Если какой-нибудь мошенник и
какой-нибудь честный человек, будучи одинаково возбуждены,
ответят на возбуждение одинаковым преступлением, то мы мо-
жем легко увидеть разницу в наказании, так как обращаем вни-
мание на преступника, а не на преступление, но иные судьи,
обращающие внимание только на преступление, будут уверены,
Юридические выводы
что для того чтобы логично выполнить свой долг, необходимо
назначить одно и тоже наказание.
Будем, однако, довольствоваться надеждой на то, что здравый
смысл судей применит наши идеи к преступлениям толпы, и что
они глубоко проникнут в законы. В ожидания этого, изучение
явлений коллективного преступления будет приготовлением поч-
вы для законодательных реформ. <Целью и обязанностью писа-
теля, - сказал Филанжиери, - должно быть сообщение полез-
ного материала тем, которые стоят у руля правления>.
ДОПОЛНЕНИЕ
ДЕСПОТИЗМ БОЛЬШИНСТВА И
КОЛЛЕКТИВНАЯ ПСИХОЛОГИЯ
По всей вероятности читатель (если только у него хватило тер-
пения дойти до этого места) не забыл теории подражания-вну-
шения, развитой нами под влиянием Тарда в первой главе этого
сочинения.
Мне кажется, что эта теория, приложенная к конституцион-
ному праву, могла бы пролить свет на принцип преимущества,
оказываемого большинству, - принцип, служащий ныне осно-
ванием политической жизни цивилизованных стран.
Вот почему я прибавляю в виде дополнения эти краткие заме-
чания, желая только слегка коснуться вопроса, заслужи-
вающего, по моему мнению, более подробного изучения.
Против деспотизма большинства храбро борются, хотя и с
разных точек зрения, два отряда мыслителей: один может быть
более многочисленный и, следовательно, сильный, это - индиви-
дуалисты, другой я назову аристократами, отложив на неко-
торое время объяснение этого слова.
Индивидуалисты, исходя от Ст. Милля и Спенсера, стремятся,
как указывает само их название, к единственной цели, справед-
ливой и, по-моему, неоспоримой: увеличить права личности за
счет прав государства, расширяющихся ежедневно все более и
более.
<В прошлом функцией либерализма, - пишет Спенсер, - было -
наложить границы на могущество королей; функцией настоя-
щего либерализма в будущем - будет ограничение могущества
парламента>.
До него Ст. Милль произнес слова, относящиеся хотя и к дру-
гому случаю, однако выражающие мысль, аналогичную мысли
Спенсера:
Деспотизм большинства и коллективная психология
<Если бы весь человеческий род, исключая одного человека, имел
одно и то же мнение, а этот человек держался противополож-
ного мнения, то человечество не имело бы права заставить его
молчать, точно так же, как и этот человек не имел бы права
(если бы был в состоянии) заставить молчать че.човечество>.
Итак, Спенсер и Милль желают уважения к меньшинству, че-
му, я уверен, никто не станет противоречить. Можно спорить о
свойствах тех границ, которые нужно наложить на права боль-
шинства, но никто не осмелится отвергать того, что наложить их
необходимо.
Оба цитируемые мною автора, а с ними, понятно, и их учени-
ки, вовсе не уничтожают арифметического принципа, на котором
зиждется вся наша политика; они допускают, что численность
должна быть единственным судьей во всех решениях, которые
имеют право принять государство и, следовательно, парламент;
они желали только уменьшить, насколько возможно, функции,
возложенные на государство, а следовательно - и решения, ко-
торые оно должно принимать, с тем чтобы предоставить лич-
ности как можно более свободы и удобств.
Названные мною аристократами предполагают, наоборот,
что деспотизм большинства - нелепость, и вот почему: боль-
шинство, говорят они, является, да и не может не являться,
пошлым и посредственным в умственном отношении; позволять
ему управлять собою - все равно, что вручить скипетр в руки
посредственности. Логика требует, чтобы миром управляли более
интеллигентные, находящиеся в весьма ограниченном количест-
ве, вместо того, чтобы дать управление в руки менее интелли-
гентных, находящихся в весьма большом количестве. Нелепо,
чтобы голоса 100 крестьян или 100 рабочих равнялись голосу
100 культурных людей.
