Против уверений Льебо, Льежуа, Бони мы можем
выставить наблюдения Шарко, Бруарделя, Фере, Лорана, Дель-
бефа и др.
<Сомнамбулист, - говорит Жиль Делатурет, - совсем не ма-
шина, которую можно заставить вертеться как угодно: он об-
ладает некоторой индивидуальностью, уменьшенной, правда, до
тШтит'а, но в некоторых случаях являющейся во всей своей
силе>. <Сомнамбулист, - замечает Фере, - может сопроти-
вляться определенному внушению, находящемуся в противоре-
чии с его основным чувством>, и - прибавляет Бруардель - <он
реализует только приятные или безразличные внушения>. На-
конец Питр уверяет, что <неответственность загипнотизирован-
ных субъектов не всегда безусловна>.
Нормальное <я> всегда переживает <я> ненормальное, образо-
ванное гипнотизером. Если вы попытаетесь заставить ненор-
мальное <я> исполнить какой-нибудь поступок, который глубо-
ко, органически противоречит нормальному <я>, то вы не будете
иметь никакого успеха. Вот несколько примеров, подтверж-
дающих нам это.
<В числе пациентов, - говорит Питр, - мы имели молодую
женщину, которая очень легко поддавалась гипнозу, и над кото-
рой без всякого труда можно было проделывать опыты подра-
жательных движений, иллюзий и галлюцинаций. Но было совер-
шенно невозможно заставить ее ударить кого-нибудь. Если
приказание такого рода давалось ей очень энергично, то она
подымала руки, но сейчас же впадала в летаргию>.
С. Сигеле <Преступная толпа>
Фере передает аналогичный случай:
<одна из наших больных, - говорит он, - была страстно влюб-
лена в одного молодого человека, от которого хотя она и терпе-
ла очень много, но которого все-таки любила. Если в ней вызы-
вали образ этого человека, она казалась очень опечаленной и
имела желание бежать. Но не было ни малейшей возможности
внушить ей какой-нибудь поступок, могущий повредить тому,
чьей жертвой ей пришлось быть. Между тем всем другим при-
казаниям она повиновалась совершенно автоматически>.
В двух последних случаях препятствием к осуществлению
внушения было чувство сожаления.
То же происходит, если внушенная идея сталкивается с ка-
ким-нибудь другим чувством, раз последнее сильно и заложено
глубоко в характере загипнотизированного.
Питр рассказывает случай, могущий служить подтверждением
того сопротивления, которое подчас оказывают гипнотизируемые
против внушаемых им поступков. <Я усыпляю своего пациента
(молодая женщина) и, положив серебряную монету на стол, гово-
рю: когда вы проснетесь, отправьтесь к столу и возьмите эту забы-
тую кем-то серебряную монету; вас никто не увидит; спрячьте
монету в карман; это будет маленьким воровством, которое однако
не может иметь для вас никаких неприятных последствий>.
<Потом я ее бужу>.
<Она направляется к столу, отыскивает монету и опускает ее,
с некоторым колебанием, к себе в карман; но тотчас же выни-
мает ее и возвращает мне, говоря, что эти деньги не принадле-
жат ей, и что необходимо отыскать человека, который позабыл
их здесь. <Я не хочу держать у себя этой монеты, - сказала
она, - это было бы воровством, а я ведь не воровка>.
Жиль Делатурет передает случай, весьма похожий на выше-
приведенный: <Однажды, - пишет он, - мы внушили ^., что
ей очень жарко. Тотчас же она начинает вытирать себе лоб, как
будто он был весь в поту, и объявляет, что жара невыносима.
- Идем купаться!
- Как! с вами?
- Почему же нет? разве вы не знаете, что в море мужчины и
женщины без излишней щепетильности купаются вместе?
Юридические выводы
Это, по-видимому, не кажется ей достаточно убедительным.
- Смелей! раздевайся!
Она колеблется; наконец распускает себе волосы и снимает
обувь; затем следует остановка.
- Ну же! Я приказываю тебе раздеться совершенно!
Она краснеет и, по-видимому, рассуждает с большим трудом;
наконец в смущении, снимает с себя платье.
- Еще! Еще!
