поэтому наи-
более подходящим для него определением будет: душа толпы.
Откуда же берет начало эта душа толпы? Возникает ли она
каким-нибудь чудом? Представляет ли она явление, от объясне-
ния причин которого должно отказаться? Основывается ли она
на какой-нибудь примитивной человеческой способности? Как
объяснить, что какой-нибудь сигнал, голос, крик одного индиви-
да увлекает подчас к самым ужасным крайностям целые наро-
ды, даже без всякого с их стороны согласия?
По мнению Бордье, причиной этого: <способность подража-
ния, имеющая целью - подобно диффузии газов, стремящейся
уравновесить газовое давление, - уравновесить социальную сре-
ду во всех ее частях, уничтожить оригинальность, сделать одно-
образными характерные черты известной эпохи, известной стра-
ны, города, малого кружка друзей. Каждый человек расположен
к подражанию, и эта способность достигает тахипит'а у людей,
собранных вместе. Доказательством последнему могут служить
театральные залы и публичные собрания, где малейшего хлопанья
руками, малейшего свистка достаточно, чтобы побудить к тому
или другому всю залу>.
И действительно, стремление человека к подражанию - одна
из самых резких черт его природы; это - неоспоримая и неос-
париваемая истина. Достаточно бросить взгляд вокруг себя, что-
бы увидеть, что весь социальный мир представляет из себя не
что иное, как ряд сходств, произведенных разнообразными вида-
ми подражания: подражанием-модой или подражанием-привыч-
Психофизиология толпы
кой, подражанием-симпатией или подражанием-повиновением,
подражанием-образованием или подражанием-воспитанием, на-
конец добровольными рефлективными подражаниями .
С известной точки зрения, общество может быть уподоблено
спокойному озеру, в которое от времени до времени бросают кам-
ни; волны расширяются, распространяясь все дальше и дальше
от того места, где упал камень, и достигают наконец берегов. То
же бывает в мире - с гением: он бросает идею в стоячее болото
интеллектуальной посредственности, и эта идея, найдя сначала
немного последователей и плохую оценку, распространяется впо-
следствии подобно волне на гладкой поверхности озера.
Люди, по словам Тарда, это - стадо овец, среди которых
рождается подчас глупая овца, гений, которая одною только
силою примера увлекает за собою других.
И в самом деле, все существующее, представляющее результат
человеческого труда - начиная от материальных предметов и
кончая идеями - представляет собою подражание или более или
менее измененное повторение идей, открытых когда-то более
высокой личностью. Подобно тому, как все употребляемые нами
слова, сделавшиеся в настоящее время весьма обыкновенными,
были некогда новыми, точно также и то, что сегодня известно
всем, некогда было весьма оригинальным, принадлежа только
одному лицу.
Оригинальность, по весьма остроумному замечанию М. Нордау,
есть не что иное, как зародыш банальности. Если оригинальность
не заключает в себе условий для дальнейшего существования, то
она не находит подражателей и погибает в забвении, подобно то-
му, как проваливается комедия, освистанная при первой поста-
новке на сцене; если же, наоборот, она заключает в себе зародыш
добра или пользы, то подражатели ее увеличиваются до бесконеч-
ности, как и число представлений какой-нибудь драмы.
Сущность тех идей, которые мы сегодня презираем, благодаря
их общеизвестности, была плодом умозаключений древних фи-
лософов, и самые общие места самых обыкновенных споров на-
чали свою карьеру блестящими искрами оригинальности.
То же самое встречается и в истории великих событий, то же -
в хронике общественной жизни. Весь мир - самые серьезные и
Г. Тард. <Законы подражания>, гл. 1.
С. Сигеле <Преступная толпа>
самые легкомысленные люди, самые старые и самые молодые,
самые образованные и невежи - все обладают, хотя и в различ-
ной степени, инстинктом подражания тому, что видят, слышат,
знают. Направление общественного мнения - в политике, как и
в торговле - всегда определяется этим инстинктом.
