сиять? Маловероятно. Но тем не менее встаю. Даже если свалюсь. Одеться с
пуститься вниз и на берег, на воздух. Прогнать эту головную боль.
Потому что сегодня особый день.
Ты сегодня не одолеешь меня, голова. Сегодня особый день.
Восемь часов сорок три минуты утра. На пути в Сан-Диего. В последний раз. Я в
се время это повторяю. Что ж, на сей раз это правда. Нет нужды приезжать сно
ва.
Головная боль еще не совсем прошла, но все же не такая сильная, чтобы помеш
ать мне вести машину.
Удивительно, насколько отстраненным от всего вокруг я чувствую себя. Воз
можно ли, чтобы часть меня была уже в 1896 году, ожидая появления меня целиком
? Подобно тому как частица меня осталась на днях в гостинице, в то время ка
к другая поехала в Сан-Диего?
Наверняка это возможно. Кто я такой, чтобы в данный момент это отрицать?
* * *
Девять часов двадцать семь минут. Мне во всем повезло. Выбор был невелик, н
о один из костюмов этого ателье проката оказался словно сшит на меня. Сей
час он лежит рядом со мной на сиденье в коробке, завернутый в оберточную б
умагу. Надеюсь, Элизе он понравится.
Костюм черный. Пиджак тогда называли сюртуком. Ужасно длинный, доходит д
о колен. Боже правый! Служащий пытался навязать мне то, что он назвал домаш
ним сюртуком, но его фасон Ц расходящиеся спереди полы и широкие фалды с
зади Ц был мало пригоден для носки.
Штаны Ц «брюки, сэр» Ц довольно узкие, с обшитыми галуном боковыми швам
и. У меня есть также белая рубашка с высоким воротничком, однобортный беж
евый жилет с отворотами и галстук на тесьме, скрепленной на шее сзади. Я ст
ану похож на настоящего щеголя. Думаю, все это подойдет. Я понравился себе
в зеркале. Вплоть до коротких полуботинок, тоже черных.
Довольно странно было разговаривать со служащим из ателье проката одеж
ды. Странно, потому что я ощущал себя там лишь отчасти. Он спросил меня, зач
ем мне этот костюм. Я сказал, что собираюсь завтра вечером пойти на вечери
нку в стиле 1890-х годов Ц что не было совершенной ложью. И добавил, что хочу в
ыглядеть как можно более органично.
На какой срок я планирую взять костюм? Меня подмывало ответить: на семьде
сят пять лет. Но сказал, что на выходные.
Я уже собирался уехать из Сан-Диего, когда меня осенило, что, когда я попад
у в 1896-й, хоть и хорошо одетым, все равно не смогу купить себе даже чашку кофе
. Невероятно, что я проглядел также и такой очевидный момент, как наличнос
ть, которой хватило бы, пока не найду работу. Понятия не имею, о чем я думал.
Попросить денег у Элизы? От этой мысли я весь сжался. «Привет, я тебя люблю,
можно занять у тебя двадцать долларов?» Боже всемогущий!
И опять везение. В первой же лавке по продаже монет и марок, куда я зашел, ок
азался двадцатидолларовый золотой сертификат в хорошем состоянии. Я за
платил за него шестьдесят долларов, но счел, что мне очень повезло. Продав
ец сообщил, что у него есть такой же двадцатидолларовый золотой сертифик
ат, никогда не бывший в обращении, и у меня возникло искушение его купить,
пока я не узнал его стоимость: около шестисот долларов.
У меня в руках симпатичная банкнота с портретом президента Гарфилда на л
ицевой стороне, ярко-красной печатью и надписью: «20 долларов в золоте вып
лачивается предъявителю по требованию». На оборотной стороне ярко-оран
жевое изображение орла со стрелой в когтях.
Для страховки я купил также десятидолларовый серебряный сертификат в п
риличном состоянии (стоимостью сорок пять долларов) с портретом Томаса Э
. Хендрикса
Томас Эндрю Хендрикс (1819Ц 1885) Ц вице-президент США в 1876Ц 1885 гг.
на лицевой стороне, кто бы он ни был. Как этот, так и двадцатидолларо
вый сертификат, по размеру значительно больше современных банкнот, и цен
ность для меня они представляли во всех смыслах большую. Так что в финанс
овом отношении у меня будет все в порядке.
В финансовом отношении. Гм. Совсем не по-викториански.
Наверное, следовало посвятить больше времени поиску денег Ц в особенно
сти потому, что мне не понадобится то, что я оставляю здесь, Ц но я торопил
ся вернуться в гостиницу и начать. Время идет.
