
шим другом был полковник Рыбкин, с которым мы постоянно общались, играли
в теннис, увлекались бильярдом…»
Ц О ком идет речь? Ц спросил Борис Аркадьевич. Ц Кто этот резидент?
Ц Петр Петрович О., Ц ответил Свинелупов.
Ц Полковник О.? Ц переспросил Рыбкин.
Замнаркома замешкался.
Ц Да, да, вроде он.
Рыбкин резко повернулся к наркому и с негодованием отрапортовал:
Ц Мы оба, Ц указал он на меня, Ц товарищ нарком, находимся в резерве у на
чальника управления внешней разведки полковника А., который года два наз
ад был арестован по клеветническому обвинению в принадлежности к англи
йской разведке. Год просидел в тюрьме, был освобожден за отсутствием сос
тава преступления, полностью реабилитирован. До ареста был начальником
отдела, после освобождения назначен начальником управления, и мы находи
мся у него в резерве.
Абакумов стал краснее помидора. С гневом захлопнул папку.
Ц Вам понятно? Ц спросил он своего зама. Ц Следственный материал посп
ешили подшить к делу. Двух разведчиков держим на консервации, могли бы, че
го доброго, и уволить… Это черт знает что у вас происходит.
Ц Это не у меня, Ц попытался оправдаться Свинелупов. Ц Я все это получи
л в наследство.
Ц Наведите порядок, Ц уже рассерженно прорычал Абакумов. Ц Будьте здр
авы…
Мы получили назначение. Я Ц в одно управление заместителем начальника о
тдела, Рыбкин Ц в другое управление начальником отдела.
Я снова занялась германскими делами.
В наш отдел поступали архивы гестапо, абвера, захваченные Красной Армией
. Мы их разбирали, составляли описи, занимались переводами и, конечно, добы
вали информацию о положении в самой Германии. Определяли, какими еще чел
овеческими ресурсами обладает в этот момент фашистская Германия. Подсч
итывали по переписи 1939 года фольксдойче Ц немцев иностранного гражданс
тва, проживавших в Румынии, Венгрии, Югославии, Австрии, Норвегии и в други
х странах и подлежащих призыву как в действующую армию, так и на трудовой
фронт.
Именно в это время и наш Генеральный штаб занимался подсчетом ресурсов Г
ермании в живой силе и технике. На одно из совещаний по этому вопросу нача
льник управления направил меня.
Непривычно было мне, женщине в штатском, оказаться среди генералов и мар
шалов. Впрочем, «сугубо штатской» я не была, мне присвоили воинское звани
е полковника, и совсем недавно мы с моим товарищем по прежней работе Дмит
рием Георгиевичем Федичкиным
Рукопись этой книги была уже в издательств
е, когда мне позвонили и сообщили горестную весть: Дмитрий Георгиевич Фе
дичкин 27 октября 1991 года умер, не дожив одного месяца до своих 90 лет, из котор
ых более шестидесяти он отдал делу разведки. Последний из могикан… Многи
е годы мы были связаны с ним по работе. Он стоял у истоков разведки в 20-е год
ы. Успел оставить книгу «У самого Дальнего», в которой рассказал о себе.
Ц З. В.
вспоминали, как он, будучи заместителем начальника управления, при
нес мне домой приказ наркома, полковничьи погоны с тремя звездочками, па
паху и в ней бутылку шампанского…
Так вот, возвращаясь к совещанию в Генеральном штабе, могу с удовлетворе
нием констатировать, что данные нашей разведки и наши подсчеты по фолькс
дойче высокими военачальниками были признаны ценными, приняты и учтены
в соответствующих расчетах.
Никогда мне не забыть ночь на 9 мая 1945 года. Никто не ушел домой. Мы сидели и ж
дали объявления о подписании Акта о капитуляции фашистской Германии. Бы
ли включены все радиоприемники. Желанная весть пришла в два часа ночи. Ка
кое счастье! Радость, слезы, боль утрат…
Итак, свершилось то, чего с верой и надеждой добивались и добились люди Зе
мли!
Мы с мужем шли домой по улице Горького, видели, как москвичи срывали с окон
затемнение и загорался свет. Вспыхнули уличные фонари. На площади Пушки
на двое пожилых людей, очевидно муж и жена, принесли горшочек с цветущей г
еранью и поставили к памятнику Пушкина. Мы подошли к ним.
