Сейчас решает все огнестрельное оружие...
— Оно у нас есть,— сказал Сердар.
— Чтоб совершать набеги... Чтобы сражаться, влившись в войска своих союзников... Но вашего оружия не хватит, чтобы противостоять регулярным армиям других держав. У вас нет пушек. У вас не только отсутствует промышленность, без которой не выстоит ни одно государство, но даже и кустарный промысел еще в зачаточном состоянии... И еще,— продолжал принц.— Чтобы управлять государством, нужно иметь десятки тысяч образованных чиновников... Нужно наладить связь, транспорт... Проложить дороги... Наладить торговлю... Обзавестись множеством ученых людей и перестроить образование... Всего не перечесть. Где вы возьмете на это средства? Не за свой же скот, которым располагаете. И не с тех поливных наделов земли, величиной чуть побольше ваших чекменей... Это горькая правда, почтенные. Но я был обязан вам ее высказать, ибо не хочу вас дурачить...
Впервые в своей жизни услышал Довлет, как бедно его родное племя и как бедны остальные племена туркмен. Вначале мальчик не поверил чужеземному принцу, но, увидев, как грустно молчали его соплеменники, он понял, что принц сказал правду. И еще одно обстоятельство ввергло в уныние душу Довлета: правду от предпочел бы узнать от своих, не от чужеземца...
Поэт Молланепес поднялся со своего места, подошел к очагу, подбросил в него саксаула. Маленькие язычки пламени, пробивавшиеся сквозь полупрогоревшие головешки, сразу взметнулись вверх и радостно заплясали, глодая новую пищу.
— Взгляни, светлейший принц,— указал поэт на очаг.— Пламя почти потухло. Но вот оно нашло новую пищу, обрело силу, щедро нам дарит новое тепло... Ты вымолвил горькую правду, принц. Мы нищие, пока разобщены. Но мы сыщем у себя новые силы и новые богатства, когда все туркмены объединятся!..
— Увы,— развел руками принц Салар.— Я знаю великолепного поэта Молланепеса. Сам в минуты отдохновения пытаюсь, как мне дано, напевать песни, сложенные им. Но я не знаю чародея Молланепеса. Ведь только чародеи способны вдруг наполнить грудами сокровищ карман, в котором негусто...
— Я могу и больше сказать, светлейший принц,— улыбнувшись хитроумной речи Салара, заговорил Молланепес.— В кармане нашем сегодня совсем пусто. Но могу я сказать и то, что туркменам чародеи и не требуются. Им нужно только всем сообща попристальнее вглядеться, чтобы увидеть свои еще не раскрытые клады!..
— Где же они, эти туркменские сокровища?
— А вот где,— возвратился Молланепес от очага на свое место.— В бескрайних туркменских степях несут свои воды стремительные реки: Джайхун, Мургаб, Теджен, Этрек, Сумбар, Гурген...
— Я понял, дорогой Молланепес,— сострадательно усмехнулся принц.— Вода — это богатство в наших странах. Но разбогатеете вы, туркмены, от этих своих кладов не сегодня и еще не завтра... Вот ваше стольное селение, Ораз-хан, оно расположено прямо на берегу реки Герируд. Скажите, много ли благ она вам приносит?
Ораз-хан лишь печально усмехнулся. Вместо него в разговор вступил молла Абдурахман.
— В положении своей страны мы разбираемся, Салар-хан,— сказал он.— Много горьких истин мы от вас услышали. Но как бы там ни было, народ наш будет искать себе лучшую долю. И он ее рано или поздно обязательно найдет! Вопрос теперь в том: согласны ли помочь нашему народу лично вы?..
Гараоглан-хан, который уже давно приглядывался к молле Абдурахману, наклонился к уху Заман-аги.
— Мне что-то незнаком этот парень?
— Это наш Абдурахман,— очень уважительно ответил на его вопрос белобородый яшули.— Сын ишана Велназара. Ишан давно болен и уже не встает с постели. Службу в мечети отправляет ныне его сын, молла Абдурахман. Он и детишек наших в школе учит...
— Парень-то, я вижу, с головой.
— Э, даже мы, седые яшули, прислушиваемся к его словам. Я уже не говорю о молодых...
Довлет очень обрадовался, услышав такие слова о своем учителе, тем более что произнес их всеми почитаемый яшули Заман-ага, старец мудрый и честный, давно утративший все желания, кроме одного — блюсти интересы и благо своего народа...
— Что же, светлейший принц,— сказал Заман-ага,— по-твоему, мы никогда на заставим служить нам наши реки?
