Слушали рассказы бывалых воинов и другие мальчишки, но, очевидно, у Довлета была более острая память и еще какой-то дар: когда мальчик начинал пересказывать услышанное им от очевидцев, то многие его слушали с большим интересом, чем самих очевидцев...
— Бабушка наказывала нам, чтобы мы далеко не уходили,— вдруг напомнила Айша.
— Травы тут уже начинают сохнуть,— ответил Довлет.
— Верно,— согласилась децзочка.— Давай, Дове, погоним ягнят вон на ту вершину. Там, наверное, много сочной травы.
Дети принялись заворачивать отару к горам. Мудрый пес Евбасар, быстро поняв намерение Довлета, метнулся в голову отары и тоже стал заворачивать ягнят в избранном направлении.
Они достигли глянувшейся им вершины. Трава действительно здесь была сочной и еще не вытоптанной. Погода стояла жаркая, а тут гуляли прохладные ветерки. Ягнята с жадностью принялись щипать свежую травку.
Довлет взглянул на солнце, оно уже подбиралось к зениту. Мальчик кликнул Евбасара, снял с себя пастушью сумку и стал привязывать ее на спину верной собаке.
Бабушка Гюльпери, оставаясь на стане, готовила для всех чабанов их рода еду. К полдню чабаны пригоняли туда отары на водопой, а сами обедали. Но Довлет и Айша, обнаружив у подножия вершины родник, уже напоили кристально чистой водицей своих ягнят. Гнать их на стан было незачем. А бабушка Гюльпери, которая любила баловать Довлета и Айшу, конечно же догадается положить в сумку Довлета чего-нибудь вкусненького, причем столько, что хватит и собаке.
— К бабушке, Евбасар,— приказал Довлет, и умный пес умчался от них...
О как прелестны подрастающие ягнята! Занятно было наблюдать за тем, как они щиплют траву и быстро-быстро измельчают ее своими ровными мелкими зубками. И кажется, что барашки прямо на глазах поправляются. Как забавно они на твоих глазах прыгают и резвятся...
— Когда ты вырастешь, то станешь чабаном? — спросила Айша, подметившая, как ее брат залюбовался ягнятами.
Довлет не знал, что ей ответить. Об этом он еще ни разу не задумывался. В самом деле, кем же он станет, когда будет взрослым?..
— Ты часто любуешься цветочками. Не станешь же ты их выращивать, когда повзрослеешь,— ответил он Айше насупившись.
Айша больше ни о чем не спрашивала. Но Довлета такой ответ о своем будущем не устроил. Впервые мальчик глубоко над этим задумался. Быть чабаном? Нет, этого он не желал. Ему хотелось быть таким образованным и знающим человеком, как молла Абдурахман и поэт Молланепес. Молланепес как-то говорил, что человек, лишенный знаний, пребывает во тьме, что не стремящийся к познанию мира вокруг себя как бы находится под семью пластами земли, в глубоком царстве мрака... Нет, Довлет не желал уподобиться таким людям. Их и без него очень много в его народе. Хочется многое пощупать своими руками, многого достичь своими силами, постичь своим умом. Хочется мальчику заиметь за спиной крылья, облететь весь мир, заглянуть во все уголки света... Поймет ли все это его сестра Айша? Мальчик уже решился откровенно рассказать сестре о своих еще не очень ясных мечтаниях, но не успел осуществить свое намерение...
Дети услышали топот копыт и одновременно испуганно посмотрели в тзг сторону, где эти звуки зародились. Из-за ближнего холма появилась группка всадников. Они понеслись к ним прямо сквозь отару, сбивая и растаптывая ягнят. Айша пронзительно закричала. Прямо перед собой Довлет увидел свирепое лицо подскакавшего к нему всадника, а в следующее мгновение на голову мальчика был наброшен мешок...
Довлета подхватили сильные руки, бросили на что-то жесткое, его начало трясти и подбрасывать, громкий топот копыт поглотил все другие звуки...
Неудобное положение поперек седла, тряска и духота, а всадник, прижимающий мальчика к крупу коня, все скачет и скачет...
Мешок из толстой верблюжьей шерсти, очень трудно дышать, тело испытывает острую боль, будто Довлета толкут в какой-то большой ступе...
В сознании мальчика нет других мыслей, кроме бесконечно повторяющейся мольбы: «Ангел-хранитель Хизыр Ата, спаси меня!..»