В огромном доме, в котором мы жили, распахнуты двери во все квартиры. На ле
стничные площадки выносили столы, покрывали скатертями, выставляли вин
о, припасенное с первых дней войны ко Дню Победы, в которой не сомневались.
Это было ликование, великое братство, великое единение!
Глава 28. В огненно-рыжую метел
ь…
…Впервые за двенадцать лет совместной жизни нас отправили в отпуск в Кар
ловы Вары на сорок пять дней. 6 сентября 1947 года ночью мы улетели из Москвы в
Вену. Москва сияла огнями. Сверху особенно явственно выступали кремлевс
кие стены и башни, обведенные ярким пунктиром электрических лампочек. Ст
олица праздновала свое 800-летие.
Мы с Борисом Аркадьевичем в Вене уже бывали, но в разное время и в одиночку
. А сейчас вместе совершили восхитительную прогулку в Венский лес, гулял
и по Пратеру, парку, пересекающему центр города.
В свое время я не упускала возможности послушать знаменитого Стефана Цв
ейга. В переполненном зале театра, сидя на сцене за письменным столом с ру
кописью в руках, он монотонно читал свой новый рассказ. Тишина абсолютна
я. Перевернув последнюю страницу, он раскланивался и уходил за кулисы. За
л приветствовал его и долго-долго аплодировал. Он больше не выходил, в его
манере этого не было, но венцы знали, что через неделю-две писатель вновь
придет в этот зал с новым рассказом…
Всюду и во всем Вена оставалась верной себе. Музыку, вальсы Штрауса можно
было услышать и в опере, и в маленькой закусочной-бистро.
В Карловы Вары ехали на автомашине. Вот мы пересекли границу с Чехослова
кией, собственно, границы не было, просто на шоссе подняли шлагбаум. Увиде
в вывеску, похожую на ресторанную, зашли туда, чтобы закусить. Чех-хозяин
узнал, что мы советские, из Москвы, и тут же на столе появились ветчина, отб
ивные, паштеты, салаты, фрукты.
Ц Хватит, хватит, Ц уговаривала я хозяйку, но она подносила все новые и н
овые блюда.
Все было вкусно, и мы плотно позавтракали.
Борис Аркадьевич достал бумажник и спросил, сколько мы должны. Хозяин и х
озяйка замахали руками.
Ц Вы русские, вы спасли нас, мы считаем за честь угостить вас.
Они категорически отказались принять, деньги. У нас с собой в машине было
несколько бутылок вина и коробки конфет. Мы подарили их гостеприимным хо
зяевам. Жена корчмаря прослезилась. А хозяин, узнав, что мы едем в Карловы
Вары, поинтересовался, есть ли у нас с собой лопата.
Ц Лопата? Лопаты у нас нет. Зачем она?
Ц Может пригодиться, Ц убежденно сказал корчмарь. Ц В этом году больш
ой урожай на яблоки и груши, случится ветер Ц дороги будут ими завалены. Д
о самых Карловых Вар шоссе обсажены фруктовыми деревьями.
Так оно и было. Нам не раз приходилось выходить из машины и расчищать путь
. На многих деревьях были подвязаны маленькие соломенные снопики, означа
вшие, что урожай с этого дерева муниципалитетом продан.
Следы войны всюду. У обочин дороги Ц то остов сгоревшего танка, то брошен
ное орудие, в жерло его засунут пучок травы.
В Карловы Вары приехали к обеду. Нас поместили в «Империал», один из двух с
анаториев, которые чехи подарили Советской Армии.
Работать вместе мы умели, а отдыхать… С утра бежали за газетами, покупали
свежие советские, чешские, читали, спорили, не давали себе покоя. Все же по
степенно вошли во вкус, к отдыху располагал и роскошный номер: кабинет, го
стиная, спальня. Рано утром Ц к гейзеру, посасывали водичку из носиков ка
рлсбадских кружек. Потом разгуливали по холмам вблизи «Империала», ходи
ли и вдаль.
Чешских крон у нас было немного, но на газеты И каждый день на букетик цвет
ов у Бориса Аркадьевича хватало. Принес, помню, в день свадьбы букет роз и
торжественно заявил: «Отныне и до самых последних дней у тебя всегда буд
ут цветы». Он приносил их мне на мой рабочий стол в служебном кабинете. В в
оскресенье букет свежих цветов появлялся дома на обеденном столе. Этот с
держанный, немногословный, на вид суховатый человек имел большое, доброе
и умное сердце. Как-то в порыве откровенности он сказал мне: «Если я прожи
л день и не совершил ничего полезного, не подарил никому радость и мне ник
то не улыбнулся, это потерянный для меня день».
