Обсуждали всякие важные дела...
Выйдя из юрты Ораз-хана, Тёч-Гёк захотел напоить своего верного коня не застоявшейся водой из большого котла, который был установлен у него во дворе, а чистой — из арыка. Конь не раз выручал его в самых жарких сражениях, к тому же Тёч-Гёк чуть ли не с пеленок накрепко усвоил главное правило всякого туркменского воина: вначале позаботься о коне, а потом уже думай о себе...
Ведя в поводу верного ахалтекинца, Тёч-Гёк приблизился к арыку. И вдруг он увидел склонившуюся над арыком женскую фигуру. Узнал! Это была та прекрасная пуштунка, которая, однажды ворвавшись в горячее сердце Тёч-Гёка, уже никогда это сердце не покидала, бередя незаживающие раны. И вмиг все другие мысли покинули буйную голову Тёч-Гёка, кроме единственной: прекрасная пуштунка оказалась в его власти...
К поверженному Тёч-Гёку подошел его конь, печально склонил над ним голову и тихонько заржал, будто повинился перед хозяином: столько раз, мол, я выручал тебя, а теперь не смог...
Эта проникновенная ласка лошади до слез растрогала Лию. К тому же не всякая женщина способна беспощадно осудить мужчину, ради нее сотворившего отчаянное дело...
Лия вплотную подвела коня к лежавшему без признаков жизни хозяину. И стала поднимать с земли тело Тёч-Гёка. Умное животное сейчас же опустилось на передние колени, и Лии довольно легко удалось уложить тело поперек седла...
Словно сама природа прониклась добрыми намерениями молодой женщины — месяц вдруг скрылся за тучами, и в кромешной темноте, укрытая от нескромных взоров, Лия повела коня за повод к дому Тёч-Гёка...
— Кто в него стрелял? — спросил глава рода Заман-ага, когда безжизненное тело его родственника Тёч-Гёка было внесено в юрту и над ним принялись хлопотать женщины семьи.
— Я стреляла,— спокойно ответила гордая пуштунка. Двое братьев Тёч-Гёка схватились за кинжалы. Но Заман-ага, уже разглядевший разорванную на груди одежду молодой женщины, сразу все понял. Он грозно взглянул, и оратья Тёч-Гёка выпустили рукоятки кинжалов.
— Ты могла, дочка, бросить эту падаль там, где ее сразила,— кивнув на раненого, сказал Заман-ага.
— Я чужестранка. И не хочу, чтобы из-за меня тут разгорелась кровная вражда двух почтенных родов. Когда я везла его на лошади, меня никто не увидел,— сказала Лия.— Если ваши женщины помогут мне зашить платье, то от меня никто и никогда не узнает о том, что случилось.
— Да будет благословенна твоя мудрость, дочка,— проговорил Заман-ага, и на глазах у него выступили слезинки.— А этот шакал, если он выживет,— указал старик на раненого,— больше взглянуть в твою сторону не посмеет...
Мужчины вышли. И пока женщины вместе с Лией штопали ее платье, один из братьев Тёч-Гёка сбегал к арыку и принес посуду Лии, наполненную чистой прохладной водой...
Достигнув иранской крепости Шуркала, конница Сердара захватила ее почти без сопротивления. От сербазов малочисленного гарнизона и жителей крепости туркмены узнали, что их плененных детей там видели, но два дня назад из крепости выступил мирза Солтан-Мурад со своими войсками на Мешхед, что туда же увезли и пленников.
Надеясь на значительное превосходство своих коней, туркмены пустились в погоню.
На исходе третьего дня пятьсот или шестьсот конников Сердара уже стояли лицом к лицу перед трехтысячным войском Солтан-Мурада. Сердар выслал трех воинов на переговоры.
— Почему ты не послал с ними меня? — спросил молла Абдурахман.
— Потому что не хотел ущемлять славу о твоей мудрости, дорогой брат. Эти переговоры ничего не дадут. Но необходимо соблюсти обычай...
Посланцы Сердара возвратились очень быстро и сообщили, что на их требование немедленно возвратить захваченных детей мирза Солтан-Мурад ответил: «Если вы сами не даете нам заложников, то мы, по повелению нашего шаха, добыли их избранным нами способом».
— Джигиты! — преподнявшись в стременах, закричал своим воинам Сердар.— Врагов слишком много перед нами. В лапах этих прислужников шайтана двое моих детей. Не у всех из вас имеются там захваченные близкие. И кто из вас теперь повернет своего коня и уедет отсюда, на того я не буду в обиде...
