хсь от смеха,— а Лену выпустите из чулана — там ей ничуть не безопаснее, чем здесь.
И прежде чем онемевшие служанки успели его о чем-лгбо спросить, он вышел из кухни. Вино вскоре было, но Виттельбах с удивлением заметил, что вопреки ею приказу и установленному в доме порядку принесла бутылку кухарка Тийна. Как видно, более мощная защит-н гца все же осталась охранять вход в чулан. Или, может быть, храбрая тетушка Лены хотела лицом к лицу столкнуться с неприятелем, пробравшимся в дом, и узнать, насколько он опасен?.. Мастер опять чуть было не рассмеялся, увидев, какой большой круг описала старая дева вокруг п лицейского, чтобы подойти к столу и поставить вино, и каким свирепым взглядом пожирала она напомаженную голову господина Майвальда. С необычайной поспешностью выходя из комнаты, держалась от гостя как можно дальше, словно он был зачумленный, а седые косицы, торчащие у нее на макушке, забавно покачивались.
Виттельбах наполнил бокалы.
— Наверное, тоже с какого-нибудь иностранного корабля? — с лукавой усмешкой спросил Майвальд, разглядывая вино на свет и с видом гурмана прищуривая один глаз.
— Профессиональный секрет! — ухмыльнулся Виттельбах, повторяя слова гостя, и бокалы их встретились с веселым звоном.— Я, ей-ей, и сам не знаю, что мне больше по душе — сбывать контрабанду или мастерить мебель.
— Надо все же надеяться, что первое названное вами занятие для вас побочное, а фабрикация мебели — основное,— тоже шутя ответил Майвальд.
Теперь квартальный надзиратель был готов выслушать рассказ мастера. По лицу господина Майвалъда видно было, что он склонен воспринять пояснения хозяина дома со всем великодушием, па какое только способен полицейский. Улыбка, игравшая на его губах, придала бы смелости и более тяжкому преступнику, чем Виттельбах.
Мастер рассказал ему историю Лены Паю с полной серийностью, в возможно более ярких красках. Да и Майвальд чем больше слушал, тем становился серьезнее. Он, очевидно, принадлежал к числу тех чиновников, у которых в груди, под форменным мундиром, еще не все мертво и холодно; об этом свидетельствовала и его склонность к юмору. Какое-нибудь служебное дело еще могло его заинтересовать, а иной раз даже увлечь.
— У вас самого есть юные дочери, господин Майвальд,— прочувствованно заключил Виттельбах.— Подумайте, что вы переживали бы, если б одной из них грозила такая же опасность, как этой несчастной беглянке, укрывшейся под моей защитой? Я был бы просто зверем, если бы выбросил ее на улицу, и только человек с каменным сердцем мог бы сейчас ее выгнать из дому. Ведь вся вина этой девушки состоит в том, что она пытается защитить свою честь от подлого насильника... Так неужели же, господин Майвальд, вы и теперь скажете, что хотите ее арестовать и по этапу выслать в деревню!
— Я не могу поступить иначе, мастер Виттельбах,— серьезно ответил полицейский,— ибо я только выполняю приказ. Если бы я мог действовать, как мне заблагорассудится, я бы тотчас же оставил в покое вашу подзащитную.
— Я понимаю. Моя просьба заключается лишь вот в чем: дайте девушке еще хоть несколько дней, задержите выполнение приказа. Тогда я успею доложить об этом деле губернатору, причем надеюсь получить поддержку со стороны одного влиятельного лица.
Полицейский немного подумал.
— Без ведома полицмейстера я не могу это сделать,— твердо сказал он.
— Так сообщите полицмейстеру.
— Знаете, господин Виттельбах,— произнес Майвальд, поднимаясь,— лучше всего будет, если вы сейчас же отправитесь вместе со мной к полицмейстеру, ознакомите его с делом этой девушки и лично за нее попросите. Это может решить только сам полицмейстер.
— С удовольствием пойду, господин Майвальд.
— Но вы должны дать мне честное слово, что Лена Паю не исчезнет тем временем из вашего дома.
— Вот вам моя рука. А вы уберете караульного от моей двери?
— А вы его уже заметили? — рассмеялся полицейский.— Ну и глаза у вас — чуть ли не зорче, чем у полиции!.. Но я все же хотел бы предосторожности ради оставить караульного на этой улице: я вполне доверяю вашему слову, но, как знать, что может прийти в голову вашей подзащитной.