<Сегодня, - говорит Беджот, - вы видите людей капитала
предприимчивыми, возбужденными, полными силы, готовыми
купить, готовыми отдавать приказания; неделей позже вы
увидите их почти всех унылыми, беспокойными, мучающимися
мыслью: как бы продать. Если вы станете доискиваться при-
чин этого пыла, этой вялости, этой перемены, то вы навряд ли
их найдете; если же и сумеете открыть, то они окажутся
имеющими очень мало значения. Причин этому на самом деле
нет никаких, а есть только инстинкт подражания, направив-
ший общественное мнение в ту или другую сторону. Случись,
например, что-нибудь, что может казаться почему-либо ра-
достным, тотчас же пылкие самонадеянные люди подымут го-
лос, и толпа, следуя их примеру, делает то же. Несколько дней
спустя, когда уже надоест говорить одним и тем же тоном,
случается опять что-нибудь, что на этот раз может казаться
несколько менее приятным; тотчас же начинают говорить лю-
ди с печальным и беспокойным характером и то, что они гово-
рят, повторяется всеми остальными>.
То, что происходит в политике и торговле, встречается и во
всех видах человеческой деятельности. Все, начиная с покроя
платья и кончая управлением, честные поступки и преступле-
ния, самоубийства и сумасшествие, все, как самые ничтожные
по значению, так и самые великие, как самые печальные, так и
самые веселые проявления человеческой жизни, - все является
продуктом подражания. Таким образом весьма естественно, что
это врожденное человеку и животным свойство не только удваи-
вается, но делается даже и во сто раз больше среди толпы, где у
всех возбуждено воображение, где единство времени и места
ускоряет необычайным, даже страшным образом обмен впечат-
лений и чувств.
Но сказать, что человек подражает, - для нас в данном слу-
чае объяснение весьма недостаточное; нам нужно знать, почему
Психофизиология толпы
человек подражает, т. е. нам нужно объяснение, не ограничи-
вающееся поверхностной причиной, но открывающее основную
причину явления.
Многие писатели, заметив, что подражание принимает подчас
весьма резкие формы, распространяясь широко и с большой ин-
тенсивностью, и видя сверх того, что оно в некоторых случаях
является скорее бессознательным, чем добровольным, пытались
объяснить это явление, прибегая к гипотезе о нравственной эпи-
демии.
<В явлениях подражания, - говорит доктор Эбрар, - есть неч-
то таинственное, какое-то притяжение, которое лучше всего
можно сравнить с неотразимым и всемогущим инстинктом,
побуждающим нас, почти без нашего сознания, повторять те
действия, которых мы были свидетелями, и которые очень
сильно подействовали на наши чувства и воображение. Такого
рода действия до того распространены и настолько достоверны,
что мы все в большей или меньшей степени подвержены их
власти. В них есть особого рода обаяние, против которого не
могут устоять некоторые слабые натуры.>.
Жоли выразился еще яснее:
<Подражание, это - настоящая эпидемия, зависящая от при-
мера так же, как возможность заразиться оспой зависит от
того яда, при помощи которого последняя распространяется.
Подобно тому, как в нашем организме находятся болезни, ко-
торые ждут самой ничтожной причины, чтобы развиться,
точно также в нас находятся страсти, которые остаются
немыми, когда работает рассудок, и которые могут проснуться
благодаря одному только подражанию>.
Депин, Моро де Тур, а впоследствии и много других писате-
лей присоединились к Эбрару и Жоли, и все единодушно уверя-
ли, что нравственная эпидемия так же достоверна, как и другие
физические эпидемии.
<Подобно тому, - говорил Депин, - как звук известной высо-
ты заставляет колебаться настроенные в унисон струны,
С. Сигеле <Преступная толпа>
точно также проявление известного чувства или страсти воз-
буждает тот же элемент, делает его деятельным., приводит
его, так сказать, в колебательное движение у всякого индивида,
способного по своему нравственному уровню более или менее
сильно испытать данное чувство^.