— О! Это было бы чудом, почтенный яшули. В ваших пустынях зацвели бы райские сады и заколосились бы щедрые нивы. Но для этого надо менять русла рек, строить плотины, каналы... А я не стану лжецом, если скажу, что для вас и прокладка каждого нового арыка непростое дело.
— Пока мы разобщены,— сказал молла Абдурахман.— Но если туркмены объединятся, им станет многое по силам!
Принц обвел пристальным взглядом всех участников совета, улыбнулся и ответил:
— Трудно вам будет это сделать, почтенный молла. Даже не на всех лицах сидящих здесь людей я вижу одобрение вашему стремлению к объединению... А ведь среди вас еще имеются всякие кёке-сердары, сары-карнаи, бегбеки-бахадуры, али-бии, менгли-сердары1... Еще не успевает высохнуть конский помет после набега одного из этих алчных и кровавых отщепенцев вашего народа, как уже налетает другой. Они угоняют ваш скот, ваших сородичей, набивая свою мошну и казну узбекских да хивинских ханов... Ответь здесь, Гараоглан-хан, разве много прошло времени с тех пор, как Сары-карнай вместе с Али-бием совершили набег на окраины Ахала?
— Джигиты, пострадавшие в схватке с этими шакалами, не смогли выступить с нами — их раны еще не успели зажить,—- ответил Гараоглан-хан.
— Что до всего другого, я не знаю,— источая злобу, заговорил Шали-бай,— но про разбойников наш высокий гость говорит правду. Эти йомуды, чавдуры, емрели2 и другие давно заслуживают мести!..
— Неспроста говорят: когда народ умывается слезами и кровью, то свиньи взбираются в гору,— поддержал его с не меньшим озлоблением Ораз-хан.
1 Принц имеет в виду предводителей шаек аламанщиков, состоящих на службе у хивинских ханов.
2 Йомуды, чавдуры, емрели — разные туркменские племена, входившие в состав хивинского государства.
— А все потому, что мы это терпим! — хлопнув себя ладонью по колену, выкрикнул Сердар.— Прикажи, Ораз-хан и я со своими джигитами отобью у кого угодно охоту на нас нападать!
— Не горячись, Сердар-бег,— постарался успокоить его Гараоглан-хан.— Придет время, мы с этой нечистью расправимся. Но теперь мы решаем другое дело...
Поэт Молланепес, любовавшийся игрой пламени в очаге, словно пробудился, и в глазах у него сверкнули искорки, будто выхваченные из очага.
— С нечистью? — переспросил он.— Да, есть и такие... Но к лицу ли нам точить зубы на целые племена? На племена родственные! — страстно выкрикнул поэт.— Мы хорошо начали этот разговор с нашим высоким гостем. Однако к чему скатились?.. Слушал я долго. Тут часто и громко звучало слово «текинцы», но ни разу достаточно гордо не прозвучало слово «туркмены»!.. А ведь еще больше ста лет назад великий Махтумкули призывал нас:
Теке, йомуд, гоклен, алили, языр, Лишь в дружбе отыщете дар свой! Творя меж собою согласье и мир, Создайте единое государство...
— Поймите, почтенные, что Махтумкули обращал свой взор на все туркменские племена! А вы ведете речь лишь о себе. В свою очередь ханы, беги и яшули йомудов, эрсаринцев, сарыков и других туркменских племен думают только о своих заботах... И пока меж нас раздоры, враги наши потирают руки от удовольствия! Вы забыли о самом главном кладе, который нам надо раскопать первым,— о дружбе и согласии между всеми туркменскими племенами!.. Я говорю вам: выройте этот клад — и тогда из разрозненных враждующих племен родится единый народ, способный и государство свое создать, и свое благополучие!..
— Значит, по-твоему, Молланепес,— на этот раз отчужденно заговорил Сердар, который всегда уважал поэта,— пускай нас грабят и режут, а мы иди к ним со смирением?
— Не то, дорогой Сердар. Вовсе не то!.. Нельзя же сжигать всю одежду из-за того, что завелись в ней вши... Во всех племенах, о которых тут говорилось с ненавистью, больше не аламанщиков, а честных тружеников. По дюжине головорезов вы судите обо всем племени... Если за кровавые дела Сарыкарная и Кёке-сердара мы станем рубить всех йомудов и емре-линцев, то чем мы будем отличаться от этих двух бандитов?.. Так дело может дойти и до раздоров меж двумя ветвями теке — утамышами и тохтомышами, между Серахсом и Ахалом и даже между разными родами в одном племени... Как сказано в старинной притче: «Два коня лягаются, а между ними погибает осел». Сегодня имя тому ослу — единство всех туркмен, рождение нашей государственности, почтенные...