— Ладно, пусть городовой остается на посту, если это нужно для вашего спокойствия,— ответил Виттельбах,— но вы скажите ему, пусть не таращит глаза на нашу дверь, а то соседи еще подумают, что у Виттельбаха нашли разбойничий притон... А Лена должна пообещать и вам и мне, что не выскочит сломя голову прямо в лапы городовому. Лийза, позови сюда мамзель Лену.
Мастер крикнул это, выйдя в коридор и оставив дверь приоткрытой. В кухне тотчас поднялся переполох. По-видимому, ее обитатели решили, что Лену сейчас уведут. Никто не появлялся, и мастер распахнул дверь в кухню. Он только успел заметить, как Лийза и Тийна толкнули беглянку в чулан, причем край юбки оказался зажатым дверью. В остальном картина оставалась прежней: Лийза загораживала дверь своим широким корпусом, Тийна с угрожающим видом стояла рядом.
— Пусть Лена немедленно явится в гостиную,™ решительным тоном приказал Виттельбах.
— Скажите квартальному, что Лены уже в доме нет,— произнесла Тийна дрожащими губами.
— Бросьте ваши фокусы! Пусть Лена выйдет из чулана, никто с ней ничего плохого не сделает!
Но Лена смогла появиться только после того, как Лийза отошла от двери, а та проделала это крайне медленно и неохотно, подталкиваемая мастером.
Сама беглянка казалась спокойнее всех. Лицо у нее, правда, было бледное, глаза широко раскрыты, по она тихо и не мешкая последовала за хозяином в коридор, а потом в гостиную, где и предстала перед опасным гостем.
Полицейский, посмотрев на нее с видимым участием, задал ей несколько вопросов: как ее фамилия, сколько ей лет, где она жила и почему убежала из родных мест. Лена отвечала кратко и точно. Затем мастер объяснил ей, какие шаги они сейчас хотят предпринять в ее пользу, и строго-настрого приказал девушке не выходить из дому, пока ей не разрешат.
Господа допили вино, мастер переоделся, и они отправились в полицию, оставив домочадцев в величайшем смятении.
Тийна и Лийза топтались, как слепые куры, пи за какую работу не могли взяться, не знали даже, что сказать. Летга сидела н каморке служанок и плакала... Наконец и хозяйка дома; чтобы избежать расспросов полицейского, она все время скрывалась в своей комнате. Затем поднялся из мастерской наверх и Матиас Лутц, лицо у него было озабоченное. Не показывалась мамзель Берта Виттельбах.
Как раз когда Лена рассказывала хозяйке о том, что ей говорили полицейский и мастер, Матиас Лутц вошел в кухню, дверь которой оставалась открытой, и стал слушать, не обращая внимания на присутствие мадам Виттельбах.
— Вы хотите что-нибудь сказать Лене? — спросила наконец супруга мастера.
— Да. Я хотел ее предупредить, чтобы она не слушалась совета Лийзы и Тийны и не пыталась больше выбраться из дома: городовой все еще бродит по улице и следит за нашим домом.
Дело в том, что, пока мастер беседовал в гостиной с господином Майвальдом, Лена, подталкиваемая служанками, действительно пыталась через двор выйти на улицу. К счастью, Лутц заметил их из окна мастерской и строго приказал всем трем тотчас же подняться наверх, так как перед домом дежурит полицейский. Лийза и Тийна повиновались, отвели беглянку обратно и снова спрятали ее в чулане.
— Нет, я больше никуда не пойду,—поспешила Лена успокоить молодого человека, взглянув па него с благодарностью.— Мастер пошел к полицмейстеру просить за меня, и квартальный сказал, что сейчас мне ничто не угрожает.
Госпожа Виттельбах, узнав, как обстоят дела, снова удалилась в свою комнату, а Матиас продолжал беседовать с Леной об ожидаемых событиях. Они так углубились в разговор, что и не заметили, как из-за приоткрытой двери кухни показалось искаженное гримасой бледное, восковое лицо и чьи-то глаза впились в них горящим взглядом.
14
ЕСТЬ ЕЩЕ ДОБРЫЕ ЛЮДИ НА СВЕТЕ
Против ожидания, мастер Виттельбах отсутствовал долго, несколько часов. Но когда он наконец вернулся, по лицу его было видно, что принес он неплохие вести. Мастер тотчас же позвал к себе Лену.