Прогулки по окрестностям Карловых Вар были полны впечатлений. Мы оба уме
ли мечтать, заглядывать в будущее, думали о том, что когда уйдем в отставку
, то попросим дать нам какой-либо самый отсталый поселок или район, в кото
рый мы вложим весь наш жизненный опыт, все, что мы познали во время заграни
чных странствований: финскую чистоплотность; немецкую экономность; шве
дский менталитет Ц национальный характер, в чем соединились и благораз
умие, и благополучие, и зажиточность, и тот внешний вид, когда трудно опред
елить возраст шведа Ц от 30 до 60; норвежскую любознательность, свойственн
ую вечным морским путешественникам; австрийскую любовь к музыке, книгам
; болгарскую Ц к песням и танцам; английскую привязанность к традициям, в
ней объединилось все Ц от великого до смешного.
В семейной жизни не было у нас жажды наживы, «вещизма». Мы ничего не нажили
. У нас была жажда познания.
В те карловарские дни мы пережили взлет нашей влюбленности. Забрались ка
к-то на вершину горы, на которой установлен памятник Петру Первому. «Петр
Алексеевич, будьте свидетелем того, как я влюблен. Ц Борис Аркадьевич об
хватил меня. Ц Вчера мне казалось, что это вершина любви, а сегодня я любл
ю больше, чем вчера. Неужели наступит час, когда любовь превратится в прив
ычку? Нет, Петр Алексеевич, подобное не случится. Это наше, хотя и запоздал
ое, свадебное путешествие».
Но осуществить задуманное не довелось. Путешествие наше неожиданно пре
рвала телеграмма из Москвы. Мне предлагалось немедленно вернуться домо
й, а Борису Аркадьевичу отбыть в Баден и дожидаться дипкурьеров, которые
привезут «особо важное задание».
Решили, что я полечу в Москву из Вены. С Прагой авиасообщения тогда не было
.
Мы отправились в Баден, близ Вены, остановились в гостинице. Баден со всех
сторон окружен лесистыми горами, они были расцвечены осенними красками
Ц от темно-рыжих до ярко-красных, и казалось, ни один листик еще не облете
л. Было почему-то очень грустно. Утром я улетала и должна была ехать на Вен
ский аэродром.
Помню нашу тревожную ночь. Налетела буря. Ветер выл, стонал, трещали дерев
ья, предчувствие беды разрывало сердце. Я очень редко плачу. Разучилась с
детства. Но в эту ночь я рыдала, не знаю отчего.
Под утро мы увидели, что за окном бушует рыжая метель, сквозь которую на мг
новение возникали совершенно обнаженные деревья. А ветер, как погромщик
, вздымал и вздымал копны пожухлых листьев…
Поехали на аэродром. Буря продолжала свирепствовать. По пути видели вырв
анные с корнем деревья.
На аэродроме самолеты были укреплены стальными стяжками. Полеты отмене
ны. Разрешили подняться только большой грузовой машине. К ней нас и напра
вили. Видим, один крохотный самолетик сорвался с тросов и, ломая крылья, ку
выркаясь, вдруг оказался выброшенным за пределы аэродрома. Страшное зре
лище.
Меня усадили в грузовой самолет, наполненный пустыми ящиками, бочками, к
артонными коробками. По бокам фюзеляжа Ц скамейки и одно подобие кресла
, в него меня и усадили. Выяснилось, что летят в Москву за продовольствием
к ноябрьскому празднику.
Борис Аркадьевич сунул мне в карман какую-то коробочку. Догадалась: духи
«Шанель». Знала, что в Москве буду искать в перчатках, в пижамных карманах
, в несессере записку. Крохотный листок с объяснением в любви он обычно уп
рятывал в моих вещах.
Ц До скорого свидания, Ц сказал он.
Ц Желаю удачи, Ц ответила я.
Мы простились. И оба каким-то шестым чувством поняли, что расстаемся навс
егда. Чувство это не покидало меня два с лишним месяца и даже тогда, когда
я получила его записку: «Новый год встретим вместе».