Всем сердцем откликался на горячий призыв поэта сидевший за спиной своего деда мальчик Довлет. Хотя он и не понимал в словах Молланепеса многого, но главное мальчик воспринимал ясно — поэт хочет объединения всех туркмен. Кто же не сообразит, что одному роду трудно даже лишний арык вырыть, а тысячи родов легко и канал проложат... Так почему же спорят с поэтом мудрейшие из мудрейших? Отчего они его не хотят понять?.. Если бы все туркмены были заодно, тогда бы топот копыт по ночам не рождался!.. Многие видели, как брызгает в разные стороны красной мякотью попавший под копыто лошади арбуз. А ему-то, Довлету, довелось однажды увидеть такое, чего он уже никогда не забудет: как брызнула под копытом лошади аламанщика голова соседского младенца.
— Что ответишь на слова нашего поэта, принц Салар? — с вызовом в голосе спросил вдруг Говшут-хан.
— Отвечу, что поэт ваш прав! — не задумываясь, ответил мятежный принц — мудрый политик, он в первую очередь видел в словах Молланепеса свою выгоду: если объединенные отряды туркменских джигитов вольются в его армию, то он станет во много раз сильнее, раздоры же между разными туркменскими племенами в рядах его армии Салару были ни к чему...
— Еще я вам отвечу, почтенные,— заговорил он после недолгого молчания,— что дело туркмен — в руках у самих туркмен. Если найдете у себя волю и средства — создавайте государство. И если вы согласны на вечную дружбу с Ираном, то я хоть сейчас готов подписать с вами договор об этом...
Те, кто лучше знал принца Салара, удивленно переглянулись между собой. В их числе были и Молланепес с моллой Абдурахманом. Остальные откровенно возрадовались словам иранского принца.
— Нам хватит и рыцарского слова, светлейший шахзаде! — радостно воскликнул Тангрыназар-бай.— Мы не менялы и не ростовщики, чтобы обмениваться расписками. У человека должно быть тверже клинка его слово...
— Сам аллах, принц, вложил в твои уста это слово,— сказал Ораз-хан.
Молланепес и молла Абдурахман вновь обменялись между собой взглядами. «Салар не так прост»,— прочел молла Абдурахман то, что хотел сказать ему глазами поэт. «Что бы там ни было, сейчас его дело и наше сблизились»,— ответил он взглядом Молланепесу.
— Если поддержат тебя и наши ханы, светлый шахзаде, Иран ты захватишь с ходу! — продолжал ликовать Тангрына-зар-бай.— Ты достойный предводитель, за каким можно и нам последовать...
— Мы идем за тобой, принц,— вынес свое решение правитель Серахса.
— Слово текинцев Ахала уже дано принцу,— сказал Гараоглан-хан.— Нас только тревожит: отчего молчит на совете такой прославленный старый витязь как Аташир-эфе? — вдруг обратился он к деду Довлета.— Что скажешь нам ты?
— Скажу, что народ мельчает! Что все вы слепцы! — вдруг гневно выкрикнул Аташир-эфе.— То, что собрались вы делать, хоть самих устраивает? А?.. С кем вы хотите якшаться? От некоторых я лучшего и не ожидал. Но ты-то, Гараоглан, Говшут, Ораз, в своем ли вы уме?.. Вы заводите дружбу с нашим кровным врагом!.. Почему не жить вам по-старому, не обходиться заботами собственных народов? А?..
Слова Аташира-эфе ошеломили всех. Даже мятежный принц не разгневался, а только удивленно взглянул на старого воина. И впервые в жизни не принял слов деда Довлет. Эти люди задумали такое большое и справедливое дело, а его дед... Довлет взглянул деду в лицо, но не увидел на нем и тени раскаяния...
— Э-да, Аташир,— после долгого всеобщего угрюмого молчания заговорил Гараоглан-хан.— Как известно, неошибающихся людей на свете не бывает... Положим, что все мы тут ошиблись. Теперь скажи: как нам лучше поступить?
— А так, как раньше! И нечего тебе, Гараоглан, связываться с принцем кизилбашей!..
— Аташир! — сурово прервал его Ораз-хан.— Если ты предал забвению вежливость, это твое дело. Но у туркмен существуют священные правила уважительного отношения к гостю.
Аташир-эфе, обычно не оставлявший без должного отпора ничьих выпадов против себя, на этот раз, на удивление всем, кто знал его, не стал спорить. И, стремясь показать, что он чтит законы гостеприимства, постарался смягчить свой резкий и хриплый голос насколько мог.