Долго ли, коротко ли длилась эта скачка, мальчик не мог бы сказать, он уже начинал впадать в забытье. Но вот он почувствовал, что конь остановился. Послышался разговор на чужом языке, но понятный Довлету.
— Как бы мы его не убили,— сказал голос над Довлетом.
— Нам он нужен живым, а не его труп,— ответил голос в стороне^
«На каком языке они говорят? И почему я его понимаю?»— приходя в себя, подумал Довлет. И тут же вспомнил, что этому языку учила его бабушка Гюльпери. Значит, схватившие его люди — ее соплеменники-иранцы...
В это время Довлета вынули из мешка, посадили на коня верхом позади одного из всадников, привязали к его спине,— и они вновь пустились вскачь...
Немного отдышавшись и окончательно придя в себя, Довлет стал оглядываться. Скакали лошади по тропе, что вилась в горном ущелье. В отряде, захватившем его, было семь всадников. Айши он нигде не увидел и обрадовался. «Может, они захватили только меня, а сестру не тронули»,— подумал мальчик...
Прохладный встречный ветерок приятно ласкал лицо. Горы вокруг были загадочны и суровы. Ими можно бы залюбоваться, если бы не угнетали тревожные мысли. Зачем его схватили эти люди? Куда его везут?..
Довлет вдруг увидел мешки, которые были подвязаны под хвостами всех лошадей. Что бы это могло значить? Ведь эти мешки, наверное, очень досаждают скачущим животным...
Один из мешков у лошади, которая неслась впереди, вдруг оборвался и упал под копыта коню, на котором везли Довлета. Всадник, к которому был привязан мальчик, пронзительно закричал. Отряд остановился. И разбойники, развернув лошадей, поехали назад.
Из валявшегося на земле мешка высыпались конские кизяки. Человек, от чьей лошади отвязался мешок, соскочил на землю и стал быстро подбирать вывалившиеся из мешка «сокровища», запихивать их обратно. Соскочил с коня и ехавший все время впереди предводитель разбойников. Тщательно осмотрел то место, где валялся злополучный мешок. Удостоверившись, что с земли собран весь конский навоз до крошки, предводитель разбойников вновь вскочил на своего коня. Провинившийся бандит вновь подвязывал мешок под хвост коню. Предводитель злобно стегнул его плеткой, и они вновь поскакали...
Для Довлета больше не было загадкой то, зачем разбойники подвязали своим лошадям мешки под хвостами,— конкий помет мог указать дорогу погоне. По нему же можно было определить и число промчавшихся всадников, и время, когда они проехали. Довлет припомнил, как обо всем этом ему рассказывал его дедушка Аташир...
Довлету уже давно казалось знакомым свирепое лицо предводителя бандитов. А когда мальчик услышал его имя, произнесенное обратившимся к предводителю человеком, он наконец вспомнил, где этого предводителя видел. Аббас-Кули-хан приезжал к Ораз-хану посланцем иранского принца. Только тогда лицо его не было свирепым. Он приветливо и шутливо разговаривал со многими детьми у юрты Ораз-хана. Даже угощал их конфетами и расспрашивал, кто чей сын...
Но кто же тогда он сам, если из-за него был вынужден превратиться в разбойника высокого ранга иранский вельможа?..
И сам себе мальчик ответил мысленно: он Довлет, сын сердара Сердара! Не в имени отца было дело, а в положении, какое он занимал среди своего народа...
И тут Довлет испытал жгучий стыд. Раздумывая о своем грядущем совсем недавно, он даже и не вспомнил, что сын сердара обязан стать воином...
Мальчик вспомнил, как Аббас-Кули-хан подозвал его к себе, когда он играл около юрты Ораз-хана. Тогда этот человек не был похож на разбойника, а, совсем наоборот, показался серьезным и порядочным. Приветливо улыбнувшись, Аббас-Кули-хан попросил назвать свое имя. А когда мальчик назвал себя, то посол иранского принца Солтан-Мурада несколько раз повторил: «Довлет, Довлет...— И добавил: — Красивое у тебя имя...» А теперь он скачет во главе шайки свирепых бандитов и увозит его неизвестно куда. «Чего же он хочет добиться от отца, захватив его сына?»—задался внезапным вопросом Довлет...
Плененный мальчик вспомнил свой дом. Никто там еще не знает, что с ним случилось. Но когда-то же мама узнает. Не себя, связанного и увозимого в неизвестность насильниками, а свою мать вдруг остро пожалел Довлет, он перепугался, представив момент, когда до Аннабахт дойдет известие о пропаже сына...