Но неожиданно меня вызвал заместитель начальника управления, в котором
работал Борис Аркадьевич Рыбкин, и, пригласив сесть, по-солдатски прямо з
аявил:
Ц Ты прошла все: огонь и медные трубы и сейчас мужайся. Ц Он набрал возду
х и глухо выдохнул: Ц Борис погиб.
Два эти слова не свалили меня с ног. Они просто не дошли до моего сознания,
и я спросила:
Ц Совсем погиб?
Ц Да, совсем… Погиб там, но хоронить его будем здесь.
Советский разведчик Борис Аркадьевич Рыбкин погиб при исполнении служ
ебных обязанностей.
«Погиб при исполнении служебных обязанностей» Ц значилось в приказе.
Каждое воскресенье с маленьким сыном мы ездили на Новодевичье кладбище.
Ц В Парк культуры, Ц объясняла я трехлетнему сыну, Ц сажать цветы на на
шей клумбе.
Отец для него оставался живым. Он ждал его каждый день. Но через три года п
оехал на кладбище с бабушкой и сам прочитал: «Рыбкин Борис Аркадьевич. Ро
дился 19 июня 1899 г. Ц Погиб 27 ноября 1947 г.».
Мальчик залился слезами, он все понял.
Глава 29. Воркута
Наступил 1953 год. С группой работников я была в Берлине. В конце февраля стал
и распространяться слухи, они проникали в здешние печать и радио, о тяжел
ой болезни Сталина. Помню, 4 марта все заговорили о его смерти, но московск
ое радио молчало…
Наша группа жила в гостинице в Карлсхорсте. В ночь на 5 марта товарищи собр
ались в моем номере, мы пили чай и ждали подтверждения или опровержения э
тих все более и более обволакивающих нас слухов. Вполголоса спрашивали,
кто может заменить вождя, и приходили к выводу, что «замены ему нет»… Глуб
окой ночью московское радио передало сообщение о кончине Сталина. Кажды
й из нас испытывал в ту минуту странное ощущение, позже мы признались в эт
ом друг другу. Чувство невосполнимой потери и освобождение от страха…
Мы пошли в наше посольство. На здании, расположенном на Унтер-ден-Линден,
уже висел огромный портрет, рама которого была обвита красными и черными
полотнищами. Под портретом объявление, извещавшее, что утром состоится
траурный митинг.
Пошли бродить по городу. Берлин еще лежал в руинах, но бывшая Фридрихштра
ссе, названная Сталин-аллее, отстраивалась красивыми, светлыми домами. Н
а площади возвышался грандиозный монумент Сталина. Нас поразило, что со
всех сторон к этому теперь уже памятнику шли берлинцы. Они несли в горшоч
ках комнатные цветы и аккуратно устанавливали их вокруг постамента. Сот
ни горшочков уже покрывали площадь, а люди все шли и шли. Мы воспринимали э
то как знак благодарности советскому народу, освободившему страну от ги
тлеровской чумы. Но ведь многие из этих людей с таким же энтузиазмом совс
ем недавно прославляли Гитлера. Когда же они были искренни?
В гостинице нас ждала телефонограмма, обязывающая возвращаться в Москв
у. Мы вылетели самолетом, но неожиданно приземлились на аэродроме под Ва
ршавой.
Ц Придется вам потерпеть, Ц сообщил пассажирам командир экипажа. Ц Мо
сква не принимает. Вылетим не раньше чем часа через два.
Несмотря на раннюю весну, день выдался невероятно жаркий, спрятаться был
о некуда. Под крышей самолета дышать нечем, горячо. Летевший с нами капита
н-директор китобойной флотилии, знакомый всем Соляник, решил съездить в
Варшаву и привезти оттуда хотя бы лимонада и чего-нибудь съестного. Вско
ре он вернулся и привез несколько спасительных бутылок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
олку. Мы не понимали, почему в такое горячее время должны бездействовать.
В чем дело? Борис Аркадьевич позвонил начальнику управления, вновь проси
л нас принять и вновь получил все тот же ответ: «Ждите…»
Наконец нас вызвали аж к наркому Абакумову. В другие времена докладывать
наркому всегда ходили в сопровождении начальника управления, а здесь от
делались настораживающим: «Идите сами».
Нарком Абакумов поздоровался, спросил о самочувствии, здоровье и затем,
пожав плечами, произнес:
Ц Не знаю, что мне с вами делать.
Мы недоумевали. Нарком пояснил:
Ц Дело в том, что не распутана ваша связь, характер вашей дружбы, Ц он ука
зал на Рыбкина, Ц с резидентом английской разведки.