При этом грубом приказании, УУ. кажется страдающей весьма
жестоко; она готовится повиноваться, но ее воля оказывает со-
противление; ее стыд гораздо сильнее внушения; все тело ее на-
прягается, и я едва-едва успеваю вмешаться и прекратить при-
падок истерии>.
Жиль Делатурет прибавляет: <^У. весьма стыдлива>.
<Ясно, что, только благодаря последнему обстоятельству, она
почти бессознательно оказала такое сопротивление, придя к из-
вестному нам результату, так как при тех же обстоятельствах
Сара Р., не колеблясь, сбрасывает с себя одежду и купается в
воображаемом море>.
Итак, в этом случае только чувство стыда, весьма сильно раз-
витое в УУ., мешает ей исполнить внушенное ей приказание;
между тем оно, будучи слабее у Сары Р., позволяет ей повино-
ваться внушению. То же мы можем сказать и о других случаях.
Чувство сожаления или честность, смотря по большей или
меньшей степени своего развития, или противятся внушению,
или позволяют повиноваться ему только после большего или
меньшего числа повторенных внушений. Анализируя дальше,
мы найдем, что только в органическом предрасположении, скры-
том, слабом или весьма малом, нужно искать то, что реализация
данного внушения возможна или невозможна. Когда для какого-
нибудь человека известная идея безусловно враждебна, то реали-
зация ее абсолютно невозможна, даже если она внушена ему в
состоянии гипноза. Вот заключение, которое выводят почти все
самые известные корифеи гипнотизма, и которое было выражено
Жане в известной фразе: <Ыёе шсоппие пе ви^еёге пеп>.
<Внушения, - говорит Кампили, - должны находиться в согла-
сии с внутренним миром человека; по этой-то причине не все
они могут быть приведены в исполнение, а только те, которые
С. Сигеле <Преступная толпа>
человек способен совершить при известных условиях и в из-
вестные моменты его жизни>.
Внушение, таким образом, может изменить индивидуаль-
ность, уменьшить волю до того, что нельзя будет сказать, су-
ществуют ли они, или нет; но что эти индивидуальность и воля
не умерли совершенно, доказывает нам их упорное сопротивле-
ние известным внушениям, а также и то, что они, если и реали-
зуют эти внушения, то впоследствии реагируют так, что понево-
ле является представление о раскаянии организма в совершении
им действии, противоречащих его нормальной природе.
Подобно тому, как в наше время не считается истиной, будто
заражение это - <акт, при помощи которого известная болезнь
переходит от одного, одержимого ею, к другому, здоровому*, а
говорят, что оно - <акт, при помощи которого известная бо-
лезнь переходит от одного, одержимого ею человека, к другому,
более или менее к ней предрасположенному >; точно также со-
вершенно ложно мнение, будто внушение может заставить дан-
ного человека совершить какой угодно поступок', оно может
заставить его сделать только то, к чему он более или менее пред-
расположен.
Понятно, нет надобности, чтобы предрасположение в этом
случае было также заметно, как и в первом; достаточно, чтобы
оно существовало, хотя бы и в незначительной степени; но необ-
ходимость его очевидна.