— Принц, не обижайся на мои слова,— сказал он, обращаясь к Салару.— Но теперь, когда решается судьба моего племени, я должен говорить только то, что думаю...
— Яшули Аташир-эфе,— подавляя разгоравшийся гнев, заговорил принц.— Если бы я не был в состоянии вытерпеть подобные слова, то и не вступил бы на свой путь. Дело, задуманное нами,— великое дело. Приходится встречаться на переговорах с тысячами самых разных людей, многое терпеть... Кое с кем легко согласиться. Но другие не понимают смысла происходящего, препятствуют нашему делу. Вы, яшули Аташир-эфе, тоже принадлежите к числу последних. Я вижу, что вы не можете нас понять... Разбойные набеги, кровавые дела — удел подлецов и воров, отбившихся от своих народов. Это лишь ожесточает обе стороны, вносит раздоры в среду мусульман, порождает распри меж племенами... Это черные страницы в истории двух народов, иранцев и туркмен. И мы ставим своей целью: положить этому конец, предать наши распри забвению, а набеги, и с нашей стороны — на вас, и с вашей — на нас. послать в преисподнюю!..
О, как внимал прекрасным словам принца Довлет! Набеги он ненавидел больше всего на свете!.. Топот копыт, изрубленные мужчины, стенающие опозоренные женщины, мимоходом убитые старики, раздавленные конскими копытами головы младенцев... Все это Довлет видел своими глазами множество раз! И вот, словно посланец самого неба, явился к ним светлый принц, который задался целью избавить их от всего этого, а его родной дед...
— Вы все совершаете глупость! — кричал на своих соплеменников Аташир-эфе.— Не пройдет и времени, достаточного для того, чтобы новорожденного жеребенка отлучить от молока матери, как вы пожалеете о своем решении...
— О чем ты говоришь, отец! — гневно воскликнул сгоравший от стыда Сердар.— Впервые разрозненные туркменские племена сольются вместе... Под знаменами принца Салара мы выступим все вместе за правое дело, против всем опостылевшего развратного шаха...
— А! — отмахнулся рукой от слов сына Аташир-эфе.— Тебе бы только в военные игры поиграть... Знамена,— передразнил сына Аташир-эфе.— А то и невдомек, мальчонке, что поля дельно не вспашешь, когда запряжешь рядом ишака и верблюда...
Но последние слова Аташира-эфе уже потонули в громком смехе собравшихся: очень уж трудно было мысленно напялить на могучего, испытанного во многих сражениях богатыря,
каким был Сердар, неосторожно оброненное Аташиром-эф словечко — «мальчонка»...
— По-твоему, Аташир,— преодолевая смех, вымолви Ораз-хан,— пускай все остается по-старому?.. Пользуясь каждым удобным моментом, налетать, грабить, убивать, так, что ли?
— Да! Так поступали наши отцы и деды. Бей, руби, грабь! Если нас к тому вынуждают! — выкрикнул разгневанный всеобщим смехом Аташир-эфе, схватил за руку своего внука и выбежал с ним из юрты...
— Мой отец стар, светлый принц,— сказал Салару Сердар.— Его уже не переделаешь. Как он думал в молодости, так думает и теперь... Не может понять, что времена переменились,— сказал Сердар уже с искренней сыновней грустью,— что народ его устал от аламанов и аламанщиков...
— Аташир-эфе — могучий воин,— в тон Сердару сказал Гараоглан-хан.— Жаль, что он не с нами. Молодым джигитам есть чему у него поучиться в военном деле.
— Мы идем за тобой, принц,— подтвердил свое решение Ораз-хан.
Остальные участники совета одобрительно закивали...
Глава третья ОПЯТЬ: «ПО КОНЯМ ДА ПО КОНЯМ...»
Они выходили из юрты Ораз-хана вместе, молла Абдурах-ман и поэт Молланепес.
— Сердар-эфе прав,— сказал молла Абдурахман.— Это будет уже какое-то объединение туркменских племен.
— Да,— согласился Молланепес.— Это еще не то, к чему мы стремимся, но появится опыт единения, которого у нашего народа до сих пор не было. Возможно, из этого опыта и родится что-то большее...
— ...Чем авантюра иранского принца, ты хотел сказать? — смеясь, договорил за поэта молла Абдурахман.
— Печально, что многие наши джигиты за нее сложат свои головы.
Не за нее, Молланепес, за опыт. Кому же, как не тебе, знать, что ни одному народу опыт не давался даром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— Оно у нас есть,— сказал Сердар.