Следуя, как видно, примеру Карлейля, они преклоняются пе-
ред гением, делая его своим идолом, и питают ужасное презре-
ние к филистерам (вот почему я назвал их аристократами), они
отказывают последним в каких бы то ни было правах, давая
первым привилегию управлять миром.
Говоря откровенно, если хорошо подумать относительно всеоб-
щей подачи голосов, не придерживаясь предвзятых политических
идей, то является сильное желание задать себе вопрос: почему,
112
С. Сигеле <Преступная толпа>
на основании какой невидимой причины, дворник или уличный
точильщик имеют голос равный, предположим, голосу Спенсера?
Дойдя до этого, вопрос, я полагаю, может быть разрешен только
единственным образом: именно: приходится допустить отсутст-
вие логики в законе, который, вопреки тому, что происходит в
жизни, подводит под один уровень две неодинаковые личности.
Но после более глубокого исследования первое впечатление
меняется, и даже очень.
В самом деле, положительно ли достоверно, что если преиму-
щество оказывается большинству, то всегда одерживает верх
образ мыслей и мнение лиц с посредственным интеллектуальным
уровнем, сильных только благодаря численности? Не более ли
достоверно, что только сама данная идея привлекает к себе
большинство голосов, - идея, имеющая, очевидно, в себе боль-
шую привлекательность и родившаяся, следовательно, в голове
великого человека?
Не знаю, удачно ли мои слова выражают мою мысль, но мне
кажется, что с этого пункта можно предусмотреть, на что я ме-
чу, и каковы следствия, которые можно извлечь от приложения
коллективной психологии к конституционному праву.
Бросим взгляд на историю.
В древнее время, когда царила физическая сила, кто был на-
чальником трибы или клана? самый ли слабый?
Попозже, когда к физической силе присоединилась и интел-
лектуальная, управляли ли народом дураки?
Благодаря ли только террору и лицемерию, сильные и энер-
гичные люди управляли массами?
<Нет, это объяснение, - говорит Тард, - очевидно неудовлетво-
рительно. Они были во главе, благодаря внушаемому ими обая-
нию. Примера с гипнотизером достаточно, чтобы понять глубо-
кий смысл этого слова. Гипнотизер не имеет нужды лгать, что-
бы внушить к себе слепое доверие со стороны гипнотизируемого;
ему не нужно устрашать, чтобы достичь пассивного повинове-
ния. Он очаровывает, вот и все. По моему мнению, это значит,
что в гипнотизируемом заключается некоторая потенциальная
сила веры и желаний по отношению ко всевозможным воспоми-
наниям, усыпленным, но не умершим, которые эта сила стре-
мится привести в движение, как воду, поднявшуюся в пруде и не
Деспотизм большинства и коллективная психология
находящую себе выхода, и что, вследствие особых обстоятельств,
один только гипнотизер может открыть ей необходимый выход.
Посмотрим ближе, и всякое обаяние окажется именно таким...
Сколько великих людей, от Рамзеса до Адексомфа, от Алек-
сандра до Магомета, от Магомета до Наполеона, овладели та-
ким образом народным духом' Сколько раз продолжительная
фиксация такой блестящей точки, как человеческий гений или
слава, заставляли впадать в каталепсию целые народы> .
Итак, если посоветоваться с историей, если принять, что сло-
ва Тарда могут быть обобщены и приложены ко всем людям, -
военачальникам, мыслителям, артистам, - управлявшим и уп-
равляющим массой, то можем ли мы сказать, что большинство
само по себе произвольно подняло этих людей на пьедестал сла-
вы? Это, пожалуй, и скажут; но истина будет заключаться в том,
что эти люди сами указали на себя большинству, которое бессоз-
нательно последовало за ними, подобно тому как загипнотизиро-
ванный следует за своим усыпителем.
Оставляя в стороне эти примеры, представляющие только
несколько исключений, мы можем себя спросить, не происходит
ли то, что бывает с гениями, более или менее и со всеми людьми,
превосходящими в чем-либо других? На каком основании закон
внушения теряет здесь все свое могущество?
Легко понять, что нет никакой причины оправдывать это ис-
ключение, так как известно, на основании ежедневных фактов,
что внушение сохраняет бесспорное могущество во всех формах
человеческой деятельности.