В гипнотическом состоянии происходит по воле гипнотизера
то, что вследствие других причин происходит во сне, в сомнам-
булизме, в состоянии опьянения, т. е. человек совершает тут
такие поступки, которых он никогда не совершил бы в нормаль-
ном состоянии; и при всем том его индивидуальность, его <я>,
как бы оно ни было изменено патологически, всегда стоит на
страже. Оно изменено, но не подавлено. Это сравнение между
состояниями гипнотизма, сна, сомнамбулизма и опьянения мо-
жет показаться неточным. В самом деле, можно привести на-
блюдения, что в состоянии гипноза поступки совершаются бла-
годаря вмешательству воли третьего лица, изменяющего без
сомнения своим вмешательством отношения, существующие
между действиями и нравственным характером индивида. Меж-
ду тем в состояниях сна, сомнамбулизма и опьянения нет ника-
юридические выводы
кого вмешательства чужой воли, и такой человек как бы он ни
был изменен патологически, всегда находится в- прямой и пол-
ной связи с нормальным человеком. Все это конечно подтверж-
дает существование коренной разницы между причинами, про-
изводящими эти различные состояния, но отнюдь не скрывает
той аналогии, которая существует между следствиями, выте-
кающими из этих состояний. Аналогия эта (как было вкратце
сказано в тексте) состоит в следующем: во внушении, как во сне,
сомнамбулизме, опьянении, - ненормальные условия организма
не в состоянии уничтожить индивидуальности: они только умень-
шают ее и конечно - более во время внушения, чем во время
других патологических состояний. Относительно последних мож-
но сказать, что вместо уменьшения они только' изменяют и уси-
ливают ее. В самом деле, во сне отражаются самые резкие черты
характера данного индивида; привычка, эта управительница че-
ловеческой активности, производит то, что индивидуальность
спящего воспроизводится целиком, точно нарисованная на кар-
тине, хотя немножко скрытая и затемненная среди самых слож-
ных, постоянно меняющихся сцен. Вот почему Булье предлагал
особый вид личной ответственности за преступления, совершен-
ные в состоянии сна. Тоже самое можно сказать о сомнамбулиз-
ме и опьянении. Всем известна старая и верная пословица: ш
у1по уеп^аз (истина в вине), и вся позитивная школа утверждает,
что <спиртные напитки делают человеческие чувства более энер-
гичными и сильными и только уменьшают способность рас-
четливо рассуждать, производящую обыкновенно то, что мы,
благодаря различным причинам, удерживаемся от данного пос-
тупка> .
Колаяни прекрасно выразился, говоря относительно алкого-
ля, что <он повышает или уменьшает, смотря по продолжитель-
ности действия, нравственную запретительную силу, передан-
ную нам по наследству и препятствующую нам следовать всем
тем стремлениям, которые могли бы привести нас к преступле-
ниям или просто неприличным поступкам >.
То же самое можно сказать и относительно внушения, повто-
рив вместе с Рибо, что в состоянии гипноза переход от идеи к
Действию тем более быстр, чем менее он встречает препятствий;
ничто не может остановить его, так как в усыпленном сознании
Царит только одна внушенная идея.
С. Сигеле <Преступная толпа\
Таким образом, хотя во время гипноза и гораздо легче, чем 801
время всякого другого патологического состояния, заставить
человека решиться на такие поступки, которые его отталкивают,
тем не менее гипнотизируемый субъект (точно так же, как и во
сне, сомнамбулизме, опьянении) всегда сохранит, хотя и в более
слабой степени, свою индивидуальность.
Если относительно внушения нельзя сказать того же, что от-
носительно произвольного сомнамбулизма, сна и опьянения, - а
именно, что человек отражает, как в зеркале, всю свою индиви-
дуальность, - то можно по меньшей мере считать несомненным,
что гипноз указывает, к каким действиям данный субъект
чувствует естественное и органическое отвращение.
III
Мне кажется, что заключение, к которому мы пришли, до сих
пор является само по себе совершенно ясным и логически выте-
кающим из фактов. Если при гипнотическом внушении, самом
сильном и могущественном из всех внушений, нельзя достичь
полного уничтожения человеческой индивидуальности, а только
одного лишь ее ослабления, то на гораздо большем основании
мы можем сказать, что эта индивидуальность сохранится в со-
стоянии бодрствования, даже если бы внушение достигло самой
высшей степени, как например среди толпы.
Преступление, совершенное индивидом среди разъяренной тол-
пы, всегда будет таким образом иметь часть своих мотивов (как
бы они ни были малы) в физиологической и психологической
организации его виновника. Следовательно, последний всегда бу-
дет за него в ответе пред законом.
Истинно честный человек не будет повиноваться преступным
приказаниям гипнотизера и точно также не попадет в тот водо-
ворот эмоций, куда влечет его толпа.
<Когда природа прочно построила умственный организм, - го-
ворит Томази, - то мы бываем потрясены всевозможными слу-
чайностями, но не склоняемся перед ними>.
Юридические выводы
Должны ли мы отсюда вывести, что те, которые совершают
какое-либо преступление, находясь под влиянием народной
ярости, все без исключения настоящие преступники?
Это было бы большой ошибкой. В толпе часто находятся при-
рожденные преступники, но мы не можем говорить, что все, со-
вершающие, благодаря влиянию толпы, какое-либо преступле-
ние, были таковыми. Мы скажем только, что они - слабы.
