Таким образом он подтвердил идею О. Конта, который, резю-
мируя ту же мысль, сказал, что человеческое общество должно
быть рассматриваемо, как одна всегда существовавшая лич-
ность.
Шопенгауэр в своем сочинении <Мир, как воля и представле-
ние> пришел к тому же заключению.
<С самых отдаленных времен, - писал он, - человека всегда
рассматривали, как микрокосм; я опровергнул это мнение и
доказал, что мир - макантроп в том смысле, что воля и пред-
ставление дают определение сущности мира так же полно, как
и сущности человека>.
Мнение Шопенгауэра исходит из совершенно другого принци-
па, чем мнения Конта и Спенсера. В самом деле, философия Шо-
пенгауэра априористична, хотя в ней и есть прекрасные места,
продиктованные позитивным методом; но при всем том она
представляет из себя только теорию; между тем взгляды Спенсе-
' Г. Спенсер. Введение в изучение социологии, гл. III.
Социология и коллективная психология
ра и Конта основаны на наблюдении и опыте. Итак, хотя исход-
ные их точки и различны, но цель достигнута одна и та же. Шо-
пенгауэр утверждает, что мир не что иное, как макаптроп, и
этим одним словом выражает ту же мысль, что Спенсер и Конт.
Оставив на время вопрос об аналогии между человеком и че-
ловеческим, обществом, - аналогии, доходящей до того, что
общество представляют в виде настоящего организма, возможно
ли отвергать, что во всяком обществе находятся известные явле-
ния, представляющие прямой результат явлений, свойственных
членам названного общества; что - другими словами - агрегат
представляет ряд свойств, определяемых свойствами его состав-
ных частей? Достаточно задать себе вопрос, что произошло бы,
если бы человек оказывал предпочтение тому, кто делает ему
зло, - и всякий поймет, что социальные отношения были бы
тогда совершенно противоположны нынешним отношениям, ко-
торые все основаны на присущей человеку склонности предпочи-
тать тех, кто оказывает ему больше удовольствия. Достаточно
спросить себя, что случилось бы, если бы, вместо выискивания
самых легких средств для достижения своих целей, люди стали
искать средств самых трудных, - и всякому станет ясно, что
общество, обладающее такими свойствами, не было бы ни в чем
сходно с теми, какие нам известны.
Эта аналогия в строении, а следовательно и в функциях, яв-
ляющаяся вполне очевидной и неоспоримой, при сравнении че-
ловека с обществом, проявляется еще не только в главных
свойствах, но даже и в некоторых незначительных чертах между
индивидами, принадлежащими к определенному классу, и этим
классом, рассматриваемым, как коллективная единица.
Мы знаем, что общество не есть-однородное, одинаковое во
всех своих частях целое, - конгломерат почвенных отложений,
медленно образовавшийся из остатков бесконечного ряда су-
ществ, что оно - организм, который, подобно телу животного,
имеет ткани, различающиеся по структуре и чувствительности.
Эти ткани, отложения или социальные группы, образовавшиеся
понемногу в продолжении известного времени, вследствие постоян-
ного и прогрессивного перехода от простого к сложному, от од-
нородного к разнородному - в чем и состоит закон эволюции -
эти ткани, подобно различным животным и растительным тка-
ням, имеют органические и технические черты, свойственные
С. Сигеле <Преступная толпа>
каждой из них и воспроизводящие специальные свойства сос-
тавляющих их индивидов.
Самое простое наблюдение доказывает нам это весьма ясно. Ес-
ли мы бросим взгляд на историю, то увидим, что отделение побе-
дителей от побежденных, хозяев от рабов, знатных от плебеев -
не было простым политическим и экономическим разделением,
но что оно создавало совершенно различные миры. Воспитание,
язык, привычки, одежда, образ жизни - все имело специфичес-
кий характер, определяемый очень строгими обычаями и запи-
санными даже традиционными правилами, уклоняться от кото-
рых считалось непозволительным.