При помощи этой метафоры, если не глубокомысленной, то
остроумной, освещающей гипотезу нравственного заражения,
многие пытались объяснить не только самые общие, естествен-
ные и постоянные случаи подражания, но также более редкие и
странные случаи, - эти настоящие эпидемии, распространяю-
щиеся от времени до времени и относящиеся к тому или другому
явлению.
На этом основании нравственной эпидемией объяснялись эпи-
демии самоубийства, следовавшие за каким-нибудь знаменитым
самоубийством, весьма сильно заинтересовавшим общественное
мнение; равным образом от нравственной эпидемии считали за-
висящими преступления, следовавшие за каким-нибудь зверским
преступлением, о котором много кричали в журналах; по той же
самой причине нравственную эпидемию считали причиной тех
политических и религиозных движений, которые сразу увлекали
целые народы за смелыми словами вдохновленного трибуна или
демагога.
На том же основании - если не на большем - мы можем
приписывать нравственной эпидемии все неожиданные и на пер-
вый взгляд необъяснимые народные манифестации.
Но удовлетворительно ли подобное объяснение? Разве между
нравственным заражением и подражанием, при желании объ-
яснить себе это явление, мы видим что-нибудь кроме разницы в
выражениях?
Сила эпидемии в самоубийстве проявляется более, чем во всех,
может быть, других явлениях этого рода. Известен случай, когда в
1772 году 15 инвалидов повесились один за другим на одном и том же
крюке, находившемся в темном коридоре инвалидного дома, в продол-
жение очень короткого промежутка времени. Известно также, что пос-
ле того, как какой-то лорд, получивший отвращение к жизни, бросился
в кратер Везувия, много англичан следовало его примеру. Можно было
бы привести здесь массу подобных фактов.
Психофизиология толпы.
Легко понять, что для того, чтобы сделать объяснение удо-
влетворительным, нам необходимо знать, каким образом распро-
страняются эти нравственные эпидемии. Иначе мы не подвинем-
ся ни на шаг.
Тард уже более семи лет тому назад понял эту необходимость
и предложил новую тогда и очень смелую гипотезу, что нрав-
ственные эпидемии имеют причину в явлениях внушения.
<Какова бы ни была клеточная функция, вызывающая мышле-
ние, - писал он, - нельзя сомневаться, что она воспроизво-
дится, повторяется внутри мозга в каждое мгновение нашей
умственной жизни, и что всякому понятию соответствует
определенная клеточная функция. Только такое бесконечное,
неистощимое существование этой сложной функции и образует
память или привычку, смотря по тому, заключено ли данное
многократное повторение в нервной системе или же оно, выйдя
из ее пределов, овладело мускульной системой. Память, если
угодно, является таким образом чистой нервной привычкой,
привычка - мускульной памятью>.
Если же (я резюмирую теорию Тарда) каждая идея или образ,
о которых мы помним, были заложены первоначально в нашем
мозгу, благодаря разговору или чтению; если всякое привычное
действие ведет свое начало или от непосредственного наблюде-
ния, или только от знания об аналогичном действии, производи-
мом другим, - то ясно, что эта память и эта привычка, прежде
чем сделаться бессознательным подражанием, были более или
менее сознательным подражанием внешнему миру.
Таким образом, с психологической точки зрения, вся интел-
лектуальная жизнь есть не что иное, как внушение, переда-
ваемое одной мозговой клеткой другой; рассматриваемая же с
социальной точки зрения, с целью доискаться основной причи-
ны, она не что иное, как влияние (5и ез^1оп) одной личности
на другую.
Теория эта, одобренная большим числом известных филосо-
фов (Тэн, Рибо, Эспинас и др.), кажущаяся мне замечательной
по своей простоте, не приобрела себе однако многих учеников,
которые сейчас же стали бы ее распространять; зато она имела
честь видеть, как, спустя несколько времени, там и сям стали
С. Сигеле <Преступная толпа>
появляться новые теории, воспроизводившие ее в ее сущности,
хотя их авторы, конечно, и не знали об ее существовании.
Такова, например, теория Серги (8ег 1), который в своей книж-
ке, озаглавленной Р1со81 ерМетма, развил совершенно самос-
тоятельно неизвестные ему теории Тарда.
