По мере того как яхта приближалась к дворцу, вся эта знать подвигалась ближе к воде, и скоро образовался крепко сцементированный блок – если бы кто-нибудь их них упал в реку, то за ним последовали бы все, увлекая за собой Риджуэя, Пейна и Айвардов.
Султан со своим семилетним сыном появился в дверях дворца только тогда, когда с «Альседо» бросили на берег и закрепили концы. За приближением яхты они смотрели через потайное окно в гареме, так как султан, делавший вид, что не придает этому слишком большое значение, тем не менее хотел очень четко определить время своего появления из дворца. Султан относился к числу людей, отлично понимающих, насколько превратной может быть судьба власти и насколько она может зависеть от одного-единственного мгновения. Ожиданию султана пришел конец тогда, когда «Альседо» был накрепко привязан к земле Саравака.
Они с сыном выступали медленно и важно, за ними образовалась целая процессия. Над их головой покачивался розовый шелковый зонт, за спиной колыхались ярко-зеленые кисти и струились переплетенные алые, золотистые и малиновые ленты. Несшие шелковый балдахин слуги старались попасть в ногу с шествующими к реке правителем и его сыном, и материя, переливалась на солнце всеми цветами радуги, раздувалась по ветру. Оба монарха хранили молчание, не обращая внимания на вырывающийся из рук четверых слуг балдахин и недовольную перекличку:
– Белок ке канан! Белок ке кури! Джалан терус!.. (Поверни налево! Поверни направо! Прямо!)
Слуг могли изводить комары, слепить солнце – султану не было до этого дела. Он шел, не обращая внимания ни на что, и мальчик считавший про себя шаги, поступал точно так же.
Они направлялись к носовой части «Альседо», а увидевшие их подданные кланялись, падали ниц, освобождая дорогу своему божественному вождю и его наследнику, маленькому мальчику, которому сегодня предстоит собственными глазами увидеть величие отца.
Юджиния наблюдала за происходящим с интересом, хотя и не могла толком разобрать, что тут к чему. В голове крутилось: «Так это Борнео» – и больше ничего. Кучинг, Саравак, Северное Борнео – все это было пустыми звуками, за которыми ничего не стояло. Не понимая, в чем заключается ее роль, и не имея желания копаться в своих чувствах, Юджиния просто делала то, что ей было сказано. Она вела себя так, как ее воспитывали. Джордж велел ей стоять на месте и привлекать к себе как можно меньше внимания. Он не знал, какие мусульманские обычаи соблюдает султан и как встретят во дворце Юджинию, не отправят ли ее с девочками в гарем. Джордж не желал никаких ошибок и повторял это при каждом случае. Ему хотелось, чтобы этот день прошел гладко. Юджиния во всем подчинялась и делала так, как он скажет.
В это время Джордж тоже стоял у поручней, но повернувшись к жене спиной, и наблюдал за тем, как султан под своим балдахином медленно вышагивает по лужайке, а потом спускается к причалу. Он никак не мог решить, как ему поступить с детьми и женой. Он вдолбил себе, что мусульманские обычаи требуют соблюдения определенных условностей. Например, представлять жену или она остается сзади? Или просто сделать вид, будто ее вовсе не существует? А как насчет Джинкс и Лиззи? А Поль? От нерешительности засосало под ложечкой. Он вспомнил про черепаховый суп, рагу с фасолью, картошку «а ля герцогиня», потом подумал, какой же зеленый этот дворцовый парк. Он спланирован по-европейски, отметил про себя Джордж, моментально обративший внимание на эту деталь. И тут же представил себе, как здорово было бы проводить здесь соревнования гоночных лодок, ужинать под тентом, какие тут должны быть речные лангусты в лимонном соусе и устрицы на раскрытых раковинах.
Потом, даже вздрогнув при этом, он увидел, что рядом с султаном идет ребенок. «Боже мой!» – подумал Джордж и тут же принял решение. Он прошептал приказание, и к нему подвели Поля. Маленький мальчик стоял с отцом. Два отца и два сына, зеркальное отражение величия.
Джордж с Полем двинулись вниз по трапу. С каждым шагом их движения делались все увереннее, и вот они на твердой земле лицом к лицу с султаном и его сыном. Юджиния смотрела, как ее муж поклонился и преклонил колено, а Поль старался подражать отцу, и как рассмеялся султан, потрепав Поля по щеке унизанными драгоценными камнями пальцами и подняв его на ноги. «Мы коронуем себя королем и королевой, а сами притворяемся, как дети, и у нас нет нужных для таких игр правил. Смотрим, как будет играть другой человек. Айварды ждут, мой папа ждет, а Джордж знай себе покачивается на каблуках, пока султан разводит в воздухе руками в рубинах».