Кому неизвестно, что аристократия (по таланту ли, денежная,
или родовая), магистратура, духовенство, военные, простой на-
род - все вообще социальные классы (воспроизводящие в наше
время древние касты, с тем только различием, что у древних
принадлежность к известной касте определялась рождением, у
нас же она определяется свободным выбором или же избранием)
представляют не только характер человека вообще, но и отличи-
тельные черты аристократа, судьи, священника или солдата в
частности? Кто не знает, что привычки, идеи, чувствования,
стремления, все, одним словом, функции, свойственные каждому
из этих классов, очень резко отличают их один от другого?
Итак, аксиома - что характер агрегата зависит от характера
единиц, его составляющих, - должна применяться не только к
коллективному организму общества, но и к отдельным организ-
мам, его составляющим.
Иначе не может и быть, так как если на человеческом об-
ществе, представляющем из себя только частицу Вселенной, или
вернее, частный случай всеобщей эволюции, подтверждаются все
естественные законы, управляющие органическим миром, - то
тем более главнейшие социальные законы должны распростра-
няться и на те организмы, из которых оно состоит. Это - по
удачному замечанию Энрико Ферри - похоже на тот случай,
когда минералогические свойства кристалла воспроизводятся
самым типичным образом в его осколках.
Рассматриваемая с этой точки зрения, социология в своих
главных чертах представляет точное воспроизведение психоло-
гии, - воспроизведение, правда, несравненно более сложное и
обширное. Психология изучает человека, социология занимается
Социология и коллективная психология
социальным телом; мы знаем, что характерные черты одного
могут быть объяснены только свойствами другого: вот почему
функции социального организма аналогичны функциям челове-
ческого организма.
Социальная индивидуальность - сказал Эспинас - парал-
лельна человеческой индивидуальности; социология таким обра-
зом не что иное, как психология еп ^гапс1, в которой, распро-
страняясь и усложняясь, отражаются главные законы индивиду-
альной психологии; она - по прекрасному выражению Тарда -
есть <солнечный микроскоп психологии>.
II
Но как далеко идет эта аналогия между характером агрегата и
характером единиц, его составляющих? Всегда ли постоянно
отношение между психологическими законами, управляющими
индивидом и управляющими группой индивидов? Всегда ли
справедливо, что собрание нескольких лиц отличается опреде-
ленным характером, равным сумме характеров всех лиц? Одним
словом, неужели никогда не может быть исключения из выше-
приведенного принципа?
Прежде чем ответить на этот вопрос, я приведу несколько об-
щеизвестных психологических явлений: они помогут нам найти
ответ, или вернее, сами будут служить ответом.
Всякий слыхал о тех ошибках, которые нередко делают при-
сяжные. Иногда это происходит от индивидуальной неспособнос-
ти или от трудности тех вопросов, которые им приходится ре-
шать; но подчас совершенно нелепое и неподходящее решение (и
притом вопросов, требующих для решения только капли здраво-
го смысла) дается и образованными людьми.
Мне, например, пришлось быть очевидцем того, как были оп-
равданы трое молодых людей, добровольно сознавшихся в нане-
сении самых низких оскорблений одной бедной девушке, - не-
годяи мучили ее, прикладывая к нежным частям тела негаше-
ную известь и причиняя ей, таким образом, весьма сильные ожо-
ги. Разве, по вашему мнению, каждый из присяжных оправдал
бы сам таких преступников? Я позволяю себе сомневаться в этом.
С. Сигеле <Преступная толпа>
Гарофало рассказывает об опыте, произведенном над шестью
известными врачами, между которыми были и знаменитые про-
фессора: всех их попросили дать приговор относительно челове-
ка, обвиняемого в краже. Несмотря на ясные улики, они приз-
нали его невиновным и только потом смекнули свою ошибку.
Суд присяжных в Готвьене оправдал недавно трех крестьян:
отца, Жана Пузи, его жену и сына, обвиняемых в убийстве дав-
но у них служившего бедного мальчика, который был ими заму-
чен <еп :?ат111е> с неслыханной жестокостью. Подробности убий-
ства ужасны. Когда жертва задохлась под тяжестью Жана, пос-
ледний, оскалясь, замечает: <Пожалуй, он уже мертв!> <А мо-
жет быть и нет>, - отвечает жена и для большей уверенности
разбивает мальчику череп двумя ударами своей тяжелой палки. -
<Ну уж теперь-то, - говорит супруг, - я уверен, что он готов!