Серги, целиком воспроизводя Тарда, имеет однако перед ним
то преимущество, что не останавливается над обобщениями, и
что ему неизвестна нерешительность французского философа; он
более ясно и более точным образом излагает то, что можно на-
звать физическим основанием внушения. Вот почему я считаю
полезным привести здесь его собственные слова.
<Душа - говорит он - это общий вид активности, тожде-
ственный всякой другой без исключения органической актив-
ности. Всякий, имеющий понятие об этого рода активности,
знает, что деятельность органической ткани возбуждается
только при помощи раздражителей. Когда последняя возбужде-
на каким-нибудь внешним агентом, то она обнаруживает дея-
тельность, пропорциональную природе и силе возбудителя.
Примером может нам служить мускульная ткань: в самом
деле, мы видим, что мускулы сокращаются только тогда, когда
какой-нибудь внешний деятель пробуждает в них эту способ-
ность. Это происходит, благодаря находящейся в них душе; но
в последней нет ничего самопроизвольного, ничего автономного:
она проявляет активность, когда ее возбуждают, и это прояв-
ление вполне зависит от природы возбудителей.
Я нахожу восприимчивостью - способность принимать из-
вне впечатления и рефлексом - способность обнаруживать
возбужденную активность, сообразно с полученными впечатле-
ниями. Оба эти условия могут соединиться в один основной за-
кон души - рефлекторную восприимчивость.
Уже долгое время некоторые психиатры занимаются явле-
ниями внушения во время гипноза, и думают, что это явление
бывает вообще тогда, когда объекты их исследования находят-
ся в гипнотическом сне. Они не заметили, что так называемое
ими внушение является весьма резким проявлением основных
элементов души, что это - восприимчивость, доходящая до бо-
лезненности, благодаря которой явления принимают весьма
резкую форму и делаются более очевидными, чем в нормальном
Психофизиология толпы
состоянии. Гипнотическое внушение открывает только те со-
стояния, к которым душа предрасположена, ее основные усло-
вия, по которым она действует. Внушение сводится таким об-
разом на вышесказанную восприимчивость, которая в свою оче-
редь сводится к основному закону организма, что последний
может быть приведен в действие только от полученных сти-
мулов>.
Таким образом, по Серги и Тарду, всякая идея, всякое душев-
ное движение индивида - не что иное, как рефлекс на получен-
ный извне импульс. Итак, всякий движется, действует, думает
только благодаря некоторому внушению, которое может возник-
нуть от рассматривания известного предмета, от произнесенного
перед нами слова или звука, от какого бы то ни было движения,
произведенного вне нашего организма. Это внушение может рас-
пространиться или только на одного индивида, или на несколь-
ких, или даже на большое число лиц; оно может распростра-
ниться подобно настоящей эпидемии, далеко в обществе, остав-
ляя одного совершенно свободным от своего влияния, других -
слегка задетыми, третьих - пораженными весьма сильно. В
последнем случае явления, которые оно производит, как бы они
ни были странны или ужасны, являются самой высокой степенью,
более резким выражением простого, непременного явления вну-
шения, представляющего первую причину всякого психологичес-
кого явления. Варьирует только интенсивность явления, природа
же его - всегда одна и та же.
Благодаря этому удачному выводу, Тард и Серги явление под-
ражания, наблюдаемое у большого числа людей, сводят на менее
резкое явление подражания, свойственное отдельному лицу;
эпидемическое подражание они приравнивают подражанию спо-
радическому и объясняют как то, так и другое внушением, при-
чину и основные свойства которого они объясняют тут же.
Мы видим, что эта теория подтверждается всеми формами и
видами человеческой деятельности.
Кто станет утверждать, смотря на отношения между настав-
ником и учеником и на подражание последнего первому, - ос-
нованное на симпатии и на бессознательном и инстинктивном
Удивлении, - что в них не проглядывает внушение? Кто в сос-
тоянии отвергать, что эти отношения, возникшие первоначально
С.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
более подходящим для него определением будет: душа толпы.