Я была потрясена.
Ц Я вас не понимаю, товарищ нарком, Ц протестующе сказал Рыбкин.
Абакумов нажал кнопку, вызвал секретаря и велел ему пригласить заместит
еля наркома по кадрам Свинелупова с личным делом полковника Рыбкина.
Абакумов принялся нас расспрашивать, кто мы, в каких странах работали, со
став семьи. Свинелупов пришел с довольно объемистым личным делом «Кина».
Ц Так какая там дружба была у Рыбкина с английским разведчиком? Ц спрос
ил Абакумов у своего зама.
Свинелупов полистал дело и зачитал:
Ц Вот выписка из показаний резидента английской разведки: «Моим ближай
шим другом был полковник Рыбкин, с которым мы постоянно общались, играли
в теннис, увлекались бильярдом…»
Ц О ком идет речь? Ц спросил Борис Аркадьевич. Ц Кто этот резидент?
Ц Петр Петрович О., Ц ответил Свинелупов.
Ц Полковник О.? Ц переспросил Рыбкин.
Замнаркома замешкался.
Ц Да, да, вроде он.
Рыбкин резко повернулся к наркому и с негодованием отрапортовал:
Ц Мы оба, Ц указал он на меня, Ц товарищ нарком, находимся в резерве у на
чальника управления внешней разведки полковника А., который года два наз
ад был арестован по клеветническому обвинению в принадлежности к англи
йской разведке. Год просидел в тюрьме, был освобожден за отсутствием сос
тава преступления, полностью реабилитирован. До ареста был начальником
отдела, после освобождения назначен начальником управления, и мы находи
мся у него в резерве.
Абакумов стал краснее помидора. С гневом захлопнул папку.
Ц Вам понятно? Ц спросил он своего зама. Ц Следственный материал посп
ешили подшить к делу. Двух разведчиков держим на консервации, могли бы, че
го доброго, и уволить… Это черт знает что у вас происходит.
Ц Это не у меня, Ц попытался оправдаться Свинелупов. Ц Я все это получи
л в наследство.
Ц Наведите порядок, Ц уже рассерженно прорычал Абакумов. Ц Будьте здр
авы…
Мы получили назначение. Я Ц в одно управление заместителем начальника о
тдела, Рыбкин Ц в другое управление начальником отдела.
Я снова занялась германскими делами.
В наш отдел поступали архивы гестапо, абвера, захваченные Красной Армией
. Мы их разбирали, составляли описи, занимались переводами и, конечно, добы
вали информацию о положении в самой Германии. Определяли, какими еще чел
овеческими ресурсами обладает в этот момент фашистская Германия. Подсч
итывали по переписи 1939 года фольксдойче Ц немцев иностранного гражданс
тва, проживавших в Румынии, Венгрии, Югославии, Австрии, Норвегии и в други
х странах и подлежащих призыву как в действующую армию, так и на трудовой
фронт.
Именно в это время и наш Генеральный штаб занимался подсчетом ресурсов Г
ермании в живой силе и технике. На одно из совещаний по этому вопросу нача
льник управления направил меня.
Непривычно было мне, женщине в штатском, оказаться среди генералов и мар
шалов. Впрочем, «сугубо штатской» я не была, мне присвоили воинское звани
е полковника, и совсем недавно мы с моим товарищем по прежней работе Дмит
рием Георгиевичем Федичкиным
Рукопись этой книги была уже в издательств
е, когда мне позвонили и сообщили горестную весть: Дмитрий Георгиевич Фе
дичкин 27 октября 1991 года умер, не дожив одного месяца до своих 90 лет, из котор
ых более шестидесяти он отдал делу разведки. Последний из могикан… Многи
е годы мы были связаны с ним по работе. Он стоял у истоков разведки в 20-е год
ы. Успел оставить книгу «У самого Дальнего», в которой рассказал о себе.
Ц З. В.
вспоминали, как он, будучи заместителем начальника управления, при
нес мне домой приказ наркома, полковничьи погоны с тремя звездочками, па
паху и в ней бутылку шампанского…
Так вот, возвращаясь к совещанию в Генеральном штабе, могу с удовлетворе
нием констатировать, что данные нашей разведки и наши подсчеты по фолькс
дойче высокими военачальниками были признаны ценными, приняты и учтены
в соответствующих расчетах.