Средневековый режим, допускавший, чтобы тот, у кого была
более сильная рука и более смелое сердце, строил свое <соколи-
ное гнездо> на вершине горы, тогда как более смирные собира-
лись в покинутых им хижинах, но подчинялись его власти, -
существует и теперь, хотя обычаи уже и не те. В наше время тот,
у кого более ума, смелости, знания жизни, кто в состоянии вну-
шить другим более доверия, подымается над всеми и увлекает за
собою толпу помимо ее сознания.
В религии, в науке, в политике, в торговых делах, в каких
угодно проявлениях человеческого духа, везде вы видите, что
Тард. Законы подражания. Перевод с фр. Спб. 1893 г.
С. Сигеле <Преступная толпа>
вокруг немногих или даже одного лица образуется целая группа
индивидов. Они образуют церковь, школу, класс, партию и сра- 1
жаются, подобно солдатам, находясь под влиянием (аи^ев^оп)
начальника, лучше других олицетворяющего известное чувство,
известное благо, известную идею.
Таким образом, когда касаясь какого-нибудь вопроса, гово-
рят: большинство - такого-то мнения, то этим указывают на
явление, которое должно быть, собственно говоря, выражено
следующим образом: мнение X. внушено большинству. Это зна- 1
чит, что мнение данного лица (сегодня это - оратор, завтра - 1.
журналист и т. д.), имеет в себе столько силы, что обратило на
себя внимание толпы гораздо больше, чем какое-нибудь другое
"нение.
Деспотизм большинства и коллективная психология
<Иметь только внушенные идеи и считать их самопроизволь-
ными - вот, - говорит Тард, - иллюзия, свойственная сом-
намбулисту и человеку, рассматриваемому, как социальная
единица>.
Возвращаясь теперь к вопросу, заданному себе нами выше,
мы можем ответить нашим оппонентам, что они ошибаются,
думая, будто деспотизм большинства является триумфом пошло-
сти; что неверно, будто мир управляется менее интеллигентны-
ми, находящимися в большом числе, но что, наоборот, те, кото-
рые находятся в очень малом числе, т. е. самые интеллигентные,
и увлекают за собою общество, внушая ему свое желание.
Верховное право большинства кажется поверхностному на-
блюдателю триумфом численности, между тем как в сущности
оно - бессознательное подчинение посредственностей людям с
высшим развитием. Вот что между прочим говорит Милль:
<управление посредственностей может быть только посредствен-
ным управлением. Ни одно государство, управляемое демократи-
ей или многочисленной аристократией, не могло никогда под-
няться выше посредственности ни в своем политическом поведе-
нии, ни в своих мнениях и обычаях; противоположное могло
быть только там, где народ-правитель позволял одному или
нескольким, одаренным большим талантом и более образован-
ным, чем масса, людям руководить собою, подавать совет>.
Если понимать эти слова буквально, то можно сказать, что то,
что Милль считает исключением, есть правило, так как народ
всегда позволяет руководить собой высокот.амнтливым и бо-
лее, чем масса, образованным людям. Если объяснять эти слова,
принимая во внимание того, кто их писал, то придется согла-
ситься с Миллем, так как по необходимости нужно допустить,
что раз тот, кто руководит толпой - человек гениальный, то
жизнь такого народа более сильна, чем она была бы, если бы ею
управлял человек с обыкновенными способностями.
Я предвижу здесь одно вполне естественное возражение.
Неверно, скажет кто-нибудь, будто большинство преклоняется
тотчас же перед великими людьми, идет ли речь о политике,
искусстве или науке. Талантливые люди почти всегда остаются
изолированными во время своей жизни, так как им приходится
бороться против общественного мизонеизма (страха перед нов-
шествами).
Это совершенно верно. Но какое же все это имеет значение?
Означает ли это, что в мире одерживают верх только посред-
ственные идеи, и именно потому, что большинство, т. е. те, ко-
торые по-видимому управляют, представляют из себя посред-
ственность? Перед нами история всего мира, могущая доказать
нам, что одни только полезные идеи были приняты и увековече-
ны большинством. Не вы ли сами допускаете, что идеи, состав-
ляющие сегодня исключительное достояние нескольких мысли-
телей, завтра будут приняты многими, а позже - сделаются
достоянием всех? Не вы ли сами допускаете, что если идея, вы-
шедшая из головы какого-нибудь человека, не овладевает голо-
вами всех, то это значит, что она, лишь только родилась, была
уже достойна смерти?