Откуда же берет начало эта душа толпы? Возникает ли она
каким-нибудь чудом? Представляет ли она явление, от объясне-
ния причин которого должно отказаться? Основывается ли она
на какой-нибудь примитивной человеческой способности? Как
объяснить, что какой-нибудь сигнал, голос, крик одного индиви-
да увлекает подчас к самым ужасным крайностям целые наро-
ды, даже без всякого с их стороны согласия?
По мнению Бордье, причиной этого: <способность подража-
ния, имеющая целью - подобно диффузии газов, стремящейся
уравновесить газовое давление, - уравновесить социальную сре-
ду во всех ее частях, уничтожить оригинальность, сделать одно-
образными характерные черты известной эпохи, известной стра-
ны, города, малого кружка друзей. Каждый человек расположен
к подражанию, и эта способность достигает тахипит'а у людей,
собранных вместе. Доказательством последнему могут служить
театральные залы и публичные собрания, где малейшего хлопанья
руками, малейшего свистка достаточно, чтобы побудить к тому
или другому всю залу>.
И действительно, стремление человека к подражанию - одна
из самых резких черт его природы; это - неоспоримая и неос-
париваемая истина. Достаточно бросить взгляд вокруг себя, что-
бы увидеть, что весь социальный мир представляет из себя не
что иное, как ряд сходств, произведенных разнообразными вида-
ми подражания: подражанием-модой или подражанием-привыч-
Психофизиология толпы
кой, подражанием-симпатией или подражанием-повиновением,
подражанием-образованием или подражанием-воспитанием, на-
конец добровольными рефлективными подражаниями .
С известной точки зрения, общество может быть уподоблено
спокойному озеру, в которое от времени до времени бросают кам-
ни; волны расширяются, распространяясь все дальше и дальше
от того места, где упал камень, и достигают наконец берегов. То
же бывает в мире - с гением: он бросает идею в стоячее болото
интеллектуальной посредственности, и эта идея, найдя сначала
немного последователей и плохую оценку, распространяется впо-
следствии подобно волне на гладкой поверхности озера.
Люди, по словам Тарда, это - стадо овец, среди которых
рождается подчас глупая овца, гений, которая одною только
силою примера увлекает за собою других.
И в самом деле, все существующее, представляющее результат
человеческого труда - начиная от материальных предметов и
кончая идеями - представляет собою подражание или более или
менее измененное повторение идей, открытых когда-то более
высокой личностью. Подобно тому, как все употребляемые нами
слова, сделавшиеся в настоящее время весьма обыкновенными,
были некогда новыми, точно также и то, что сегодня известно
всем, некогда было весьма оригинальным, принадлежа только
одному лицу.
Оригинальность, по весьма остроумному замечанию М. Нордау,
есть не что иное, как зародыш банальности. Если оригинальность
не заключает в себе условий для дальнейшего существования, то
она не находит подражателей и погибает в забвении, подобно то-
му, как проваливается комедия, освистанная при первой поста-
новке на сцене; если же, наоборот, она заключает в себе зародыш
добра или пользы, то подражатели ее увеличиваются до бесконеч-
ности, как и число представлений какой-нибудь драмы.
Сущность тех идей, которые мы сегодня презираем, благодаря
их общеизвестности, была плодом умозаключений древних фи-
лософов, и самые общие места самых обыкновенных споров на-
чали свою карьеру блестящими искрами оригинальности.
То же самое встречается и в истории великих событий, то же -
в хронике общественной жизни. Весь мир - самые серьезные и
Г. Тард. <Законы подражания>, гл. 1.
С. Сигеле <Преступная толпа>
самые легкомысленные люди, самые старые и самые молодые,
самые образованные и невежи - все обладают, хотя и в различ-
ной степени, инстинктом подражания тому, что видят, слышат,
знают. Направление общественного мнения - в политике, как и
в торговле - всегда определяется этим инстинктом.