Никогда мне не забыть ночь на 9 мая 1945 года. Никто не ушел домой. Мы сидели и ж
дали объявления о подписании Акта о капитуляции фашистской Германии. Бы
ли включены все радиоприемники. Желанная весть пришла в два часа ночи. Ка
кое счастье! Радость, слезы, боль утрат…
Итак, свершилось то, чего с верой и надеждой добивались и добились люди Зе
мли!
Мы с мужем шли домой по улице Горького, видели, как москвичи срывали с окон
затемнение и загорался свет. Вспыхнули уличные фонари. На площади Пушки
на двое пожилых людей, очевидно муж и жена, принесли горшочек с цветущей г
еранью и поставили к памятнику Пушкина. Мы подошли к ним.
В огромном доме, в котором мы жили, распахнуты двери во все квартиры. На ле
стничные площадки выносили столы, покрывали скатертями, выставляли вин
о, припасенное с первых дней войны ко Дню Победы, в которой не сомневались.
Это было ликование, великое братство, великое единение!
Глава 28. В огненно-рыжую метел
ь…
…Впервые за двенадцать лет совместной жизни нас отправили в отпуск в Кар
ловы Вары на сорок пять дней. 6 сентября 1947 года ночью мы улетели из Москвы в
Вену. Москва сияла огнями. Сверху особенно явственно выступали кремлевс
кие стены и башни, обведенные ярким пунктиром электрических лампочек. Ст
олица праздновала свое 800-летие.
Мы с Борисом Аркадьевичем в Вене уже бывали, но в разное время и в одиночку
. А сейчас вместе совершили восхитительную прогулку в Венский лес, гулял
и по Пратеру, парку, пересекающему центр города.
В свое время я не упускала возможности послушать знаменитого Стефана Цв
ейга. В переполненном зале театра, сидя на сцене за письменным столом с ру
кописью в руках, он монотонно читал свой новый рассказ. Тишина абсолютна
я. Перевернув последнюю страницу, он раскланивался и уходил за кулисы. За
л приветствовал его и долго-долго аплодировал. Он больше не выходил, в его
манере этого не было, но венцы знали, что через неделю-две писатель вновь
придет в этот зал с новым рассказом…
Всюду и во всем Вена оставалась верной себе. Музыку, вальсы Штрауса можно
было услышать и в опере, и в маленькой закусочной-бистро.
В Карловы Вары ехали на автомашине. Вот мы пересекли границу с Чехослова
кией, собственно, границы не было, просто на шоссе подняли шлагбаум. Увиде
в вывеску, похожую на ресторанную, зашли туда, чтобы закусить. Чех-хозяин
узнал, что мы советские, из Москвы, и тут же на столе появились ветчина, отб
ивные, паштеты, салаты, фрукты.
Ц Хватит, хватит, Ц уговаривала я хозяйку, но она подносила все новые и н
овые блюда.
Все было вкусно, и мы плотно позавтракали.
Борис Аркадьевич достал бумажник и спросил, сколько мы должны. Хозяин и х
озяйка замахали руками.
Ц Вы русские, вы спасли нас, мы считаем за честь угостить вас.
Они категорически отказались принять, деньги. У нас с собой в машине было
несколько бутылок вина и коробки конфет. Мы подарили их гостеприимным хо
зяевам. Жена корчмаря прослезилась. А хозяин, узнав, что мы едем в Карловы
Вары, поинтересовался, есть ли у нас с собой лопата.
Ц Лопата? Лопаты у нас нет. Зачем она?
Ц Может пригодиться, Ц убежденно сказал корчмарь. Ц В этом году больш
ой урожай на яблоки и груши, случится ветер Ц дороги будут ими завалены. Д
о самых Карловых Вар шоссе обсажены фруктовыми деревьями.
Так оно и было. Нам не раз приходилось выходить из машины и расчищать путь
. На многих деревьях были подвязаны маленькие соломенные снопики, означа
вшие, что урожай с этого дерева муниципалитетом продан.
Следы войны всюду. У обочин дороги Ц то остов сгоревшего танка, то брошен
ное орудие, в жерло его засунут пучок травы.
В Карловы Вары приехали к обеду. Нас поместили в «Империал», один из двух с
анаториев, которые чехи подарили Советской Армии.