Если бы не эти свирепые бандиты, они бы с Айшой сейчас уже подгоняли ягнят к стану. Бабушка Гюльпери поставила бы перед ним холодную сметану и, ласково погладив по голове, сказала бы: «Бери, поешь, внучок, холодненького». Сама бабушка присела бы рядом и, может быть, стала бы рассказывать разные истории о своем народе и о нападающих на него разбойниках, афганцах и туркменах... А может, она стала бы рассказывать ему о том, как прекрасны ее родные места, какие там встречаются тенистые ущелья среди зеленых гор, горные реки с прохладной водой, окутанные голубой дымкой огромные скалы... Подобные рассказы бабушки Гюльпери всегда рождали в душе мальчика страстное желание путешествовать...
И вот он теперь путешествует... И не разбойники-туркмены напали на иранцев, а разбойники-иранцы захватили в плен туркменского мальчишку... Сложен и непостижим этот сотворенный аллахом огромный мир...
Конь Аббас-Кули-хана вдруг остановился и, расставив задние ноги, стал мочиться. О, оказывается и тут бандиты загодя придумали средство. После того как животное исполнило естественную потребность, двое бандитов спрыгнули с лошадей, нагребли в торбы придорожной пыли и мелких камней, поспешно засыпали образовавшуюся под конем лужицу...
Бандиты продолжали удаляться от родных мест Довлета с прежней поспешностью. И чем дальше продвигались они к югу, тем выше становились горы. Местами встречались гладкие скалы. В небе стали пролетать дикие голуби и горные куропатки — кеклики...
Неожиданно один из разбойников, вытянув вперед руку с зажатой нагайкой, прокричал: «Берзенги!» Это слово Довле-ту приходилось слышать и раньше, от своего дедушки и от моллы Абдурахмана, когда учитель читал детям в школе дастан «Саятлы-Хемра», где говорилось о том, как Саят-хан и Хемра натыкаются в пути на берзенгинцев...
Слово «берзенги» означает разбойник. Не зря люди этим именем назвали гору. Около нее всякие разбойники часто устраивали привалы. Отдыхал тут и его дедушка со своими аламанщиками во время набегов на иранцев. Поэтому и рассказывал Аташир-эфе об этой страшной горе своему внуку. Теперь и Довлету привелось ее увидеть...
В зеленой траве возле родничка, выбивавшегося у подножия Берзенги, мальчик увидел множество круглых плешин — разные шайки, очевидно, разводили костры в своих местах. Однако люди Аббас-Кули-хана не намеревались устраивать здесь большого привала. Напившись воды из родника и дав попить своему маленькому пленнику, бандиты опять вскочили на коней и продолжили свой путь дальше...
Миновав Берзенги, они оказались на крутом перевале. Путь становился все труднее. Узенькая тропа была усеяна острыми камнями, когда по ним ударяли стальные подковы лошадей, камни звенели и издавали скрипучий треск. Кони очень настороженно ступали по этой каменистой тропе...
Разбойники спешились. Достав из сумок дополнительные кожаные подпруги, они опоясали ими сзади своих лошадей и прикрепили концы за специальные кольца на седлах. Дедушка рассказывал Довлету, что подобные приспособления помогают всадникам удерживаться в седлах при крутых подъемах и спусках в горах...
Мальчик схватился за заднюю подпругу и огляделся. Никогда в жизни он еще не видел столь высоких гор и таких грозных скал, какие теперь его окружали. Он вспомнил когда-то слышанную притчу: «Если хочешь увидеть чудо, то подайся в горы...»
Чем ниже они спускались, тем темнее становилось. «Очевидно, солнце сюда почти не проникает»,— подумал Довлет, глядя на желтоватые хилые стебельки редкой растительности. Послышался шум, который произвел сорвавшийся с лошади всадник. Ему помогли подняться. Гневно оглянулся на шум ехавший впереди Аббас-Кули-хан...
Крутой спуск окончился, и они оказались на дне глубокой расщелины. Вытянувшись в одну шеренгу, разбойники пришпорили лошадей и понеслись вскачь. От топота копыт в узкой горной расщелине рождался оглушающий грохот...
Разбойники мчались по ущелью до тех пор, пока не показался впереди крутой подъем. Здесь они вновь остановились, очень поспешно стали перевязывать дополнительные подпруги с крупа на грудь своим лошадям. Одноглазый бандит, за спиной у которого сидел Довлет, через грудь своего коня перекинул веревку, а концы ее всунул в руки маленькому пленнику...