Не станем же превращать общего принципа в простой вопрос
о времени. Существует непосредственно действующее внушение,
свойственное преимущественно чувствованиям, и внушение, дей-
ствующее не непосредственно, свойственное преимущественно
идеям. Явление не изменяется во втором случае оттого только,
что происходит медленнее.
Посмотрев на мир с более широкой точки зрения, мы увидим,
что мнение массы, образуется ли оно быстро, или в продолжение
Долгого времени, всегда берет свое начало от мнения одного чело-
века или немногих лиц. Мы увидим, что внушение распростра-
няется или с быстротой молнии, или же медленно и правильно,
С. Сигеле <Преступная толпа1
и тогда придется согласиться, что желание большинства никогда
не равно сумме желаний составляющих его лиц (что дало бы
посредственный результат), но скорее является отражением или,
так сказать, бессознательным воспроизведением желания одног(
лица.
Если бы кто-нибудь стал упрекать большинство в медлен^
ности, с которой подчас происходит в нем явление внушения, то'
он, по моему мнению, не понял бы благодетельности закона,
давшего большинству, предпочтительно перед меньшинством,
право заставить свое мнение восторжествовать.
Если стать на точку зрения аристократов, и если бы какое-
нибудь государство управлялось деспотически несколькими ве-
ликими людьми, то конечно случилось бы, что много полезных
реформ было введено раньше, чем большинство дало бы на то
свое согласие.
Меньшинство производило бы реформы, когда они еще не со-
зрели; но ничто не может принести более вреда, чем опрометчи-
вость в такого рода вещах. Если бы, вместо этого, мы позволили
известной идее пробивать себе дорогу вполне свободно и полу-
чить право гражданства только тогда, когда ее влияние (ви^ез-
Поп) на толпу стало совершившимся фактом, то можно быть
уверенным, что идея эта будет осуществлена только в том слу-
чае, если она окажется своевременной.
Итак, деспотизм большинства, рассматриваемый с точки
зрения коллективной психологии, не представляет из себя, как
говорят некоторые поверхностные наблюдатели, царства вуль-
гарности. Теперь уже более не доказывают, как хотели иные,
на основании принципа - чересчур арифметического для того,
чтобы быть безусловно верным в социологии - что числен-
ность это - все.
Так как мнение большинства есть в сущности мнение великих
людей, медленно проникшее в массу, то деспотизм большинства
обращается в деспотизм гениальных идей, когда последние уже
созрели и когда приложение их стало своевременным.
Зигмунд Фрейд
ПСИХОЛОГИЯ МАСС И
АНАЛИЗ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО <Я>
5. Ргеий
Ма88епр8усНо1о1е ипй 1сН-Апа1у8е
Печатается по изданию:
3. Фрейд. <Психология масс и анализ человеческого <Я>,
издательство <Современные проблемы>
Н. А. Столляр, М., 1926 г.,
ВВЕДЕНИЕ
Противоположность между индивидуальной психологией и социаль-
ной психологией (или психологией масс), кажущаяся на первый
взгляд весьма значительной, оказывается при тщательном иссле-
довании не столь резкой. Хотя индивидуальная психология пост-
роена на наблюдении над отдельным человеком и занимается
исследованием тех путей, идя которыми индивид стремится по-
лучить удовлетворение своих влечений, однако' при этом ей при-
ходится лишь изредка, при определенных исключительных
условиях, не принимать во внимание отношений этого индивида
к другим индивидам. В душевной жизни одного человека другой
всегда оценивается как идеал, как объект, как сообщник или
как противник, и поэтому индивидуальная психология с самого
начала является одновременно и социальной психологией в этом
распространенном, но весьма правильном смысле.