<Сегодня, - говорит Беджот, - вы видите людей капитала
предприимчивыми, возбужденными, полными силы, готовыми
купить, готовыми отдавать приказания; неделей позже вы
увидите их почти всех унылыми, беспокойными, мучающимися
мыслью: как бы продать. Если вы станете доискиваться при-
чин этого пыла, этой вялости, этой перемены, то вы навряд ли
их найдете; если же и сумеете открыть, то они окажутся
имеющими очень мало значения. Причин этому на самом деле
нет никаких, а есть только инстинкт подражания, направив-
ший общественное мнение в ту или другую сторону. Случись,
например, что-нибудь, что может казаться почему-либо ра-
достным, тотчас же пылкие самонадеянные люди подымут го-
лос, и толпа, следуя их примеру, делает то же. Несколько дней
спустя, когда уже надоест говорить одним и тем же тоном,
случается опять что-нибудь, что на этот раз может казаться
несколько менее приятным; тотчас же начинают говорить лю-
ди с печальным и беспокойным характером и то, что они гово-
рят, повторяется всеми остальными>.
То, что происходит в политике и торговле, встречается и во
всех видах человеческой деятельности. Все, начиная с покроя
платья и кончая управлением, честные поступки и преступле-
ния, самоубийства и сумасшествие, все, как самые ничтожные
по значению, так и самые великие, как самые печальные, так и
самые веселые проявления человеческой жизни, - все является
продуктом подражания. Таким образом весьма естественно, что
это врожденное человеку и животным свойство не только удваи-
вается, но делается даже и во сто раз больше среди толпы, где у
всех возбуждено воображение, где единство времени и места
ускоряет необычайным, даже страшным образом обмен впечат-
лений и чувств.
Но сказать, что человек подражает, - для нас в данном слу-
чае объяснение весьма недостаточное; нам нужно знать, почему
Психофизиология толпы
человек подражает, т. е. нам нужно объяснение, не ограничи-
вающееся поверхностной причиной, но открывающее основную
причину явления.
Многие писатели, заметив, что подражание принимает подчас
весьма резкие формы, распространяясь широко и с большой ин-
тенсивностью, и видя сверх того, что оно в некоторых случаях
является скорее бессознательным, чем добровольным, пытались
объяснить это явление, прибегая к гипотезе о нравственной эпи-
демии.
<В явлениях подражания, - говорит доктор Эбрар, - есть неч-
то таинственное, какое-то притяжение, которое лучше всего
можно сравнить с неотразимым и всемогущим инстинктом,
побуждающим нас, почти без нашего сознания, повторять те
действия, которых мы были свидетелями, и которые очень
сильно подействовали на наши чувства и воображение. Такого
рода действия до того распространены и настолько достоверны,
что мы все в большей или меньшей степени подвержены их
власти. В них есть особого рода обаяние, против которого не
могут устоять некоторые слабые натуры.>.
Жоли выразился еще яснее:
<Подражание, это - настоящая эпидемия, зависящая от при-
мера так же, как возможность заразиться оспой зависит от
того яда, при помощи которого последняя распространяется.
Подобно тому, как в нашем организме находятся болезни, ко-
торые ждут самой ничтожной причины, чтобы развиться,
точно также в нас находятся страсти, которые остаются
немыми, когда работает рассудок, и которые могут проснуться
благодаря одному только подражанию>.
Депин, Моро де Тур, а впоследствии и много других писате-
лей присоединились к Эбрару и Жоли, и все единодушно уверя-
ли, что нравственная эпидемия так же достоверна, как и другие
физические эпидемии.
<Подобно тому, - говорил Депин, - как звук известной высо-
ты заставляет колебаться настроенные в унисон струны,
С. Сигеле <Преступная толпа>
точно также проявление известного чувства или страсти воз-
буждает тот же элемент, делает его деятельным., приводит
его, так сказать, в колебательное движение у всякого индивида,
способного по своему нравственному уровню более или менее
сильно испытать данное чувство^.