Всякий получает от природы известный характер, дающий
известный отпечаток, известную физиономию его поведению и
служащий, так сказать, внутренним импульсом, по которому че-
ловек и поступает в своей жизни. Чем более глубок и силен этот
импульс, чем характер тверже и цельнее, тем скорее человек
будет поступать сообразно с ним, не подчиняясь внешним влия-
ниям; точно также и ружейной пуле тем труднее уклониться от
принятого направления под влиянием встречных препятствий,
чем больше была та начальная скорость, с которой она была
выброшена.
К несчастию, могучие натуры, выходящие с победой из всех
соблазнов, избегающие всякого уклонения с принятого ими од-
нажды направления, весьма редки. Если, как говорит Бальзак,
существуют люди-дубы и люди-кустарники, то последние, ко-
нечно, составляют большинство. Для большей части людей
жизнь является целым рядом уступок, так как, не имея силы
принудить среду приспособиться к себе, они принуждены сами
приспособляться к среде.
В этом обширном классе слабых личностей существуют беско-
нечные переходы от таких, которых Бенедикт назвал неврасте-
ничными, не оказывающих никакого сопротивления внешним
импульсам, до таких, которых Серги отметил именем низко-
поклонников, из подлости подчиняющихся чужой воле и ради
выгоды поворачивающихся туда, куда дует ветер; от добрых, но
трусливых и легковерных существ, принимающих какую угодно
предлагаемую им идею, до людей, меняющихся, благодаря непо-
стоянству и раздражительности их темперамента.
Воля, говорит Рибо, подобно уму, имеет своих идиотов и сво-
их гениев со всеми возможными, как в той, так и в другой
крайности, оттенками.
Но слабость характера, как бы она ни была достойна презре-
ния, как бы она ни была велика, имеет в общем следующий не-
С. Сигеле <Преступная толпа>
минуемый результат: она делает человека более или менее по-
датливым относительно внушений, исходящих из окружающей
Среды.
<В каждом действии лица со слабой волей часть его поступков, -
говорит Рибо, - определяемая индивидуальным характером,
минимальна, между тем как часть, обусловливаемая внешни-
ми обстоятельствами, максимальна>.
Поместите этих людей в благоприятную среду, подвергните
влиянию хороших внушений, и они останутся честными, по
крайней мере перед лицом закона; наоборот, если их поместить в
неблагоприятную среду, окружить вредными внушениями, то
они превратятся в случайных преступников или преступников в
состоянии аффекта.
Слабость характера заставляет их легко впитывать в себя все,
что их окружает: как доброе, так и дурное, причем при одном
образе жизни внешние обстоятельства управляют ими легче, чем
при другом.
Итак, если подобные метаморфозы происходят в мирной, ре-
гулярной, нормальной жизни, то что же будет происходить сре-
ди толпы, где в одно мгновение концентрируется такая масса
внушений, какой никогда не бывает во всяком другом случае?
Не очевидно ли, что все эти личности уступят, и что совершат
преступление даже те честные, но слабые люди, которые может
быть завтра же обнаружат громадный альтруизм на том же
основании, на каком сегодня они позволяют себя увлечь потоком
ненависти?
<В 1870 г. я видел, - говорит Жоли, - как толпа преследовала
карету одного генерала, желая во что бы то ни стало выведать
у него какой-то политический секрет. В толкотне этой я за-
метил одного знакомого мне молодого человека, энтузиаста, но
тихого и порядочного, трудолюбивого и доброго, безусловно
честного. Этот последний вдруг стал громко требовать револь-
вер, желая стрелять в упорствующего генерала. Если бы у него
в руках было оружие, я не ручаюсь за то, что могло бы про-
изойти>.
{()р и ди ческие выводы
Как вели бы себя те, которые находились бы в таких же ус-
ловиях, как и этот молодой человек? Что делали бы они, имея в
руках оружие? Можно ли за это назвать их злыми?
Нет, скажем мы: они - только слабохарактерные люди. В
них находятся, но только весьма поверхностно, чувства жалости
и честности. Более новые слои характера, составляющие физиче-
ское основание этих чувств, не могли накопиться в достаточном
количестве и покрыть совершенно старые пласты, представляю-
щие из себя остатки самых отдаленных образований.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
выставить наблюдения Шарко, Бруарделя, Фере, Лорана, Дель-
бефа и др.