Отношение индивида к своим родителям, к братьям и сест-
рам, к своему любовному объекту, к своему врачу, следователь-
но, все те взаимоотношения, которые до сих пор были преиму-
щественно предметом психоаналитического исследования, могут
быть оценены как социальные феномены и противопоставлены
некоторым другим процессам, названным нами нарцистически-
ми, при которых удовлетворение влечений избегает влияния
Других людей или отказывается от контакта с ними.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
какой-нибудь честный человек, будучи одинаково возбуждены,
ответят на возбуждение одинаковым преступлением, то мы мо-
жем легко увидеть разницу в наказании, так как обращаем вни-
мание на преступника, а не на преступление, но иные судьи,
обращающие внимание только на преступление, будут уверены,
Юридические выводы
что для того чтобы логично выполнить свой долг, необходимо
назначить одно и тоже наказание.
Будем, однако, довольствоваться надеждой на то, что здравый
смысл судей применит наши идеи к преступлениям толпы, и что
они глубоко проникнут в законы. В ожидания этого, изучение
явлений коллективного преступления будет приготовлением поч-
вы для законодательных реформ. <Целью и обязанностью писа-
теля, - сказал Филанжиери, - должно быть сообщение полез-
ного материала тем, которые стоят у руля правления>.
ДОПОЛНЕНИЕ
ДЕСПОТИЗМ БОЛЬШИНСТВА И
КОЛЛЕКТИВНАЯ ПСИХОЛОГИЯ
По всей вероятности читатель (если только у него хватило тер-
пения дойти до этого места) не забыл теории подражания-вну-
шения, развитой нами под влиянием Тарда в первой главе этого
сочинения.
Мне кажется, что эта теория, приложенная к конституцион-
ному праву, могла бы пролить свет на принцип преимущества,
оказываемого большинству, - принцип, служащий ныне осно-
ванием политической жизни цивилизованных стран.
Вот почему я прибавляю в виде дополнения эти краткие заме-
чания, желая только слегка коснуться вопроса, заслужи-
вающего, по моему мнению, более подробного изучения.
Против деспотизма большинства храбро борются, хотя и с
разных точек зрения, два отряда мыслителей: один может быть
более многочисленный и, следовательно, сильный, это - индиви-
дуалисты, другой я назову аристократами, отложив на неко-
торое время объяснение этого слова.
Индивидуалисты, исходя от Ст. Милля и Спенсера, стремятся,
как указывает само их название, к единственной цели, справед-
ливой и, по-моему, неоспоримой: увеличить права личности за
счет прав государства, расширяющихся ежедневно все более и
более.
<В прошлом функцией либерализма, - пишет Спенсер, - было -
наложить границы на могущество королей; функцией настоя-
щего либерализма в будущем - будет ограничение могущества
парламента>.
До него Ст. Милль произнес слова, относящиеся хотя и к дру-
гому случаю, однако выражающие мысль, аналогичную мысли
Спенсера:
Деспотизм большинства и коллективная психология
<Если бы весь человеческий род, исключая одного человека, имел
одно и то же мнение, а этот человек держался противополож-
ного мнения, то человечество не имело бы права заставить его
молчать, точно так же, как и этот человек не имел бы права
(если бы был в состоянии) заставить молчать че.човечество>.
Итак, Спенсер и Милль желают уважения к меньшинству, че-
му, я уверен, никто не станет противоречить. Можно спорить о
свойствах тех границ, которые нужно наложить на права боль-
шинства, но никто не осмелится отвергать того, что наложить их
необходимо.
Оба цитируемые мною автора, а с ними, понятно, и их учени-
ки, вовсе не уничтожают арифметического принципа, на котором
зиждется вся наша политика; они допускают, что численность
должна быть единственным судьей во всех решениях, которые
имеют право принять государство и, следовательно, парламент;
они желали только уменьшить, насколько возможно, функции,
возложенные на государство, а следовательно - и решения, ко-
торые оно должно принимать, с тем чтобы предоставить лич-
ности как можно более свободы и удобств.
Названные мною аристократами предполагают, наоборот,
что деспотизм большинства - нелепость, и вот почему: боль-
шинство, говорят они, является, да и не может не являться,
пошлым и посредственным в умственном отношении; позволять
ему управлять собою - все равно, что вручить скипетр в руки
посредственности. Логика требует, чтобы миром управляли более
интеллигентные, находящиеся в весьма ограниченном количест-
ве, вместо того, чтобы дать управление в руки менее интелли-
гентных, находящихся в весьма большом количестве. Нелепо,
чтобы голоса 100 крестьян или 100 рабочих равнялись голосу
100 культурных людей.