Хорошего, нечего сказать, удалось нам поймать кролика!>
Кто бы мог подумать, что гнусное преступление этой семьи,
остервенившейся на беззащитного ребенка, будет оправдано при-
сяжными?
Но что же однако доказывают все эти факты и множество им
подобных, которые каждый мог наблюдать лично? Они доказы-
вают только, что двенадцать здравомыслящих и здоровых людей
могут выдать решение, совершенно бестолковое и бессмыслен-
ное. Собрание индивидов может таким образом дать в результате
нечто совершенно обратное тому, что было бы дано каждые от-
дельным индивидом.
Подобное же явление происходит в заседаниях многочислен-
ных комиссий - художественных, научных и промышленных -
составляющих одну из самых печальных язв современной адми-
нистративной системы.
Часто случается, что их решения изумляют и поражают об-
щество своей странностью. Каким образом, спрашивается, люди,
подобные тем, которые вошли в комиссию, могли дать такое
заключение? Каким образом, могло случиться, чтобы десять или
двадцать человек науки, десять или двадцать художников, сое-
динившись, дали заключение, основанное не на принципах нау-
ки, не на принципах искусства?
Аристид Габелли, известный итальянский писатель, которого,
к несчастью, Италия недавно потеряла, попытался анализиро-
вать причины этого явления.
Социология и коллективная психология
<Говорят, - писал он, - что комиссии, советы, одним словом,
все учреждения, пользующиеся властью сообща, представляют
из себя гарантию против преступлений. Посмотрим, представ-
ляют ли они из себя эту выгоду. В самом деле, мы даем такого
рода власть с тем, чтобы извлечь себе из этого выгоду. Если же
от даваемых нами полномочий нельзя получить требуемой
пользы, то лишнее и давать их. Вот такого рода гарантию и
представляет численность, благодаря партийному духу, благо-
даря тем раздорам, которые рождает корысть, - вследствие
различия в мнениях и прихотях, вследствие того наконец, что
один хочет того, чего не угодно другому; что один болен, а дру-
гой путешествует е1с. Часто все дело с большой потерей време-
ни должно быть отложено, так как, раз трудно найти во всех
талант, то еще труднее найти в них решительность и стой-
кость. Сверх того, не чувствуя за собой ответственности, каж-
дый старается уклониться от решения вопроса; далее, тот,
кто имеет полномочия и не пользуется ими, служит помехой
тому, который желает пустить их в ход; наконец, человечес-
кие силы, будучи соединены, не складываются, а уничтожают-
ся. Последнее до такой степени верно, что часто посредствен-
ный результат бывает плодом собрания таких людей, из кото-
рых каждый сумел бы решить тот же вопрос гораздо лучше.
<Люди - говорит Габелли - не представляют из себя лошадей,
впряженных в карету и тянущих ее вместе: они скорее свобод-
ные лошади, бегущие и обгоняющие друг друга>'.
Эта-то мысль - что человеческие силы, будучи соединены, не
складываются, а скорее уничтожаются - высказанная Габелли
только в нескольких словах и весьма, по-моему, глубокая и верная,
А. Габелли. <Образование в Италии>. В той же книге Габелли
применяет к частному случаю те общие идеи, который я высказал вы-
ше. <При избрании ректора - пишет он, говоря об университетах -
случается подчас, как и при всяком другом избрании, довольно
странная на первый взгляд вещь, которая однако не так трудно объяс-
нима, как кажется. На некоторых выборах случается нередко, что
большинство голосов получает лицо, которое каждый избиратель счи-
тает ниже себя, хотя, подавая за него голос, он ставит его выше себя.
То же происходит и при выборе ректора>.