Султан снова засмеялся, и это восприняли, как еще один знак, – по причалу пробежал легкий гомон, и все враз заговорили. Толпа разразилась вакханалией приветствий. Юджиния уловила, как несколько раз повторили: «моя дочь», «моя жена», «миссис Экстельм», «мадам Экстельм». Она догадалась, что время спускаться вниз на пристань, но Джордж совершенно не замечал жены и дочерей. Поворачиваясь во все стороны, он, казалось, совершенно позабыл и про корабль, и про свою семью. Он помнил только о Поле – Поле с лежавшей на его плече тяжелой дланью отца. Поле, разглядывавшем султанского сына и постепенно сгибавшемся под этой тяжестью. «Малыш не знает, как ему себя вести, – подумала Юджиния. – Я внушаю ему, что он большой мальчик, а он ведь в сущности все еще только ребенок».
Потом, по одной только ему известной причине, султан решил вернуться по холму ко дворцу. Он улыбнулся, взмахнул ладошками и локтями сразу в нескольких направлениях, затем повернулся на каблуках. Слуги с балдахином со всех ног кинулись догонять его. «Совсем, как на майских гуляниях, когда пляшущие вокруг шеста с лентами собьются с шага», – подумала Юджиния. Ей так хотелось рассмеяться над неожиданной пляской, но она понимала, что этого делать нельзя. Вместо этого она обняла за плечи дочерей и постаралась и дальше вести ту роль, которую ей отвели в этой игре. «И это тоже пройдет, – напоминала она себе. – Мы же не застрянем в этой стране навсегда».
После этого по трапу взлетел запыхавшийся, с выпученными глазами Джордж:
– Джини, все получилось! Он был совершенно очаровательный! Совсем не такой, как о нем рассказывал Браун, – и не обращая внимания на допущенный ляп, с жаром продолжал: – Он планирует небольшое развлечение для мужчин… завтра… он… то есть султан… Вы, леди, будете отдыхать в павильоне, который построен специально для вас, а мужчины будут присутствовать на «скромном представлении»… – Он так и сказал, «скромное представление»! Ну разве это не по-монаршьи?
Джорджу хотелось как-то обойти тот факт, что речь идет о развлечении, на которое будут допущены только мужчины и что он дал согласие взять с собой Поля вопреки предупреждениям Брауна ни в коем случае не покидать борта корабля. Но что понимает он, этот человек, фыркнул Джордж. Султан был абсолютно душкой! Монарх до кончика пальцев!
– Мой сын, конечно, будет нас сопровождать, – заявил ему великий человек. – Естественно, у меня нет сомнений, что и вы захотите, чтобы ваш наследник находился с вами. Эти маленькие мальчики никогда не бывают слишком молоды для благородных зрелищ.
Джордж не знал, что планирует султан, но не сомневался, что их ждет чудное развлечение, как в такой же мере был уверен, что Юджиния будет против. «Только для джентльменов» ни в коей мере не звучит неприлично, и, если примется стоять на своем, непременно выйдет сцена. А теперь, когда он стал самостоятельным, сказал себе Джордж, теперь, когда ни Браун, ни Бекман больше не досаждают ему и не висят над ним, ему нужно показать, кто здесь главный. И если он решил, что его сын будет участвовать в предложенных великодушным султаном мероприятиях, то посмотрим, кто осмелится перечить! Опасно, тоже мне! Этот человек – настоящий джентльмен! Они будут там в полной безопасности, как у Христа за пазухой!
Стоя в центральной части корабля у поручней и величественно махая толпам на берегу, Джордж взахлеб расписывал невообразимые достоинства султана. Он стоял с поднятой рукой, опустив подбородок на грудь, в позе, к которой ничего нельзя было прибавить и от которой ничего нельзя было отнять, – выдвинутая вперед челюсть и прижатая к сердцу другая рука выражали его безмерную благодарность.