На обратном пути мне в голову пришла хорошая мысль. Не нужно надевать нау
шники. Сидя на кровати, облаченный в костюм 1890-х годов, я буду слушать грамм
офон и писать установки в ожидании начала путешествия.
* * *
Десять часов две минуты. Готов отправиться.
Так спешил начать, что для экономии времени поставил машину позади гости
ницы. Принял душ, побрился и причесался. Полагаю, такая длина волос подойд
ет, а если и нет, то ничего уже не поделаешь.
Срезал ярлыки с сюртука, жилета, рубашки и галстука Ц по двум причинам. Пе
рвая Ц не хотелось бы, чтобы их увидел кто-то из 1896 года, невозможно будет о
бъяснить. И что более важно, сам не хочу их видеть. Оказавшись в том времен
и, собираюсь изгнать из памяти все воспоминания о 1971-м. Я даже стер фирменн
ый знак внутри ботинок Ц хотя и мелочь, а может все испортить. Никаких нос
ков, никакого белья Ц слишком современны на вид.
Итак, все готово. Не беру с собой ничего из настоящего Ц то есть ничего пр
иметного. Буду писать себе команды прямо на постели, а не на коленях, как р
аньше. Уверен, когда это произойдет, у меня из рук выпадет карандаш. Никаки
х наушников Ц чтоб не мешали. Я готов к мгновенным переменам.
Не считая сознания, разумеется. С этим придется разбираться, когда окажу
сь там.
Ну конечно! Попав туда, буду продолжать писать установки. Утверждаясь в 1896-
м. Вытесняя себя мысленно из 1971-го, пока Ц ясно это вижу Ц не забуду, откуда
явился, и душой и телом стану принадлежать только 1896-му. Избавлюсь от одеж
ды и
Боже правый! Чуть не забыл про наручные часы!
Это меня потрясло. Лучше подожду, пока не разгладится след от ремешка. Пол
ожу их в ящик тумбочки, чтобы не видеть. Я уже поставил телефон под кровать
, убрал настольную лампу в шкаф и снял с кровати покрывало, чтобы в поле мо
его зрения осталась лишь белая простыня.
Подчиняясь логике, в своих командах буду по-прежнему писать «19 ноября». И
спытываю от этого дополнительное удовлетворение, поскольку сегодня де
йствительно 19 ноября.
* * *
Посмотрим. Я ничего не забыл? Совсем ничего?
Сомневаюсь.
Включу музыку.
Последний взгляд вокруг. Покидаю все это.
Сегодня.
* * *
Одиннадцать часов четырнадцать минут. Опять! То же самое явление Ц на эт
от раз дольше. Не просто вспышка. Чуть больше, чем миг между двумя взмахами
ресниц. Это сколько-то длилось. Возможно, несколько секунд Ц пять или ше
сть, Ц и все же в этих обстоятельствах мне казалось, что прошло не одно ст
олетие.
Процесс пошел.
Это произошло при третьем проигрывании адажио. Я писал установку: «Нахож
усь в этой комнате 19 ноября 1896 года». Переписывал фразу в тридцать седьмой
раз, когда произошли изменения. Слово «ноябрь» обрывается после первых ч
етырех букв, след карандаша идет вниз после «б», потом исчезает.
Так что могу определить, когда это случилось. Когда я вышел из «погружени
я», одна часть симфонии почти закончилась. Таким образом, это должно было
произойти примерно через час после начала, поскольку адажио длится двад
цать одну минуту.
Намного быстрее первого погружения.
Я называю состояние «погружением», поскольку это слово кажется мне сейч
ас наиболее подходящим. Как будто меня Ц мгновенно Ц втянули внутрь. Сн
ачала кажется, что тебя куда-то несет, теряешь ориентацию. Слышу музыку, н
о она для меня лишена смысла. Смотрю не отрываясь на движущийся кончик ка
рандаша, но это движение происходит отдельно от меня. Не я пишу слова, появ
ляющиеся на бумаге, Ц они сами себя пишут. Вокруг начинает собираться ту
ман, пока поле зрения не сужается до кончика карандаша. Музыка обрываетс
я на низком искаженном звуке, словно я вдруг оглох. Потом она совсем пропа
дает. Нет, не так. Не музыка пропадает, а я сам оказываюсь вне зоны ее действ
ия. Знаю, что музыка продолжается. Просто я уже в другом месте, и она не дост
игает моих ушей.
Другое место Ц это 1896 год.