— В течение трех дней вы можете быть совершенно спокойны, вас никто не тронет,— сказал он, отирая со лба пот пестрым носовым платком.— Мне удалось растрогать полицмейстера, причем я даже пустил в ход несколько слезинок, имевшихся у меня про запас. Полицмейстер обещал задержать исполнение своего приказа и не высылав вас по этапу в деревню до тех пор, пока о вашем деле не доложено губернатору и тот не сообщит ему, полицмейстеру, свое решение по этому поводу. Можно надеяться, что губернатор, пока он не рассмотрит дело, распорядится полиции выписать вам временный вид на жительство сроком на две недели. По этому свидетельству мы сможем заявить о вас квартальному надзирателю и записать вас в домовую книгу. Выигрывая время, мы выигрываем многое. Теперь, милое дитя, вы можете вздохнуть немного свободнее.
Лена хотела с благодарностью поцеловать мастеру руку, но он шутя отстранил девушку.
— Как видно, вам вообще везет, Лепа,— продолжал он.— Не успел я выйти из полиции, смотрю — навстречу мне идет по улице... как вы думаете, кто? Тот самый добрейший господин, который должен докладывать губернатору о вашем деле! Он как раз сегодня утром вернулся в Таллин. Я, конечно, не преминул его побеспокоить. Взял его под руку, повел к Кану ту и рассказал ему всю вашу историю. Знаете, Лена, за сегодняшний день это был третий человек, которому я расписывал ваши злоключения! Три сердца мне удалось растрогать! Сначала квартальный, потом полицмейстер и, наконец, секретарь Рутов! Разжалобить трех чиновников, в том числе двух полицейских... вы думаете, это легко, Лена? Будь я помоложе, а кроме того... если бы не присутствовала здесь моя почтенная половина, я бы потребовал с вас за свои труды три поцелуя... Мама, ты ведь ничего не слышала, правда?
Но «мама» надула губы с презрительным и высокомерным видом. Ей, без сомнения, было неприятно, что хозяин дома балагурит со служанкой, да еще в присутствии супруги. Но Виттельбах, настроенный на шутливый лад, не обратил на это внимания.
— Самое глубокое впечатление произвела моя трогательная речь на господина Рутова. Если вы видели бы, как вспыхнул этот славный человек, услышав о баронских подлостях! Безо всяких просьб с моей стороны он решил сообщить об этом случае губернатору. «Я хочу убедиться, есть какой-нибудь предел помещичьему произволу или пет!» — воскликнул он. Будьте уверены, Лена, завтра же о нашем дело узнает губернатор. Л потом посмотрим, что будет дальше. У нас теперь есть энергичный и влиятельный защитник пусть это нас успокоит и утешит.
Лона пролепетала несколько слов, благодарности и с легким сердцем пошла сообщить отрадную новость Лийзе и Тийне. О том, что дело принимает новый оборот, вечером от мастера и Матиас Лутц. Мамзель Берта услышала об этом еще раньше. И у него и у нее глаза так и заблестели, но по причинам совсем различным. Теперь в доме оказался, кроме Лены, еще один человек, которого мамзель Берта ненавидела: это был ее родной отец.
На следующий же день, к вечеру, были получены сведения о том, что дело Лены доложено губернатору и результаты доклада благоприятны. Весть эту принес сам секретарь Рутов, молодой еще господин, высокий и стройный, с приятной речью и умными глазами, в которых отражалась живая работа мысли и чуткий интерес ко всему, что попадало в поле его зрения,— будь то материалы для делового рассмотрения или люди. Выбрав подходящий момент, он рассказал губернатору фон Грюневальду о приключениях беглянки и попросил защитить ее во имя справедливости и гуманности. Нелегко было господину фон Грюневальду дать обещание исполнить эту просьбу; он долго колебался и раздумывал, хмурил брови. Ему ведь приходилось выступать против представителя своего же класса, против дворянина, принадлежавшего к правящей верхушке, против человека, с которым он, губернатор, был, возможно, и сам знаком, с друзьями и родственниками которого постоянно общался. Грюневальд рисковал навлечь на себя гнев не только отдельных лиц, по п всего дворянства, а это имело немалое значение. Однако, как он убедился, здесь все же необходимо было что-то предпринять: случай этот грозил вызвать нежелательные толки. Поэтому губернатор решил рассмотреть и поподробнее расследовать это дело. Полиции же было послано распоряжение выдать девушке временный вид на жительство, па две недели. На днях Лена Паю сможет получить это свидетельство через участкового надзирателя — так сказал секретарь Рутов.
