— Гюльпери очень достойная женщина. И не ее вина, что Аташир-эфе захватил ее во время очередного своего набега,— отвечала Бибигуль.— К тому же он за это поплатился: теперь сам ее пленник, поскольку Аташир женился на Гюльпери...
— Вай-вай! Что в мире делается? — возопила гостья, схватившись в знак удивления за собственный ворот.— Женился? А почему же я об этом не знаю?..
— В возрасте Аташира-эфе не делают шумных свадеб достойные люди.
— Женился Аташир, ты говоришь? — словно конфету, смаковала Дурджахан услышанную новость.— Я побегу, одруга,— вдруг заторопилась она.— Мне еще столько дел сегодня переделать надо...
Бибигюль хорошо знала по своему опыту, какие это будут дела. Не найдя желания посплетничать в этом доме, ее гостья побежит в другие дворы, а там уж языки развяжутся: сполна достанется и Аннабахт, и Аташиру-эфе с Гюльпери.
— Только когда при тебе станут говорить о моей соседке, подруга,— сказала Бибигуль, провожая гостью,— не забывайте все же, что Аннабахт, будучи беременной, сумела с саблей и пистолетом в руках защитить от разбойников весь свой род...
Но этим предупреждением невозможно было остановить сплетниц селения. Злые языки заработали вовсю. А причин для того сплетницам хватало. Не успели дети Сердара еще привыкнуть к мысли, что они обзавелись сразу двумя братьями, как у них появилась еще и бабушка. Аташир-эфе много лет противился всем попыткам его женить, но перед чарами собственной невольницы не устоял.
— Вам бы только ржать, жеребцы,— отмахнулся он от подтрунивавших над ним сверстников.— А серьезных обстоятельств вы не способны уразуметь. Гюльпери отняла меня у самой смерти для себя...
Завладев Аташиром-эфе, Гюльпери обрела и всех его близких: Сердар теперь стал ее пасынком, Аннабахт — невесткой, Довлет, Айша, Кемал, Гочмурат — внуками...
Легче всех Гюльпери сошлась с Аннабахт. Она сразу взвалила на себя большую часть хозяйственных дел и забот, стремясь освободить от них выздоравливающую роженицу. Аннабахт вначале ревниво отнеслась к тому, что кто-то другой хлопочет о благополучии ее семьи. Но Гюльпери, которая быстро научилась покрикивать даже на Аташира-эфе, саму Аннабахт чтила и в главных делах без советов ее не обходилась. Очень скоро Аннабахт убедилась, что все поступки ее новой свекрови разумны, что сердце у нее доброе. И очень быстро эти две женщины между собой не только поладили, но и подружились.
Довлета какое-то время мучило то обстоятельство, что его новая бабушка по возрасту была ровесницей его матери. Но, испытывая сострадание к нелегкой судьбе Гюльпери, мальчик радовался, что она перестала быть рабыней. К тому же Гюльпери в том страшном овраге, куда аламанщики загнали невольников, проявляла заботу о Дильбер и ее сестре. А Дильбер, хотя Довлет больше не видел ее воочию с тех пор, как увел девушку злобный Байсахат, не раз являлась мальчику во сне...
Война испустила дух. И казалось, что убравшаяся за горы и долины армия иранцев уволокла вслед за собой ее зловонные останки. Прямо перед собой серахсцы никаких врагов теперь не видели. А то обстоятельство, что со всех сторон их окружали зарившиеся на их свободу могучие державы, для туркмен было столь привычным, что не могло их отвлечь от обычных мирных трудов и занятий. Пришла весна. И большая часть жителей селения работала в полях, иные же отправились со скотом к дальним пастбищам на летовку.
У Аннабахт на руках были грудные младенцы, а потому вместо нее на летовку в этом году отправилась бабушка Гюль-пери, которая взяла с собой Довлета, Айшу, опекаемую родом эфе соседку Огулсабыр-эдже и ее дочь Айджерен. Аташир-эфе и Гочмурат, словно они задались целью не давать застаиваться своим лошадям, каурой с вороным, то мчались на них к далеким пастбищам, чтобы приглядывать за овцами, то возвращались в селение, чтобы обихаживать посевы...
Было мирное занятие и у Сердара, хотя значение и тут имела его громкая военная слава.