С. Сигеле <Преступная толпа>
была широко развита Максом Нордау, человеком науки, заслу-
живающим, как я думаю, гораздо большей известности:
<Соедините 20 или 30 Тете., Кантов, Гельмгольцев, Ньютонов е1с.,
- писал он, - и дайте им на обсуждение практические, совре-
менные вопросы; их споры будут, пожалуй, отличны от тех спо-
ров, которые ведутся на первых попавшихся собраниях (хотя я
не утверждаю даже и этого), но что касается результатов этих
споров, то я уверен, что они не будут отличаться от результа-
тов, даваемых всяким другим собранием. Почему же? Потому,
что каждое из 20 или 30 выбранных лиц, кроме личной ориги-
нальности, отличающей его от других, обладает и наследствен-
ными, видовыми признаками, не отличающими его не только от
его соседа по собранию, но даже и от всех снующих по улице про-
хожих. Можно сказать, что все люди в нормальном состоянии
обладают известными признаками, являющимися общими для
всех, равными, положим, х, это количество увеличивается в вы-
шеозначенных индивидах на другую величину, различную у раз-
личных индивидов, которая поэтому должна быть для каждого
из них названа иначе, например, а,Ь, с, и и пр. Предположив это,
мы получим, что в собрании из 20 человек, хотя бы самых высо-
ких гениев, будет 20 х и только 1 а, 1 Ь, 1 с и т. д. Ясно, что 20 х
неизбежно победят отдельные а, Ь, с, т. е" что человеческая сущ-
ность победит личную индивидуальность, и что колпак рабочего
совершенно покроет собою шляпу медика и философа^.
На основании этих слов, которые, по моему мнению, пред-
ставляют скорее очевидную аксиому, чем опытное доказатель-
ство, легко понять, почему не только суд присяжных и комис-
сий, но и политические собрания приводят в исполнение акты,
самым резким образом противоречащие взглядам и тенденциям
составляющих это собрание членов. Чтобы убедиться в этом,
достаточно в приведенном Нордау примере вместо 20 подставить
100 или 200. Общественный здравый смысл наконец сделал то
же наблюдение, взятое нами у немецкого философа. Древняя
поговорка гласила: вепа^огез Ьоги у1п, аепа^ив аи^ет та1а ЬеаНа
М. Нордау, <В поисках за истиной*, гл. III. Мы далее еще вер-
немся к этому остроумному объяснению, имеющему весьма важную
биологическую подкладку.
Социология и коллективная психология
(Сенаторы - почтенные мужи, сенат же - плохая скотина). И в
наше время народ повторяет и подтверждает это наблюдение,
говоря относительно известных социальных групп, что лица, их
составляющие, - честные люди, если их рассматривать пооди-
ночке, взятые же вместе - плуты.
Если мы от этих собраний, в которых по меньшей мере заме-
чается известный подбор индивидов, перейдем к собраниям дру-
гого рода, образованным случайно, каковы: слушатели, присут-
ствующие на какой-либо лекции, зрители в театре, народ в тех
неожиданных скопищах, которые образуются на площадях, пу-
бличных местах и т.п., то мы увидим, что явление, нас зани-
мающее, проявляется в более резком виде и здесь. Эти собрания
людей уже вовсе не воспроизводят психологических черт тех
индивидов, из которых состоят; это известно всякому и доказы-
вать это бесполезно.
Не может быть таким образом и сомнения в том, что очень
часто, вопреки логике, результат, данный совокупностью нес-
кольких людей, не равен тому, который должен бы получиться
от сложения способностей всех собравшихся лиц. Другими сло-
вами, не может быть сомнения в том, что очень часто принцип
Спенсера оказывается весьма несостоятельным, - принцип, гла-
сящий, что характер агрегата определяется характером единиц,
его составляющих. Ферри предчувствовал эту истину, говоря:
<Совокупность нескольких способных людей не всегда служит
гарантией их общей способности: собрание здравомыслящих лю-
дей может быть лишенным единодушия, как в химии от соеди-
нения двух газов может получиться жидкость>.
Вот почему он заметил, что между психологией, изучающей
индивида, и социологией, имеющей целью целое общество, есть
место для особой части науки, которую можно назвать коллек-
тивной психологией. Эта последняя должна заниматься исклю-
чительно такими совокупностями индивидов, каковы например
суд присяжных, собрания, съезды, театры и пр., которые не под-
чиняются ни законам индивидуальной психологии, ни социоло-
гическим законам.
Интересно однако знать - независимо от того, что выяснил
Нордау - почему эти собрания людей дают результат, подры-
С. Сигеле <Преступная толпа>
вающий аксиому Спенсера?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38