На этот раз я чувствовал, что мое тело тоже находится там. Я ощущал под соб
ой какой-то матрас. А это означало, что, если в первый раз я совершил мыслен
ное путешествие в 1896-й, на миг ощутив свое присутствие там, то на сей раз ока
зался там и телесно. Физически я лежал в этой комнате в 1896-м. В течение пяти и
ли шести секунд я полностью там находился, душой и телом.
Ощущения при возвращении были тоже другими. В первый раз все произошло б
ыстро, каким-то скачком. Меня словно отбросило назад Ц довольно неприят
ное чувство.
На этот раз было больше похоже на проскальзывание? Не совсем. Хотя нечто
вроде. Думается мне, это физическое ощущение сродни проскальзыванию наз
ад под какой-то пленкой. Оставим это, не могу выразить словами. Знаю лишь, ч
то это произошло. Суть в том, что зона перехода Ц вход, отверстие, пленка
Ц нечто очень маленькое и узкое.
И весьма ощутимое. Чувствую, словно оно меня обволакивает в тот момент, ка
к я, со всей очевидностью находясь в 1971 году, пишу свои заметки. За неимение
м лучшего определения называю это «временем 2». Оно от нас неизменно удал
ено на один удар сердечного ритма. Нет, не так. Оно от нас вовсе не удалено. О
но с нами. Просто мы не осознаем его присутствия. Хотя, приложив некоторое
усилие, человек может это осознать и его достичь. Надо снова попробовать.
Сейчас я чувствую себя так близко. Интересно, смогу ли обойтись без каран
даша и бумаги? Эти установки, написанные сотни раз, уже отпечатались в мое
м мозгу. Почему бы мне не лечь и мысленно не повторять их, слушая музыку?
Почему бы и нет, в самом деле?
* * *
Один час сорок три минуты пополудни. Надо быстро диктовать, пока не забыл
подробности.
Запись прервалась в тот момент, когда я вышел из погружения, так что, когда
это произошло, не знаю.
Но знаю, что это было потрясающе.
Должно быть, это длилось больше минуты. Но казалось, гораздо дольше. Не хоч
у преувеличивать.
Тем не менее длилось это столько, что я успел рассмотреть картину на стен
е, которой нет в комнате, где я нахожусь сейчас.
Когда это случилось, прежде всего пришла убежденность. И каждый раз это к
азалось неотъемлемой частью происходящего. Глаза у меня были закрыты, но
я бодрствовал и знал, что нахожусь в 1896-м. Возможно, я «чувствовал» его вокр
уг Ц не знаю. Во всяком случае, мысленно я не сомневался. И, кроме того, не у
спев еще открыть глаза, ощущал реальное тому подтверждение.
Продолжая лежать, я услышал какой-то особенный потрескивающий звук. Я не
стал открывать глаза, опасаясь выйти из погружения. Не шевелясь, лежал на
матрасе, ощущая его под собой, ощущая на себе одежду, чувствуя, как вдыхаю
и выдыхаю, чувствуя тепло комнаты и слыша это странное потрескивание. Од
ин раз я даже бессознательно протянул руку, чтобы почесать нос. Кажется, ч
то это пустяки, но представьте себе их смысл.
Это было мое первое физическое действие в 1896 году.
Я находился там, тело мое лежало в этой комнате в 1896-м. И я настолько глубоко
там «окопался», что смог дотянуться рукой до носа и все же остаться там. Ка
ким бы незначительным ни казалось действие, это было поразительно.
Правда, новое время в моей системе еще не установилось. Похоже, это одна из
составляющих процесса. Чтобы оказаться во «времени 2», мне надо полность
ю выйти из «времени 1». Но, оказавшись в 1896-м, мне надлежит переустановить в м
оей системе «время 1», чтобы я мог функционировать и там остаться. Этим мож
но объяснить, почему в первый раз меня словно отшвырнуло назад: мое созна
ние полностью находилось в 1896-м, но не было якоря, удерживающего меня. Слиш
ком неуклюжее слово. Скажем лучше, соединительной ткани, причем этой сое
динительной тканью Ц во всяком случае, поначалу Ц было «время 1».
Что ж, на этот раз я действительно сделал установку «времени 1» в своей сис
теме, позволившую мне проанализировать окружение. Потому что потрескив
ающие звуки, которые поначалу были мне столь же непонятны, как и самая про
двинутая теория Эйнштейна, наконец разъяснились.
Это был камин.
Я лежал в комнате в 1896 году, слыша потрескивание огня в камине.
Я произношу эти слова, и сердце у меня учащенно бьется.
А правда, интересно, сколько это заняло времени? Чувствую, что большая дол
я моего сознания осталась во «времени 2». Не будь этого, я все еще находилс
я бы в 1896-м. В таком случае моя интерпретация отсчета времени в 1896-м, должно б
ыть, не точна. Подозреваю, что был там совсем не так долго, как мне помнится.