При помощи этой метафоры, если не глубокомысленной, то
остроумной, освещающей гипотезу нравственного заражения,
многие пытались объяснить не только самые общие, естествен-
ные и постоянные случаи подражания, но также более редкие и
странные случаи, - эти настоящие эпидемии, распространяю-
щиеся от времени до времени и относящиеся к тому или другому
явлению.
На этом основании нравственной эпидемией объяснялись эпи-
демии самоубийства, следовавшие за каким-нибудь знаменитым
самоубийством, весьма сильно заинтересовавшим общественное
мнение; равным образом от нравственной эпидемии считали за-
висящими преступления, следовавшие за каким-нибудь зверским
преступлением, о котором много кричали в журналах; по той же
самой причине нравственную эпидемию считали причиной тех
политических и религиозных движений, которые сразу увлекали
целые народы за смелыми словами вдохновленного трибуна или
демагога.
На том же основании - если не на большем - мы можем
приписывать нравственной эпидемии все неожиданные и на пер-
вый взгляд необъяснимые народные манифестации.
Но удовлетворительно ли подобное объяснение? Разве между
нравственным заражением и подражанием, при желании объ-
яснить себе это явление, мы видим что-нибудь кроме разницы в
выражениях?
Сила эпидемии в самоубийстве проявляется более, чем во всех,
может быть, других явлениях этого рода. Известен случай, когда в
1772 году 15 инвалидов повесились один за другим на одном и том же
крюке, находившемся в темном коридоре инвалидного дома, в продол-
жение очень короткого промежутка времени. Известно также, что пос-
ле того, как какой-то лорд, получивший отвращение к жизни, бросился
в кратер Везувия, много англичан следовало его примеру. Можно было
бы привести здесь массу подобных фактов.
Психофизиология толпы.
Легко понять, что для того, чтобы сделать объяснение удо-
влетворительным, нам необходимо знать, каким образом распро-
страняются эти нравственные эпидемии. Иначе мы не подвинем-
ся ни на шаг.
Тард уже более семи лет тому назад понял эту необходимость
и предложил новую тогда и очень смелую гипотезу, что нрав-
ственные эпидемии имеют причину в явлениях внушения.
<Какова бы ни была клеточная функция, вызывающая мышле-
ние, - писал он, - нельзя сомневаться, что она воспроизво-
дится, повторяется внутри мозга в каждое мгновение нашей
умственной жизни, и что всякому понятию соответствует
определенная клеточная функция. Только такое бесконечное,
неистощимое существование этой сложной функции и образует
память или привычку, смотря по тому, заключено ли данное
многократное повторение в нервной системе или же оно, выйдя
из ее пределов, овладело мускульной системой. Память, если
угодно, является таким образом чистой нервной привычкой,
привычка - мускульной памятью>.
Если же (я резюмирую теорию Тарда) каждая идея или образ,
о которых мы помним, были заложены первоначально в нашем
мозгу, благодаря разговору или чтению; если всякое привычное
действие ведет свое начало или от непосредственного наблюде-
ния, или только от знания об аналогичном действии, производи-
мом другим, - то ясно, что эта память и эта привычка, прежде
чем сделаться бессознательным подражанием, были более или
менее сознательным подражанием внешнему миру.
Таким образом, с психологической точки зрения, вся интел-
лектуальная жизнь есть не что иное, как внушение, переда-
ваемое одной мозговой клеткой другой; рассматриваемая же с
социальной точки зрения, с целью доискаться основной причи-
ны, она не что иное, как влияние (5и ез^1оп) одной личности
на другую.
Теория эта, одобренная большим числом известных филосо-
фов (Тэн, Рибо, Эспинас и др.), кажущаяся мне замечательной
по своей простоте, не приобрела себе однако многих учеников,
которые сейчас же стали бы ее распространять; зато она имела
честь видеть, как, спустя несколько времени, там и сям стали
С. Сигеле <Преступная толпа>
появляться новые теории, воспроизводившие ее в ее сущности,
хотя их авторы, конечно, и не знали об ее существовании.
Такова, например, теория Серги (8ег 1), который в своей книж-
ке, озаглавленной Р1со81 ерМетма, развил совершенно самос-
тоятельно неизвестные ему теории Тарда.