<Сомнамбулист, - говорит Жиль Делатурет, - совсем не ма-
шина, которую можно заставить вертеться как угодно: он об-
ладает некоторой индивидуальностью, уменьшенной, правда, до
тШтит'а, но в некоторых случаях являющейся во всей своей
силе>. <Сомнамбулист, - замечает Фере, - может сопроти-
вляться определенному внушению, находящемуся в противоре-
чии с его основным чувством>, и - прибавляет Бруардель - <он
реализует только приятные или безразличные внушения>. На-
конец Питр уверяет, что <неответственность загипнотизирован-
ных субъектов не всегда безусловна>.
Нормальное <я> всегда переживает <я> ненормальное, образо-
ванное гипнотизером. Если вы попытаетесь заставить ненор-
мальное <я> исполнить какой-нибудь поступок, который глубо-
ко, органически противоречит нормальному <я>, то вы не будете
иметь никакого успеха. Вот несколько примеров, подтверж-
дающих нам это.
<В числе пациентов, - говорит Питр, - мы имели молодую
женщину, которая очень легко поддавалась гипнозу, и над кото-
рой без всякого труда можно было проделывать опыты подра-
жательных движений, иллюзий и галлюцинаций. Но было совер-
шенно невозможно заставить ее ударить кого-нибудь. Если
приказание такого рода давалось ей очень энергично, то она
подымала руки, но сейчас же впадала в летаргию>.
С. Сигеле <Преступная толпа>
Фере передает аналогичный случай:
<одна из наших больных, - говорит он, - была страстно влюб-
лена в одного молодого человека, от которого хотя она и терпе-
ла очень много, но которого все-таки любила. Если в ней вызы-
вали образ этого человека, она казалась очень опечаленной и
имела желание бежать. Но не было ни малейшей возможности
внушить ей какой-нибудь поступок, могущий повредить тому,
чьей жертвой ей пришлось быть. Между тем всем другим при-
казаниям она повиновалась совершенно автоматически>.
В двух последних случаях препятствием к осуществлению
внушения было чувство сожаления.
То же происходит, если внушенная идея сталкивается с ка-
ким-нибудь другим чувством, раз последнее сильно и заложено
глубоко в характере загипнотизированного.
Питр рассказывает случай, могущий служить подтверждением
того сопротивления, которое подчас оказывают гипнотизируемые
против внушаемых им поступков. <Я усыпляю своего пациента
(молодая женщина) и, положив серебряную монету на стол, гово-
рю: когда вы проснетесь, отправьтесь к столу и возьмите эту забы-
тую кем-то серебряную монету; вас никто не увидит; спрячьте
монету в карман; это будет маленьким воровством, которое однако
не может иметь для вас никаких неприятных последствий>.
<Потом я ее бужу>.
<Она направляется к столу, отыскивает монету и опускает ее,
с некоторым колебанием, к себе в карман; но тотчас же выни-
мает ее и возвращает мне, говоря, что эти деньги не принадле-
жат ей, и что необходимо отыскать человека, который позабыл
их здесь. <Я не хочу держать у себя этой монеты, - сказала
она, - это было бы воровством, а я ведь не воровка>.
Жиль Делатурет передает случай, весьма похожий на выше-
приведенный: <Однажды, - пишет он, - мы внушили ^., что
ей очень жарко. Тотчас же она начинает вытирать себе лоб, как
будто он был весь в поту, и объявляет, что жара невыносима.
- Идем купаться!
- Как! с вами?
- Почему же нет? разве вы не знаете, что в море мужчины и
женщины без излишней щепетильности купаются вместе?
Юридические выводы
Это, по-видимому, не кажется ей достаточно убедительным.
- Смелей! раздевайся!
Она колеблется; наконец распускает себе волосы и снимает
обувь; затем следует остановка.
- Ну же! Я приказываю тебе раздеться совершенно!
Она краснеет и, по-видимому, рассуждает с большим трудом;
наконец в смущении, снимает с себя платье.
- Еще! Еще!