Однако сколько бы времени ни прошло, я через некоторое время открыл глаз
а.
Сначала я не решался пошевелиться. Я и вправду почесал нос, но это действи
е не было преднамеренным. Думаю, и получилось именно из-за неосознанност
и. Но сделать осознанное движение Ц волевое действие Ц казалось мне в м
оей ситуации более рискованным и провоцирующим.
Поэтому я ничего не делал Ц лежал совершенно неподвижно, уставившись в
потолок и пытаясь различить иные звуки, помимо потрескивания огня, но не
мог. Возможны два варианта. Либо потрескивание огня заглушало иные звуки
, либо я находился там не полностью, чтобы их услышать.
У меня создалось ощущение, что я нахожусь, в сущности, в локальном очаге 1896
года. Может быть, дело именно в этом. Доказать это я, разумеется, не могу. Вер
оятно, и никогда не смогу. Но для того момента это объяснение может подойт
и: то есть перемещение во времени начинается у человека с ядра Ц разумее
тся, в сознании, Ц и это ощущение распространяется вовне, действуя снача
ла на тело, а затем устанавливая контакт с ближайшим окружением. Это чувс
тво прорыва через пленку может возникнуть в тот момент, когда внутренняя
убежденность человека выходит за пределы тела.
Короче говоря, если теория моя верна, я лежал на кровати в 1896 году, слыша зву
ки горящего камина, но, помимо этого момента, по-прежнему оставался в 1971-м.
Это похоже на бред. Но все же почему я так сильно это ощущаю? Почему, наприм
ер, я не слышал в 1896-м шум прибоя? Я должен был слышать его гораздо явственне
й, чем сейчас, потому что в те времена океан подступал к гостинице намного
ближе. И все-таки я его не слышал. Но я не слышал также и звуков 1971 года, потом
у что был спрятан в коконе 1896-го. За пределами этого кокона я не слышал ниче
го. Что доказывает некоторую обоснованность моей теории.
Да бог с ним. Я отвлекся от самого важного момента.
И опять же, не знаю, сколько времени я лежал там, уставившись в потолок. Я зн
ал только, что это происходит в 1896-м, что кровать подо мной из 1896 года, возможн
о, и вся комната тоже. Шум горящего камина не утихал. Я четко видел потолок,
и цвет у него отличался от современного.
Наконец я осмелился пошевелиться. Ничего необычного или смелого, но в то
й ситуации для меня это было необычно. Потому что сделано было намеренно,
с расчетом.
Я повернул голову на подушке. (Забыл упомянуть о подушке, но в 1896-м она, без с
омнения, тоже была.) Бесконечно медленно. И могу добавить, с большой тревог
ой. Опасаясь, что упущу момент и перенесусь обратно в 1971-й. В тот момент увер
енность в том (она была и есть), что я смогу попасть в 1896-й, не была еще полной.
Я очень хорошо понимал, что нахожусь там, но мне не хватало уверенности в т
ом, что смогу держать под контролем пребывание в другом времени.
Странно теперь подумать, но пока все это происходило, я ни разу не вспомни
л об Элизе и о том, что она находится там же, где я. Может, не вспомнил потому,
что ее там в тот момент не было. Если моя теория верна, то ее там не было, пот
ому что я пребывал лишь в части 1896 года, а не во всей цельности.
Ладно, вернуться Ц еще раз. Я очень медленно повернул голову на подушке.
И увидел на стене картину.
Хочу ее описать. В центре две фигуры Ц полагаю, мать с сыном. На женщине се
рое платье с белым передником. Немолодая на вид. Зачесанные назад волосы.
Она стояла рядом с сыном, положив руки ему на плечи. Уточню Ц у него на пле
че лежала ее правая рука. Мне лишь показалось, что вторая ее рука тоже лежа
ла у него на плече.
Юноша был примерно на пять дюймов выше женщины. На нем было пальто, в левой
руке он держал шляпу Ц это означало, полагаю, что он уезжает. Но, возможно,
только что приехал. Нет, картина навевала иное чувство Ц грусть прощани
я. Теперь припоминаю, что слева от матери был черный зонт. Прислоненный к ч
ему-то. К чему, не знаю Ц мне не была ясно видна та часть картины. Рядом с зо
нтиком была еще и собака средних размеров. Сидела на полу, глядя на уезжаю
щего юношу.
В другой части картины за столом сидел старик, или то была старуха. Забыл у
помянуть, что мать с сыном стояли у стола;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32