Широка, раздольна и обильна красотами ранняя весна в Серахсе. Поля и степи покрываются нежной зеленью всходов злаков и трав. На равнинах и возвышенностях, словно это проступает из земли пролитая за нее в сражениях кровь бесстрашных воинов, пышно зацветают тюльпаны и маки. Чистое и безоблачное голубое небо настраивает души людей на добрые чувства и мечтания. Но дехканин может позволить себе взгляды в небо лишь на короткие мгновения, а потом его глаза вновь обращаются к земле, в эту горячую пору требующей от него неустанных трудов и ласки. Трудится дехканин на своем поле, да вдруг и услышит мелодичный звон колокольчиков — лучшее подтверждение тому, что в краю его воцарился мир...
За время войны проторенные караванные пути позарастали травами и засыпались песками. А ныне купцы со всех четырех сторон света вновь погнали по ним караваны верблюдов с тяжелой поклажей.
— Эссаламалейкум! — поздоровается, бывало, старший из караванщиков.
— Алейкум эссалам! — ответит работающий в поле дехканин.
А караван-баши уже спешит поведать, у кого из знаменитых туркменских богатырей купцам довелось погостить во время продвижения каравана через эти места. Сам повстречавшийся дехканин, быть может, и не занимается разбоем, хотя и это немаловероятно, но у него наверняка имеется кто-то из близких, кто не прочь завладеть богатой поклажей купцов. Туркменские кони быстры, а караван движется медленно: проведавшие о караване разбойники могут легко настичь его и через день и через два после полученной о нем вести. Для хивинских, бухарских, мешхедских, астрабадских, хиратских и всяких иных купцов самым опасным участком пути были туркменские степи и пустыни. Подобно дамоклову мечу, висела над головами караванщиков ставшая притчей во языцех туркменская опасность. Здесь, вопреки обычаям, существующим в странах, управляемых могучими властелинами, где ты, заплатив установленную пошлину и получив ярлык, мог свободно продвигаться в любом направлении, все обстояло иначе. Сколько бы ты ни встретил на своем пути вооруженных групп туркменских разбойников, ты обязан платить откупы им всем подряд. А если откажешься заплатить, то они возьмут свое силой. А если ты, не дай аллах, окажешь сопротивление, то они либо снесут тебе голову острой саблей, либо закуют в цепи, и ты окажешься на базаре рабом, подлежащим продаже. Жаловаться здесь было некому. А властелины, находившиеся в трех сторонах от этих мест, с важностью восседавшие на своих тронах и считавшие себя незыблемой опорой ислама, справедливости и спокойствия, не были в состоянии взять под свою эгиду сограждан, пострадавших в дебрях туркменских пустынь. Местные же предводители и военачальники в мирное время имеют мало власти над своими согражданами, ибо туркмены сами о себе говорят: «Мы народ без головы, да нам ее и не надобно. Мы все равны, у нас все ханы». Туркменским разбойникам было мало того, что они царили в своих степях. Даже и на подступах к Мешхеду из ущелья могла вдруг вырваться группа туркменских всадников и ограбить караван чуть ли не на глазах у городской стражи. Могли они неожиданно появиться из густых зарослей тугаев и на берегах Амударьи...
У купцов было только два способа сберечь свое добро при переходе через туркменские степи: нанять самих туркмен для охраны своего каравана или хотя бы погостить у кого-то из всем известных туркменских богатырей. Достаточно было налетевшим разбойникам произнести имя знаменитого их соплеменника, чьим гостем тебе довелось побыть, как они, воздав хвалу этому имени, отступали прочь. В Серахсе купцы чаще всего останавливались у Ораз-хана, у Говшут-хана, у Сердар-бега или Теч-Гёка.
Когда в туркменских степях поутих топот копыт, им на смену пришел звон караванных колокольчиков. Наиболее частыми гостями у знаменитых воинов были купцы в полосатых халатах и войлочных фесках. Хотя определенной платы за покровительство не существовало, тем не менее под видом подарков купцам приходилось оставлять принимавшим их хозяевам немалое количество своих товаров. Но случалось, что и произносимые громкие имена не спасали от разбойников. Это случалось, когда на караван нападение совершали бандиты иных племен, дерзостно вторгшиеся в туркменские степи. Чтобы обезопасить себя от подобного, купцы и стремились нанимать для охраны своих богатств туркмен. Все они знали, что и десяток туркменских джигитов способен разогнать целую сотню врагов. А больше сотни в иноплеменные шайки и не собиралось никогда, это уже было бы равносильно объявлению войны туркменам. За подобное бандитов наказывали бы и собственные соплеменники. На войну с туркменами могли решиться только владыки Ирана, Хивы и Бухары. Да и то заканчивались подобные войны, как это было совсем недавно с иранцами, тем, что напавшие на туркмен просили у них потом мира...