При этом грубом приказании, УУ. кажется страдающей весьма
жестоко; она готовится повиноваться, но ее воля оказывает со-
противление; ее стыд гораздо сильнее внушения; все тело ее на-
прягается, и я едва-едва успеваю вмешаться и прекратить при-
падок истерии>.
Жиль Делатурет прибавляет: <^У. весьма стыдлива>.
<Ясно, что, только благодаря последнему обстоятельству, она
почти бессознательно оказала такое сопротивление, придя к из-
вестному нам результату, так как при тех же обстоятельствах
Сара Р., не колеблясь, сбрасывает с себя одежду и купается в
воображаемом море>.
Итак, в этом случае только чувство стыда, весьма сильно раз-
витое в УУ., мешает ей исполнить внушенное ей приказание;
между тем оно, будучи слабее у Сары Р., позволяет ей повино-
ваться внушению. То же мы можем сказать и о других случаях.
Чувство сожаления или честность, смотря по большей или
меньшей степени своего развития, или противятся внушению,
или позволяют повиноваться ему только после большего или
меньшего числа повторенных внушений. Анализируя дальше,
мы найдем, что только в органическом предрасположении, скры-
том, слабом или весьма малом, нужно искать то, что реализация
данного внушения возможна или невозможна. Когда для какого-
нибудь человека известная идея безусловно враждебна, то реали-
зация ее абсолютно невозможна, даже если она внушена ему в
состоянии гипноза. Вот заключение, которое выводят почти все
самые известные корифеи гипнотизма, и которое было выражено
Жане в известной фразе: <Ыёе шсоппие пе ви^еёге пеп>.
<Внушения, - говорит Кампили, - должны находиться в согла-
сии с внутренним миром человека; по этой-то причине не все
они могут быть приведены в исполнение, а только те, которые
С. Сигеле <Преступная толпа>
человек способен совершить при известных условиях и в из-
вестные моменты его жизни>.
Внушение, таким образом, может изменить индивидуаль-
ность, уменьшить волю до того, что нельзя будет сказать, су-
ществуют ли они, или нет; но что эти индивидуальность и воля
не умерли совершенно, доказывает нам их упорное сопротивле-
ние известным внушениям, а также и то, что они, если и реали-
зуют эти внушения, то впоследствии реагируют так, что понево-
ле является представление о раскаянии организма в совершении
им действии, противоречащих его нормальной природе.
Подобно тому, как в наше время не считается истиной, будто
заражение это - <акт, при помощи которого известная болезнь
переходит от одного, одержимого ею, к другому, здоровому*, а
говорят, что оно - <акт, при помощи которого известная бо-
лезнь переходит от одного, одержимого ею человека, к другому,
более или менее к ней предрасположенному >; точно также со-
вершенно ложно мнение, будто внушение может заставить дан-
ного человека совершить какой угодно поступок', оно может
заставить его сделать только то, к чему он более или менее пред-
расположен.
Понятно, нет надобности, чтобы предрасположение в этом
случае было также заметно, как и в первом; достаточно, чтобы
оно существовало, хотя бы и в незначительной степени; но необ-
ходимость его очевидна.