Джордж ничего не сказал жене о ящиках с винтовками, которые должны быть немедленно вынесены с судна слугами султана, как промолчал и о Махомете Сехе, которого султан назвал, неожиданно озлобленно взвившись, «подлым убийцей». «Этих небольших слабостей в характере человека Юджинии не понять. Да если бы она только пронюхала про эти ружья, – подумал Джордж, снисходительно улыбнувшись, – она вполне могла бы никого не выпустить с корабля вообще! Женщины могут быть такими малодушными. Вспомните, что было в Африке! Какой шум она подняла по поводу сафари!»
– И вот что, Джини, его величество пригласил всех наших детей провести ночь во дворце! Что ты об этом скажешь? Конечно, с Прю, – поспешил он добавить. – Я на этом настоял. Я знал, что ты потребуешь. Нельзя же, чтобы эти плутишки оказались без своей нянюшки. – Ну, что вы на это скажете, леди? – обернулся к дочерям Джордж. – Здорово, а? Поспать в королевском дворце!
Улыбаясь Лиззи, он снова воздел руку к небу и помахал восторженной толпе. Жест получился величественный и небрежный. Джордж научился быть королем.
– Они не пойдут, – сказала Юджиния. Она почувствовала, как ее куда-то засасывает. Вода кружится все быстрее, и она уже не может держать голову на поверхности. – Только со мной, – добавила она. – Без меня они не сойдут на берег.
– О, мама! – в один голос заныли Лиззи, Джинкс и Поль, и Джордж поддержал их. «Ну, пожалуйста», и все четверо стали подлизываться к ней, канючить, растягивая гласные в полмили.
– А какая там вода? – твердо потребовала ответа Юджиния. – А москиты? А годятся постели во дворце, чтобы на них можно было спать?
Юджиния не смотрела на лица детей. Она знала, что сейчас они видят в ней одноглазое чудище, которое все только портит. Сейчас она для них зануда, которой лучше было бы остаться дома, но какое-то внутреннее чувство подсказывало ей не полагаться на слова мужа. Что-то твердило ей: «Мы зашли слишком далеко, мы увязли по уши».
– А что думает мой отец об этих переменах в плане? – добавила наконец Юджиния. Это была ее последняя линия обороны, и она знала, что Джордж об этом догадается, раскусит ее тактику. – Я полагала, что мы сначала увидимся с ним. Что он придет на корабль. Что мы будем жить на корабле.
– Моя дорогая, моя дорогая, – ухмыльнулся Джордж, заговорщицки подмигнув Полю. – Дело прежде всего. Ты же сама знаешь эти школьные правила. Увидишься с отцом завтра. Тогда будет сколько угодно времени для семейных встреч. Сегодня мы, мужчины, должны будем работать.
Большего Джордж не решался сказать. «Придерживаться отработанной версии, – сказал он себе, – повторять только то, что на поверхности: металлургическая компания, ящики с оборудованием для отделения сурьмы и плавки руды, достопочтенный Николас и раджа Айвард нужны здесь, чтобы обеспечить бесперебойную работу предприятия. Джини все это знает, напомнил себе Джордж, и нет никакой нужды раньше времени пугать ее. У нее будет потом время высказать свой восторг и удивление».
На мгновение Джордж представил, как будет выглядеть эта счастливая картина: Юджиния переполнена радостью от осознания, какой у нее умный муж, она поражена его отвагой и с затуманенными от преданности глазами клянется вечно любить его. Все это будет потом, еще раз напомнил он себе. Время на это будет у нас потом. Затем он повторил про себя свой любимый девиз: «Все будет хорошо». Вот теперь можно обратиться к настоящему.
– Пошли, дети, – решительно провозгласил он. – Давайте готовиться к визиту в султанский дворец. Укладывайте свои лучшие наряды и марш с мистрис Прю…
– Я тоже иду, Джордж, – не дала ему закончить Юджиния. Она понимала, что проиграла, что ухватиться больше не за что, больше нет аргументов, на которые можно было бы сослаться. – Если дети остаются на берегу, я тоже остаюсь там. Если султану это не понравится, тем хуже для него.
Махомет Сех, лейтенант Браун, бугис, второй человек после Сеха у мятежников, и люди из племени ибан торопливо пробирались в сгущающихся сумерках джунглей. Они спешили. Казнь восставших была перенесена. Первоначально она назначалась на конец месяца, но султан передумал (в своем наспех состряпанном указе он сослался на «монаршью прерогативу»). Султан решил поставить «спектакль в честь наших иностранных гостей», «в качестве особой малайской почести мы отправим пленников в лучший мир на глазах у любящего нас народа». Этот план будет осуществлен, как только «Альседо» прибудет в Кучинг. По расчетам Брауна, яхта уже там и прибыла этим утром или, возможно, прибудет после обеда. Сейчас вечерело, а это означало, что казнь состоится на следующий день. Время терять было нельзя.