Следуя, как видно, примеру Карлейля, они преклоняются пе-
ред гением, делая его своим идолом, и питают ужасное презре-
ние к филистерам (вот почему я назвал их аристократами), они
отказывают последним в каких бы то ни было правах, давая
первым привилегию управлять миром.
Говоря откровенно, если хорошо подумать относительно всеоб-
щей подачи голосов, не придерживаясь предвзятых политических
идей, то является сильное желание задать себе вопрос: почему,
112
С. Сигеле <Преступная толпа>
на основании какой невидимой причины, дворник или уличный
точильщик имеют голос равный, предположим, голосу Спенсера?
Дойдя до этого, вопрос, я полагаю, может быть разрешен только
единственным образом: именно: приходится допустить отсутст-
вие логики в законе, который, вопреки тому, что происходит в
жизни, подводит под один уровень две неодинаковые личности.
Но после более глубокого исследования первое впечатление
меняется, и даже очень.
В самом деле, положительно ли достоверно, что если преиму-
щество оказывается большинству, то всегда одерживает верх
образ мыслей и мнение лиц с посредственным интеллектуальным
уровнем, сильных только благодаря численности? Не более ли
достоверно, что только сама данная идея привлекает к себе
большинство голосов, - идея, имеющая, очевидно, в себе боль-
шую привлекательность и родившаяся, следовательно, в голове
великого человека?
Не знаю, удачно ли мои слова выражают мою мысль, но мне
кажется, что с этого пункта можно предусмотреть, на что я ме-
чу, и каковы следствия, которые можно извлечь от приложения
коллективной психологии к конституционному праву.
Бросим взгляд на историю.
В древнее время, когда царила физическая сила, кто был на-
чальником трибы или клана? самый ли слабый?
Попозже, когда к физической силе присоединилась и интел-
лектуальная, управляли ли народом дураки?
Благодаря ли только террору и лицемерию, сильные и энер-
гичные люди управляли массами?
<Нет, это объяснение, - говорит Тард, - очевидно неудовлетво-
рительно. Они были во главе, благодаря внушаемому ими обая-
нию. Примера с гипнотизером достаточно, чтобы понять глубо-
кий смысл этого слова. Гипнотизер не имеет нужды лгать, что-
бы внушить к себе слепое доверие со стороны гипнотизируемого;
ему не нужно устрашать, чтобы достичь пассивного повинове-
ния. Он очаровывает, вот и все. По моему мнению, это значит,
что в гипнотизируемом заключается некоторая потенциальная
сила веры и желаний по отношению ко всевозможным воспоми-
наниям, усыпленным, но не умершим, которые эта сила стре-
мится привести в движение, как воду, поднявшуюся в пруде и не
Деспотизм большинства и коллективная психология
находящую себе выхода, и что, вследствие особых обстоятельств,
один только гипнотизер может открыть ей необходимый выход.
Посмотрим ближе, и всякое обаяние окажется именно таким...
Сколько великих людей, от Рамзеса до Адексомфа, от Алек-
сандра до Магомета, от Магомета до Наполеона, овладели та-
ким образом народным духом' Сколько раз продолжительная
фиксация такой блестящей точки, как человеческий гений или
слава, заставляли впадать в каталепсию целые народы> .
Итак, если посоветоваться с историей, если принять, что сло-
ва Тарда могут быть обобщены и приложены ко всем людям, -
военачальникам, мыслителям, артистам, - управлявшим и уп-
равляющим массой, то можем ли мы сказать, что большинство
само по себе произвольно подняло этих людей на пьедестал сла-
вы? Это, пожалуй, и скажут; но истина будет заключаться в том,
что эти люди сами указали на себя большинству, которое бессоз-
нательно последовало за ними, подобно тому как загипнотизиро-
ванный следует за своим усыпителем.
Оставляя в стороне эти примеры, представляющие только
несколько исключений, мы можем себя спросить, не происходит
ли то, что бывает с гениями, более или менее и со всеми людьми,
превосходящими в чем-либо других? На каком основании закон
внушения теряет здесь все свое могущество?
Легко понять, что нет никакой причины оправдывать это ис-
ключение, так как известно, на основании ежедневных фактов,
что внушение сохраняет бесспорное могущество во всех формах
человеческой деятельности.