Затем заступник Лены выразил желание лично повидать девушку, чтобы задать ей несколько относящихся к ее делу вопросов. Его просьбу немедленно исполнили, и господин Рутов остался вполне доволен обстоятельными ответами Лены и всей ее внушающей доверие внешностью. О благодарности секретарь и слышать не хотел: он, по его словам, особенно охотно помогал крестьянам, так как хорошо знал их тяжелую жизнь...
Теперь Лена Паю могла быть довольна ходом своего дела. Она вскоре получила от квартального надзирателя временное свидетельство и на две педели стала полно-прщной жительницей Таллина. Мастер Виттельбах, укрывавший в своем доме беглянку, по распоряжению губерна^ тора не был привлечен к ответственности. Но затем началась упорная борьба между помещиком и властями, за ходом которой мастер Виттельбах напряженно следил, получая о ней сведения то от секретаря Рутова, то от квартального надзирателя Майвальда.
Сперва говорили, будто барон Ризепталь грозится подать жалобу на городскую полицию, которая не только не выслала беглянку обратно в волость, как того требовал барон, но даже выдала ей разрешение поселиться в городе. Молодой барон сам отправился в полицию и там имел крупное столкновение с полицмейстером.
Затем последовало известие о том, что губернатор, узнав о пребывании барона Ризенталя в городе, частным образом вызвал его к себе для переговоров по некоему делу, его, Ризенталя, касающемуся. Но что же этот высокомерный рыцарь ответил посланцу губернатора, чиновнику губернского правления? Барон, разумеется, догадался, в связи с чем господин фон Грюневальд его вызывает, так как знал, что полиция по приказу губернатора обеспечила беглянке убежище в городе. Считая поэтому господина фон Грюневальда своим противником, барон Ризепталь дерзко заявил чиновнику, принесшему вызов: «Если губернатору нужно со мной поговорить, пусть придет ко мне. Ему идти сюда нисколько не дальше, чем мне к нему».
Тогдашний глава губернии был человек мягкий, стремившийся любой вопрос разрешить мирно, особенно когда дело касалось его собратьев по классу. По грубый ответ барона Ризенталя возмутил даже этого покладистого человека,— этот молодчик, осмелившийся оскорбить губернатора, седовласого старика, по возрасту годился ему в младшие сыновья; к тому же здесь были забыты требования светской вежливости, которых дворяне придерживались с величайшей щепетильностью, общаясь с людьми своего круга; не посчитался молодой барон и с тем, что ответ его был адресован высшему представителю государственной власти в губернии!
Губернатор понял, что дружеской мягкостью он едва ли чего-нибудь достигнет. И он направил барону Ризепта-лю сухое официальное письмо с предложением в назначенное время явиться к нему по делу Лепы Паю; в противном случае, говорилось в письме, губернатор будет вынужден привлечь владельца поместья Р. к судебной ответственности за применение насилия.
Это подействовало. Правда, молодой помещик был почти уверен, что суд не вынесет ему никакого наказания; в те времена судьи не так-то легко признавали виновным дворянина, когда разбиралось какое-либо крестьянское дело, к тому же нельзя было найти свидетелей, которые отважились бы дать показания против помещика; наконец, согласно существующим законам, действия, совершенные молодым бароном, просто не считались наказуемыми. Но барон Ризенталь вообще не хотел, чтобы дело попадало в суд; он боялся, что оно будет предано гласности, хотя заседания суда и велись при закрытых дверях. Слишком уж грязной и отвратительной была вся эта история. Барон не мог допустить, чтобы имя Ризенталей было опорочено.
Вот и пришлось молодому помещику, подавив свою злобу и спесь, предстать перед губернатором. О чем они говорили с глазу на глаз — осталось, разумеется, тайной. Служащие только и видели, что барон Ризенталь вышел из кабинета губернатора весь красный, сверкая глазами, и резко захлопнул за собой дверь. Впоследствии стало известно, что губернатор предъявил помещику требование отпустить Лену Паю из волости. Барон, конечно, сперва заупрямился, по в конце концов попросил дать ему время подумать, а по другим сведениям — даже обещал выполнить это требование.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37