Сех со своими людьми и Брауном в качестве инструктора шли по тропинкам, неприметным постороннему глазу, перебирались через горные ручьи, карабкались по склонам гор, покрытых осыпями, балансировали на стволах деревьев, перекинутых через глубокие пропасти, крепко взявшись за руки преодолевали стремительные потоки. Между маяком в Танджонт-Дату и Кучингом лежал большой участок джунглей.
Обучение мятежников оказалось делом, намного более трудным, чем думал Браун. И еще ему говорили, что у него будет больше времени, минимум две недели. Первоначально план выглядел так: выгрузить ружья, поработать с людьми и, когда они с Сехом будут готовы, двинуться на Кучинг. Мятеж должен казаться спонтанным, независимым от посторонних влияний, проявлением племенных раздоров. «Альседо» не будет играть в нем никакой роли, он давно уже уйдет и будет находиться намного южнее по побережью. Однако указ султана все переменил.
Обучение пришлось ускорить и продолжать во время переходов. Самые большие трудности встретились со складным штыком, к которому туземцы относились с подозрением, если не сказать с откровенным презрением. Люди Сеха никак не могли усвоить, зачем надевать штык, закрепив его защелкой, если потом приходится оттягивать его назад и укладывать в специальное углубление на ложе. Что толку от штыка, написано было на лицах у воинов, если нельзя пользоваться им, как пикой или копьем? И какой прок от копья, если ты его прячешь? Как о твоей силе узнают враги, если ты не вооружен соответствующим образом? Мысль убирать блестящие новенькие лезвия в ножны вызывала у них смех, как высказывание сомнения в значении снов, как абсурдность идеи о жизни в мире или любви к своему соседу.
Всякий раз, когда он осматривал новое оружие у воинов, штык оказывался торчащим под самым невероятным углом. Они с Сехом снова и снова проводили тренировки: «Штык выдвигай, закрепляй, освобождай, ставь назад» – и каждый раз Браун думал о тех, кто изобрел это прекрасное оружие. Знай они, в какие руки попадет «спрингфилд A3» и что с ним будут делать, то сбежали бы в массачусетские леса.
– Да нет же, это штык вперед, – повторял Браун. – Теперь ставь его на защелку, теперь освобождай и назад. Назад, я говорю! Белапанг! Назад.
А его ученик спокойно выдвигал штык, ставил на защелку, а потом, немного полюбовавшись на свое достижение, вместо того, чтобы вернуть его в первоначальное положение на ложе, втыкал в землю, ближайшее дерево, корневище лиан или каменный склон, и штык неминуемо ломался. Тогда винтовку поднимали, смотрели вдоль ствола и нажимали на курок. Звук выстрела всегда вызывал у воинов бешеный восторг. На миг они расплывались в улыбках, хвастливо поворачивались к своим товарищам, радостно смеялись и тыкали пальцем вверх. Выстрел из ружья был очень смешной штукой. Все начинали разглядывать небеса, словно ждали, что оттуда им на голову упадет стая птиц – ощипанных, вымытых, а, может быть, даже уже приготовленных и горячих, с пылу с жару – угощение на полянке под покровом окружающей лесной чащи. Затем ученик вспоминал о штыке, о том, что он сломан, и швырял «спрингфилд» на землю.
К счастью, винтовок было больше, чем нужно, поврежденные не подбирали. «Их спрячут джунгли тем же манером, как вбирают в себя головы даяков, висящие на стропилах длинных малайских домов, – пришло в голову Брауну. – Кроме того, кому какое дело, где останутся «подарки» Турка Экстельма? Мне было сказано доставить оружие по назначению и обучить людей. На этом моя миссия заканчивается, я получаю свои деньги и свободен».
Браун оглянулся назад на тропинку, по которой Сех и бугис вели своих людей. Возможно, воинам мятежников довольно трудно освоить винтовки, но ходить в строю и сохранять молчание они умеют с пеленок.
Шедший впереди Сех остановился, почти вплотную подойдя к мангровому болоту, и знаком показал, что пора снова забираться внутрь джунглей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71