Работать вместе мы умели, а отдыхать… С утра бежали за газетами, покупали
свежие советские, чешские, читали, спорили, не давали себе покоя. Все же по
степенно вошли во вкус, к отдыху располагал и роскошный номер: кабинет, го
стиная, спальня. Рано утром Ц к гейзеру, посасывали водичку из носиков ка
рлсбадских кружек. Потом разгуливали по холмам вблизи «Империала», ходи
ли и вдаль.
Чешских крон у нас было немного, но на газеты И каждый день на букетик цвет
ов у Бориса Аркадьевича хватало. Принес, помню, в день свадьбы букет роз и
торжественно заявил: «Отныне и до самых последних дней у тебя всегда буд
ут цветы». Он приносил их мне на мой рабочий стол в служебном кабинете. В в
оскресенье букет свежих цветов появлялся дома на обеденном столе. Этот с
держанный, немногословный, на вид суховатый человек имел большое, доброе
и умное сердце. Как-то в порыве откровенности он сказал мне: «Если я прожи
л день и не совершил ничего полезного, не подарил никому радость и мне ник
то не улыбнулся, это потерянный для меня день».
Прогулки по окрестностям Карловых Вар были полны впечатлений. Мы оба уме
ли мечтать, заглядывать в будущее, думали о том, что когда уйдем в отставку
, то попросим дать нам какой-либо самый отсталый поселок или район, в кото
рый мы вложим весь наш жизненный опыт, все, что мы познали во время заграни
чных странствований: финскую чистоплотность; немецкую экономность; шве
дский менталитет Ц национальный характер, в чем соединились и благораз
умие, и благополучие, и зажиточность, и тот внешний вид, когда трудно опред
елить возраст шведа Ц от 30 до 60; норвежскую любознательность, свойственн
ую вечным морским путешественникам; австрийскую любовь к музыке, книгам
; болгарскую Ц к песням и танцам; английскую привязанность к традициям, в
ней объединилось все Ц от великого до смешного.
В семейной жизни не было у нас жажды наживы, «вещизма». Мы ничего не нажили
. У нас была жажда познания.
В те карловарские дни мы пережили взлет нашей влюбленности. Забрались ка
к-то на вершину горы, на которой установлен памятник Петру Первому. «Петр
Алексеевич, будьте свидетелем того, как я влюблен. Ц Борис Аркадьевич об
хватил меня. Ц Вчера мне казалось, что это вершина любви, а сегодня я любл
ю больше, чем вчера. Неужели наступит час, когда любовь превратится в прив
ычку? Нет, Петр Алексеевич, подобное не случится. Это наше, хотя и запоздал
ое, свадебное путешествие».
Но осуществить задуманное не довелось. Путешествие наше неожиданно пре
рвала телеграмма из Москвы. Мне предлагалось немедленно вернуться домо
й, а Борису Аркадьевичу отбыть в Баден и дожидаться дипкурьеров, которые
привезут «особо важное задание».
Решили, что я полечу в Москву из Вены. С Прагой авиасообщения тогда не было
.
Мы отправились в Баден, близ Вены, остановились в гостинице. Баден со всех
сторон окружен лесистыми горами, они были расцвечены осенними красками
Ц от темно-рыжих до ярко-красных, и казалось, ни один листик еще не облете
л. Было почему-то очень грустно. Утром я улетала и должна была ехать на Вен
ский аэродром.
Помню нашу тревожную ночь. Налетела буря. Ветер выл, стонал, трещали дерев
ья, предчувствие беды разрывало сердце. Я очень редко плачу. Разучилась с
детства. Но в эту ночь я рыдала, не знаю отчего.
Под утро мы увидели, что за окном бушует рыжая метель, сквозь которую на мг
новение возникали совершенно обнаженные деревья. А ветер, как погромщик
, вздымал и вздымал копны пожухлых листьев…
Поехали на аэродром. Буря продолжала свирепствовать. По пути видели вырв
анные с корнем деревья.
На аэродроме самолеты были укреплены стальными стяжками. Полеты отмене
ны. Разрешили подняться только большой грузовой машине. К ней нас и напра
вили. Видим, один крохотный самолетик сорвался с тросов и, ломая крылья, ку
выркаясь, вдруг оказался выброшенным за пределы аэродрома. Страшное зре
лище.
Меня усадили в грузовой самолет, наполненный пустыми ящиками, бочками, к
артонными коробками. По бокам фюзеляжа Ц скамейки и одно подобие кресла
, в него меня и усадили. Выяснилось, что летят в Москву за продовольствием
к ноябрьскому празднику.