Средневековый режим, допускавший, чтобы тот, у кого была
более сильная рука и более смелое сердце, строил свое <соколи-
ное гнездо> на вершине горы, тогда как более смирные собира-
лись в покинутых им хижинах, но подчинялись его власти, -
существует и теперь, хотя обычаи уже и не те. В наше время тот,
у кого более ума, смелости, знания жизни, кто в состоянии вну-
шить другим более доверия, подымается над всеми и увлекает за
собою толпу помимо ее сознания.
В религии, в науке, в политике, в торговых делах, в каких
угодно проявлениях человеческого духа, везде вы видите, что
Тард. Законы подражания. Перевод с фр. Спб. 1893 г.
С. Сигеле <Преступная толпа>
вокруг немногих или даже одного лица образуется целая группа
индивидов. Они образуют церковь, школу, класс, партию и сра- 1
жаются, подобно солдатам, находясь под влиянием (аи^ев^оп)
начальника, лучше других олицетворяющего известное чувство,
известное благо, известную идею.
Таким образом, когда касаясь какого-нибудь вопроса, гово-
рят: большинство - такого-то мнения, то этим указывают на
явление, которое должно быть, собственно говоря, выражено
следующим образом: мнение X. внушено большинству. Это зна- 1
чит, что мнение данного лица (сегодня это - оратор, завтра - 1.
журналист и т. д.), имеет в себе столько силы, что обратило на
себя внимание толпы гораздо больше, чем какое-нибудь другое
"нение.
Деспотизм большинства и коллективная психология
<Иметь только внушенные идеи и считать их самопроизволь-
ными - вот, - говорит Тард, - иллюзия, свойственная сом-
намбулисту и человеку, рассматриваемому, как социальная
единица>.
Возвращаясь теперь к вопросу, заданному себе нами выше,
мы можем ответить нашим оппонентам, что они ошибаются,
думая, будто деспотизм большинства является триумфом пошло-
сти; что неверно, будто мир управляется менее интеллигентны-
ми, находящимися в большом числе, но что, наоборот, те, кото-
рые находятся в очень малом числе, т. е. самые интеллигентные,
и увлекают за собою общество, внушая ему свое желание.
Верховное право большинства кажется поверхностному на-
блюдателю триумфом численности, между тем как в сущности
оно - бессознательное подчинение посредственностей людям с
высшим развитием. Вот что между прочим говорит Милль:
<управление посредственностей может быть только посредствен-
ным управлением. Ни одно государство, управляемое демократи-
ей или многочисленной аристократией, не могло никогда под-
няться выше посредственности ни в своем политическом поведе-
нии, ни в своих мнениях и обычаях; противоположное могло
быть только там, где народ-правитель позволял одному или
нескольким, одаренным большим талантом и более образован-
ным, чем масса, людям руководить собою, подавать совет>.
Если понимать эти слова буквально, то можно сказать, что то,
что Милль считает исключением, есть правило, так как народ
всегда позволяет руководить собой высокот.амнтливым и бо-
лее, чем масса, образованным людям. Если объяснять эти слова,
принимая во внимание того, кто их писал, то придется согла-
ситься с Миллем, так как по необходимости нужно допустить,
что раз тот, кто руководит толпой - человек гениальный, то
жизнь такого народа более сильна, чем она была бы, если бы ею
управлял человек с обыкновенными способностями.
Я предвижу здесь одно вполне естественное возражение.
Неверно, скажет кто-нибудь, будто большинство преклоняется
тотчас же перед великими людьми, идет ли речь о политике,
искусстве или науке. Талантливые люди почти всегда остаются
изолированными во время своей жизни, так как им приходится
бороться против общественного мизонеизма (страха перед нов-
шествами).
Это совершенно верно. Но какое же все это имеет значение?
Означает ли это, что в мире одерживают верх только посред-
ственные идеи, и именно потому, что большинство, т. е. те, ко-
торые по-видимому управляют, представляют из себя посред-
ственность? Перед нами история всего мира, могущая доказать
нам, что одни только полезные идеи были приняты и увековече-
ны большинством. Не вы ли сами допускаете, что идеи, состав-
ляющие сегодня исключительное достояние нескольких мысли-
телей, завтра будут приняты многими, а позже - сделаются
достоянием всех? Не вы ли сами допускаете, что если идея, вы-
шедшая из головы какого-нибудь человека, не овладевает голо-
вами всех, то это значит, что она, лишь только родилась, была
уже достойна смерти?