Не для того мы к тебе примкнули, Сердар, чтобы теперь возвращаться,— перебил его речь Сапа-Шорник.— У меня там нет детей, но томятся в неволе дети моего народа...
— Веди нас в бой, сын Аташира!..
— Веди!..
— С нами аллах!..
И выкрики всех туркменских воинов слились в единый устрашающий рев, который прервался на миг взвизгом в едином порыве выхваченных из ножен сабель...
Всей массой туркмены устремились на центр иранского войска, туда, где посланные для переговоров воины успели разглядеть скопление пленников...
Вокруг своей особы принц Солтан-Мурад выставил самых отборных сербазов. Завязалась страшная кровавая сеча, в которой воинственные кличи сплетались с предсмертными воплями и ржанием рассвирепевших коней, где в сплошной звон скрещавшихся сабель вплетались звуки редких пистолетных выстрелов, где мужество вдруг превращалось в страх, а страх порою дорастал до мужества...
— Руби кровопийц!..
— Бей, не жалея!..
— Я Али!..
— Я Хезрет-и-Аббас!..
— Бегир!..
Сабля билась о саблю, щит — о щит, гордое свободолюбие одних — о верноподданически-раболепную твердость других...
У иранцев было три пушки, но вся их прислуга была порубана туркменами после первых же выстрелов..
— Бей стервецов!..
— Руби шахских блюдолизов!..
— Аташ-Батыр, Назар-Демир, разбейте-ка вон ту кучку сынов собак!..
— Шамурат! Тебя норовят обойти сзади...
— Бей!..
— Руби!..
— Вах-эй! Я убит...
— Если ты способен ловчить, обмани и меня... Иди теперь, истекай кровью...
— Вот тебе! На!.. Тебе тоже достанется!..
— Молодец, Гочмурат! Бей их, как начал...
— Докажи, Сахатнияз, что ты сын Ораз-хана! Так его! Так!..
— Бэзан!..1
— Мурид керде!..2
— Мевазет баш!..3 Сердар, а по бокам его молла Абдурахман и Сапа-Шорник,
подобно тарану, прокладывали себе путь к тому месту, где в окружении свиты восседал на коне принц мирза Солтан-Мурад, спокойно взиравший на ход сражения, и где на крупах коней позади сербазов виднелись ловки маленьких пленников...
Вот Сердар увидел своего сына. Но в тот же миг перед ним оказался здоровенный сербаз с пышными усами. Приняв на щит удар его сабли, Сердар мгновенно выбросил вперед правую руку, и его сабля, скользнув по нижнему краю щита сербаза, вонзилась тому в живот...
Окинув глазами побоище, Сердар уже не увидел сына на прежнем месте. Но зато он заметил совсем близко от себя его похитителя, Аббас-Кули-хана.
— Эгей, Аббас-Кули-хан! Я здесь,— перекрывая шум битвы, закричал Сердар.— Так ли ты ловок окажешься в поединке, как в переговорах?.. Говорил нам о мире, подписывал договор, а сам воруешь наших детей...
— Я здесь, Сердар-бег, тоже,— улыбаясь, ответил Аббас-Кули-хан.— По договору о мире вы должны были дать нам заложников, но не дали. Пришлось взять их самим...
Противники сблизились. Кони их заплясали по кругу, подобно своим хозяевам, животные тоже ловили мгновение, когда будет можно напасть на врага.
— Позор для мужчины — кража детей, Аббас-Кули...
— Я слуга шаха, Сердар. И позор мой, и моя слава принадлежат ему... Убить или быть убитым за моего шахиншаха — для меня великое счастье!..
Их сабли скрестились. Какое-то время противники молча наносили и отбивали яростные удары.
— Ты совершил непоправимую ошибку, сойдясь в поединке с самим Сердаром, сын глупца...
— Поле битвы — место праздника для Аббас-Кули, сын невежды...
Ни хвастовства, ни спеси не было в этих фразах противни ков, подобные слова были обычным приемом, рассчитанным на то, чтобы вызвать у врага раздражение и тем самым осла бить его.
1 Бей! (фарси)
2 Убью! (фарси)
3 Осторожно! (фарси)
329
— Где ты покупал такую красивую материю на свой плащ, Аббас-Кули-хан, который вскоре превратится в твой саван?..
— В славном городе Мешхеде, Сердар-бег, где вы бросили на произвол судьбы вашего прекрасного принца Салара.
Последние словесные выпады задели больно обоих противников. Аббас-Кули-хану все труднее становилось отражать,, удары Сердара — и слова о саване могли превратиться в действительность, а Сердар только теперь постиг, что в словах о трагической судьбе Салара была доля правды...
— У туркмен не водится принцев. Он был не наш, а ваш. Потому и с ференгийцами спутался...