Серги, целиком воспроизводя Тарда, имеет однако перед ним
то преимущество, что не останавливается над обобщениями, и
что ему неизвестна нерешительность французского философа; он
более ясно и более точным образом излагает то, что можно на-
звать физическим основанием внушения. Вот почему я считаю
полезным привести здесь его собственные слова.
<Душа - говорит он - это общий вид активности, тожде-
ственный всякой другой без исключения органической актив-
ности. Всякий, имеющий понятие об этого рода активности,
знает, что деятельность органической ткани возбуждается
только при помощи раздражителей. Когда последняя возбужде-
на каким-нибудь внешним агентом, то она обнаруживает дея-
тельность, пропорциональную природе и силе возбудителя.
Примером может нам служить мускульная ткань: в самом
деле, мы видим, что мускулы сокращаются только тогда, когда
какой-нибудь внешний деятель пробуждает в них эту способ-
ность. Это происходит, благодаря находящейся в них душе; но
в последней нет ничего самопроизвольного, ничего автономного:
она проявляет активность, когда ее возбуждают, и это прояв-
ление вполне зависит от природы возбудителей.
Я нахожу восприимчивостью - способность принимать из-
вне впечатления и рефлексом - способность обнаруживать
возбужденную активность, сообразно с полученными впечатле-
ниями. Оба эти условия могут соединиться в один основной за-
кон души - рефлекторную восприимчивость.
Уже долгое время некоторые психиатры занимаются явле-
ниями внушения во время гипноза, и думают, что это явление
бывает вообще тогда, когда объекты их исследования находят-
ся в гипнотическом сне. Они не заметили, что так называемое
ими внушение является весьма резким проявлением основных
элементов души, что это - восприимчивость, доходящая до бо-
лезненности, благодаря которой явления принимают весьма
резкую форму и делаются более очевидными, чем в нормальном
Психофизиология толпы
состоянии. Гипнотическое внушение открывает только те со-
стояния, к которым душа предрасположена, ее основные усло-
вия, по которым она действует. Внушение сводится таким об-
разом на вышесказанную восприимчивость, которая в свою оче-
редь сводится к основному закону организма, что последний
может быть приведен в действие только от полученных сти-
мулов>.
Таким образом, по Серги и Тарду, всякая идея, всякое душев-
ное движение индивида - не что иное, как рефлекс на получен-
ный извне импульс. Итак, всякий движется, действует, думает
только благодаря некоторому внушению, которое может возник-
нуть от рассматривания известного предмета, от произнесенного
перед нами слова или звука, от какого бы то ни было движения,
произведенного вне нашего организма. Это внушение может рас-
пространиться или только на одного индивида, или на несколь-
ких, или даже на большое число лиц; оно может распростра-
ниться подобно настоящей эпидемии, далеко в обществе, остав-
ляя одного совершенно свободным от своего влияния, других -
слегка задетыми, третьих - пораженными весьма сильно. В
последнем случае явления, которые оно производит, как бы они
ни были странны или ужасны, являются самой высокой степенью,
более резким выражением простого, непременного явления вну-
шения, представляющего первую причину всякого психологичес-
кого явления. Варьирует только интенсивность явления, природа
же его - всегда одна и та же.
Благодаря этому удачному выводу, Тард и Серги явление под-
ражания, наблюдаемое у большого числа людей, сводят на менее
резкое явление подражания, свойственное отдельному лицу;
эпидемическое подражание они приравнивают подражанию спо-
радическому и объясняют как то, так и другое внушением, при-
чину и основные свойства которого они объясняют тут же.
Мы видим, что эта теория подтверждается всеми формами и
видами человеческой деятельности.
Кто станет утверждать, смотря на отношения между настав-
ником и учеником и на подражание последнего первому, - ос-
нованное на симпатии и на бессознательном и инстинктивном
Удивлении, - что в них не проглядывает внушение? Кто в сос-
тоянии отвергать, что эти отношения, возникшие первоначально
С.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38