В гипнотическом состоянии происходит по воле гипнотизера
то, что вследствие других причин происходит во сне, в сомнам-
булизме, в состоянии опьянения, т. е. человек совершает тут
такие поступки, которых он никогда не совершил бы в нормаль-
ном состоянии; и при всем том его индивидуальность, его <я>,
как бы оно ни было изменено патологически, всегда стоит на
страже. Оно изменено, но не подавлено. Это сравнение между
состояниями гипнотизма, сна, сомнамбулизма и опьянения мо-
жет показаться неточным. В самом деле, можно привести на-
блюдения, что в состоянии гипноза поступки совершаются бла-
годаря вмешательству воли третьего лица, изменяющего без
сомнения своим вмешательством отношения, существующие
между действиями и нравственным характером индивида. Меж-
ду тем в состояниях сна, сомнамбулизма и опьянения нет ника-
юридические выводы
кого вмешательства чужой воли, и такой человек как бы он ни
был изменен патологически, всегда находится в- прямой и пол-
ной связи с нормальным человеком. Все это конечно подтверж-
дает существование коренной разницы между причинами, про-
изводящими эти различные состояния, но отнюдь не скрывает
той аналогии, которая существует между следствиями, выте-
кающими из этих состояний. Аналогия эта (как было вкратце
сказано в тексте) состоит в следующем: во внушении, как во сне,
сомнамбулизме, опьянении, - ненормальные условия организма
не в состоянии уничтожить индивидуальности: они только умень-
шают ее и конечно - более во время внушения, чем во время
других патологических состояний. Относительно последних мож-
но сказать, что вместо уменьшения они только' изменяют и уси-
ливают ее. В самом деле, во сне отражаются самые резкие черты
характера данного индивида; привычка, эта управительница че-
ловеческой активности, производит то, что индивидуальность
спящего воспроизводится целиком, точно нарисованная на кар-
тине, хотя немножко скрытая и затемненная среди самых слож-
ных, постоянно меняющихся сцен. Вот почему Булье предлагал
особый вид личной ответственности за преступления, совершен-
ные в состоянии сна. Тоже самое можно сказать о сомнамбулиз-
ме и опьянении. Всем известна старая и верная пословица: ш
у1по уеп^аз (истина в вине), и вся позитивная школа утверждает,
что <спиртные напитки делают человеческие чувства более энер-
гичными и сильными и только уменьшают способность рас-
четливо рассуждать, производящую обыкновенно то, что мы,
благодаря различным причинам, удерживаемся от данного пос-
тупка> .
Колаяни прекрасно выразился, говоря относительно алкого-
ля, что <он повышает или уменьшает, смотря по продолжитель-
ности действия, нравственную запретительную силу, передан-
ную нам по наследству и препятствующую нам следовать всем
тем стремлениям, которые могли бы привести нас к преступле-
ниям или просто неприличным поступкам >.
То же самое можно сказать и относительно внушения, повто-
рив вместе с Рибо, что в состоянии гипноза переход от идеи к
Действию тем более быстр, чем менее он встречает препятствий;
ничто не может остановить его, так как в усыпленном сознании
Царит только одна внушенная идея.
С. Сигеле <Преступная толпа\
Таким образом, хотя во время гипноза и гораздо легче, чем 801
время всякого другого патологического состояния, заставить
человека решиться на такие поступки, которые его отталкивают,
тем не менее гипнотизируемый субъект (точно так же, как и во
сне, сомнамбулизме, опьянении) всегда сохранит, хотя и в более
слабой степени, свою индивидуальность.
Если относительно внушения нельзя сказать того же, что от-
носительно произвольного сомнамбулизма, сна и опьянения, - а
именно, что человек отражает, как в зеркале, всю свою индиви-
дуальность, - то можно по меньшей мере считать несомненным,
что гипноз указывает, к каким действиям данный субъект
чувствует естественное и органическое отвращение.
III
Мне кажется, что заключение, к которому мы пришли, до сих
пор является само по себе совершенно ясным и логически выте-
кающим из фактов. Если при гипнотическом внушении, самом
сильном и могущественном из всех внушений, нельзя достичь
полного уничтожения человеческой индивидуальности, а только
одного лишь ее ослабления, то на гораздо большем основании
мы можем сказать, что эта индивидуальность сохранится в со-
стоянии бодрствования, даже если бы внушение достигло самой
высшей степени, как например среди толпы.
Преступление, совершенное индивидом среди разъяренной тол-
пы, всегда будет таким образом иметь часть своих мотивов (как
бы они ни были малы) в физиологической и психологической
организации его виновника. Следовательно, последний всегда бу-
дет за него в ответе пред законом.
Истинно честный человек не будет повиноваться преступным
приказаниям гипнотизера и точно также не попадет в тот водо-
ворот эмоций, куда влечет его толпа.
<Когда природа прочно построила умственный организм, - го-
ворит Томази, - то мы бываем потрясены всевозможными слу-
чайностями, но не склоняемся перед ними>.
Юридические выводы
Должны ли мы отсюда вывести, что те, которые совершают
какое-либо преступление, находясь под влиянием народной
ярости, все без исключения настоящие преступники?
Это было бы большой ошибкой. В толпе часто находятся при-
рожденные преступники, но мы не можем говорить, что все, со-
вершающие, благодаря влиянию толпы, какое-либо преступле-
ние, были таковыми. Мы скажем только, что они - слабы.