— Нет у туркмен и царя в голове. Потому вы вечно бунтуете против падишаха...
Двое противников злобно наносили удары. От сабель сыпались искры. Их кони часто взвивались на дыбы, норовя поразить один другого копытами...
Довлет, который сидел на коне позади сражавшегося с туркменами одноглазого сербаза, наконец оказался совсем близко от Сердара и узнал своего отца. Радость, восторг, тревога одновременно ворвались в сердце мальчика, заставив его сердце забиться во много раз быстрее в предчувствии близкого освобождения из ненавистного плена. Восторг вызывал отец-богатырь, которого мальчик впервые увидел в сражении,— и Сердар в поединке был прекрасен! Теперь Довлет не слушал, как прежде, рассказ о битве, а своими глазами видел ее, хотя еще было неизвестно, чем все кончится...
Великая, неведомая ему раньше гордость охватила душу мальчика при мысли, что он, Довлет,— сын этого прекрасного богатыря! «Сын, сын, сын! — сейчас же мысленно осадил свою гордость Довлет.— А сам-то что же, как баранья туша, болтаешься на коне за спиной у врага?..» И еще более презрительные слова находил для самого себя мальчик, мысленно выискивая способы к освобождению...
В поединок двух богатырей пытались вмешиваться и другие воины, но Аббас-Кули-хан, зарубил одного туркмена, другого оставил без руки, а Сердар мимоходом успел повергнуть четырех иранских сербазов.
— Эй, Сердар! Когда ты окажешься на том свете, у тебя там найдется важное дело — будешь поддерживать проклятому Салару его отрубленную голову...
— Нет, презренная лапа господина. Ты слишком раболепен. И я просто не могу себе позволить оставить вашего умершего шаха Мухаммеда без такого преданного слуги...
И с этими словами Сердар нанес страшный удар. Сабля его переломилась у самой рукоятки. Клинок отлетел и воткнулся в землю. Но противник его не смог этим воспользоваться — щит Аббас-Кули-хана, принявший на себя удар, задел иранского вельможу по голове и оглушил его. Сердар пришпорил длинноногого и широкогрудого ахалтекинца, который с такой силой ударил грудью коня Аббас-Кули-хана, что тот присел на круп. В это мгновение Сердар выхватил запасную саблю и ловко свалил с коня Аббас-Кули-хана.
— Это вам за обезглавленного Салара,— прошептал Сердар, уже устремляясь на нового врага...
Гочмурат с окружавшими его джигитами пробивался к плененным иранцами детям с другой стороны. Он уже несколько раз видел своего младшего брата, но всякий раз на туркмен наваливались плотные ряды отборных сербазов и оттесняли их от пленников...
Избавившись от Аббас-Кули-хана, Сердар тоже стал пробиваться к Довлету. Рядом с ним в плотный строй сомкнулись Палат-Меткий, Назар-Демир, Аташ-Батыр и сын Ораз-хана Сахатнияз...
Видя перед собой напирающую лаву туркменских богатырей, устрашающее мелькание их сабель и то, как их кони, подобно таранным бревнам, сбивают с ног иранских коней, враги стали пятиться от этой могучей пятерки туркмен. Но удалялись от них и всадники с пленниками...
С падением Аббас-Кули-хана Довлет успокоился. И ему казалось, что нет никого в мире, кто был бы сильнее его отца!..
Одноглазый сербаз оказался отчаянным рубакой и уже нанес страшные раны нескольким туркменским джигитам. «Двум смертям не бывать»,— прошептал Довлет слова, часто слышанные им от дедушки Аташира, и стал оглядывать могучую спину ев его постылого стражника. На сербазе была стальная кольчуга. Но между ней и медным шлемом виднелась узкая полоска незащищенной шеи. Можно было бы внезапно выхватить из ножен висевший на поясе сербаза кинжал и вонзить его в эту полоску. «Одного врага ты уже сразил»,— пытался сам себя подбодрить мальчик. Но выстрелить из пистолета — это одно, а вонзить металлическое лезвие в живое человеческое тело — совсем другое...
Отец в это мгновение оказался совсем близко от Довлета.
Взгляды отца и сына встретились. Боль и тревога за судьбу Довлета отразилась во взгляде Сердара, но мальчику показалось, что во взгляде отца он прочел укор...
И тут Довлет увидел торчащую у сербаза за поясом булаву с шипами. «Я — сын Сердара!»—пронзила все существо мальчика гордая и отчаянная мысль, когда он уже ухватился за булаву.