Борис Аркадьевич сунул мне в карман какую-то коробочку. Догадалась: духи
«Шанель». Знала, что в Москве буду искать в перчатках, в пижамных карманах
, в несессере записку. Крохотный листок с объяснением в любви он обычно уп
рятывал в моих вещах.
Ц До скорого свидания, Ц сказал он.
Ц Желаю удачи, Ц ответила я.
Мы простились. И оба каким-то шестым чувством поняли, что расстаемся навс
егда. Чувство это не покидало меня два с лишним месяца и даже тогда, когда
я получила его записку: «Новый год встретим вместе».
Но неожиданно меня вызвал заместитель начальника управления, в котором
работал Борис Аркадьевич Рыбкин, и, пригласив сесть, по-солдатски прямо з
аявил:
Ц Ты прошла все: огонь и медные трубы и сейчас мужайся. Ц Он набрал возду
х и глухо выдохнул: Ц Борис погиб.
Два эти слова не свалили меня с ног. Они просто не дошли до моего сознания,
и я спросила:
Ц Совсем погиб?
Ц Да, совсем… Погиб там, но хоронить его будем здесь.
Советский разведчик Борис Аркадьевич Рыбкин погиб при исполнении служ
ебных обязанностей.
«Погиб при исполнении служебных обязанностей» Ц значилось в приказе.
Каждое воскресенье с маленьким сыном мы ездили на Новодевичье кладбище.
Ц В Парк культуры, Ц объясняла я трехлетнему сыну, Ц сажать цветы на на
шей клумбе.
Отец для него оставался живым. Он ждал его каждый день. Но через три года п
оехал на кладбище с бабушкой и сам прочитал: «Рыбкин Борис Аркадьевич. Ро
дился 19 июня 1899 г. Ц Погиб 27 ноября 1947 г.».
Мальчик залился слезами, он все понял.
Глава 29. Воркута
Наступил 1953 год. С группой работников я была в Берлине. В конце февраля стал
и распространяться слухи, они проникали в здешние печать и радио, о тяжел
ой болезни Сталина. Помню, 4 марта все заговорили о его смерти, но московск
ое радио молчало…
Наша группа жила в гостинице в Карлсхорсте. В ночь на 5 марта товарищи собр
ались в моем номере, мы пили чай и ждали подтверждения или опровержения э
тих все более и более обволакивающих нас слухов. Вполголоса спрашивали,
кто может заменить вождя, и приходили к выводу, что «замены ему нет»… Глуб
окой ночью московское радио передало сообщение о кончине Сталина. Кажды
й из нас испытывал в ту минуту странное ощущение, позже мы признались в эт
ом друг другу. Чувство невосполнимой потери и освобождение от страха…
Мы пошли в наше посольство. На здании, расположенном на Унтер-ден-Линден,
уже висел огромный портрет, рама которого была обвита красными и черными
полотнищами. Под портретом объявление, извещавшее, что утром состоится
траурный митинг.
Пошли бродить по городу. Берлин еще лежал в руинах, но бывшая Фридрихштра
ссе, названная Сталин-аллее, отстраивалась красивыми, светлыми домами. Н
а площади возвышался грандиозный монумент Сталина. Нас поразило, что со
всех сторон к этому теперь уже памятнику шли берлинцы. Они несли в горшоч
ках комнатные цветы и аккуратно устанавливали их вокруг постамента. Сот
ни горшочков уже покрывали площадь, а люди все шли и шли. Мы воспринимали э
то как знак благодарности советскому народу, освободившему страну от ги
тлеровской чумы. Но ведь многие из этих людей с таким же энтузиазмом совс
ем недавно прославляли Гитлера. Когда же они были искренни?
В гостинице нас ждала телефонограмма, обязывающая возвращаться в Москв
у. Мы вылетели самолетом, но неожиданно приземлились на аэродроме под Ва
ршавой.
Ц Придется вам потерпеть, Ц сообщил пассажирам командир экипажа. Ц Мо
сква не принимает. Вылетим не раньше чем часа через два.
Несмотря на раннюю весну, день выдался невероятно жаркий, спрятаться был
о некуда. Под крышей самолета дышать нечем, горячо. Летевший с нами капита
н-директор китобойной флотилии, знакомый всем Соляник, решил съездить в
Варшаву и привезти оттуда хотя бы лимонада и чего-нибудь съестного. Вско
ре он вернулся и привез несколько спасительных бутылок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44