Всякий получает от природы известный характер, дающий
известный отпечаток, известную физиономию его поведению и
служащий, так сказать, внутренним импульсом, по которому че-
ловек и поступает в своей жизни. Чем более глубок и силен этот
импульс, чем характер тверже и цельнее, тем скорее человек
будет поступать сообразно с ним, не подчиняясь внешним влия-
ниям; точно также и ружейной пуле тем труднее уклониться от
принятого направления под влиянием встречных препятствий,
чем больше была та начальная скорость, с которой она была
выброшена.
К несчастию, могучие натуры, выходящие с победой из всех
соблазнов, избегающие всякого уклонения с принятого ими од-
нажды направления, весьма редки. Если, как говорит Бальзак,
существуют люди-дубы и люди-кустарники, то последние, ко-
нечно, составляют большинство. Для большей части людей
жизнь является целым рядом уступок, так как, не имея силы
принудить среду приспособиться к себе, они принуждены сами
приспособляться к среде.
В этом обширном классе слабых личностей существуют беско-
нечные переходы от таких, которых Бенедикт назвал неврасте-
ничными, не оказывающих никакого сопротивления внешним
импульсам, до таких, которых Серги отметил именем низко-
поклонников, из подлости подчиняющихся чужой воле и ради
выгоды поворачивающихся туда, куда дует ветер; от добрых, но
трусливых и легковерных существ, принимающих какую угодно
предлагаемую им идею, до людей, меняющихся, благодаря непо-
стоянству и раздражительности их темперамента.
Воля, говорит Рибо, подобно уму, имеет своих идиотов и сво-
их гениев со всеми возможными, как в той, так и в другой
крайности, оттенками.
Но слабость характера, как бы она ни была достойна презре-
ния, как бы она ни была велика, имеет в общем следующий не-
С. Сигеле <Преступная толпа>
минуемый результат: она делает человека более или менее по-
датливым относительно внушений, исходящих из окружающей
Среды.
<В каждом действии лица со слабой волей часть его поступков, -
говорит Рибо, - определяемая индивидуальным характером,
минимальна, между тем как часть, обусловливаемая внешни-
ми обстоятельствами, максимальна>.
Поместите этих людей в благоприятную среду, подвергните
влиянию хороших внушений, и они останутся честными, по
крайней мере перед лицом закона; наоборот, если их поместить в
неблагоприятную среду, окружить вредными внушениями, то
они превратятся в случайных преступников или преступников в
состоянии аффекта.
Слабость характера заставляет их легко впитывать в себя все,
что их окружает: как доброе, так и дурное, причем при одном
образе жизни внешние обстоятельства управляют ими легче, чем
при другом.
Итак, если подобные метаморфозы происходят в мирной, ре-
гулярной, нормальной жизни, то что же будет происходить сре-
ди толпы, где в одно мгновение концентрируется такая масса
внушений, какой никогда не бывает во всяком другом случае?
Не очевидно ли, что все эти личности уступят, и что совершат
преступление даже те честные, но слабые люди, которые может
быть завтра же обнаружат громадный альтруизм на том же
основании, на каком сегодня они позволяют себя увлечь потоком
ненависти?
<В 1870 г. я видел, - говорит Жоли, - как толпа преследовала
карету одного генерала, желая во что бы то ни стало выведать
у него какой-то политический секрет. В толкотне этой я за-
метил одного знакомого мне молодого человека, энтузиаста, но
тихого и порядочного, трудолюбивого и доброго, безусловно
честного. Этот последний вдруг стал громко требовать револь-
вер, желая стрелять в упорствующего генерала. Если бы у него
в руках было оружие, я не ручаюсь за то, что могло бы про-
изойти>.
{()р и ди ческие выводы
Как вели бы себя те, которые находились бы в таких же ус-
ловиях, как и этот молодой человек? Что делали бы они, имея в
руках оружие? Можно ли за это назвать их злыми?
Нет, скажем мы: они - только слабохарактерные люди. В
них находятся, но только весьма поверхностно, чувства жалости
и честности. Более новые слои характера, составляющие физиче-
ское основание этих чувств, не могли накопиться в достаточном
количестве и покрыть совершенно старые пласты, представляю-
щие из себя остатки самых отдаленных образований.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38