— Чтоб совершать набеги... Чтобы сражаться, влившись в войска своих союзников... Но вашего оружия не хватит, чтобы противостоять регулярным армиям других держав. У вас нет пушек. У вас не только отсутствует промышленность, без которой не выстоит ни одно государство, но даже и кустарный промысел еще в зачаточном состоянии... И еще,— продолжал принц.— Чтобы управлять государством, нужно иметь десятки тысяч образованных чиновников... Нужно наладить связь, транспорт... Проложить дороги... Наладить торговлю... Обзавестись множеством ученых людей и перестроить образование... Всего не перечесть. Где вы возьмете на это средства? Не за свой же скот, которым располагаете. И не с тех поливных наделов земли, величиной чуть побольше ваших чекменей... Это горькая правда, почтенные. Но я был обязан вам ее высказать, ибо не хочу вас дурачить...
Впервые в своей жизни услышал Довлет, как бедно его родное племя и как бедны остальные племена туркмен. Вначале мальчик не поверил чужеземному принцу, но, увидев, как грустно молчали его соплеменники, он понял, что принц сказал правду. И еще одно обстоятельство ввергло в уныние душу Довлета: правду от предпочел бы узнать от своих, не от чужеземца...
Поэт Молланепес поднялся со своего места, подошел к очагу, подбросил в него саксаула. Маленькие язычки пламени, пробивавшиеся сквозь полупрогоревшие головешки, сразу взметнулись вверх и радостно заплясали, глодая новую пищу.
— Взгляни, светлейший принц,— указал поэт на очаг.— Пламя почти потухло. Но вот оно нашло новую пищу, обрело силу, щедро нам дарит новое тепло... Ты вымолвил горькую правду, принц. Мы нищие, пока разобщены. Но мы сыщем у себя новые силы и новые богатства, когда все туркмены объединятся!..
— Увы,— развел руками принц Салар.— Я знаю великолепного поэта Молланепеса. Сам в минуты отдохновения пытаюсь, как мне дано, напевать песни, сложенные им. Но я не знаю чародея Молланепеса. Ведь только чародеи способны вдруг наполнить грудами сокровищ карман, в котором негусто...
— Я могу и больше сказать, светлейший принц,— улыбнувшись хитроумной речи Салара, заговорил Молланепес.— В кармане нашем сегодня совсем пусто. Но могу я сказать и то, что туркменам чародеи и не требуются. Им нужно только всем сообща попристальнее вглядеться, чтобы увидеть свои еще не раскрытые клады!..
— Где же они, эти туркменские сокровища?
— А вот где,— возвратился Молланепес от очага на свое место.— В бескрайних туркменских степях несут свои воды стремительные реки: Джайхун, Мургаб, Теджен, Этрек, Сумбар, Гурген...
— Я понял, дорогой Молланепес,— сострадательно усмехнулся принц.— Вода — это богатство в наших странах. Но разбогатеете вы, туркмены, от этих своих кладов не сегодня и еще не завтра... Вот ваше стольное селение, Ораз-хан, оно расположено прямо на берегу реки Герируд. Скажите, много ли благ она вам приносит?
Ораз-хан лишь печально усмехнулся. Вместо него в разговор вступил молла Абдурахман.
— В положении своей страны мы разбираемся, Салар-хан,— сказал он.— Много горьких истин мы от вас услышали. Но как бы там ни было, народ наш будет искать себе лучшую долю. И он ее рано или поздно обязательно найдет! Вопрос теперь в том: согласны ли помочь нашему народу лично вы?..
Гараоглан-хан, который уже давно приглядывался к молле Абдурахману, наклонился к уху Заман-аги.
— Мне что-то незнаком этот парень?
— Это наш Абдурахман,— очень уважительно ответил на его вопрос белобородый яшули.— Сын ишана Велназара. Ишан давно болен и уже не встает с постели. Службу в мечети отправляет ныне его сын, молла Абдурахман. Он и детишек наших в школе учит...
— Парень-то, я вижу, с головой.
— Э, даже мы, седые яшули, прислушиваемся к его словам. Я уже не говорю о молодых...
Довлет очень обрадовался, услышав такие слова о своем учителе, тем более что произнес их всеми почитаемый яшули Заман-ага, старец мудрый и честный, давно утративший все желания, кроме одного — блюсти интересы и благо своего народа...
— Что же, светлейший принц,— сказал Заман-ага,— по-твоему, мы никогда на заставим служить нам наши реки?