Сердар со своими всадниками очень часто сопровождал теперь караваны разноплеменных купцов то на юг, то на север, то на восток, то на запад. И каждая из таких поездок занимала много дней, от одной недели до трех.
На этот раз Сердар отсутствовал уже десятый день. И именно в этот день его племянник Тархан, некогда обласканный тем, что дядя подарил ему боевого коня, на той самой лошади вдруг прискакал в селение и принес страшную весть. На летовке исчезли дети Сердара — Айша и Довлет. Все их поиски окончились ничем...
Услышав это известие, Аннабахт вскочила на ноги, но тут же безвольно опустилась вновь на кошму.
— Что ты говоришь, племянник Тархан-джан?.. Пропали Довлет и Айша? — пролепетала сраженная горем мать.
— Хорошо ли вы их искали? — спросила соседка Огул-сабыр-эдже, бывшая в этот миг в юрте Аннабахт.— Как все это случилось?
— К полудню они не возвратились со своей отарой на наш стан,— стал рассказывать Тархан.— Мы сразу же кинулись их искать. Рыскали по степи до полуденной молитвы. Но нигде ни Довлета, ни Айши не нашли... Меня сразу послали сюда. Быть может, тетя, их и нашли уже,— попытался Тархан успокоить Аннабахт.— Или скоро отыщут,— говорил молодой джигит то, во что сам не верил.— Вы успокойтесь, тетя. Их, конечно, отыщут...
В юрту уже стали набиваться соседи и родственники этой семьи, видевшие, как по селению проскакал на взмыленном коне Тархан, скрывшийся в юрте Сердара. Многие про себя дивились тому, что Аннабахт, некогда вступившая в настоящее сражение с целой шайкой бандитов, теперь вдруг утратила и силы, и волю, а только изредка шевелила руками, словно хватала ими воздух, и расширившимися глазами глядела на своего племянника, которого явно не видела...
— А где овцы, которых они пасли? — спросила Огулса-быр-эдже.
— Овцы разбрелись у подножия гор. Мы их собрали и пригнали на стан,— ответил Тархан.
— Племянник, беги разыщи в селении деда и Гочмурата. Пускай они быстро идут сюда,— вдруг вымолвила Аннабахт, и все увидели, что ясного разума она от свалившегося горя не утратила.
— Бегу, тетушка,— крикнул Тархан и метнулся из юрты, где оставаться дольше ему было тягостно.
Вырвавшись на улицу, Тархан, будто он сбросил со своих плеч тяжелую ношу, вскочил на коня и помчался разыскивать Аташира-эфе и Гочмурата.
В этот момент в юрту вошла соседка Бибигуль. Аннабахт, растолкав всех, устремилась к ней.
— Бибигуль! Милая! Потерялись мои дети, Довлет и Ай-ша,— взволнованно заговорила бедная мать.— Призови скорее на помощь своих святых предков. Пусть помогут в этот страшный час. Я отдам тебе пять баранов...
— Не надо баранов,— перебила Аннабахт Бибигуль, и все, знавшие былую алчность этой женщины, чрезмерно удивились.— Ты успокойся, Аннабахт. Мои святые предки, где бы они ни были, и так придут тебе на помощь...
Сорвав со своего пояса все амулеты, Бибигуль трижды покрутила ими вокруг головы Аннабахт и вскричала:
— О святые предки наши! О всемогущие мужи! Спасите великодушно эту достойную женщину. Защитите детей ее и верните их в родительский дом...
Затем знахарка под резкие телодвижения забормотала заклинания, смысла которых бывшим в юрте людям понять было не дано...
Тархан остановил коня у юрты Санджара-Палвана, зная, что Аташир-эфе водил с ним дружбу. Санджар-Палван во дворе подправлял молотком лезвие лопаты. Увидев Тархана, он отложил инструменты и подошел.
— Я видел, как Аташир направлялся к нижним рядам,— сказал Санджар-Палван, выслушав известие о пропаже внуков своего приятеля.— Скорее всего он сейчас у Гарагоча. Езжай, парень, туда. А мы сделаем все, что в наших силах...
Жена Санджара-Палвана, тетушка Тячсолтан, уже выпроваживала из дома своего сына.
— Садись на коня, Хаджимуратик. Разыщи своего приятеля Гочмурата, пока Тархан будет искать Аташира-эфе. А сам оставайся потом в их семье. Может, и твоя помощь им понадобится.
— Еду, мама,— ответил Хаджимурат, седлая коня.