Не станем же превращать общего принципа в простой вопрос
о времени. Существует непосредственно действующее внушение,
свойственное преимущественно чувствованиям, и внушение, дей-
ствующее не непосредственно, свойственное преимущественно
идеям. Явление не изменяется во втором случае оттого только,
что происходит медленнее.
Посмотрев на мир с более широкой точки зрения, мы увидим,
что мнение массы, образуется ли оно быстро, или в продолжение
Долгого времени, всегда берет свое начало от мнения одного чело-
века или немногих лиц. Мы увидим, что внушение распростра-
няется или с быстротой молнии, или же медленно и правильно,
С. Сигеле <Преступная толпа1
и тогда придется согласиться, что желание большинства никогда
не равно сумме желаний составляющих его лиц (что дало бы
посредственный результат), но скорее является отражением или,
так сказать, бессознательным воспроизведением желания одног(
лица.
Если бы кто-нибудь стал упрекать большинство в медлен^
ности, с которой подчас происходит в нем явление внушения, то'
он, по моему мнению, не понял бы благодетельности закона,
давшего большинству, предпочтительно перед меньшинством,
право заставить свое мнение восторжествовать.
Если стать на точку зрения аристократов, и если бы какое-
нибудь государство управлялось деспотически несколькими ве-
ликими людьми, то конечно случилось бы, что много полезных
реформ было введено раньше, чем большинство дало бы на то
свое согласие.
Меньшинство производило бы реформы, когда они еще не со-
зрели; но ничто не может принести более вреда, чем опрометчи-
вость в такого рода вещах. Если бы, вместо этого, мы позволили
известной идее пробивать себе дорогу вполне свободно и полу-
чить право гражданства только тогда, когда ее влияние (ви^ез-
Поп) на толпу стало совершившимся фактом, то можно быть
уверенным, что идея эта будет осуществлена только в том слу-
чае, если она окажется своевременной.
Итак, деспотизм большинства, рассматриваемый с точки
зрения коллективной психологии, не представляет из себя, как
говорят некоторые поверхностные наблюдатели, царства вуль-
гарности. Теперь уже более не доказывают, как хотели иные,
на основании принципа - чересчур арифметического для того,
чтобы быть безусловно верным в социологии - что числен-
ность это - все.
Так как мнение большинства есть в сущности мнение великих
людей, медленно проникшее в массу, то деспотизм большинства
обращается в деспотизм гениальных идей, когда последние уже
созрели и когда приложение их стало своевременным.
Зигмунд Фрейд
ПСИХОЛОГИЯ МАСС И
АНАЛИЗ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО <Я>
5. Ргеий
Ма88епр8усНо1о1е ипй 1сН-Апа1у8е
Печатается по изданию:
3. Фрейд. <Психология масс и анализ человеческого <Я>,
издательство <Современные проблемы>
Н. А. Столляр, М., 1926 г.,
ВВЕДЕНИЕ
Противоположность между индивидуальной психологией и социаль-
ной психологией (или психологией масс), кажущаяся на первый
взгляд весьма значительной, оказывается при тщательном иссле-
довании не столь резкой. Хотя индивидуальная психология пост-
роена на наблюдении над отдельным человеком и занимается
исследованием тех путей, идя которыми индивид стремится по-
лучить удовлетворение своих влечений, однако' при этом ей при-
ходится лишь изредка, при определенных исключительных
условиях, не принимать во внимание отношений этого индивида
к другим индивидам. В душевной жизни одного человека другой
всегда оценивается как идеал, как объект, как сообщник или
как противник, и поэтому индивидуальная психология с самого
начала является одновременно и социальной психологией в этом
распространенном, но весьма правильном смысле.
Отношение индивида к своим родителям, к братьям и сест-
рам, к своему любовному объекту, к своему врачу, следователь-
но, все те взаимоотношения, которые до сих пор были преиму-
щественно предметом психоаналитического исследования, могут
быть оценены как социальные феномены и противопоставлены
некоторым другим процессам, названным нами нарцистически-
ми, при которых удовлетворение влечений избегает влияния
Других людей или отказывается от контакта с ними.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38