— О! Это было бы чудом, почтенный яшули. В ваших пустынях зацвели бы райские сады и заколосились бы щедрые нивы. Но для этого надо менять русла рек, строить плотины, каналы... А я не стану лжецом, если скажу, что для вас и прокладка каждого нового арыка непростое дело.
— Пока мы разобщены,— сказал молла Абдурахман.— Но если туркмены объединятся, им станет многое по силам!
Принц обвел пристальным взглядом всех участников совета, улыбнулся и ответил:
— Трудно вам будет это сделать, почтенный молла. Даже не на всех лицах сидящих здесь людей я вижу одобрение вашему стремлению к объединению... А ведь среди вас еще имеются всякие кёке-сердары, сары-карнаи, бегбеки-бахадуры, али-бии, менгли-сердары1... Еще не успевает высохнуть конский помет после набега одного из этих алчных и кровавых отщепенцев вашего народа, как уже налетает другой. Они угоняют ваш скот, ваших сородичей, набивая свою мошну и казну узбекских да хивинских ханов... Ответь здесь, Гараоглан-хан, разве много прошло времени с тех пор, как Сары-карнай вместе с Али-бием совершили набег на окраины Ахала?
— Джигиты, пострадавшие в схватке с этими шакалами, не смогли выступить с нами — их раны еще не успели зажить,—- ответил Гараоглан-хан.
— Что до всего другого, я не знаю,— источая злобу, заговорил Шали-бай,— но про разбойников наш высокий гость говорит правду. Эти йомуды, чавдуры, емрели2 и другие давно заслуживают мести!..
— Неспроста говорят: когда народ умывается слезами и кровью, то свиньи взбираются в гору,— поддержал его с не меньшим озлоблением Ораз-хан.
1 Принц имеет в виду предводителей шаек аламанщиков, состоящих на службе у хивинских ханов.
2 Йомуды, чавдуры, емрели — разные туркменские племена, входившие в состав хивинского государства.
— А все потому, что мы это терпим! — хлопнув себя ладонью по колену, выкрикнул Сердар.— Прикажи, Ораз-хан и я со своими джигитами отобью у кого угодно охоту на нас нападать!
— Не горячись, Сердар-бег,— постарался успокоить его Гараоглан-хан.— Придет время, мы с этой нечистью расправимся. Но теперь мы решаем другое дело...
Поэт Молланепес, любовавшийся игрой пламени в очаге, словно пробудился, и в глазах у него сверкнули искорки, будто выхваченные из очага.
— С нечистью? — переспросил он.— Да, есть и такие... Но к лицу ли нам точить зубы на целые племена? На племена родственные! — страстно выкрикнул поэт.— Мы хорошо начали этот разговор с нашим высоким гостем. Однако к чему скатились?.. Слушал я долго. Тут часто и громко звучало слово «текинцы», но ни разу достаточно гордо не прозвучало слово «туркмены»!.. А ведь еще больше ста лет назад великий Махтумкули призывал нас:
Теке, йомуд, гоклен, алили, языр, Лишь в дружбе отыщете дар свой! Творя меж собою согласье и мир, Создайте единое государство...
— Поймите, почтенные, что Махтумкули обращал свой взор на все туркменские племена! А вы ведете речь лишь о себе. В свою очередь ханы, беги и яшули йомудов, эрсаринцев, сарыков и других туркменских племен думают только о своих заботах... И пока меж нас раздоры, враги наши потирают руки от удовольствия! Вы забыли о самом главном кладе, который нам надо раскопать первым,— о дружбе и согласии между всеми туркменскими племенами!.. Я говорю вам: выройте этот клад — и тогда из разрозненных враждующих племен родится единый народ, способный и государство свое создать, и свое благополучие!..
— Значит, по-твоему, Молланепес,— на этот раз отчужденно заговорил Сердар, который всегда уважал поэта,— пускай нас грабят и режут, а мы иди к ним со смирением?
— Не то, дорогой Сердар. Вовсе не то!.. Нельзя же сжигать всю одежду из-за того, что завелись в ней вши... Во всех племенах, о которых тут говорилось с ненавистью, больше не аламанщиков, а честных тружеников. По дюжине головорезов вы судите обо всем племени... Если за кровавые дела Сарыкарная и Кёке-сердара мы станем рубить всех йомудов и емре-линцев, то чем мы будем отличаться от этих двух бандитов?.. Так дело может дойти и до раздоров меж двумя ветвями теке — утамышами и тохтомышами, между Серахсом и Ахалом и даже между разными родами в одном племени... Как сказано в старинной притче: «Два коня лягаются, а между ними погибает осел». Сегодня имя тому ослу — единство всех туркмен, рождение нашей государственности, почтенные...