Кони стали карабкаться вверх. Подъем был так крут, что приходилось ехать чуть не лежа. Одноглазый бандит обнимал за шею коня, а Довлет изо всех сил старался удержать в руках концы веревки, чтобы не сорваться и не разбиться об острые камни...
Впереди на дороге встала огромная скала. Она нависала над тропой. Разбойники, словно боясь разбудить и прогневить нависающее над их головами каменнное чудовище, стали продвигаться тут с особой осторожностью. Всадники ехали молча, никто не издавал ни звука, казалось, что и дышать они тут полной грудью не смели. Местами встречались на дороге огромные валуны, которые оставляли совсем узенький проход между собой и каменной стеной горы. Довлет припомнил, что его отец и останавливавшиеся в их юрте заезжие купцы рассказывали о более безопасной дороге в Иран, лежавшей в просторных ущельях и на горных равнинах, поросших пышной зеленью трав, где катят свои прозрачные воды горные речки. Дорога, по которой теперь пробирались разбойники, была не единственной. Но, очевидно, каждый себе избирает свою. Эта была дорогой всяких аббасов-кули, аташиров, аджа-ров и им подобных...
Заскребли, загремели копыта коней по кучам мелких острых камней, покрывавших в этом месте дорогу. Оглядываясь по сторонам и бросая полные страха взгляды вверх, разбойники зашептали молитвы и заклинания. Как догадался пленный мальчик, здесь горы угрожали путникам обвалами/ а расколовшиеся камни некогда составляли одно целое с вершинами скал. Догадка Довлета подтвердилась в тот же миг — от производимого ли копытами шума, или сама собой позади проехавшего отряда вдруг обвалилась каменная глыба и, сбивая по пути более мелкие камни, со страшным грохотом рухнула в ущелье...
Дорога внезапно свернула вправо и по крутому спуску побежала в обратном направлении. Сверкнула в лучах заходящего солнца быстроводная горная речушка. Берега ее густо заросли кустарниками ежевики, среди которых возвышались фисташковые деревья и несколько кленов. В иных местах листва с одного берега смыкалась с листвой другого, совсем закрывая речку. Горная тропа, выбежав на берег речки, превратилась в широкую и приветливую дорогу с подступающими вплотную к ней ореховыми деревьями...
«Должен человек когда-то увидеть и тот мир, который далек от порога его родной юрты»,— вдруг подумал Довлет. Но эта мысль сейчас же сменилась унынием. Вспомнив родную юрту, мальчик понял, что в селении уже поднялась тревога и мать теперь терзается и не находит себе места из-за его исчезновения...
Но Довлет пребывал не в том возрасте, когда человек способен надолго впадать в уныние. В печальные его мысли вдруг ворвалась радость: вспомнил мальчик, что успел отослать от себя своего любимца, верного и преданного пса Евбасара. Окажись собака с ним, когда напали бандиты, теперь бы ее уже не было в живых: Евбасар ведь не позволил бы никому подступиться к Довлету, пока бы пса не изрубили эти воры саблями...
К горной дороге, по которой они теперь двигались, вплотную подступали скалы, но не голые, а покрытые влажноватой растительностью. «Если бы на этих скалах развесить ковры и бархат,— подумал мальчик,— то они бы стали менее прекрасны, чем теперь». Конь, на котором везли пленника, прошел почти вплотную к каменной стене, и Довлет пощупал рукой укрывавшую стену зелень. У нее не было ни стеблей, ни листьев, ни цветков,— сплошной зеленый растительный покров нежно приласкал руку плененного мальчика...
Острые и округлые камни торчали повсюду на пути. От многочисленных мелких ручейков, скатывавшихся с каменных стен, воздух в ущелье был насыщен водяной пылью. Довлет даже увидел впереди маленькую радугу, трепетным ярким мостиком перекинувшуюся через ущелье. «Сбросить бы с коня сидящего передо мной сербаза,— подумал мальчик.— Повернуть буланого на этот радужный мостик и поехать домой, к маме...» Но впереди и сзади почти вплотную ехали на разномастных лошадях свирепые разбойники — нечего было и думать, чтобы они дали бежать... И вдруг перед глазами Довлета предстало величественное и потрясающее зрелище...
В конце ущелья из выемки между отвесными скалами с высоты в двадцать копий низвергался водопад, шириной примерно в сорок шагов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45