Сербаз свирепо оглянулся и начал поднимать руку с саблей, но откуда-то снизу подпрыгнул пегий лохматый ком, и острые собачьи зубы вонзились в локоть одноглазого...
— Евбасар! — вскричал Довлет, узнавший верного пса, и это слово для мальчика превратилось в увеличивающий силы боевой клич. Булава была уже в руках Довлета. И он, закусив губу, размахнулся и обрушил всю тяжесть смертоносного оружия на могучий хребет врага...
Видевший происшедшее издали, Сердар возрадовался возмужанию своего среднего сына и, перекрывая шум побоища, закричал:
— Молодец, сынок! Ты—славный витязь!.. Вали его теперь набок и перехватывай повод коня!..
Быстро перебравшись с крупа коня в освободившееся седло, Довлет натянул поводья — конь взвился на дыбы и помчался сквозь хаос сражения...
— Гочмурат! Сахатнияз! — закричал Сердар, увидев рядом с собой старшего сына и его друга.— Возьмите десяток джигитов. Выводите отсюда Довлета и других освобожденных детей!..
Оцепив плотным кольцом группку маленьких всадников, часть джигитов во главе с Гочмуратом и Сахатниязом, свирепо размахивая саблями и стреляя из пистолетов, стала выбираться с поля боя...
Довлет все еще сжимал в руке даровавшую ему свободу булаву.
— Эй, братишки! — весело оскалясь, закричал подскакавший старший брат.— Теперь в этой штуке мало проку. Вон у тебя в седельной кобуре пистолеты торчат. Хватай их в руки, джигит!..
«Покажу ее маме»,— почему-то подумал о булаве Довлет и, выхватив из кобуры пистолеты, сунул булаву на их место...
На Гочмурата в этот миг налетело сразу двое сербазов. Увертываясь и отбивая удары, он стал оттеснять их от маленьких всадников. «У меня же оружие»,— подумал Довлет и выстрелил. Один из наседавших на Гочмурата сербазов свалился с коня...
— Спасибо, братишка! — прокричал Гочмурат, сразив другого врага.— Твой учитель, дядя Палат, останется доволен таким выстрелом...
Сердар, молла Абдурахман и Сапа-Шорник по воле стихии битвы вновь оказались рядом.
— Вон дочка твоя, Сердар! — закричал вдруг Сапа-Шорник, и Сердар услышал тоненький голосок Лиши:
— Папа!.. Спаси меня, папа!..
— Я здесь, моя дочь! Я иду!..
К ним тут же примкнули еще с десяток туркменских воинов, и всем отрядом они стали пробиваться на тоненький голос Айши...
На холме, за который поспешно отъехали иранцы с оставшимися у них маленькими пленниками, Сердар увидел группу спокойно смотревших на битву и богато одетых всадников. Туркменский военачальник сразу узнал среди них мирзу Солтан-Мурада. Сразить его — и победа! Многоопытный военачальник туркмен давно постиг: теряя предводителя, шахские сербазы обычно предаются панике и обращаются в бегство. И дело тут не в каких-то национальных особенностях. Иранские владыки, постоянно насаждая среди своих воинов раболепие и слепое повиновение, тем самым производили ограбление их душ. Иранский сербаз, не задумываясь, по приказу мог пойти и на смерть и совершить подвиг. Но среди них почти не встречалось таких, кто по своей воле смог бы заменить собой убитого военачальника, а тем более владыку, подобного принцу Солтан-Мураду...
Сердар стал избегать стычек с рядовыми иранскими воинами, передоверяя их следовавшим за ним джигитам, он рвался к холму, на котором был мирза Солтан-Мурад. Но тут он увидел, что моллу Абдурахмана теснило сразу пятеро серба-зов.
— Держись, Абдурахман! Я с тобой,— прокричал он могучим голо* ом и сзади налетел на противников моллы...
А в это время между холмом, на котором стоял мирза Солтан-Мурад, и рвавшимися к нему туркменами стал вклиниваться свежий отряд отборных иранских сербазов...
Сердар лицом к лицу оказался перед богатырского вида сербазом на черно-гнедом огромном коне. Но его длинноногий ахалтекинец не стушевался, лишь прижал уши и, взвившись на дыбы, обрушился на коня врага, сбил его грудью. Не замешкался и Сердар: когда конь противника пал на передние колени, Сердар взмахнул саблей, и правая рука сербаза вместе с зажатым в ней клинком, подобно срубленной ветви дерева, отлетела...
Взглянув в ту сторону, где на холме возвышался принц Солтан-Мурад, Сердар успел заметить направленный на него пистолет, тут же прогремел выстрел. Обожгло грудь. Сърдар стал клониться к шее своего коня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45