Всем сердцем откликался на горячий призыв поэта сидевший за спиной своего деда мальчик Довлет. Хотя он и не понимал в словах Молланепеса многого, но главное мальчик воспринимал ясно — поэт хочет объединения всех туркмен. Кто же не сообразит, что одному роду трудно даже лишний арык вырыть, а тысячи родов легко и канал проложат... Так почему же спорят с поэтом мудрейшие из мудрейших? Отчего они его не хотят понять?.. Если бы все туркмены были заодно, тогда бы топот копыт по ночам не рождался!.. Многие видели, как брызгает в разные стороны красной мякотью попавший под копыто лошади арбуз. А ему-то, Довлету, довелось однажды увидеть такое, чего он уже никогда не забудет: как брызнула под копытом лошади аламанщика голова соседского младенца.
— Что ответишь на слова нашего поэта, принц Салар? — с вызовом в голосе спросил вдруг Говшут-хан.
— Отвечу, что поэт ваш прав! — не задумываясь, ответил мятежный принц — мудрый политик, он в первую очередь видел в словах Молланепеса свою выгоду: если объединенные отряды туркменских джигитов вольются в его армию, то он станет во много раз сильнее, раздоры же между разными туркменскими племенами в рядах его армии Салару были ни к чему...
— Еще я вам отвечу, почтенные,— заговорил он после недолгого молчания,— что дело туркмен — в руках у самих туркмен. Если найдете у себя волю и средства — создавайте государство. И если вы согласны на вечную дружбу с Ираном, то я хоть сейчас готов подписать с вами договор об этом...
Те, кто лучше знал принца Салара, удивленно переглянулись между собой. В их числе были и Молланепес с моллой Абдурахманом. Остальные откровенно возрадовались словам иранского принца.
— Нам хватит и рыцарского слова, светлейший шахзаде! — радостно воскликнул Тангрыназар-бай.— Мы не менялы и не ростовщики, чтобы обмениваться расписками. У человека должно быть тверже клинка его слово...
— Сам аллах, принц, вложил в твои уста это слово,— сказал Ораз-хан.
Молланепес и молла Абдурахман вновь обменялись между собой взглядами. «Салар не так прост»,— прочел молла Абдурахман то, что хотел сказать ему глазами поэт. «Что бы там ни было, сейчас его дело и наше сблизились»,— ответил он взглядом Молланепесу.
— Если поддержат тебя и наши ханы, светлый шахзаде, Иран ты захватишь с ходу! — продолжал ликовать Тангрына-зар-бай.— Ты достойный предводитель, за каким можно и нам последовать...
— Мы идем за тобой, принц,— вынес свое решение правитель Серахса.
— Слово текинцев Ахала уже дано принцу,— сказал Гараоглан-хан.— Нас только тревожит: отчего молчит на совете такой прославленный старый витязь как Аташир-эфе? — вдруг обратился он к деду Довлета.— Что скажешь нам ты?
— Скажу, что народ мельчает! Что все вы слепцы! — вдруг гневно выкрикнул Аташир-эфе.— То, что собрались вы делать, хоть самих устраивает? А?.. С кем вы хотите якшаться? От некоторых я лучшего и не ожидал. Но ты-то, Гараоглан, Говшут, Ораз, в своем ли вы уме?.. Вы заводите дружбу с нашим кровным врагом!.. Почему не жить вам по-старому, не обходиться заботами собственных народов? А?..
Слова Аташира-эфе ошеломили всех. Даже мятежный принц не разгневался, а только удивленно взглянул на старого воина. И впервые в жизни не принял слов деда Довлет. Эти люди задумали такое большое и справедливое дело, а его дед... Довлет взглянул деду в лицо, но не увидел на нем и тени раскаяния...
— Э-да, Аташир,— после долгого всеобщего угрюмого молчания заговорил Гараоглан-хан.— Как известно, неошибающихся людей на свете не бывает... Положим, что все мы тут ошиблись. Теперь скажи: как нам лучше поступить?
— А так, как раньше! И нечего тебе, Гараоглан, связываться с принцем кизилбашей!..
— Аташир! — сурово прервал его Ораз-хан.— Если ты предал забвению вежливость, это твое дело. Но у туркмен существуют священные правила уважительного отношения к гостю.
Аташир-эфе, обычно не оставлявший без должного отпора ничьих выпадов против себя, на этот раз, на удивление всем, кто знал его, не стал спорить. И, стремясь показать, что он чтит законы гостеприимства, постарался смягчить свой резкий и хриплый голос насколько мог.