По дороге к юрте Гарагоч-аги Тархан останавливался несколько раз у других юрт и сообщал людям печальную новость. Услышавшие ее мужчины сразу же бросались седлать коней. В селении поднималась тревога...
Остановился Тархан и у юрты лучшего друга Довлета. Сам Сапарак тоже был на летовке, пас овец бая. Не оказалось дома и Велле-Косоглазого. Выслушав печальную весть Тархана, Гюльсенем сама стала седлать коня и спешно вооружаться.
— Что вы намереваетесь делать, Гюльсенем? — спросил удивленно Тархан.
— Думаешь, если я женщина, так ни на что и не гожусь в таком деле? Нет, мой дорогой. Уж одного-то мужчину я сумею заменить. А то и двух...
— Но мужчин в селении и без вас пока хватает,— растерянно ответил ей Тархан.
— А догадался ли кто из них о самом главном?
— О чем же?
— Что самое главное теперь известить о случившемся отца бедных детей.
— Но его нет дома...
— Я видела, как Сердар отъезжал с бухарскими купцами. Люди слышали, что они уже приближаются к Серахсу. А я отправлюсь по хивинской дороге навстречу Сердару,— говорила Гюльсенем, опоясываясь мужским поясом и запихивая за него два кинжала. Затем она закинула за спину ружье и легко вскочила в седло. Тархан еще не успел прийти в себя от изумления, как копыта лошади Гюльсенем уже застучали по дороге, ведущей к Хиве...
Во двор Сердара все прибывали пешие и конные односельчане. Вскоре с группой всадников прискакал Тёч-Гёк. Все были огорчены, что Ораз-хан болел. Странную особенность имел организм правителя: когда на Серахс надвигалась угроза, он всегда оказывался здоровым и вел своих соплеменников в самые жестокие сражения, а только наступал мир, как на Оразхана, словно мстя ему за одержанные победы, накидывались всевозможные недуги. Не было среди собравшихся и Говшут-хана. Когда наступил мир, этот уставший воин много кутил, предавался азартным играм с гостившими у него купцами. Так он влез в долги и, постыдившись людей, уехал в Ахал к своему родственнику Генибеку, наказав своим близким, чтобы его призвали, только когда Серахсу будет грозить беда.
И вот беда эта пришла. Тёч-Гёк поведал собравшимся во дворе Сердара людям, что дети были похищены не только из этой семьи, что в других селениях у многих предводителей дети тоже исчезли.
— Это дело рук иранцев,— заявил собравшимся Тёч-Гёк и стегнул себя по сапогу нагайкой.— Хотя эти шакалы и выряжались туркменами, но кое-кто слышал, на каком языке они меж собой разговаривали...
После короткого совещания было решено Говшут-хана пока не призывать, но самим немедленно начать поиски пропавших детей.
Аташир-эфе хотел сам принять участие в поисках Довлета и Айши. Но старейшины заявили, что в такое время нельзя оставлять селение без опытного военачальника, и поручили возглавить поиски Тёч-Гёку.
Вскоре пять десятков молодых джигитов, предводительствуемые Тёч-Гёком, умчались в сгущавшуюся темноту ночи...
Глава девятая В ПЛЕНУ...
Семья Довлета на летовку выезжала к местечку Пынхан. Пастбища здесь с одной стороны граничили с песками, а с другой окаймлялись холмами и возвышенностями предгорья. Для выпаса скота эти места были очень удобны и благодатны. Захотят животные солененького и начинают отклоняться к пустыне. Ты, чабан, только не мешай им, шагай вслед за отарой, овцы сами себе отыскивают островки растительности в песках. А когда возжелается им пресной и сочной травки, то повернут к виднеющимся поблизости холмам...
Брат и сестра ходили за отарой ягнят — приплодом всего рода эфе. Вначале мальчишка и девчонка немного дичились друг друга, но поскольку в этой пустынной местности ни подруг для Айши, ни друзей для Довлета не было, то брат и сестра вскоре смирились и уже затевали совместные игры и развлечения. Только тут Айша и признавала первенство за Довле том. Тем более что брат сестре своего первенства не навязывал а рождалось оно изттого, что Айша-любила слушать, а Довле рассказывать. И рассказывать ему было что. За последнее время мальчик много узнал. Он, подобно многим мальчишкам их селения, любил вертеться около вернувшихся из Мешхеда воинов, которые часто вспоминали о далеком Иране и о горячих сражениях недавно окончившейся войны с армией принца Солтан-Мурада.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45