— Принц, не обижайся на мои слова,— сказал он, обращаясь к Салару.— Но теперь, когда решается судьба моего племени, я должен говорить только то, что думаю...
— Яшули Аташир-эфе,— подавляя разгоравшийся гнев, заговорил принц.— Если бы я не был в состоянии вытерпеть подобные слова, то и не вступил бы на свой путь. Дело, задуманное нами,— великое дело. Приходится встречаться на переговорах с тысячами самых разных людей, многое терпеть... Кое с кем легко согласиться. Но другие не понимают смысла происходящего, препятствуют нашему делу. Вы, яшули Аташир-эфе, тоже принадлежите к числу последних. Я вижу, что вы не можете нас понять... Разбойные набеги, кровавые дела — удел подлецов и воров, отбившихся от своих народов. Это лишь ожесточает обе стороны, вносит раздоры в среду мусульман, порождает распри меж племенами... Это черные страницы в истории двух народов, иранцев и туркмен. И мы ставим своей целью: положить этому конец, предать наши распри забвению, а набеги, и с нашей стороны — на вас, и с вашей — на нас. послать в преисподнюю!..
О, как внимал прекрасным словам принца Довлет! Набеги он ненавидел больше всего на свете!.. Топот копыт, изрубленные мужчины, стенающие опозоренные женщины, мимоходом убитые старики, раздавленные конскими копытами головы младенцев... Все это Довлет видел своими глазами множество раз! И вот, словно посланец самого неба, явился к ним светлый принц, который задался целью избавить их от всего этого, а его родной дед...
— Вы все совершаете глупость! — кричал на своих соплеменников Аташир-эфе.— Не пройдет и времени, достаточного для того, чтобы новорожденного жеребенка отлучить от молока матери, как вы пожалеете о своем решении...
— О чем ты говоришь, отец! — гневно воскликнул сгоравший от стыда Сердар.— Впервые разрозненные туркменские племена сольются вместе... Под знаменами принца Салара мы выступим все вместе за правое дело, против всем опостылевшего развратного шаха...
— А! — отмахнулся рукой от слов сына Аташир-эфе.— Тебе бы только в военные игры поиграть... Знамена,— передразнил сына Аташир-эфе.— А то и невдомек, мальчонке, что поля дельно не вспашешь, когда запряжешь рядом ишака и верблюда...
Но последние слова Аташира-эфе уже потонули в громком смехе собравшихся: очень уж трудно было мысленно напялить на могучего, испытанного во многих сражениях богатыря,
каким был Сердар, неосторожно оброненное Аташиром-эф словечко — «мальчонка»...
— По-твоему, Аташир,— преодолевая смех, вымолви Ораз-хан,— пускай все остается по-старому?.. Пользуясь каждым удобным моментом, налетать, грабить, убивать, так, что ли?
— Да! Так поступали наши отцы и деды. Бей, руби, грабь! Если нас к тому вынуждают! — выкрикнул разгневанный всеобщим смехом Аташир-эфе, схватил за руку своего внука и выбежал с ним из юрты...
— Мой отец стар, светлый принц,— сказал Салару Сердар.— Его уже не переделаешь. Как он думал в молодости, так думает и теперь... Не может понять, что времена переменились,— сказал Сердар уже с искренней сыновней грустью,— что народ его устал от аламанов и аламанщиков...
— Аташир-эфе — могучий воин,— в тон Сердару сказал Гараоглан-хан.— Жаль, что он не с нами. Молодым джигитам есть чему у него поучиться в военном деле.
— Мы идем за тобой, принц,— подтвердил свое решение Ораз-хан.
Остальные участники совета одобрительно закивали...
Глава третья ОПЯТЬ: «ПО КОНЯМ ДА ПО КОНЯМ...»
Они выходили из юрты Ораз-хана вместе, молла Абдурах-ман и поэт Молланепес.
— Сердар-эфе прав,— сказал молла Абдурахман.— Это будет уже какое-то объединение туркменских племен.
— Да,— согласился Молланепес.— Это еще не то, к чему мы стремимся, но появится опыт единения, которого у нашего народа до сих пор не было. Возможно, из этого опыта и родится что-то большее...
— ...Чем авантюра иранского принца, ты хотел сказать? — смеясь, договорил за поэта молла Абдурахман.
— Печально, что многие наши джигиты за нее сложат свои головы.
Не за нее, Молланепес, за опыт. Кому же, как не тебе, знать, что ни одному народу опыт не давался даром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45